Разница возраста

      Пушкина везли сидя, в течение часа. Его беспокоила сильная боль в области ранения, наступала мучительная тошнота и кратковременные потери сознания, из-за которых приходилось останавливаться. Пушкина привезли к его дому, в котором он очень давно не находился с того момента, когда Гоголь позвал жить его вместе с ним, но он был убран, уборщица приходила в свободное время и убирала поместье поэта до чиста, так как ей это было в радость. По приезду сразу же послали за докторами.       Пушкина аккуратно уложили на кровать. В дом внесли на руках. Делали все, что бы он не делал лишних телодвижений. К дому прибыли два врача – Задлер и Шольц. Приехав первыми, осмотрели ранение и с глубочайшим сожалением один из врачей выдал то, чего не очень хотелось бы слышать никому из присутствующих: - Александр Сергеевич в лучшем случае протянет не больше недели, но так как ранение очень серьезное, то поэту остается жить в пределах двух дней. Доктор резко замолчал, в доме на пару секунд раздалось молчание и резкий рёв Гоголя, стоящего рядом с кроватью своего возлюбленного. - Можно что-нибудь сделать!? Пожалуйста! - Если бы мы могли, то мы бы поставили его на ноги… Но мы лишь можем только затянуть рану и посоветовать не делать лишних движений. – Шольц, сделав перевязку Пушкину, заключил на том, что скоро прибудет другой врач, который будет присматривать за поэтом, пожелав Александру выздоровления, они уехали по делам, как и все остальные кроме Николая Васильевича и Данзаса. Данзас ушел к выходу встретить врача, а Гоголь аккуратно взял руки Пушкина, смотря плачущими глазами на него, произнося на всхлипах: - Милый, тебе обязательно помогут! Может тебе что-нибудь надо? - Н..нет – Пушкин кашлянул и взялся за больной бок, прошипев негромко от боли. Гоголь вздрогнул и не знал что предпринять: - Тебе больно? Если тебе что надо, говори сразу! Я сделаю! - Н..нет! Не надо, милый – больным и усталым голосом произнес поэт – сиди спокойно… - Хорошо – Гоголь не спускал глаз с возлюбленного и думал лишь о том, что бы этот кошмарный «сон» наконец закончился. Приехал Николай Фёдорович Арендт, он также осмотрел рану. Пушкин просил его сказать ему откровенно, в каком он его находит положении, и прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему необходимо знать наверное своё положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные распоряжения. — Если так, — отвечал ему Арендт, — то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды. Гоголь с ужасом посмотрел на врача, проклиная дуэль, которая была между его любимым и Дантесом. Посмотрев на перевязанную бинтами рану Пушкина, спросил у врача: - Николай Фёдорович, возможно вы и не эксперт в дуэлях, но вы может знаете как они проводятся? - Николай Васильевич, я бывал на них. Присутствие врача - обязательная процедура. Ещё могу с уверенностью сказать вам, что секундант проверяет у дуэлянтов одежду перед дуэлью. Если даже эти малейшие требования были не выполнены, то это нарушение дуэльного кодекса. Таким образом, поступок секунданта можно назвать «игрой в благородство».       Гоголь был удивлён словам Николая Федоровича, и его злость к Дантесу только возросла. Гоголь вспоминал, кто должен был проверять дуэлянта... Ну конечно! - Я обязан проучить Данзаса! – взвёлся Николай - Он не достоин судить больше никого! Из-за его ошибки сейчас страдает Пушкин – он указал рукой на больного Александра –Если он продолжит ошибаться в дальнейшем, то из-за него могут в будущем умереть великие люди! Гоголь выбежал к выходу, но след Данзаса уже простыл. Николай, сжав кулаки, вошел в дом, надевая свою мантию: - Я еду на поиски этого мерзавца. Пожалуйста – указал пальцем на Арендта – не отходите от его постели, если ему что понадобиться, то пожалуйста давайте, если будет пререкаться, но это будет важно для Саши, пожалуйста… - Стойте, стойте, – Николай Фёдорович показал обе руки, слегка нахмурив свои брови – я вас понял, я знаю как вам дорог Пушкин, я сделаю все что в моих силах Николай Васильевич. - Уж постарайтесь. - Коля стой! – резко сказал Александр и Гоголь обернувшись, подошел к Пушкину и сел на колено. - Да, ми… Саша ~ Арендт улыбнулся, но молчал. Пушкин посмотрел в глаза Гоголя и взяв его руки, произнес: - Выполни для меня просьбу, пожалуйста. - Говори, я сделаю для тебя что угодно! - Пожалуйста, ради меня, найди его… Он находится недалеко отсюда… - Пушкин прокашлялся и продолжил разговор – Расскажи ему о новости. Гоголь взглотнул, прикрыв глаза, выдохнул сильно через нос. - Я понимаю, что это тяжело для тебя, Коля… - Я сделаю как ты просишь – спокойным голосом ответил Гоголь и вышел к выходу. – Это все? - Да… я буду очень благодарен тебе – Александр сделал воздушный поцелуй и слабо улыбнулся. Гоголь чуть не покраснел, сдержав эмоции, бушующие внутри него и вышел к кучеру, ехав в примерное местоположение Данзаса, а точнее к нему домой. Выйдя из кареты, сказал кучеру ждать его на месте и направился к дому. Посмотрев в окна, походив вокруг, понял что Данзаса не было на месте, так как даже не стояла около дома карета, на которой он уехал после дуэли Пушкина. - Потом с тобой разберусь! – Гоголь вернулся к карете, сказал кучеру дальнейший маршрут, закрыв глаза и скрестив руки на груди, о чем то задумавшись. Дальнейшая встреча очень не была приятна Николаю, но ради Пушкина он был готов это сделать. Через время кучер остановился и сказал, что они подъехали. Гоголь посмотрел в окно и вышел, закрыв дверь кареты, выдохнув. - Вас снова ждать? – спросил кучер. - Лучше да, не знаю, насколько долгим будет наш разговор. - Николай Васильевич… Гоголь повернул голову и удивленно глянул туда, куда указывал кучер. Карета, на которой предположительно уехал Данзас… Николай Васильевич вбежал в дом к квартире и очень громко начал долбиться в дверь и ему открыл конечно же Данзас. Николай Васильевич часто задышал и не сдерживая эмоций, начал говорить довольно громко: - Что ты здесь забыл! Убийца! Его тоже решил утащить на тот свет за Пушкиным!? Всех и сразу!? Данзас не ожидал такой реакции от Гоголя, закрыв ему насильно рот и затащив в дом, сказал: - Тихо сударь! Я лишь приехал сказать Лермонтову о ранении Пушкина. Хотел его отвести, но он упирается, начал чуть ли ни на себе волосы рвать. Я пытался уговорить его поехать, но он как дитя – не дается. Гоголь с жалким видом посмотрел в сторону комнаты, где сидел Лермонтов и произнес: - То, как зверь, она завоет, то заплачет как дитя… - Заговорил как … Кхем. Слушай, может ты попробуешь поговорить с ним. Пожалуйста, есть шанс что он может тебя выслушать. - Я поэтому сюда и приехал. Но ты опередил меня… Я с тобой еще разберусь, Данзас. – Гоголь злобно посмотрел на мужчину, направившись к Лермонтову. Тот сидел в теплом пледе поджав ноги под себя и слабость взяла вверх – он ревел, кашляя прикрываясь и вытирал заплаканные глаза платком, который когда то на свидании подарил ему Пушкин. - Это правда?... – не поворачиваясь, спросил Лермонтов у Николая. В ответ лишь было молчание. - Миша, послушай, ты ему нужен. Я делаю все ради Саши, и ты пожалуйста сделай это ради него. Поехали со мной, он будет тебе рад, думаешь если бы он не хотел тебя видеть, я бы сейчас сидел с тобой тут? - Ты прав – на мгновение Михаил Юрьевич перестал плакать и повернулся к Гоголю. Его вид был потрепан, как и сам парень. – Я слишком накрутил себя… Я думал … - С Пушкиным могло произойти что угодно – оба проговорили синхронно. Михаил удивился, смотря на Николая Васильевича, который опустил голову, сжимая в своих руках перчатки. Гоголю Лермонтов напоминал сейчас себя вчера вечером. Парень подсел ближе и положил руку на руки поэта, резко и неожиданно Гоголь обнял и прижимал Лермонтова к себе, тихо плача: - Мне тяжело. Мне тяжело это признавать Миша! Я как и ты не хочу его терять! Он мне дорог, так же как и тебе. – Гоголь сжал одежду на плечах и Михаила Юрьевича, не желая отпускать. Лермонтов прикрыв глаза, обнял в ответ Гоголя, прижавшись к нему. Гоголь аккуратно перестал обнимать парня. Лермонтов вытер ему платком глаза и сказал: - Николай Васильевич, поехали? – Лермонтов резко закашлял, Гоголь укрыл его посильнее в плед: - Что с тобой? - Неожиданно приболел, возможно вчера продуло перед прогулкой. Гоголь промолчал, найдя самые теплые вещи, одел Лермонтова. Тот не стал упираться и послушно одевался. Перед выходом взяв листы бумаги и чернила с перьями, оба направились к карете. Ехали осторожно по дороге, Лермонтов сидел, тихо кашляя и записывая мысли о Пушкине, которые окружали его на данный момент. Гоголь иногда посматривал за парнем, скрестив руки на груди. - Как ты себя чувствуешь? - Вроде лучше – Лермонтов выдохнул и прокашлялся – не стоило вам так обо мне беспокоиться, Николай Васильевич. Гоголь прикрыл глаза и на выдохе, открыл их, произнося: - Знаешь. Пушкин попросил меня лишь сказать о его ранении тебе, но, я думаю, что он будет рад тому, что ты будешь с ним рядом. Прости что тебя втянул в это... - Гоголь почесал затылок и отвел взгляд, стал смотреть в окно о чем то задумавшись и сложил руки в замок, думая что ситуация сама собой утихомириться. Лермонтов сидя на месте приподнял тело со спинки сиденья и положил свои руки на Гоголевские. Он улыбнулся и сказал: - Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы за него переживаете, даже тогда, когда вы… - Лермонтов взглотнул и решил промолчать, вернувшись в расслабленное положение. Гоголь покивал головой, снова уйдя в свои мысли.       Приехав к дому. Гоголь быстро убежал в дом, найдя Арендта, подошел к нему, сказав взволновано: - Николай Фёдорович как он? - Как только ты уехал, Пушкин был слегка возбужден, сам переоделся в чистое белье, как видишь, пришлось заменить бинты, кровотечение открылось, обильно пил холодную воду. Пульс был слабый, конечности холодные. Укрыли потеплее, сейчас спит, отдыхает. Гоголь выдохнул. Но выдох был очень волнительный. Пушкин резко проснулся и простонал: - Живот! - Вот черт! – Арендт начал быстро успокаивать живот лекарствами. Лермонтов и Гоголь стояли рядом, сильно волнуясь. Пушкин устало глянул на Мишу и Колю, обратившись к Николаю Васильевичу: - Я же просил просто ему сказать… Зачем Коля? - Тебе разве не приятно что я его сюда привёз? Лермонтов сразу раскашлялся. - Ты привез его больным? Зачем!? - Свой ответ повторять я не собираюсь. Пушкин промолчал и откашлялся, хватаясь за бок. - Спасибо… - тихо произнес Александр Сергеевич, продолжая спокойно лежать, тяжело дыша. Арендт остался сидеть рядом с Пушкиным, Гоголь сел на диван напротив Александра и уже через несколько минут уснул из-за чувства усталости, а Лермонтов расположился около стола поэта, сев за него. «Я не думал что мне выпадет шанс приди сюда» подумалось Лермонтову и вдохновение моментально охватило парня. Он писал все быстро, что бы не забыть ни единого слова. Он смог уснуть, когда смог дописать до конца свое произведение на завтрашний день утром. Уснул прямо на столе возле рукописей.       Следующий день был хуже чем вчерашний для Пушкина: боли в животе, что приходилось кричать и захотелось застрелиться, принятия успокаивающих препаратов, прощание с близкими ему людьми, бросало то в жар, то в холод, поэт боялся, что может умереть в любой момент. Иногда просил кого-нибудь из присутствующих не уходить и быть на уровне вытянутой руки, его окружило чувство тоски и некой безысходности.       На следующий день, Пушкин днём позвал Гоголя и Лермонтова к себе: - Коля… Миша, – Пушкин разговаривал с трудом – Пожалуйста, съездите на квартиру к Коле, привезите мой любимый плед. - Зачем мы поедем вдвоем, пускай один из нас останется с тобой. – Произнес спокойно Гоголь, смотря в глаза Пушкина. - Ты покажешь ему, где я прожил счастливую жизнь, думаю Лермонтову будет это интересно – Пушкин улыбнулся. Гоголь кивнул положительно головой и пошел с Лермонтовым к карете, уехав к Николаю Васильевичу домой. Лермонтов глядел в окно, осматривая здания и говоря довольно тихо: - Я иногда прогуливался здесь. - Хах – улыбнулся очень заметно Гоголь, смотрев по доброму на Михаила Юрьевича – и никогда не видел здесь Пушкина и меня? - Не доводилось – настроение Лермонтова было очень мрачным. Тишину решил прервать Гоголь: - Как ты себя чувствуешь? - А, вы про болезнь? Арендт мне помог, его обрадовало то, что я не запустил болезнь, поэтому вылечить было проще… чем Пушкина – Лермонтов взглотнул и смотрел себе под ноги.       По прибытию к дому Гоголя оба вышли и незамедлительно направились к нему. Николай Васильевич быстро нашёл плед Пушкина и направился к выходу. Подойдя к карете, он не увидел в ней Лермонтова и ударил себя ладонью по лбу: - Ну Лермонтов! - Гоголь быстро прибежал обратно, увидев за рабочим столом Михаила Юрьевича, который стоял и что то пристальный разглядывал держа в руках. - Миша! Идём уже! - словно учитель произнёс Гоголь. Лермонтов со страху чуть не выронил статуэтку из рук, поставив ее на место, повернулся Гоголю, который выходил из дома - Николай Васильевич, стойте! Гоголь выдохнул, закатив глаза, развернулся к парню: - Ну чего, ты же знаешь, что у нас больной Пушкин лежит. - Да… Но он говорил что… - Да-да. Я помню, что тебе будет интересна жизнь Саши. Лермонтов лишь сказал «Угу» и мотнул положительно головой. Гоголь приложив руку к лицу, произнес довольно тихо «за что мне это все?» и убрав руку с лица, указал Лермонтову ладонью на диван, что бы тот сел. Михаил Юрьевич сел на диван, Гоголь в кресло Пушкина. Отложив в сторону плед, Гоголь положил локти на колени, согнув спину и смотря в пол, начал нервно потирать руки. - Ты хотел услышать, как я познакомился с Сашей? Знаешь, эту историю можно начинать не с начала. Когда я только тебя забрал из дома и повез к Пушкину, я начал вспоминать те моменты, когда смотрел на тебя с презрением. Я все больше начинал в тебе находить себя, когда ты стеснялся отдать рукописи Саше или читал стихи, тайно смотря на своего кумира. – Гоголь поднял голову, смотря Лермонтову в глаза и положив свою правую руку на грудь - Я тоже через это проходил! Понимаешь. – Гоголь успокоился и уселся в кресле, продолжая смотреть на Лермонтова - Когда я был совсем мал, у меня была потребность видеть Пушкина, который занимал все мое воображение с самого детства. Но чем ближе я подходил к его квартире, мной овладевала робость. Однажды я настолько переступил порог дома, что убежал в кондитерскую и требовал рюмку ликера. – Гоголь уперся правой рукой в подлокотник и положив на кулак свою голову, прикрыл глаза – После этого, я стал слегка смелее и направился обратно в квартиру Саши, но дальше порога, увы, я не смог попасть. Ко мне вышла слуга Пушкина и на вопрос «Дома ли хозяин?» она ответила: - Почивает! – изобразил женским голосом слова Гоголь, от чего Лермонтов засмеялся, и Николая Васильевича это заставило улыбнуться. - И что же было дальше? – с интересом и улыбкой на лице произнес Лермонтов. Было молчание, и Гоголь спокойно сказал: - Я тогда её спросил «Верно, всю ночь работал?», на что она мне выдала «Как же, работал…» у нее даже на лице улыбка выступила «… в картишки играл» Лермонтов был этому удивлен, Гоголь это подметил: - Вот-вот, я тогда был удивлен не хуже тебя сейчас. Тогда-то я ребенком был – Гоголь смотрел в окно, продолжая держать голову на кулаке – Я представлял его окруженным постоянным облаком вдохновения, но, увы и ах. Иногда твои мысли не совместимы с реальностью, и я тогда в этом убедился. Все-таки найдя подход, я смог познакомиться с Пушкиным. Оценив моё творчество по достоинству, и узнав от его знакомых, что я желаю быть его учеником, он принял меня к себе. «Прямо тогда, когда я хотел им стать» Подумал про себя Лермонтов. - Представляешь, я ни одну строку не писал без того, что бы не воображать его перед собою. Он был моим вдохновителем постоянно. Вышло так, что у нас завязалась любовь ни как ученика и учителя, а двух партнеров, но мы держали от общественности это в тайне. Через пару месяцев он переехал ко мне, и мы стали уже жить как полноценная пара. Я просто хотел что бы таким образом он был в безопасности, я проявлял к нему очень много знаков внимания, даже не замечая этого. Я понял это лишь тогда, когда Пушкин уехал куда-то, и я с ним не виделся около двух недель, для меня это был очень тяжелый период, друзья вытаскивали меня из ямы, лишь бы я не убил себя и не сжег свои работы. Я просто не знаю, как это вытерпел, но когда Аксаков прислал мне пригласительный билет от самого Саши, моему счастью не было предела, я лишь захотел с ним увидеться и поговорить, что бы он вернулся, но не успел… - Гоголь промолчал и взглотнул. – Если бы не этот поганый француз, все бы было прекрасно! – Гоголь чуть не заплакал, но положил свою голову на ладони, упиравшись локтями в ноги, лишь бы не заплакать. Лермонтов аккуратно подошел к нему и начал гладить по голове, словно мать родного сына. Из-за этого Николай Васильевич поднял голову, и Михаил Юрьевич увидел заплаканные глаза. - Прости, сорвался – Гоголь вытер лицо своей мантией. - Я ошибался в вас – Лермонтов сжал кулаки – я действительно думал что вы плохой человек, хотите испортить Пушкина и поэтому всеми силами хотел что бы он меньше времени проводил с вами, дабы вы ему не причиняли вреда… Но вы лишь волновались и ревновали ко всем с кем Пушкин мог иметь тесную связь не хуже вашей. - Да, ты абсолютно прав. – Гоголь встал, резко обняв Лермонтова, а тот обнял его в ответ. Так продолжалось не долго. Они, посмотрев друг на друга, улыбнулись и вышли из дома, не забыл прихватить плед, уехали к Пушкину.       Карета остановилась около дверей квартиры. Гоголь с Лермонтовым быстро вышли, придя в квартиру, они увидели пустующий диван и стоящего рядом Николая Фёдоровича. Николай Васильевич бросил в сторону плед, подбежал к Арендту, треся его за плечи: - Где Пушкин!? – на глаза начали выступать слёзы – Скажите, что все хорошо! Пожалуйста! Он просто ушел прогуляться, а мы его не заметили! Или куда-то уехал. Не томите, Николай Фёдорович! Арендт молчал, Гоголь прижался лицом к груди врача, оплакивая своего любимого. Доктор лишь похлопал по правому плечу Гоголя, протягивая ему дневник в руку. Лермонтов все понимая без слов, прикрыл свои глаза ладонью, его, как и Гоголя охватили те же чувства. - Мне очень жаль. – Произнес тихо Арендт – Я видел много смертей на веку своем и на полях сражений, и на болезненных одрах, но я никогда не видал ничего подобного, такого терпения при таких страданиях. – Николай Фёдорович стал уходить из дома, он вытер пальцами свои глаза. Будто весь дом был пропитан скорбью за великого поэта. Гоголь повернулся к кровати, долго на неё смотря, держа в руке дневник, положил его один из карманов на своей одежде. Рядом стоял Лермонтов. - Ты знаешь – с дрожью в голосе говорил Николай Васильевич - как я люблю свою мать; но если б я потерял даже ее, я не мог бы быть так огорчен, как теперь: Пушкин в этом мире не существует больше. Гоголь сжал кулаки и выбежал из дома, убегая, не зная, куда подальше от всего этого. Лермонтов продолжал стоять около кровати, смотря на нее, подхватывая глазами каждую деталь, его взгляд начал осматривать дом, в нем кажется, стало мало вещей: - Хм… Думают в чем хоронить? Разве так можно? - тяжело выдохнув, стал уходить из дома, говоря себе под нос слова, которые не успел сказать Александру.

***

Тем временем Дантес аккуратно зашел в свою квартиру и был удивлен, когда его дверь оказалось открыта. Улыбка сама вылезла на лицо, зайдя в дом, Дантес закрыл дверь. Он хотел пройти дальше, но его прижали к стене, от чего Жорж простонал, и на его шею легла мягкая рука, лица человека не было видно, ибо оно было прикрыто капюшоном. - Не ожидал меня увидеть? - говорил голос под плащом. - Ещё как ожидал. Долго же тебя не было, что же тебя задержало? – Дантес положил свою ладонь на кисть мужчины и убрал его руку от своей шеи. - Меня задержали - мужчина снял с себя капюшон и страстно поцеловал в губы француза, прижимая к себе за талию. – Я скучал по тебе. И кстати, не грешно ли тебе изменять бывшим, Саша? – поцеловав в щеку Александра Сергеевича, произнёс Дантес. - Я для них уже мертв - сладко шепнул Пушкин на ухо Шарлю. - А они для тебя? – Дантес положил свою голову на плечо Пушкина, прикрыв глаза и взяв его руки, сцепив их в замок со своими. - Зачем мне о них думать? М? Они, можно сказать, уже в прошлом. Ты можешь подумать, что я к ним очень жесток, но я не хочу, чтобы они вставали между нашими с тобой отношениями. Дантес улыбнулся и, посмотрев в комнату, удивился: - Ты успел собрать сумки?! - Конечно. У меня для этого было полно времени – слова Дантеса заставили Пушкина улыбнуться. - А как же твоя одежда? Ты её оставил в ... - Дантес не успев договорить до конца, как Пушкин показал из-под чемодана Шарля свой чемодан поменьше. - Там находится все необходимое - ответил на вопрос Дантеса Пушкин. - je t'aime (я люблю тебя). Пушкин улыбнулся, захватив свой чемодан, а Дантес свой, направляясь к поезду. По пути до места прибытия они говорили на французском. Пушкин очень боялся, что его русский акцент могут узнать, потому что весь Петербург уже знает, что великого поэта не стало. Французский вряд ли из проходивших кто поймет, и он его идеально знал, поэтому при разговоре с Дантесом у него не возникало трудностей. - Саша, если не твоя подставная болезнь, давно были бы во Франции. - Мне очень тяжело давалась играть через силу душевнобольного, не ругайся. - Да я понимаю, но ты бы не мог умереть побыстрее? - Дантес резко засмеялся. - И кстати - прервал смех Дантеса Пушкин - называй меня теперь, пожалуйста, Дюма. - Быстро же ты выбрал себе новую...? Эм. - Да, фамилию. - Дантес посмотрел куда-то в сторону, ибо понимал, что это всё неспроста ведь если карты раскроются, то им обоим не поздоровится.       Прибыв к поезду и сев в одиночное купе, разложили вещи по местам. Саша закрыл дверь и лег спиной на грудь Дантеса, устроившись у него поуютнее между ног. Дантес прикрыл глаза, положив свои руки на грудь поэта. - Скажи, Дюма, – новая фамилия Александра Сергеевича заставила уголки губ Дантеса растянуться в стороны – как только мы прибудем в Париж, чего бы ты хотел больше всего? - Хотел бы начать жизнь с чистого листа, но продолжая писать. От поэзии я никуда не уйду, она будет проситься наружу. - Я не буду тебя в этом ограничивать, но у меня будет просьба. - Какая же? - Я буду читать твои произведения первым. Дюма улыбнулся: Конечно. Как скажешь Дантес.       Их путь до Парижа был долгим – 2 дня с небольшим. Они лежали и очень много общались на родном Дантесу языке. При разговоре всплывали так же Гоголь и Лермонтов, Дантес не мог оставить вопрос без ответа: - Они тебе продолжают нравиться? Скажи честно. - Мы едем лишь пару часов, я не могу их быстро забыть. С Гоголем я прожил почти половину своей жизни, а с Лермонтовым около трёх лет. Мне лишь нужно восстановление в новой стране. Если тебе не нравится, то я постараюсь меньше их упоминать. Но я не обещаю. - Хах.. Я то не против, это твоё личное дело, просто знаешь, я вспомнил тот случай, который произошел около 3 недель назад. Пушкин промолчал, в его голове крутилась та же самая картина, что и Дантеса. … За 3 недели до сегодняшних событий. …       Когда Гоголь читал и плакал, прижимая к сердцу письмо любимого, Пушкин подъехал к дому своего старого друга, аккуратно стучась в дверь. «Надеюсь он не спит» подумал про себя Пушкин и в этот момент дверь с легким скрипом открылась и на него смотрело знакомое лицо: - Какие люди, Александр Сергеевич, вы в гости или по делу? - Я выпить - оба мужчины засмеялись, и хозяин пригласил Пушкина в дом. Наливая ему прекрасное французское вино идеальной выдержки в стеклянный фужер, подал в руку поэта: - Рассказывай, зачем ты пришел ко мне, о мой милый друг – француз улыбался в ответ, сев в кресло, стоящее напротив Пушкина. Поэт наслаждался вкусом вина и смотря на друга напротив, выдохнул: - Дантес, пожалуйста, убей меня – смиренно сказал Александр Сергеевич, смотря в пол. - Ты с ума сошёл!? С чего это ты решил покончить с жизнью!? – Дантес встал с кресла, ибо просьба Пушкина его очень сильно удивила. - Да нет. Не по-настоящему. Дело в том… Ох, ну ты знаешь что у меня роман с Гоголем, а еще и Лермонтов появился. Я не хочу играть на их чувствах, но придется. Нужно подговорить еще пару моих знакомых людей, что бы все казалось правдоподобно. - Но зачем тебе это? Живи с ними двумя, разве все так плохо? - Гоголь всё знает – отрезал Пушкин. Дантес немного замолчал и выдавил из себя: - Вот оно что, дело опасное. Помню он ревновал, зная что ты уезжаешь куда то далеко. Но на самом деле отдыхал у меня. - Да – Пушкин поставил бокал на стол, устроившись поудобнее в кресле и положил голову на свою руку – я устал от этого. Дантес выдохнул и встав с кресла, подошел к Пушкину. - Хорошо, сделаем как ты просишь. Уже ночь, тебя домой я не собираюсь отпускать, к тому же с такой проблемой, сейчас самым лучшим решением тебе будет пойди спать. Выбирай любую удобную для себя кровать и ложись. - Как скажешь – Александр Сергеевич встал с места и ушел искать комнату, понравившуюся ему по душе. Когда Пушкин ушел спать, Дантес сел на диван и стал думать над тем, как разыграть «смерть поэта». Зная друзей Пушкина, уехал с утра наведываться к ним и объяснять всю ситуацию, не раскрывая про роман между тремя поэтами, но некоторые это понимали прекрасно и без намёков. Из любви и жалости Пушкина, попавшего в эту ситуацию они соглашались. «Главное, что бы Саша остался живой» твердили все в один голос, Дантес клялся им своей жизнью, что поэт останется цел и невредим. Продумывание целого «сценария со смертью» оказалось дело длительным, что бы не было лишней ложной извилины, но Дантес и Пушкин не только продумывали план смертельной дуэли, у Жоржа были намечены другие цели на поэта.       Сидев на одном диване вместе, пока Пушкин писал какое то произведение, Дантес кинулся к нему и взяв за одежду, прижал к себе и уверенно целует в губы. Он закрыл глаза, ожидая, что поэт его оттолкнет, но успокоился, когда почувствовал на своей талии нежные руки, прижимающие его к тому, кого он сейчас целует. Дантес разорвал поцелуй, и краснея, словно мальчишка, которого отчитывают за провинность, глядел в глаза Александра Сергеевича: - Я думал, ты отвергнешь меня. Я лишь хотел немного отвлечь тебя от мыслей насчёт твоей смерти. – Дантес посмотрел на стол, там лежало перо и бумаги «Отложил. Когд…» не успев додумать Дантес, как его потянуло резким движением на кровать: - Когда я цел… - уже не договорив, так же резко его поцеловали теплые и такие нежные губы поэта. Дантес не смог с собой совладать и отдался Александру Сергеевичу на растерзание.       Их тела бросали в смешанные чувства, а голова совсем отказывалась здраво мыслить. Пушкин игрался с Дантесом как с мальчишкой, но тот лишь подстраивался под Александра Сергеевича, что ему и было как раз на руку. Француз сжимал обивку, так же кусая её и слегка всхлипывая от боли в области живота. Боль смешивается с возбуждающей скручиваемостью живота, от чего Дантес громко вымолвил: - Александр Сергеевич, я весь ваш! - ноги Дантеса задрожали, он смиренно упал на диван, громко постанывая. Крики Шарля были слышны чуть ли не по всему дому. Пушкин знал, что он харизматичный человек и соблазнить того, кто ему по нраву, проявляя чувства очень схожие с любовью - для него была не помеха. Для Пушкина было легко кого-то отпустить или принять, главное грамотно это сделать.       Последний толчок. Соблазнительный крик. Оба лежали, обнимая и целуя друг друга, словно два близких по крови человека, которые были разлучены в детстве.       Через слёзы и всхлипы, которые не мог в себе сейчас держать Дантес, говорил об истинных чувствах к своему другу. Александр Сергеевич поцеловал Шарля в лоб, сказав: - Я прекрасно тебя понимаю, я тоже тебя люблю - поцеловал нежно его веки , Александр Сергеевич, прижимая к своему телу Дантеса, не отпуская его, начал тихонько дремать и проваливаться в сон. Шарль поцеловал Пушкина в щеку, засыпая рядом. ...       Все это длилось в течение двух недель. Любовь между Дантесом и Пушкиным только крепла. Пушкин стал понимать, что его проявление в любви было наиболее сильнее к Дантесу, но он не мог забыть, что было с ним между Гоголем и Лермонтовым. Он их любил, как свечи огонь, которому был необходим фитиль с воском, но рано или поздно фитиль кончается и свеча гаснет. Но с Дантесом все наоборот. Он был для него как керосин для лампы. Дантес лишь подливал в их отношения то, чего Пушкину так долго не хватало и не давало ему угасать. - Ты всем отослал письма? - Как ты и просил. Пушкин стоял около зеркала, поправляя свой костюм, Дантес был позади и смотрел на Александра Сергеевича. - Ты шикарно выглядишь в этом наряде, даже не вериться, что я тебя в нём убью. Оба парня рассмеялись и после пару секунд молчаний поцеловали друг друга в губы. Дантес развернул к себе Пушкина, крепко держа за талию. Александр Сергеевич прервал этот романтический момент, и улыбаясь приложил свой палец к губам Дантеса. - Оставь это, когда мы сможем быть вместе. Дантес грустно поглядел на поэта, взяв его нежные руки в свои: - Хотя бы один, перед балом. Я ведь не знаю когда смогу вновь с тобой увидеться. Пушкин сжалился над французом и улыбаясь, прикрыл свои глаза, наклонив голову, сказал: - D'accord, mais une seule fois. (Хорошо, но только один раз.) Дантес был этому рад, нежно обнимая Пушкина. Перед тем, как начинался бал, Дантес нежно поцеловал левую руку поэта, подтянувшись лицом к его уху: - Я желаю, что бы эта рука кинула в меня перчатку – хитро улыбнулся Дантес. Не ожидая ответа, он сделал последний поцелуй, который ему задолжал утром Пушкин. Поэт прикрыл глаза, держась за плечи Дантеса. Прервав поцелуй, Дантес вышел к гостям, начиная искать Гоголя. Через пару минут послышалась ругать. Приготовившись «ревновать», настал черёд Пушкина выходить в зал.

***

- Ты прекрасно сыграл свою роль. А то, как ты кинул перчатку… Ты передал всю злость в ней! Все гости были в шоке! Видел бы ты их испуганные лица! Дюма засмеялся: Да Жорж, я все прекрасно видел. Дантес и Дюма общались достаточно долго, обсуждая все то что у них произошло за эти два дня. Находясь уже в Париже, Дантес и Дюма зажили новой жизнью, занимаясь своим любимым делом и любя друг друга до конца своей прекрасной жизни. Даже после смерти Дюмы, все оставшиеся 15 лет своей жизни Дантес остался верен своему любимому, именно тому, кто он по настоящему смог раскрыть свои истинные чувства.

***

      Насчет Гоголя и Лермонтова стало известно, что оба стали жить своей жизнью перестав видеться друг с другом, их последняя встреча была лишь тогда, когда Пушкин «умер». Гоголь прожил свои последние годы в ужасных моментах, для него это было словно кошмар. На его плечи накинулась смерть любимого, а через 4 года и неожиданная дуэль Лермонтова и Мартынова. Николай Васильевич жил с этим на своей душе, но от этого ему становилось тяжелее и больнее, что даже пропал интерес к написанию чего-то нового и работа одна за другой летели в печь. В конечном итоге спустя 11 лет после смерти Лермонтова в 1852 году Гоголь скончался.       Многие, кто знал и слышал о смерти поэта задавались вопросом, что могло привести его до такого состояния и лишь Сергей Аксаков, который стоял около могилы Гоголя молча смотрел на гроб и в его мыслях были лишь одни слова «Я все знаю, но сказать не смею».