Жизнь-водоём

На несколько секунд Артём перестал видеть. Когда зрение вернулось к нему, первое, что он имел счастье лицезреть, был обеспокоенный Лёха: - Ты как? – совершенно бессовестным образом поинтересовался друг. - До того, как ты двинул меня в нос, нормально. И он не врал. Боже, только не сейчас! Тёма шмыгнул разбитым носом, коснулся его, прошипел от боли. Лёха сердито засопел и выпрямился. Упер руки в бока, расставил ноги. Прямо над ним стоял, сука, возвышаясь, будто Колосс, ебать, Родосский. Артём подумал, что Алексею только галифе со стеком не хватает и вышел бы истинный ариец. «Характер нордический, не женат», - услужливо подкинула перл память. Впрочем, последнее было временно и легко поправимо – Оксана, да. - А почему я тебя двинул в нос?! Я двинул, потому что ты меня поцеловал! – искренне возмутился Лёха. – Что на тебя нашло? Артём пожал плечами из положения лежа. Он не протрезвел, и язык его явно опережал мыслительный процесс: - Я люблю тебя. Лёша ненадолго завис с глупым выражением лица. Таким глупым, что Тёма даже умилился. - Чего? – переспросил наконец Лёха, наклоняясь к нему, как будто от того, на каком расстоянии он будет от Артёма, что-то изменится. - Ничего, - пробурчал поверженный страдалец. Он попытался подняться, и в голове зазвучали церковные колокола. Хорошо, хоть хора ангелов не было: хора Артём бы не пережил ни под каким соусом. - Твою мать, - произнес он и снова опустился на пол, смиряясь с неизбежностью. И, кроме того, на полу было лучше - ламинат приятно холодил ушибленный затылок. - Вставай! – заявил Лёха и, не дожидаясь реакции, вздернул Артёма на ноги. Это было жестоко. Мир перевернулся, голова закружилась, и Тёма оперся о друга. Их лица снова оказались в непозволительной близости друг от друга. - Еще раз поцелуешь… - предупреждающе начал Алексей, но не договорил, неловко замолчав. Даже покраснел. Артём фыркнул, но сдержался от едкого комментария. В скорбном молчании они добрались до Тёминой кровати, куда оного и скинули совершенно бесцеремонно. Артём снова раскинулся звездой и уставился на своего друга. Лёха тоже смотрел на него. Не, ну а че он хотел? Собственно, все было уже сказано, и Тёма терпеливо ждал своей участи. Казнить нельзя помиловать.** Лёха мялся, не зная, как себя вести у постели смертельно ушибленного. - Совсем дурак, да? – наконец выдал он, порылся в своих карманах и вытащил платок. Тёма очень надеялся, что в него еще не сморкались. Алексей протянул платок другу. - Совсем, - согласился Артём, принимая платок, прикладывая его к кровоточащему носу, и готовый в эту минуту признаться в чем угодно. Да он и признался! Что теперь с этим делать: списать все на зеленого змия или добить, так сказать, до конца, он не знал. Тёма рисковал потерять друга. Однако держать все в себе… «Вредно». - Я люблю тебя. - О-о-о, - простонал Алексей, поднимая глаза к потолку, - ты снова это сказал! Совсем охуел! У тебя нет белой горячки? – друг опустил голову и красноречиво оглядел армию из пустых бутылок. - У меня жизни нет, говнюк ты этакий! - в сердцах сообщил Артём и закрыл глаза. Было по-настоящему обидно: его чувства приняли за пьяный бред. Хотя чего он хотел? Все эти годы он старался не показать их, не проколоться на какой-нибудь мелочи. И вот несколько дней назад все пошло прахом. Начало идти, а рассыпалось - сейчас, несколько минут назад. Там. Перед дверью в его квартиру. Однако, все равно, Лёха мог бы сказать не так грубо. Но он сказал так, как сказал, и теперь Тёма имел полное право валяться здесь с чувством оскорбленного достоинства, прижимая к ушибленному носу платок, пахнущий Лёхой. То есть он ведь должен был пахнуть Лёхой, раз лежал в его кармане, так? Кровящий нос обонять отказывался напрочь и был в явном сговоре с ноющим затылком. Артём приоткрыл глаз и взглянул на друга. Тот сердито смотрел на него. - Чего? - Это ты у меня спрашиваешь? Ты ко мне пришел. - Я не об этом, - сказал Лёха и опустился на край кровати. Осторожно так опустился, будто Тёма мог сейчас вскочить и с криком: «Э-ге-гей!», - сбросить с себя одним махом всю одежду, включая трусы. Было бы красиво. Артём даже вздохнул, замечтавшись. Алексей с сомнением косился на него: - Может, тебе кофе сварить? - Тебе или мне? – переспросил Тёма. - Мне - тебе. - Тогда – может. Лёша поднялся и ушел на кухню греметь посудой. Артём отнял от носа окровавленный платок. Надо бы приложить лед, но вставать было лениво и небезопасно – вдруг пол снова сделает кульбит, и они сольются в повторном экстазе? Затылок протестующе заныл. - Да, ваша честь, - пробурчал Тёма. И заорал от неожиданности, когда ему на живот упала упаковка замороженных пельменей: - Ох, ты ж, блять! - Всего лишь пельмени, - сделал очень уместную поправку Лёха, успевший скрыться за дверью и проорать из-за нее: - К морде приложи. - К морде… бе-бе-бе, - передразнил его Артём, но пельмени все же приложил, почувствовав некоторое облегчение: - Не к морде, - он вздохнул через рот, - а к красивому лицу. По квартире стал распространяться ароматный запах кофе. Тёма был готов на подвиг, чтобы отпить хотя бы один глоточек, когда дверь в его комнату распахнулась, и на пороге возник Алексей с подносом в руках. - Чего барин желает? – пытаясь подражать голосу простого мужика, пробасил Лёха. - Тебя, - вновь допустил ошибку Артём. Какая уже в жопу разница? Ну да, ну да, в жопу – никакой. - Слушай, ты какой-то неадекватный сегодня, - друг приблизился и поставил поднос около Тёмы. – Пей давай, обретай разум. На подносе лежало несколько бутербродов, и стояла чашка великолепного крепкого – даже по запаху – кофе. - Пью. Артём сел. Потянулся к кружке. Рука сильно дрожала. Лёша наблюдал за ним, потом категорично изрек: - Поить не буду! - Завали, - Тёма наконец приладился, примерился к чашке и отхлебнул обжигающей жидкости. – А-а-а, - простонал он, в блаженстве закрывая глаза. – Это как первый секс! - Такой же ужасный? - У кого как. Некоторое время они молчали. Артём пил свой кофе, Алексей просто наблюдал за ним, иногда качая головой. Когда Тёма поставил чашку на поднос, в голове немного прояснилось. Сердце забилось быстрее, разгоняя кровь. Желудок потребовал дополнения к горькой воде, и Артём потянулся за бутером. - Скажи, ты серьезно? – вдруг спросил Лёха. Тёма замер на середине движения: - Да, - коротко ответил он, идя ва-банк. - И как давно ты понял? - Что именно? - Ну, что ты… - Лёша поиграл бровями. - А ты произнеси это, - проявил свою мерзкую сучность Артём. Алексей зло посмотрел на него и четко проговорил: - Что ты гей. - Давно. Еще в школе. - Когда мы с тобой за одной партой сидели? - Ага, - Тёма опустил руку себе на колено и сверлил друга взглядом. Рыжие волосы аккуратно подстрижены. Одет так, словно где-то оставил свой пиджак – с иголочки. Глаза блядские – зеленые. Пальцы длинные – потирают высокий лоб. Губы эти… красиво очерченные! «Вот же…» Лёшу хотелось поцеловать. Даже если ударит еще раз, плевать, все равно хотелось! - А меня ты когда?.. «Тебя я еще никогда», - подумал Артём и умилился коротенькому словечку «еще». - Чуть позже. Это была правда. Он не сразу понял, что Лёха нравится ему настолько, что хоть головой об стену. - А, - Алексей кивнул и снова подвис. - Будешь кричать, что я пидор? - На лестнице же не закричал. Теперь поздно. - Да,- согласился Артём, - теперь действительно поздно, - он внимательно посмотрел на Алексея, на нетронутые бутерброды, а потом спросил: - А ты не хотел бы попробовать? У Лёхи даже челюсть отпала: - Что?! - С мужчиной. Со мной. Уточнять было не обязательно, но, видя огромные Лёхины глаза – лучше было подстраховаться. На всякий случай. А то еще решит, что Артём предлагает его соседу дяде Коле. - Поверить не могу, что ты мне это говоришь. - А если все-таки поверить? - Артём… - Лёха смотрел на него так, словно сомневался. Словно не было у него Оксаны. Да если и была – сейчас они были здесь, наедине, и совершенно ничего не мешало им слиться в неземном экстазе. У Тёмы даже слюны во рту прибавилось: он ощутил, что если немного дожать Лёшу, то мечта могла исполниться прямо здесь и сейчас. И это было так горячо, так волнующе, что рука сама собой потянулась. Алексей дернулся было, но потом застыл на месте, с опаской глядя на своего друга. Артём улыбнулся, коснулся гладко выбритой щеки горячей ладонью. Как говорил его первый учитель: стопроцентных натуралов нет. Тёма очень хотел проверить эти слова. От руки Лёша больше не шарахался, и Артём осмелел. - Не переживай, тебе будет со мной очень хорошо, - он смотрел, как дрожат ресницы друга и сглотнул слюну. Подсел ближе, отодвинул в сторону поднос, приблизил свое лицо к лицу друга. Втянул воздух носом. Попытался… чуть было не закашлялся от попавшей в горло крови. - Доверься мне. Мы можем просто… - он качнулся вперед, взглянул в глаза, словно бы спрашивая разрешения, и… И полетел на кровать. - Да что ж ты за гад такой! – воскликнул Тёма в сердцах, ударяя кулаками по покрывалу. Было обидно. Чудовищно обидно – поманили конфеткой! И отобрали. Ну кто так делает? Лёша стоял около двери: - Ты – жив и не помер. Кофе я тебе сварил, еды приготовил, - он имел в виду, конечно же, криво порезанные бутерброды. – Зайду позже! И был таков. Просто взял и ушел! Бросив друга в одиночестве и с каменным стояком. - М-м-м, - простонал Артём, закрывая руками лицо: - С-с-су-у-ука. И был чертовски прав.