Дух праздника

3.14.80 г. века Битв. Дейна. Хладберг. Среди заснеженных деревьев мчалось трое. Первый, высокий и темный, прыжкам перескакивал через бурелом и сугробы. Двое поменьше не отставали лишь чудом. Дейна славилась своими снежными зимами и густыми лесами. Наталь бежал последним – третьим – и сполна наслаждался всеми прелестями этой суровой страны. Дыхание рвалось наружу белыми облачками пара. Каштановые волосы, выбившиеся из не туго стянутого хвоста, закрывали глаза. Ноги вязли в снегу, да и собственное снаряжение теперь, скорее, мешало, чем помогало. Латный нагрудник давил, спирая дыхания. Молот в петле бил рукоятью. Не без зависти Наталь смотрел на то, как легко его брат бежит впереди, едва ли не скользя по верхушкам сугробов. Движения Эйнеке не сковывала броня, а оружие его было легче перышка. Впрочем, это не помогало брату догнать сатира. Каждый раз, когда Эйнеке приближался, козлоногое создание разрывало расстояние одним огромным скачком. Позади же остался городок Хладберг и его лесопилки. Хозяин одной такой нанял двух охотников на чудовищ, двух братьев-полуэльфов – Эйнеке и Наталя, чтобы избавиться от сатира. Того желали видеть мертвым, и неспроста. Эту участь козлоногий заслужил, разорив дома лесорубов, выкрав их жен и детей. Мужей, что пошли за ним в лес, сатир также перебил. Пока братья бежали по лесу вслед за козлоногим чудищем, Наталь заметил не меньше пяти тел, развешанных по деревьям. Подмерзшие внутренности фиолетово-красными лентами свисали с заиндевевших ветвей. После Наталь увидел, как его брат и их добыча на миг поравнялись, затем темный рогатый силуэт прыгнул, подняв за собой белый шлейф снега. Прыжок, однако, вышел не таким длинным, как раньше, сатир едва не врезался в ближайшее дерево, не споткнулся и не покатился по сугробам. Заметно замедлился, силясь удержаться на ногах. В этот же момент Эйнеке остановился, вскинув руку. Его пальцы окутал яркий свет, посыпались искры, и короткая вспышка чистой магии устремилась к сатиру. Наталь выхватил молот из петли и прибавил ходу. Там, где стоял сатир, полыхнуло. Грянула очередная вспышка. Шарахнул взрыв, и снег разметало между сосен и высоких дейнских елей. Наталя ударило волной горячего воздуха. Подкосились колени. Заложило уши. Наталь беззвучно выругался, чудом не упав в ближайший сугроб. На какое-то мгновение полуэльф утратил способность осознавать происходящее: слишком уж был оглушен взрывом. Когда же пришел в себя, заметил лишь бодро скачущий вдаль рогатый силуэт, и Эйнеке, смотрящего ему вслед. Судя по всему, сатир успел увернуться от заклинания, а брату теперь нужна была передышка. Наталь снова выругался: их цель оказалась слишком быстрой для заклинаний; потом встал и снова побежал. На этот раз, впрочем, не слишком ровно и быстро. Подле Эйнеке Наталь ненадолго остановился. - Ну, промазал – бывает!.. - подбодрил он брата. Глядя в лицо Эйнеке, Наталь видел свое же отражение: красные от холода щеки, усталое выражение, облака пара, вырывающиеся сквозь сжатые зубы, только вот синие глаза близнеца, и без того светящиеся в темноте, горели куда большим гневом и азартом. - Завались! - рыкнул Эйнеке в ответ. Пару вздохов спустя добавил: - Чего встал?! Беги! Догоняй! Наталь качнул головой: другой реакции от брата он и не ожидал; после продолжил погоню. Теперь Наталь бежал вторым, Эйнеке догонял, а сатир все так же лихо скакал впереди. Молот в руке мешал все больше и больше, да и проку от него не было, покуда Наталь не мог сблизиться с целью для удара. Оставалось только проклинать свою самонадеянность и неправильный выбор оружия для охоты. Как же полуэльф сейчас хотел свой арбалет или хотя бы пару-тройку метательных ножей! Если бы был хоть какой-то шанс попасть в сатира, Наталь бы, пожалуй, и швырнул молот ему в спину, но… Еще одна искрящаяся вспышка подняла волну снега между Наталем и козлоногим чудищем. На этот раз она не оглушила, но отшатнуться все же заставила. Сатир же как ни в чем не бывало отскочил вбок и огромными скачками устремился дальше, к кромке леса. Опомнившись, Наталь ускорил бег, и тут же едва ее не проклял все на свете, когда земля под ногами резко превратилась в склон. Едва устояв, Наталь немного проскользил вниз и остановился. К счастью, он оказался не в присыпанным снегом буреломе, а у замерзшего озера, вдруг вынырнувшего из-за леса. Деревья кончились, и перед Наталем были лишь покатый берег, присыпанный рыхлым снегом, и застывшая под ледяным панцирем водная гладь. Замерзшее озеро поблескивало в лунном свете своей безупречно гладкой поверхностью. По снегу тянулся шлейф пепла и грязи. И темный рогатый силуэт гарцевал точно на середине. Из-под тяжелых копыт летело мелкое льдистое крошево. Вместе с облачками белого пара из пасти чудища рвалось блеяние, надрывное и громкое. Когда сатир останавливался, переставая скакать с ноги на ногу, он бил себя в грудь кулачищами – каждый с голову человеческого ребенка. Ни страха, ни сомнения. Козлоногое чудище вело себя так, словно не оно тут было загоняемой дичью. Наталь ухмыльнулся. Что ж, будь он такой махиной, тоже бы не боялся и не сомневался! Если бы сатир выпрямил свою сутулую хребтину, полуэльф едва ли достал бы тому до плеча. Размеры чудища не могли не впечатлять. Остальное же восхищения не вызывало. Скорее, отвращение. Цвет изрядно потрепанной шкуры едва ли можно было определить: грязь, пепел, копоть и кровь превратили ее в нечто предельно неопрятное и мерзкое. Шерсть на груди, плечах и руках слиплась от крови. Темные следы спекшейся крови остались и на длинных прямых рогах чудища. Скрюченные пальцы сжимались в кулаки и тут же разжимались обратно, демонстрируя острые когти – все так же грязные и жуткие. Но самым запоминающимся и гадким в сатире была его морда. Два огонька глаз, не мигая, смотрели на преследователей. Постоянно раззявленный рот и желтые клыки – по ним то и дело скользил синюшный язык, слишком длинный, чтобы уместиться в пасти. А еще нарывы, ожоги и волдыри… Если не считать бороду, башка сатира была почти лысой. Шерсть на ней здорово опалило. Болезненно-красная кожа все еще гноилась, и даже отсюда Наталь отчетливо чувствовал характерный тошнотворный душок. Похоже, в один из разоренных им домов сатир забрался через дымоход и рогами зацепил котел с варевом, а может, пару раз хорошо получил по харе раскаленной головней. Добродушия ему это явно не прибавило! Тем не менее сатир не походил ни на смертельно раненного, ни даже на уставшего. Почему он вдруг остановился и пожелал принять бой, Наталь не понимал, хотя и догадывался. Безумие. Простое, лишающее всякого страха, безумие. Это оно, наверняка, и толкало сатира в атаку. Наталь пообещал себе, что к концу следующего часа сломает сатиру ребра. Ножом, припрятанным в голенище сапога, отрежет ему голову, один из его рогов проденет в петлю для молота, а перед тем как уйти с этого озера, вспорет стынущему трупу брюхо и разбросает всю требуху по льду красивым праздничным узором. В отместку за все неудобства, так сказать. Короткий рык вырвался из глотки, Наталь ринулся на озеро – к своей добыче. Ноги тут же заскользили. Окованные железом сапоги оказались не слишком-то хорошо приспособлены к такому действу. Наталь зарычал громче, скользя и все же пытаясь удержать равновесие. Каждый шаг давался с трудом, и все же полуэльф приближался к врагу. Все, что видел сейчас Наталь, так это то, как его молот ломает кости сатира, а потом его нож потрошит законную добычу. Козлоногое чудище уже бежало ему навстречу, и каждый шаг громадных копыт выбивал из ледяной корки, сковавшей озеро, белые осколки. Двигался сатир неожиданно легко, ловко и проворно. Наталь только сейчас стал замечать эту неприятную разницу между собой и «добычей». Когда они с сатиром поравнялись, Наталь ударил со всего маху, но лишь колыхнул воздух. Молот потянул в сторону. Ноги снова заскользили. Полуэльф едва устоял. Сатира же перед ним не оказалось. В момент удара тот играючи ускользнул в сторону, прочертив копытами на льду две глубокие борозды. Разворот. Очередная попытка удержать равновесие. Новый размашистый удар молотом – и снова мимо! Сатир поднырнул под руку и даже не задел Наталя рогами. Глухой рык. Осознание собственной беспомощности – и третий удар, самый сильный, быстрый и широкий. И снова молот поразил только воздух. Еще несколько мгновений. Дыхание с хрипом выходило из груди. Затем яркая вспышка боли – и Наталь точно подкошенный полетел на лед. - А-а-арх! - рык сменился криком, когда сатир лягнул полуэльфа под колено. Выронив молот, Наталь упал. Больно шарахнулся грудью и локтями. Судорожно хватанул ртом воздух: падение сбило дыхание. И инстинктивно зажмурился, ожидая, что сейчас ему метким ударом копыта размозжат затылок.

***

Козлоногая тварь замерла среди заледенелого озера. Эйнеке рыкнул сквозь стиснутые зубы. До него медленно, но верно доходил смысл происходящего. «Что-то не так!» - сообразил полуэльф. Он остановился на берегу, у самой кромки. Хоть и стояла середина зимы, а погоды в Дейне весьма холодны, и озеро должно было как следует промерзнуть. Эйнеке не решался ступить на него. Полуэльфа терзало недоброе предчувствие. «Нат?» - переведя дыхание после долгого бега и все же ощущая неприятную боль в груди, Эйнеке вскинул голову. Глянул на брата. Наталь, вестимо, никаких сомнений не испытывал. Миг – и окованный ботинок опустился на присыпанный снегом лед. Эйнеке напрягся, ожидая услышать треск, но того не последовало. Да и могло ли? Копытный-то первым на озеро выбрался! Еще под ним лед бы треснул, если бы оказался слишком тонок! Нетерпеливо перебирая ногами, сатир держался середины. Выжидал. Наталь… Наталь уже не шел – он снова бежал, размахивая молотом! - Проклятье! - выругался Эйнеке и вскинул руки. Воззвал к своей магии. Он точно знал, что вот-вот случится нечто нехорошее, знал, что безумный сатир что-то задумал, но не мог ни остановить брата, ни бросить. Оставалось одно – помочь. «Может, успею прибить тварюгу раньше!» - сказал сам себе, собирая колдовскую силу в ладонях. Вокруг полуэльфа заклубился вихрь энергий. Чародейская сила, обычно укрывавшая Эйнеке незримым, но плотным щитом, теперь обращалась в острие – сиятельное копье чистой магии. Яркие искры пробежались по пальцам. Закололи кожу. Заклятие было готово, однако Эйнеке медлил: боялся задеть брата. Тот уже сошелся в поединке с сатиром. На этот раз козлоногий не убегал. Ловко перескакивая с копыта на копыто, он кружил подле Наталя. Избегал ударов молота, почти играючи уклоняясь от них. В определенный момент сатир обошел старшего полуэльфа и от души лягнул его под колено. Вскрик. Эйнеке дрогнул. На миг утратил самообладание, и кипящий силой снаряд соскользнул с его пальцев. Осознав свою ошибку, полуэльф зашипел. Магическое копье рассекло воздух. Ослепительной вспышкой вспороло ночь. Ударило в лед, рассыпавшись цветными всполохами. Некоторые вышибли из сковавшего озеро панциря с десяток-другой осколков. Другие впились в шкуру сатира, заставив того визжать и плясать на месте. Наталю повезло больше: его не задело. Во всяком случае, Эйнеке не слышал его гневных воплей. «Нет, не повезло!» - мрачно заметил внутренний голос. Треск. Оглушительный и жуткий. - Паскудство! - только и выдохнул Эйнеке, уставившись на побежавший по гладкой поверхности озера разлом. Темная вода хлынула вверх. Невысоко, конечно, но и этого хватило, чтобы полуэльф, набрав в грудь побольше воздуха, завопил: - Нат! Нат, беги оттуда! Поднял было руку вновь – попытался сотворить еще одно заклятие – но дрогнул, зашипел. Вместо магии отозвался голод. Магический. Он требовал восстановить резервы прежде, чем колдовать снова. Эйнеке пошатнулся. Тряхнул головой, рыча. Боролся со вспыхнувшим внутри жадным чувством. Оно крутило внутренности, заставляло кровь кипеть, а картинку перед глазами плыть и мутиться. На миг Эйнеке ощутил слабость: давящую и дикую. Колени его подогнулись, и полуэльф рухнул в снег. Успел выставить перед собой руку, чтобы не клюнуть носом. «Нет! Не сейчас!» - взмолился, борясь с нахлынувшим приступом. Перестук копыт. Отчаянная ругань Наталя. Новый треск и грохот. Эйнеке слышал их будто издалека. Он заставил себя вскинуть голову – поднять взгляд. Увидел Наталя, проваливающегося под лед, а с ним и сатира. На миг потерял сознание, все-таки нырнув лицом в снег. Тут же пришел в себя, ошалело сознавая, что Наталь и сатир теперь вместе бултыхаются в черной воде. - Су-у-ука! - протянул Эйнеке, перебарывая накатившую тошноту. Сел. На четвереньках перебрался на лед. Ладони жгло холодом. Перед глазами все еще мутилось, однако голод отступил. На время. Он еще вернется – Эйнеке это знал, а потому пытался опередить, сделать хоть что-то, чтобы выручить брата прежде. Поднялся. Сделал несколько неуверенных шагов по льду. Легкое сложение и природная ловкость не дали упасть сразу. Эйнеке успел пройти половину расстояния до полыньи прежде, чем ощутил уходящую из-под ног опору. Снова затрещало и застонало. Вереница трещин прошла прямо у сапог полуэльфа. «И какого ты сюда вообще полез?! - возмущенно спросил здравый смысл. - Сам же провалишься!» Эйнеке, игнорируя его, рухнул на брюхо. Прополз еще несколько метров вперед и остановился у сколотого края ледяной корки. Ни сатира, ни Наталя видно не было. Оба ушли под воду, пока Эйнеке приходил в себя и корячился, добираясь до полыньи. Мысленно ругаясь на чем свет стоит, младший полуэльф заглянул в черную бездну, прежде сокрытую льдом. Ничего. Ничего не смог разглядеть под толщей воды! Отчаяние овладело Эйнеке. Сердце так сильно забило в груди, что полуэльф едва не сплюнул его. По крайней мере, ему так самому показалось. Холод и влага, впрочем, довольно скоро напитали одежду. Замерзшее тело утратило чувствительность. Страх за брата притупил боль. Эйнеке все вглядывался и вглядывался в густую черноту воды, покуда наконец не заметил движение: замедленную и заторможенную борьбу. Наталь, кажется, сопротивлялся. Пытался выплыть из глубины и хватануть ртом воздух. Латный нагрудник и совсем одуревший сатир тянули старшего вниз – на самое дно. «Он не убегал от нас и не боролся по-настоящему. Он хотел сдохнуть, но так, чтобы забрать с собой побольше тварей, сгубивших его лес!» - осознал Эйнеке наконец. Он вдруг понял, что двигало сатиром. Козлоногий заманивал их на лед лишь затем, чтобы погубить вместе с собой. Оборвать свою жизнь и жизни ненавистных ему человекоподобных созданий. Сожаление… Сострадание… Эйнеке чувствовал, как они будят в нем излишне яркие и порывистые эмоции, а те в свою очередь взгревают кровь, прогоняют остатки голода и призывают магию. «Его не спасти. Он не хочет спасения! - Эйнеке зарычал, чувствуя, как щит колдовских энергий горит и ярится вокруг него. - Только смерти!» Полуэльф обратил щит в новое острие. Колдовское, почти невидимое (только слабые искорки выдавали его) и все же настоящее – вполне реальное. Эйнеке направил его в воду. Усилием воли повел вниз, в глубину. Хотелось спасать. Проявлять милосердие. Творить чудеса. От и до полуэльф следовал своему желанию. Он дарил безумному сатиру смерть, а своему брату спасение. Магическое острие проникло под тяжелую взмокшую шкуру. Пробило клетку из ребер. Впилось в сердце, затем разрослось. Взорвалось внутри звероподобной туши. Вода забурлила, но в ее черноте не было видно крови. Наталь оттолкнулся от обмякшего и изувеченного тела. Пошел вверх. Эйнеке же судорожно выдохнул, разом выпустив из легких весь воздух. Опять нахлынула слабость. Перед глазами заплясали цветные огоньки. Голод? Нет! Всего лишь откат – справедливая плата за колдовство. Эйнеке принимал ее смиренно и достойно. Впрочем, совсем недолго. Плеск воды. Ор и ругань. Страх в дрожащем голосе. «Наталь!» - опомнился Эйнеке. Его брат все еще был в беде! Плавать, конечно, Наталь умел, но вес брони по-прежнему тянул его вниз. Холод сковывал мышцы – те наверняка уже закоченели! И паника… охвативший старшего полуэльфа страх никак не способствовал его спасению. Благо Наталь в своих отчаянных порывах выбраться додумался доплыть до края полыньи. Эйнеке видел теперь, как его брат всего лишь в паре метров от него пытается взобраться на лед. Тот крошился и скалывался, а Наталь все больше и больше впадал в отчаяние, силясь выбраться. Лицо его было бледно. Губы посинели. Ни дать ни взять живой мертвец! - Не истери, идиот! - просипел Эйнеке брату. Тот, впрочем, вряд ли его услышал. Подчиняясь не столько разуму, сколько инстинкту, младший протянул старшему руку. Попытался ухватить того за ладонь, однако не вышло – здоровенная лапища Наталя выскользнула из тонких пальцев Эйнеке. Тогда Эйнеке просто схватился за первое, что подвернулось ему под руку. Железной хваткой полуэльф вцепился брату в гриву. Потянул на себя. Дико взвыв, Наталь дернулся назад. Эйнеке провезло брюхом по льду. На миг он вместе с братом занырнул головой под воду. Та обожгла не хуже крутого кипятка! Выпустив Наталя, Эйнеке резко оттолкнулся от него – дернулся обратно. Чудом сам целиком не ушел! Впрочем, умудрился удержаться на льду. Теперь же, лежа на спине подле полыньи, Эйнеке судорожно хватал ртом воздух. Округлившиеся глаза ошалело и тупо пялились в ясное ночное небо. Слух ловил яростные всплески в воде, но разум отказывался их воспринимать. Эйнеке остался один на один с собственным страхом. Утонул в нем, как в ледяной воде. Вдруг воцарилась тишина: неестественно тяжелая. Прерывал ее лишь ожесточенный стук сердца и прерывистое дыхание, срывающееся с губ вместе с белесыми облачками пара. Одно мгновение – невозможно долгое и тягучее. Оно понадобилось Эйнеке, чтобы осмыслить происходящее. Нет всплесков и ругани, треска ломаемого льда. Нет борьбы. Нет Наталя. «Нат!» - отчаянно завопил полуэльф. Впрочем, только в мыслях. Из глотки его вырвался лишь слабый хрип, смешанный с чем-то уж совсем невразумительным. Сил двигаться не было. Вернее, осталось их слишком мало, чтобы и двигаться, и спасать Наталя. Эйнеке предпочел сделать то, что и делал всегда (или по крайней мере большую часть сознательной жизни), он доверился магии. В последний раз воззвал к ней, отдавая всю свою силу без остатка. Повелел ей вытолкнуть Наталя к поверхности, придать тому сил и отваги, ободрить. Спасти! Удовлетворенно улыбнувшись, Эйнеке отдался накатившему мраку.

***

Он пришел в себя лишь на миг, сам удивленный тому, что еще жив. Магия что-то все же оставила внутри худощавого тела. Эйнеке не торопился открывать глаза. Он не чувствовал опоры под собой. К тому же его слегка покачивало из стороны в сторону. Мокрые волосы и одежда, кажется, покрылись тонкой корочкой льда. Тело била дрожь. Щекой и ухом Эйнеке чувствовал что-то мокрое и холодное. Он все-таки приподнял веки, понимая, что находится у кого-то на руках. Мокрое и холодное оказалось задубевшим поддоспешником. Наталь. Даже сквозь мутную дымку перед глазами Эйнеке уловил знакомые черты – свое отражение: смесь хищного эльфийского изящества и грубоватой человеческой простоты. Каштановая грива – прежде непослушные вьющиеся локоны – неопрятными темными сосульками свисала на лицо. Матово-белая кожа, дрожащие синюшные губы. Круглые от страха глаза. Наталь был сам не свой, но… «Живой!» - вспыхнула в уме и тут же погасла одна-единственная слабенькая мысль. Она принесла радость и облегчение. Эйнеке даже смог приоткрыть рот, выдавить из горла несколько слов: - Чтобы я… еще раз… тебя спасать… полез!.. - прозвучали они. И Эйнеке снова отдался беспамятству.