Вихор судьбы

6:30. Большие Стыды, двор тракториста Данилы. Петухи заголосили, срываясь на сип, требуя выпустить их из сарая. Коровы, привыкшие к раннему выгону, тоже давали о себе знать, распевая затяжное «м-у-у». С трудом выходили из домов хозяйки, мучимые похмельем. Они еле волокли ноги, нечеткими движениями, не с первой попытки открывали засовы сараев. Те, что посвежее, приносили подругам рассол, самогон на опохмел для мужиков, делились остатками аспирина и анальгина. Несмотря на все мучения, вчерашний праздник вспоминали без злости и сожалений, сравнивали с событиями многолетней давности. Вспоминали, как справляли свадьбы, рождения, новоселья. На какое-то недолгое время удалось вернуть жизнь и радость в умирающее село. Утреннее нежное солнце поглаживало своими лучами спящих людей, которые подобно павшим воинам в неравном бою, растянулись на траве. Впитавшая выпавшую ночью росу одежда облепила их тела, а свежий утренний ветер холодил кожу. Муравьи успели проложить дорожку через вытянутую, бездвижимую руку Виталика. Рябая курица гребла когтистой лапой землю у самого лица Данилы., а в волосы Никиты, заползал маленький еле заметный клещ. Первым проснулся Данила. Вытер со щеки пущенную слюну, почесал израненный зад, поправил штаны и сел. В голове шумело, во рту будто куры насрали, в желудке бултыхалось что-то колючее, желающее вылезти наружу. Осмотрев пустым взглядом пейзаж, он вспомнил обрывки вчерашних событий. С ними же вчера была Надька, так почему валяется Виталик? Плохо о себе думать Данила отказался. Успокаивался тем, что ни одна женщина средней степени приличности не останется валяться на дворе у мужика, даже если это мужик ей приходится не родным сыном. А еще они собирались пойти на воскресную службу. Подумав об этом, Данила скривился. Нет, на службу он точно не пойдет. Только на больную с похмелья голову слушать нудные проповеди брата Веника, точнее, Отца Веника, но кто разбирается в этих церковных чинах? Уж лучше проспаться до обеда, а потом пойти вспахать огород бабке Глаше, тот, что за баней. Давно уже просит. Вторым проснулся Виталик. Его тошнило. Повинуясь инстинкту, он перевернулся на живот, спрятал голову под развесистый лопух и исторг под него как минимум половину съеденного и выпитого вчера. Проблевавшись, бессильно повалился на бок, обнял голову руками и жалобно заскулил. В городе ему не доводилось так напиваться. Во-первых, было не с кем, во-вторых, не было повода, а в-третьих, он всегда придерживался эстетики своего темного образа. Сейчас же ему было так плохо, что даже сил жалеть себя не хватало. Хотелось закатится куда-нибудь под лавку и там провести остаток жизни. Позднее всех зашевелился Никита. Он как мог откладывал момент просыпания. Спал из последних сил, даже когда услышал возню рядом и понял, что друг и отец проснулись. Никите было стыдно. Не в пример остальным он хорошо помнил события вчерашней ночи. Как теперь смотреть в глаза Кире, Наде, отцу? Сдохнуть бы прямо сейчас, чтобы не мучиться угрызениями совести, но это будет слишком малой карой для него. Изобрести бы машину времени, вернуться во вчерашний вечер и уебать себя этой машиной по голове. Несчастный Виталик вновь зашевелился. На этот раз хотелось в туалет. Превозмогая боль, бившую в виски чугунным молоточком, он поднялся на ноги, держась руками за голову и поковылял к туалету. Там его вновь стошнило от отвратного запаха. — Ты как? — сипло поинтересовался Данила у вышедшего из нужника еще более зеленого Виталика. — Отвратительно, — ответил он. Нашел взглядом спящего на траве Никиту, и даже немного полегчало. Данила понимающе кивнул, тоже посмотрев на сына. — Надо его в дом занести, нечего спать на земле. Поможешь? — спросил он у Виталика. — Я сам, — подал голос Никита. — Поднимайся давай, — сказал Данила и первым пошел в дом. Надо было найти лекарства, посмотреть, остался ли рассол, наверняка ведь не все банки вчера открыли. Да и просто выпить крепкого горячего чаю, каким бы противным с бодуна он не казался, было бы полезно. Поднявшись на ноги и отряхнув пыль со штанов, Никита виновато посмотрел на Виталика. Тот обиженно отвернулся. «Обиделся, значит», — понял Никита. Надо будет с ним потом поговорить, успокоить. Друзья вошли в дом поочереди: сначала Виталик, затем Никита. На столе их уже ждал чай в больших кружках, таблетки анальгина, активированный уголь и тарелки разогретых щей. — Я не могу есть. Меня тошнит, — заявил гот. — Надо. Как раз и тошнить не будет. Водно-солевой баланс восстановишь, — блеснул эрудицией Данила. Парни уселись за стол. Уныло возились ложками в супе, тяжело вздыхали и болезненно жмурились. Данила же внимательно смотрел на сына и продолжал подбирать варианты, кто же его мать. Мать его. Думать получалось с трудом, зато детали всплывали гораздо четче. По всему получалось, что когда сынок был зачат, сам Данила находился на Кубани. Конечно, не исключено, что сынок недоношенный или переношенный, что менее вероятно, только вот и приблизительный период не совпадал. Не мог же Никита родиться пятимесячным. Слишком уж широк в плечах, да и здоровьем заметно не обижен. Все вместе казалось очень странным. Такие явные внешние сходства и такие расхождения во времени и пространстве. Посмотреть бы на фото матери, тогда бы сразу стало ясно: знакомы они или нет. И как только раньше не додумался? — Никит, — обратился к сыну Данила, — а у тебя, случаем, нет фотографии мамы? — Есть, — ответил парень, — правда, совсем новые, но она не сильно изменилась, — парень отвлекся от ковыряния в супе, сделал большой глоток чаю, и только потом пошел в комнату. Там он недолго копался в сумке и вернулся с телефоном. Пролистав на экране несколько страниц меню, выбрал галерею и нашел нужные фото. — Вот, — он протянул мобильник отцу, — это она на моем выпускном. А вот мы на море. А это ее день рождения. Никита листал фотографии, а Данила глядел на женщину и понимал, что не знает ее. Она была совершенно не в его вкусе. Болезненно бледная, худощавая, светло русые волосы, собранные в пучок и лицо почти без макияжа. Женщина была похожа на мотылька, а если совсем точно — на моль. Такие никогда не привлекали внимания Данилы, уж слишком у них завышенные требования при минимуме внешних данных. — Она всю жизнь работает учительницей русского языка и литературы, — стал рассказывать Никита. — Говорит, это ее призвание. Еще и училка. Данила попытался представить, в каком состоянии он должен был быть, чтобы связаться с этой женщиной, но ведь связался, иначе откуда Никита? Парень перевел взгляд с фото матери на напряженное лицо отца. — Ты ее совсем не помнишь? — спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ. — Не помню, — согласился Данила. Если бы не похмелье, Никита бы очень расстроился, даже разозлился, но резко реагировать на что-либо сейчас было трудно. Он сел обратно на кривоногий табурет, отпил еще чаю. Тут-то Данила и заметил маленькое черное пятнышко в волосах сына. Он провел по ним рукой, желая стряхнуть соринку, та осталась на прежнем месте. Вторая попытка оказалась не более удачной, и Даниле пришлось наклониться, чтобы разглядеть инородный объект. — Что там? — раздраженно поинтересовался Никита. — Не знаю, — ответил Данила и, присмотревшись, констатировал: — Да это в тебя клещ вцепился. — Как клещ? — не зная, пугаться или сохранять спокойствие, спросил Никита. В городе всегда говорили, что клещи очень опасны. — Он же может быть заразным. Надо срочно в больницу, — в отличие от Никиты, поднял кипиш Виталик, которому заметно полегчало после завтрака. — Да сядь ты, — приструнил не в меру запаниковавшего гота тракторист, положив руку тому на плечо и усадив обратно на стул. — Вы что! Он же может быть энцефалитным! — верещал Виталик. Данила посмотрел на Виталика так, что тот умолк, но все еще продолжал непрерывно подпрыгивать. Схватив клеща пальцами, Данила повернул его несколько раз, вытащил и раздавил в пальцах. — Все, — объявил он. Никита нервно почесал место, откуда удалили клеща. — Нельзя же так! — снова раздухарился Виталик. — Надо было маслом помазать или еще что, чтобы клещ сам вылез, а с таким варварским способом у него же наверняка голова осталась под кожей! — подскочив на ноги, он стал рыться в никитиной голове, со стороны очень напоминая обезьяну. — Нет там ничего, — отмахнулся Данила. — Ага, нету?! А это что? — он ткнул пальцем в оставшуюся небольшую ранку. Нехотя посмотрев и ничего не увидев на месте укуса клеща, Данила заметил нечто другое. Волосы на макушке Никиты росли очень странным образом. Один вихор торчал против роста всех остальных волос, но из-за короткой — почти под ноль — стрижки это в глаза не бросалось. В отличие от другого человека, у которого волосы росли точно так же, и он их постоянно зализывал, стараясь скрыть дефект. — Веник, ах ты старый козел, — промычал себе под нос Данила, наконец-то понимая, откуда у Никиты такое поразительное сходство с ним. — Что? — не расслышав слов отца, переспросил Никита. — Да ничего. Говорю, что и правда надо бы клеща отвезти, проверить не энцефалитный ли. Не дожидаясь реакции студентов, Данила поспешил вон из дома. Оказавшись за дверью, щелчком выбросил клеща куда-то в пространство, выгнал из сарая трактор, завел его и поспешил поскорее к церкви. Как раз успеет к концу службы. В голове никак не укладывалось, как его брат, с детства решивший стать священником, вдруг сделал сына? Значит, и ему не чужды человеческие слабости. И по срокам все совпадает. Веник в то время как раз был семинаристом и учился в Москве. Какие женщины нравились Вениамину, Данила никогда не знал, но, судя по характеру брата: синие чулки, училки, холодные мамзели, при слове «жопа» падающие в обморок — как раз Венин стиль. — Куда это наш Данька полетел? — спросила одна бабка соседку, когда мимо них необычно быстро проехал трактор. Даниле же казалось, что трактор едет катастрофически медленно, поэтому он прибавлял газу, но трактор упорно тащился со скоростью большой улитки, зато дымил на всю дорогу. Выехав из деревни на относительно ровную и широкую дорогу, Данила погнал трактор на всех скоростях, но даже так езды еще на пару часов, а Даниле не терпелось сообщить брату о сыне, о его сыне. Завидев впереди грязную, поросшую мхом и молодой порослью развилку, Данила решил срезать. Можно же проехать через болота, там быстрее. Конечно, можно завязнуть, но он же не на легковой иномарке, а на вездеходном тракторе «Беларусь». Скоча по кочкам, переворачивая огромными колесами мокрый дерн, Данила живо представлял себе картину разговора с Веней. Теперь братец казался не таким инопланетным монстром, он стал понятнее, ближе. Даже захотелось растрепать ему волосы, совсем как в детстве. Правое колесо прокрутилось на месте и трактор медленно стал заваливаться набок. Данила вылез из кабины. Половина колеса потонула в затхлой воде. Самому с места не сдвинуть, нужно дернуть, а дернуть сможет только Семен из соседнего села. Ладно, не до него сейчас, надо спешить к брату. Достав из кабины топор, Данила срубил молодую осинку, очистил ее от веток и проверил получившийся дрын на прочность. Отлично получилось. Добираться через болото пешком, конечно, опасно, да и получится дольше, зато отсюда уже виден крест, венчавший купол колокольни. Резво перепрыгивая с кочки на кочку, тыкая в гнилую воду палкой, Данила приближался к цели. Вдруг за деревьями мелькнула человеческая фигура. Данила затормозил и обернулся. Мгновение бородатое заросшее лицо сверлило Данилу злым взглядом и вновь скрылось за деревьями, уходя вглубь леса. — Стой, мужик! — крикнул Данила, желая предупредить неизвестного, что в ту сторону будут другие болота и лес не закончится, так и будет потерявшийся грибник скитаться, но «леший» уже скрылся из вида. — Да и хуй с тобой, — махнул рукой Данила. Нога сползла с промокшей под тяжестью человеческого тела кочки, Данила не удержал равновесия и шмякнулся задом в черную вонючую воду. Оказалось не глубоко. Тракторист легко поднялся на ноги. — Твою мать, — с досадой произнес он, стоя по колено в воде и рассматривая себя грязного, мокрого, вонючего. Сам как леший. А вот вылезти на кочку не удалось, сапоги увязли в болотной глине. Подергавшись, Данила с сожалением понял, что сапоги не спасти. Вытащив одну ногу из обуви, на четвереньках он перелез на относительно сухую и твердую почву, но случилось непредвиденное. Руки разъехались, лицо уткнулось в холодную грязь, будто кто-то подтолкнул. Данила дернулся, но что-то держало, вдавливало в грязь. Тракторист задергал ногами попытался упереться руками, но они не находили ничего твердого, лишь глубже погружались в ил. Дышать стало совсем невозможно. Отчаянно запрокинув голову назад, Данила вдохнул. Открытый рот наполнился грязью и жижей.