I'd Love To Change The World

[Billie Eilish — idontwannabeyouanymore]       Густой белый пар мягко касался каждого уголка просторной ванной комнаты. Горячий воздух тяжело проникал в лёгкие при каждом вздохе и также неохотно покидал тело. Словно удавка на горле, жёсткими ворсинками царапающая нежную кожу. Не будь воздух пропитан запахом чего-то сладкого и приятного, она бы давно покинула пределы чёртовой ванный. Но сейчас… это успокаивало. Проникало под корку черепа и расслабляло мозг, впервые за долгое время позволяя полностью успокоиться.       Она никогда не любила долгие банные процедуры. Чаще предпочитала душ затяжным посиделкам в ванной, из раза в раз ощущая головокружение от душного горячего воздуха. Впрочем, тело не двигалось. Снежно-голубые глаза потеряно смотрели на зеленоватую от добавленных масел гладь воды под собой, пока сознание пыталось составить причинно-следственную связь того, как она вообще оказалась здесь.       Разговор с Бакуго. Нервный срыв. Сильнейший за всю жизнь, если быть точнее. Слабость во всём теле. Его крепкие объятия. И…       Ты сможешь нас перенести?       Глаза устало прикрылись, когда голова наклонилась вниз, подбородком едва касаясь поверхности воды. Она не могла вернуться одна. Не могла оторваться от него. Была способна только рыдать, толком не понимая, сколько вообще прошло времени, пока Кацуки удерживал её в своих руках. Он просто ждал, пока она успокоится.       Так отчаянно и глупо. Будто он точно был уверен, что рано или поздно это произойдет. Хотя сама Мирей до последнего сомневалась в вероятности такого исхода. Потому что силы закончились раньше, чем начался её срыв.       — Я запустил твои вещи. К утру они уже будут как новые.       Она попыталась ответить, но губы даже не дрогнули, когда тело позволило выдавить лишь молчаливый короткий кивок.       Боковым зрением она уловила прошедшего мимо Кацуки, который положил на тумбу возле раковины какие-то вещи, вернувшись к ней.       — Как ты?       Тело дрогнуло в попытках сделать хоть что-то. Но она ничего не могла. Губы по-прежнему отказывались открываться. Тело неохотно двигалось, позволяя лишь сильнее прижать колени к груди, когда его рука плавно нырнула под ровную гладь воды, осторожно касаясь её запястья и вытягивая на поверхность. Тыльную сторону ладони обдало касание мягких губ.       Только в тот момент она впервые смогла хоть что-то сделать, когда, резко повернув голову, заглянула в его глаза. Алые радужки не были наполнены прежним раздражением. Спокойствие. Забота. Терпение. Как тихая гавань, которую не хотелось покидать даже под страхом смерти.       — Я…       Не знаю…       Это всё, что она хотела сказать, но даже этого не смогла. Просто смотрела, как он молча наблюдал за ней, медленно опустившись возле ванной в своей чёртовой футболке и настолько же раздражающих штанах. Всё как обычно, но что-то при этом всё равно было другим.       — Тебе помочь помыться?       — Что?       Но она так и не увидела ничего, даже похожего на издевательство. Лишь искреннее желание помочь. Не более того.       — Ты сидишь здесь уже полчаса. И даже с места не сдвинулась. Ты вообще в состоянии шевелиться?       Мирей отвела взгляд, посмотрев на свои порезанные ноги, виднеющиеся под водой, но так и не нашла, что ответить. Она с трудом двигалась, но не из-за неспособности или нежелания. Просто не могла заставить своё тело шевелиться. Пыталась уже несколько раз, но так и не сумела. Да и оказалась она в ванной только благодаря Кацуки, который попросту принёс её сюда, раздел и засунул в эту чёртову воду. Без единого слова о её полной беспомощности.       Если честно, это могло бы и насторожить. В конце концов, сейчас Бакуго едва ли был похож на обычного себя. Впрочем, его поведение всегда сквозило заботой, когда того требовали обстоятельства. Словно привычные грубые повадки уходили на второй план, уступая место рассудительности и осторожности. Она всегда находила это милым. Даже сейчас.       — Мне правда сложно двигаться, поэтому если тебе будет не сложно, помоги, пожалуйста.       А в ответ тяжёлый продолжительный вздох, полный наигранного раздражения.       — Выдала настолько сложное предложение, будто я сдохну самой мучительной смертью, если помогу своей девушке.       Лёгкая улыбка коснулась её губ, пока сам Бакуго направлялся в сторону стоящих баночек, продолжая что-то недовольно говорить себе под нос. Нет. Всё же это по-прежнему было слишком мило. Пусть он тщательно скрывал это за тонной грубых ответов и не менее резких повадок, он всё-таки был крайне добрым и отзывчивым человеком. Насколько бы извращённо это ни звучало. Потому что он всегда оказывался рядом, когда нужен был больше всего.       Кацуки вновь опустился позади Мирей, поставив неподалёку несколько банок с гелем и шампунем.       На какое-то время между ними воцарилось молчание, пока мужчина с излишней осторожностью намыливал тёмно-русые волосы. Пусть, когда они только добрались до его дома, у него получилось без лишних проблем избавиться от осколков стекла, но опасение, что те могли остаться, по-прежнему сохранялось. И это подтверждалось его действиями. Слишком трепетно. Слишком осторожно. Пока сама Мирей продолжала сидеть в тёплой воде. Неподвижно. Чувствуя лёгкое смущение от происходящего, но не более.       — Когда ты понял, что я… что, что-то от прежней меня осталось?       — Когда ты сваливала на концерты посреди рабочего дня.       Ответ последовал слишком быстро. Или же ей только показалось. Мирей не была в этом уверена, но не хотела думать. Она знала, насколько действительно Кацуки был умён, и понимала, что он наверняка предполагал подобный вопрос.       — В этом что-то есть?       — Ты, которая терпеть не может находиться среди скопления людей, перемещалась в другую страну, чтобы послушать живое выступление — в этом что-то есть, — его пальцы осторожно убрали ненужную пену, плавно сползающую на её лоб прежде, чем он продолжил. — С каких пор ты вообще стала любительницей подобного рода мероприятий?       Она опустила голову, коснувшись губами глади тёплой воды. Ответ лежал на поверхности. Такой простой и очевидный. Но признать, что единственная причина была настолько связана с ним? Когда ещё несколькими часами ранее ничего не должно было быть связано с ним?       — Если скажу, ты всё равно не поверишь.       — Я поверю всему, что ты мне скажешь, Рей. Даже, если правда — это тебя укусил радужный комар и единственный способ лечиться — ходить на концерты.       Она снова улыбнулась, ощутив тёплые капли мыльной воды, скатывающиеся с волос по всему телу, и тут же прикрыла глаза.       — Я стала любить концерты с тех пор, как тогда на культурном фестивале ты аккурат провел меня послушать… Один раз мне надо было убрать человека по просьбе Тадэо, так я и оказалась в концертном зале. Даже чуть задание не провалила, когда вспомнила… это одно из немногих, что делает меня… счастливой, что ли.       Он хмыкнул, снова начав намыливать её волосы.       — Всё же радужный комар звучит правдоподобнее.       — Что? Почему?       Мирей едва не дёрнулась, чтобы развернуться, когда хватка сильной руки удержала макушку от резких действий.       — Не верти головой.       До ушей снова донёсся звук воды, когда по телу вновь начали скатываться капли чуть горячей мыльной воды. Она не стала пытаться говорить вовремя этого процесса. Сама едва ли слышала звук своего голоса. Лишь снова зажмурилась, дождавшись, пока Бакуго закончит с её головой и перейдёт к следующему по списку. А ведь дальше шло тело… что было крайне смущающим. Нет. Настолько, что такое бы она точно не вытерпела.       — Давай я всё же сама.       Её рука осторожно и с излишней медлительностью перехватила мочалку.       — Уверена?       Она утвердительно кивнула, чувствуя, как его рука разжала намыленную мочалку, а сам мужчина поднялся и отошёл от ванной. Даже ради приличия развернувшись спиной, хоть и не ушёл. Хотя, сама Мирей была не против. По крайней мере, так она чувствовала, что если по итогу упадёт, переоценив свои силы, то не помрёт, захлебнувшись в мыльной сладко пахнущей воде.       — Так почему мой ответ звучит не правдоподобно?       Мочалка начала медленно скользить по коже, отчего периодически она ощущала лёгкие покалывания, когда касалась недавно полученных ссадин.       — Потому что я тебя совсем не понимаю. Не прекращала любить, при этом мечтала убить. Прямо типичное твоё бессвязное поведение. Мне потребовался один серьёзный разговор, чтобы ты оказалась здесь. Нельзя было сделать всё раньше? Спалиться там года четыре назад, когда мы впервые пересеклись?       — Нельзя. И вообще не один разговор, а несколько.       — Ага. С пьяной тобой я сразу сказал, что не собирался говорить. Его мы не считаем. Второй разговор? Ты опять же была пьяна. Хотя, там я уже сам позволил тебе это. Так что нормальный разговор был только один, моя дорогая.       На мгновение их взгляды пересеклись, когда Бакуго чуть развернул голову, чтобы взглянуть на девушку, но тут же вновь уставился в стену перед собой. Нет. Он точно издевался. Словно специально делал так, чтобы она испытывала стыд.       — Не твоя.       — Повторишь это, глядя мне в глаза, когда выберешься из моей ванной. Или ты уже забыла, как пять лет назад буквально стонала, что принадлежишь мне?       Секунда молчания, воцарившаяся между ними, резко разрушилась шумом воды.       Её глаза начали гореть. Снова. Поначалу это было даже неосязаемо. Словно пыль, попавшая на роговицу, которая рьяно мешала обзору. Но стоило холодным каплям коснуться разгоряченных щёк, как всё встало на свои места. Только в ту секунду Мирей, наконец, осознала, что действительно чувствовала. Только в то мгновение она вспомнила те странные моменты, когда возбуждение доходило до той грани, когда она бесстыдно шептала ему, что принадлежит только ему. А ведь он помнил. Слишком хорошо помнил.       — Ты полный кретин, Бакуго Кацуки.       Она вновь заговорила лишь тогда, когда смыла с себя весь гель, всё ещё пытаясь побороть жар на щеках.       — Сказала та, кто вечно сначала делает, потом думает.       — Неправда.       — А…       Их взгляды снова пересеклись. И в ту секунду она была готова поклясться, что её лицо выглядело настолько нелепым, что прежнее издевательски ироничное выражение Кацуки резко сменилось удивлённым. Или же дело было в том, что она полностью голая стояла полусогнутая, опираясь на борт ванной?       — Да-да, конечно. Иди уже сюда. Ещё немного и ты превратишься в вареный пельмень.       В несколько шагов он преодолел образовавшееся между ними расстояние, легко подхватив Мирей за талию, и, осторожно подняв, переместил на мягкий коврик. Но стоило её ногам коснуться мягкой поверхности, как ноги пронзила острая боль. Словно все те осколки, что порезали кожу, проникли внутрь, продолжая доставлять боль.       Она не упала лишь потому, что сильные руки даже не позволили качнуться, легко удержав её тело. Отчасти это было даже поразительно, если бы не столь очевидно. По крайней мере, для самого Кацуки.       Но он так ничего и не сказал. Лишь недовольно цыкнув, нахмурился и взял Мирей на руки, посадив на тумбу. Прохладное дерево обжигало разгоряченную кожу, но это было лучше, чем ледяная керамика, на которой Кацуки мог оставить её, пока отходил за полотенцем. Впрочем, это продлилось едва ли несколько секунд, когда чёрная материя упала на макушку, пока его руки быстро начали вытирать волосы.       — Эй, я могу сама…       — Помолчи. Ты это будешь делать очень медленно. Не хочу, чтобы ты завтра проснулась с температурой.       Мирей поджала нижнюю губу и вцепилась в край тумбы. Это не могло не смущать. Пусть ей льстило, что Бакуго проявлял такое огромное количество заботы, но постепенно это начинало давить на неё. Пять лет всем было совершенно всё равно, что с ней, пока она выполняла свою работу. А теперь… всего лишь за какой-то несчастный час она получила больше внимания, чем за прошедшие годы. Слишком тяжело, чтобы так просто принять. Пусть и от человека, которого она искренне любила. Пусть и в его более привычной манере. Но всё-таки это было странно. Опасно странно. А ещё вызывало дикую зависимость, от которой после до фантомных болей тяжело избавиться. Казалось, даже курить бросить было проще. Хотя, она и так периодически этим занималась.       — Рея.       Девушка машинально подняла голову, ощутив его губы на своих. Нет. Всё же это действительно было сильнее любой зависимости. Так успокаивающе, что она позволила ему углубить поцелуй. Недолгий, но вынуждающий с лёгкостью выкинуть из головы ненужные тяжелые мысли, что начинали отравлять организм свинцом.       — Не хмурься. Это для твоего же блага.       — Знаю.       Она обречённо вздохнула, просунув руки в протянутый ей белый халат, который Кацуки заботливо завязал на двойной узел. Не слишком туго и не слишком слабо. Ровно так, чтобы было комфортно.       Его рука проскользнула под её колени, когда тело слегка нагнулось, позволяя ей спокойно закинуть руку ему за шею.       На самом деле, это было даже забавно. То, как Кацуки открывал дверь, толкая её ногой в сторону. Как развернулся, чтобы несчастное дерево, двинувшееся по инерции, не задело Мирей. Как прошёл через проём. Как маневрировал, избегая всех возможных препятствий. Как каждый раз чертыхался, всерьёз заявляя, что избавится от половины необходимой мебели, что мешала пройти.       Мило. Забавно. Успокаивающе. Словно были только они, а весь остальной мир с его грёбаными проблемами попросту перестал существовать.       Она ощутила мягкий матрас, тут же отпустив его шею, чтобы выставить руки позади себя и не упасть, пока Кацуки, плавно опускал её ноги, чтобы они ненароком камнем не ударились о пол.       — Спасибо.       Тонкая улыбка коснулась её губ, но в ответ она ощутила очередной короткий поцелуй, прервавшийся в ту секунду, когда Бакуго, отстранившись, потянулся за аптечкой.       Между ними воцарилось очередное непонятное молчание, которое так и требовало, чтобы его оборвали. Но, как назло, в голове было пусто. Она не знала, что сказать. Всё, на что она была способна, так это наблюдать, как Кацуки быстро открыл аптечку. Как начал вынимать необходимые лекарства. Как осторожно взял её ногу, начав обрабатывать, словно делал это не в первый раз. И это было странно.       Он никогда не относился всерьёз к подобным ранам, но знал, что и как нужно делать. Причём даже элементарная последовательность. Всё было слишком правильно. Сначала обработать. Проверить каждый порез, чтобы убедиться, что они не были глубже верхнего слоя кожи. После осторожно нанести заживляющую мазь и забинтовать. У него ведь даже были все необходимые составляющие.       — Откуда такие познания обрабатывать раны? Ты ведь терпеть не мог этого.       Она плавно наклонила голову, продолжая завороженно наблюдать за сосредоточенными действиями мужчина. Отчасти это ведь было даже… сексуально.       — Одна девушка как-то убедила меня, что уметь оказывать первую помощь может быть весьма полезно.       Мирей удивленно уставилась на Кацуки, пытаясь понять, о ком конкретно шла речь. Конечно, это ведь было не удивительно. За прошедшие годы у него была ни одна женщина. Наверняка среди них кто-то был врачом, отчего у него и появились подобного рода познания. В конце концов, чтобы он просто так самостоятельно взял и выучил нечто подобное.       Вот только почему-то, чем дольше она думала об этом, тем мрачнее становился его взгляд. Словно на её лице была написана каждая мелькающая в голове мысль.       — Я про тебя, дурында.       Нет. Всё же он определённо научился читать её как открытую книгу. Или же это было издержками их понимания друг друга. Особенно со стороны Кацуки. Мирей слабо улыбнулась и утвердительно кивнула, решив не продолжать этот разговор. Чувство стыда слишком быстро перемешалось с чувством вины, чтобы даже пытаться как-то оправдать себя. Потому что от этого она бы точно лишь сильнее себя закопала.       Завороженно, она наблюдала за тем, как он продолжал обрабатывать вторую ногу. И постепенно внутри всё успокаивалось. [MEG MYERS — Tear Me to Pieces]       Кроме одного. Его взгляд становился всё страннее. Или же ей так попросту казалось. Но сути это совершенно не меняло. Каждое его прикосновение вызывало в ногах приятную волну электрического тока, что молниеносно поднимался наверх. Тёплая рука, осторожно придерживающая ногу чуть выше колена, периодически сжимала кожу, вызывая странные, давно забытые ощущения. Словно…       Она проглотила ком в горле, едва не чертыхнувшись от того, что выдала это слишком громко. Настолько, что глупо было даже предполагать, что Кацуки это не заметит. И его замершие над очередной царапиной рука с появившейся на губах усмешкой подтверждали это.       — Чего разнервничалась?       — Ничего я не разнервничалась.       Мирей поджала нижнюю губу и отвела взгляд, с трудом пытаясь найти хоть что-то, способное отвлечь от странных мыслей. Она была совершенно беззащитна. Раненая. Измотанная. В одном несчастном халате, что отчаянно скрывал наготу, но не для самой девушки, которая продолжала чувствовать себя полностью голой. Да ещё и это поза… чёрт. Это было совершенно ненормально. Её мысли были совершенно ненормальны. Тем более в такой ситуации.       — Реяяя, я же не слепой.       Его рука начала плавно подниматься выше, периодически сжимая кожу, отчего внизу живота начал образовываться тугой узел, приятной болью сдавливающий внутренности.       — Лучше бы был слепой.       — И не видеть, как тебя возбуждает подобное?       Щёки молниеносно вспыхнули жаром, когда взгляд турмалиновых глаз резко коснулся Бакуго. Полное спокойствие. До необузданного раздражения он был ужасно хладнокровен. Пусть чуть приподнятая в немом вопросе правая бровь и выдавала лёгкую заинтересованность, в остальном его лицо не выражало ничего. Простой белый лист. И самое ужасное — Мирей понимала, что это значило.       Он проверял её.       — Меня это не возбуждает.       Его рука резко остановилась на внутренней стороне её бедра, плавно сжимая кожу… но это было ничто по сравнению со вспышкой в голове. Потому что его пальцы были всего лишь в нескольких сантиметрах от… от…       — Если ты чего-то хочешь, то просто скажи.       Освободившаяся от несчастной ватки вторая рука начала медленно подниматься по обработанной ноге, нарочно избавляясь от халата. Это было слишком. Всё это. Даже без движений его пальцев на внутренней стороне бедра, которые слишком очевидно имитировали то, чего не следовало. Даже без его шёпота, эхом разносящегося по опустевшему пространству сознания. Даже без бешено бьющегося сердца, которое своим стуком отдавалось даже в ушах. Она не должна была так реагировать. Всего лишь слова. Всего лишь обычные прикосновения. А она уже была возбуждена.       — Реяяя.       Она уже не знала, что делать. Не понимала, почему так реагировала. Почему ей казалось, будто она вернулась на пять лет назад, когда рядом с ним чувствовала себя настолько покорно. Почему его спокойствие так отчётливо читалось в его глазах и также сильно обжигало, не позволяя выдавить из себя ни единого слова.       — Кацу, я…       Она была полностью в его власти. Просто ощущала себя беспомощным ребёнком.       — Мне остановиться?       Даже этот вопрос звучал слишком опасно. Особенно, когда его губы начали касаться чувствительной кожи. Слишком приятно. Слишком чтобы пытаться остановить эти ощущения.       — Нет… то есть, да… то есть…       Из горла вырвался странный звук, отдалённо напоминающий возмущенный вздох, когда в одно мгновение всё прекратилось, а в следующее — она уже лежала на спине, удивлённо смотря на Бакуго, что держал её ноги под коленями, нарочно медленно разводя их в стороны.       — Не возбуждена, говоришь?       Самодовольная усмешка появилась на его губах настолько быстро, что лишь спустя несколько секунд в голову ударило осознание происходящего. Она лежала в крайне пошлой позе с этим задранным до пупка халатом и раздвинутыми ногами, которые приподнимал Бакуго. А ведь он был по-прежнему спокоен. Хотя в его алых глазах мелькало что-то странное. Давно забытое. Что она видела, но с трудом помнила. То, что притягивало и не позволяло отвести взгляд. То, что заставляло довериться. То, от чего становилось слишком жарко. И то, от чего ноги захотелось резко соединить. Даже если единственная попытка была уничтожена его крепкой хваткой.       — Расслабься. Я тебя и не в таких позах видел, малыш.       Жар на щеках стал давить ещё сильнее, когда перед глазами всё начало становиться каким-то странным. То ли от его возбуждающего низкого голоса. То ли от того, что он опустился, закинув её ноги себе на плечи. То ли от того, что его голова оказалась опасно близко.       — Нет… п… погоди… Кацу… я… не…       Слова с трудом срывались с языка, пока в туман в голове всё переворачивал. Было наивно даже предполагать, что всё на этом закончится. Нет. Она нутром чувствовала, что он собирался сделать. И она хотела. Но позволить… Это было совершенно другое. Словно небо и земля. Словно жар внизу не давил настолько, что сознание уже было согласно абсолютно на всё, лишь бы унять эту приятную пытку.       — Расслабься.       Его шепот был горячее лавы. Горячее всего, что она когда-либо испытывала. Он обжигал прохладную кожу, в мгновение доводя её до состояния раскалённого метала. Он заставлял тугой узел в животе поддаться. Он вынуждал подчиниться. Расслабить ноги. Согнуть их в колени. И позволить ему раздвинуть их, чтобы заключить в плен собственных рук.       Его язык лишь слегка надавил на вход прежде, чем плавно перейти к клитору. А она уже полностью потеряла связь с реальностью. Тело в ту же секунду содрогнулось, словно под действием электрического тока, пока кусочек сознания продолжал кричать, что это неправильно. И именно он… именно этот странный отголосок голоса разума вынудил дёрнуться вперёд, чтобы остановить. Она не знала, зачем. Но чувствовала, что должна была. Просто напрягла живот и слегка приподнялась, впившись одной рукой в его плечо, а второй неосознанно зарывшись в его светлые волосы. По-прежнему мягкие, вопреки иллюзии колючести. Но. Нет. Не сейчас. Она не должна была.       Вот только на секунду его руки расслабили хватку её ног, чтобы перехватить запястья и вернуться в исходное положение. Потому что теперь все её конечности были скованы. Так легко и без сопротивления, что могло показаться, что именно этого Мирей и добивалась. Вот только они оба знали, что это было совсем не так.       — Реяяя.       Холодный тон его голоса вынудил поднять голову и замереть. Слегка мерцающий турмалин встретился с взглядом его алых глаз, тут же впитав в себя это немое предупреждение. И это было так странно. Он. Кацуки, что находился между её ног, смотрел на неё настолько спокойно и пугающе одновременно, что она не смогла выдавить из себя ни единого звука. Только молча осознавая, что именно вызывало тот животный страх.       Рациональность.       Та, которая покинула сознание Мирей. Но та, которая оставалась при нём. Он знал, что делал. Он прекрасно это понимал. И каждый мускул на его лице едва ли не кричал, что это было ровно то, против чего идти не стоило.       — Расслабься.       Приказ. Это был чёртов приказ, которому невозможно было не подчиниться. Спокойный… нет. Успокаивающий. Серьёзный. Запрещающий выдать хотя бы один звук неповиновения. Алый огонь, который мог уничтожить любого, но её каждый раз согревал. Тот самый, наперекор которому она никак не могла пойти. Лишь покорно упасть обратно на матрас, полностью расслабившись.       И она подчинилась. Потому что больше не могла сопротивляться. Потому что отдалась во власть его взгляда. Потому что её собственное желание окончательно задушило голос разума.       Это было странно. И приятно одновременно. Она никогда не думала, что ей понравится быть полностью скованной кем-то. Нет. Не кем-то. А человеком, которому она действительно доверяла. Которого любила.       Быть полностью во власти. Не имея никакой возможности двинуться или пойти на попятную. Просто чувствовать и ощущать.       Просто отдалённым кусочком сознания понимать, что происходило, и тонуть в тех ощущениях, которые возникали внутри.       Его язык, который поначалу медленно и с излишней осторожностью касался клитора, теперь по-хозяйски изучал каждый миллиметр промежности. Нарочно замедлялся, когда она уже начинала чувствовать, что вот-вот кончит. Нарочно касался языком входа, но не проникал внутрь. Словно дразнил. Словно издевался. Словно давал понять, кто здесь действительно властвовал над ситуацией.       А она даже не поняла, в какой момент начала раскрывать ноги сильнее. Просто продолжала содрогаться от мелких электрических ударов тока и отчаянно сдерживать стоны, чтобы ощущать, как специально он начинал давить языком сильнее, ускоряя темп. Чтобы она сорвалась. Чтобы сдалась первой. И ведь практически каждый раз доходила до этого, чувствуя, как он усмехается и нарочно отстраняется. Вынуждая её из раза в раз глотать воздух. Облизывать обсохшие губы. Стискивать скованные руки в кулаки. И просто мысленно молиться.       Но это не продлилось долго. Он почему-то чувствовал лучше, чем она. Он понимал раньше, чем её сознание успевало подать сигнал тревоги. Он контролировал её полностью.              Желание было слишком велико, чтобы даже пытаться сопротивляться. Просто его язык. Просто странные пошлые звуки, от которых гремела тишина спальни. Просто её стоны, которые она уже не могла сдерживать. Просто тяжесть внизу живота срослась с жаром, напрочь раздавив сознание и всё, предлагающееся к нему.       — Кацу… пожалуйста…       Стон с её губ сорвался на очередном тяжелом выдохе, когда бёдра поддались заданному темпу. Ей хотелось. Ужасно хотелось. Настолько, что даже спина выгнулась под давлением очередного его движения. Она изнемогала. Чувствовала, как попросту медленно плавилась, словно снимала с себя кожу.       Это было странно. Даже эти звуки. Ощущения, когда его язык, причмокивая, продолжал посасывать клитор. Эта пытка была хуже любой боли. Потому что она приносила удовольствие. Потому что его плавные поглаживания кожи сжатых запястий каждый раз напоминали, где она находилась.       И потому что его чёртов язык был слишком… Слишком напорист.       Едва ли не умирая от его ласк, с губ сорвался очередной стон. Она больше не могла этого вынести. Попросту таяла в том омуте наслаждения, ведомая лишь инстинктами. Глупыми. Уничтожающими. Но такими до изнеможения сладкими. Попросту начала двигать бёдрами, лишь бы получить желаемое.       А после… всем телом она ощутила его усмешку, когда на секунду их взгляды снова встретились. Пронизывающий. Издевательски похабный. Заволакивающий настолько, что внутри всё сжалось, когда она ощутила, как он начал всасывать клитор, продолжая издевательски дразнить языком. Низ живота произвольно начал поддаваться его движениям, разнося по телу странную волну нескончаем импульсом. Так сладко и приятно, что хотелось ещё. Ещё и ещё. Снова и снова. Тонкие молнии, касающиеся каждой клеточки тела. Захватывающие и утягивающие вниз. Поглощающие и вынуждающие раскрывать ноги ещё шире.       На кончиках пальцев ног начало образовываться странное желанное чувство, медленно поднимающееся наверх. Плавно. Неспешно. Но так приятно, что ногти едва ли не впились в собственные ладони, если бы не преграда в виде его больших пальцев, что не предотвратили появление новых травм. Но это её совершенно не волновало. Потому что было это ощущение. И всё остальное перестало иметь хоть какое-то значение. Потому что оно достигло своей цели, вынуждая тело содрогнуться в неконтролируемых конвульсиях, точным ударом направив в мозг осознание только что произошедшего.       Она кончила, тут же сжав голову Кацуки своими ногами, которые он… отпустил? Просто в ту же секунду расслабил руки, позволив произойти случившемуся, пока она лежала, сквозь туман возбуждения пытаясь понять, что только что случилось.       Бакуго отстранился, облизывая губы, полностью покрытые её смазкой, и самодовольно уставился на Мирей, которая тяжело дышала, продолжая смотреть на него. Словно на обожаемое божество. И едва ли она смогла бы поверить в это на трезвую голову. Но это чувство было сильнее алкоголя или наркотиков. Оно поглощало и не отпускало до последнего.       — По-прежнему не возбуждена, да?       Он усмехнулся, только сейчас забравшись на кровать рядом с ней, предварительно сняв свою футболку, и протянул руку, чтобы помочь подняться. Но она продолжала лежать, возбуждённо наблюдая за раскрытой ладонью и едва ли понимая, что следовало ней делать. Что ей вообще нужно было делать?       — Рей?       Бакуго слегка нахмурился, пристально вглядываясь в полуобнажённое тело. И это всё, что Мирей могла разобрать в данной ситуации. Пелена возбуждения не отпускала её даже после того, как она кончила. И это пугало. И вынуждало хотеть ещё. И требовало продолжения. Но всё, что она могла, так это рассматривать шрамы на накаченном теле Бакуго и всего лишь наблюдать, медленно приходя в себя.       — Их так много…       Её голос звучал странно. Очень странно. Незнакомо. Отстранённо. Пока ноги продолжали сжиматься в попытках продлить те ощущения, которые возникали от оргазма. Но тщетно. С каждой секундой это чувство покидало тело настолько же стремительно, насколько и появилось.       — Тааак, Реяяя, иди-ка сюда.       Сильные руки дёрнули тело, пока кусочек сознания продолжал слушать его голос. Покорно и без какого-либо сопротивления. Потому что каждый дюйм её тела уже полностью принадлежал ему.       Пальцы осторожно касались каждого из шрамов, когда она оказалась перед ним, едва не уткнувшись носом в его ключицу. Старых. Давно заживших, но таких опасных. Словно.       — Каждый из них мог стать последним…       Она никогда не позволяла никому приблизиться к себе ближе, чем на пять метров. А он был вынужден сражаться на передовой, получая всё больше и больше травм. Но в ответ тишина. Она лишь ощутила, как его рука сильнее сжала её талию, пока сознание продолжало слушать, как Бакуго с облегчением выдохнул, только сейчас осознав, о чём она вообще говорила.       — Ты, правда, хочешь говорить об этом?       Наконец, развязав двойной узел на халате и сняв ненужную вещицу, он откинул её в сторону. Его рука плавно началась смещаться вниз, осторожно касаясь каждого изгиба её тела. Словно фарфора. Словно проверяя ей реакцию на происходящее. Словно опасаясь продолжать. И только от этой мысли в голове что-то гулко завопило.       — Особенно сейчас?       Она не знала, что думать. Это было слишком приятно, чтобы прекращать. Просто продолжала впиваться ногтями в его плечо, судорожно вздыхая и чувствуя, как сознание по крупицам начинало возвращаться в привычное состояние.       — Нет… то есть, да… то есть…       Она так и не смогла договорить из-за сорвавшегося с губ стона.       — Прекращай.       Она выдала это подобно молитве. Так отчаянно и жалобно, что внутри всё сотрясалось.       — Я же знаю, что тебе никогда не нравились подобные нежности.       — Ты слишком слаба.       Горячий шёпот обжигал шею, когда по уху разнеслась лёгкая, но приятная боль от касания зубом и горячего языка.       — Мне это нужно настолько же, насколько тебе. [Bishop Briggs — River]       Он отстранился. Заглянув в её глаза. Турмалин, покрытый пеленой возбуждения, казалось, сейчас сиял даже ярче обычного. И только от этого хотелось заставить их сиять ещё ярче.       — Просто хотя бы раз. Не сдерживайся. Мы ведь больше ничем не ограничены.       Это было даже немного забавно. Иронично. Она просила взять её силой. Неосторожно, как он хотел изначально. Без нежностей. Без всего того дерьма, чтобы не быть замеченными, когда они учились в академии. А так, как хотел он.       Пальцы свободной руки плавно прошлись по линии позвоночника, пока вторая рука опускалась вниз. Он самолично разрушил воссоздавшуюся тишину в комнате резким шлепком по её заднице, тут же схватив ягодицу, когда вторая рука, наконец, достигла её шеи, резко сжав сзади и вынудив поднять голову, чтобы он мог впиться в её губы. Дико. Жадно. Нарочно до боли кусая нижнюю губу. А в ответ стон. Сдавленный. Глухой. Прямо ему в рот. Словно только этого она и хотела.       Его план трещал по швам. Он просто хотел показать, что будет, если она позволит ему переступить через границу, которую когда-то самолично и начертил, а она… Блять. Ей же нравилось это.       — Малыш, ты в этом точно уверена? Я ж блять всегда сдерживался.       Покоящаяся на ягодице рука проскользнула вниз, касаясь её… да нет. Он едва приложил усилия, протолкнув подушечку среднего пальца внутрь. Слишком влажная. Настолько, что, казалось, ещё немного, и можно было утонуть. Но… Было охренительно неудобно трахать её в такой позе. Даже с учётом того, что она была максимально близко к нему. Но он не остановился. Продолжил ускорять темп, наблюдая, как её чёртов рот раскрывался всё сильнее, издавая настолько пошлые стоны, пока ногти впивались в его плечи в попытке удержаться, стоя перед ним на коленях.       Вот только.       Он остановился. Издевательски облизнул пальцы в её смазке, находясь всего лишь в нескольких сантиметрах от её лица и наблюдая вздох. Толи возмущённый. Толи возбужденный. Он едва ли понимал. И не хотел понимать. Она сама хотела сорвать с него цепь самоконтроля. И должна была осознать итог этого.       — Я не услышал ответа.       Холодно. Грубо.       Он едва сдерживался, но должен был дать ей понять, что будет, если. Даже если она просила, он был обязан предостеречь от того, что действительно хотел с ней сделать. Потому что она уже едва ли отдавала отчёт происходящему. Но желанием мерцающее в её глазах было слишком очевидным.       — Я… знаю, что ты всегда сдерживался.       Её пальцы осторожно коснулись его щёк, нежно поглаживая кожу. Словно успокаивая.       Но хуже всего сейчас на него влиял её запах. Тонкое дуновение роз, окутанное его запахом. Его. Чёртово сочетание его шампуня и её сохранившегося аромата роз. Словно немое подтверждение, что она принадлежала только ему.       — Потому и прошу сейчас. Хотя бы раз. Я хочу почувствовать всё, когда ты не сдерживаешься.       Чёрт. Он был готов проклясть всё и вся. Она была слишком нежной. Всегда была. С ним и ни с кем другим. Ему хотелось верить, что ни с кем более она не была такой. Отдалённо он понимал, что вряд ли кому-то она раскрывалась настолько. Но ревность. Это чувство было слишком ядовитым.       — Последний вопрос: сколько у тебя было мужчин после меня?       — Ни одного. Не хотела подпускать никого к себе после тебя.       Честно. Глядя в глаза. Пока он сквозь строки читал столь простое и очевидное: я просто продолжала любить тебя настолько, что хотела убить.       Машинальная усмешка коснулась губ, заставляя окончательно расслабить цепи самоконтроля.       — Хорошая девочка.       Рука, что держала шею, отпустила тело из плена, толкнув девушку на кровать. Слишком резко и сильно, отчего Мирей слегка подпрыгнула на матрасе, но не более. Никакой негодующей реакции. Лишь турмалины, не прервавшие зрительный контакт. Лишь покорное подчинение.       — Тогда я точно должен наградить тебя.       Но в голове красным пламенем мерцало то одно единственное. Если у неё действительно никого не было, то…       Сорвись, но осторожно. Она может хотеть, но просто не готова к этому.       Он упал на неё, выставив руки по обе стороны от её макушки, и впился в её губы. Ненадолго. Но достаточно, чтобы ощутить собственным языком её стоны. Которые она по обыкновению сдерживала. Привычка? Он даже знать не хотел, потому что сейчас больше хотел сломать эту грань. Чтобы слышать. Чтобы поглощать. Чтобы заставить её кричать его имя самым пошлым голоском, который она только могла издавать.       Губы припали к её шее даже раньше, чем мозг успел подать сигнал. Он обхватил часть её кожи, сильно всасывая в себя. И плевать на последствия. Она была только его и, если требовалось, он был готов оставить своё имя на её шее этими засосами. Но этого было мало. Ему мало.       Язык плавно прошёлся по месту первой законной отметины, нарочно прикусывая. Больно. Осознанно. Чтобы она чувствовала, кому действительно отдавалась.       Зарывшись пальцами одной руки в её волосы, он начал медленно спускать ладонь второй руки вниз, словно случайно коснувшись клитора и надавив на него большим пальцем, среднем проникнув во внутрь. Медленно. Кусочком сознания ощущая тяжёлый вздох с её губ, который слишком резко оборвался стоном от очередного укуса.       А ведь её шея всегда была крайне чувствительной. Слишком, если быть точнее.       Отдалённо он помнил тот её нежный взгляд, переполненный покорной пошлостью, что едва ли не кричал, позволяя делать с ней всё, что ему только хотелось. Но то было пять лет назад. Сейчас же этот взгляд отличался. И ему крайне хотелось довести её хотя бы ещё раз до того состояния. До состояния, когда она совершенно не понимала, что происходило.       Он ощутил прикосновение её рук. Которые пытались сдержать. Его. Сдержать.       О, да. Она начала приходить в себя и снова тонуть. Словно вынырнула из-под воды во время шторма, чтобы сделать глубокий вдох. Но тщетно. Потому что он уже не собирался её отпускать. Тем более так просто.       — Малыш, ты слишком поздно пошла на попятную.       Холодная усмешка промелькнула на его губах, когда за одну несчастную секунду он перехватил её запястья, заводя их за её голову и сильно вдавливая в матрас. Она сделала свой выбор.       — Так что не смей меня теперь сдерживать.       — Я просто хотела попросить… вставь в меня…       — Уже.       Он нарочно замедлил темп пальца, в какой-то момент вынув его полностью, но ради одного: чтобы резко вставить два. А в ответ сладкий блаженный стон. Такой, от которого он резко впился в её губы, словно впитывая этот пошло-нежный звук в себя.       Ровно так, как могла сделать только Мирей.       — Нет… вставь не пальцы, а…       — Когда я решу, тогда и сделаю.       Он ускорил темп своих пальцев, наблюдая, как её тело неистово пыталось подстроиться под постоянно сменяющийся темп. Наблюдая, как она стала учащённо дышать. Наблюдая, как она поджала нижнюю губу, сдерживая свои стоны. И от этого. Только блять от этой картины, он едва ли не захотел отпустить её руки и сжать шею. Но сдержался.       Нарочно наклонился к её шее с другой стороны, обдав её горячим дыханием и облизнув прежде, чем укусить мочку ещё нетронутого уха.       — Чем больше ты сдерживаешь свои стоны, тем больше я буду тебя мучать, малыш.       Он ускорил движение пальцев, ощущая, как она сама сжималась внутри, чтобы чувствовать больше. Как отчаянно напрягалась. Как её бёдра продолжали подстраиваться под темп. Так страстно и отчаянно одновременно.       — Сколько раз ты хотела бы сегодня кончить?       Этот вопрос был риторическим. Но по слегка округлившимся глазам он понял, что она прочла всё так, как ему хотелось.       Сколько раз ты кончишь перед тем, как я в тебя вставлю?       Какую бы ты цифру не назвала, я удвою её.       Любой из этих ответов был верен.       А после её тело снова содрогнулось, крепко сжав его пальцы внутри. Он усмехнулся, чувствуя, как её раздвинутые ноги пытались сомкнуться. Так отчаянно, что ему даже стало жалко её. Вот только…       — Я смотрю, моей девочке нравятся пошлые фразы.       Её тело всё ещё содрогалось от второго оргазма. Сначала язык. Потом пальцы. Обнажённый грудь судорожно вздымалась, пока её рот жадно глотал воздух.       Большим пальцем руки, что сжимала её запястья, Бакуго осторожно проверил её пульс. У неё был слишком туманный взгляд. Настолько, что это не следовало оставлять без внимания. Часть его здравого рассудка всё же опасалась, что она потеряет сознание из-за своего истощения.       Но всё было не так критично. Просто…       Он усмехнулся, чуть более нежно впиваясь в её губы, когда дыхание начало возвращаться в норму. Рука сжала её грудь, медленно поглаживая затвердевший сосок. Но даже этого ему было мало. Он не собирался останавливаться. Попросту разорвал поцелуй, припав ко второй груди. Нарочно сильно покусывая кожу и оставляя на её теле всё больше красноватых отметин.       И ведь она не противилась. Лишь тихо постанывала, продолжая отчаянно пытаться сжать ноги после недавнего оргазма. А он не собирался останавливаться. Не сейчас, когда он до самого интересного.       — Переворачивайся.       Мирей покорно. На этих блядских дрожащих ногах начала переворачиваться, пока он снимал штаны и трусы. Это не заняло много времени, хоть они и были предоставлены друг другу вплоть до утра, если не до вечера. Но растягивать подобный момент на долгие раздевания? Он не хотел и не собирался.       И блять… Насколько же идеально выгнутая спина. Насколько же идеально приподнятый таз. Хотя…       — Упрись руками в изголовье кровати. Для твоего же блага.       Он нежно поглаживал её ягодицы, совершенно не сдерживая порыв оставить шлепок на этой упругой заднице, которая настолько свободно была предоставлена в его пользование. Его стояк проскользил по половым губам, размазывая накопившуюся смазку, и нарочно задевая клитор.       — Стой… а презерватив.       Её судорожный глубокий вздох оборвался резкой фразой, так мило выданной на выдохе, что он не смог сдержать проступившую одобрительную усмешку. Потому что только Мирей могла думать о подобном, едва понимая, что происходило вокруг.       — Ты же сама хотела, чтобы я делал всё, что захочу.       — Не настолько.       Шлепок. Сильный. Глухой, потому что рука осталась на чуть красной коже, сжав её жопу достаточно сильно, чтобы она почувствовала, но не до пронизывающей боли. И ведь угомонилась. Покорно вернула голову на подушку.       — Начнёшь снова сдерживаться, буду драть, пока не сорвёшь голос.       — Не будешь…       — Уверена?       Он отстранился. Резко. Нарочно задев вход и с трудом подавив в себе желание перестать издеваться. Но сдержался. Снова вошёл двумя пальцами, нарочно дразня стенки влагалища. И ведь ему потребовалось не больше пяти жёстких толчком, чтобы она упала лицом в подушку, начав изнеможённо стонать, подобно отчаянной истерике.       — Кацууууу… пожалуйста… умоляю… Я сделаю ради тебя всё, только вставь в меня уже свой…       Она едва ли не завопила от измождения. И это был самый приятный звук, который он только слышал. Такой… он даже не понял какой. Покорный — точно покорный. Но дальше… не разобрал. Словно она подписала документ о передаче своего тела ему во владении. Словно позволила делать всё в ответ на то, чтобы он вошёл в неё не чёртовыми пальцами. И это был слишком приятный звук.       Он обхватил пальцами её ягодицы, не позволяя сдвинуться с места.       — Я же сказал.       Но самодовольная усмешка сошла с его губ лишь в тот момент, когда он вошёл в ней. Медленно. Нарочно медленно. Под действием остатков самоконтроля. Просто чтобы убедиться. И не зря. Она была блять слишком узкой. Даже после всего, что он с ней делал. Слишком узкой для его члена.       И если пятью годами ранее он потратил достаточно времени, чтобы разобраться с этим, то теперь… после всего, что с ним было…       — Блять. Сука. За такую верность я даже не знаю, что с тобой делать.       Он был в восторге. В диком. Необузданном. Только сейчас окончательно понимая, насколько же Мирей была с ним честна. С самого начала. И до этого самого момента. Просто блять потому, что эта по-прежнему была Мирей. Та самая наглая Мелочь. Мелкая язва. И его драгоценнейшая любимая девушка.       Его.       И только его.       Которая добровольно дала согласие на всё. А он хотел сделать с ней многое.       Она ведь всегда была такой. Покорной. Очаровательной. Милой. Но только тогда, когда была возбуждена. Всегда подчинялась его ласкам и никогда не противилась этому. Постоянно извивалась под его прикосновениями. Непрестанно стонала его имя, даже если шёпотом. Даже если на тихом выдохе ему на ухо или в губы. Но никогда не изменяла этой очаровательной привычке.       А сейчас…       Я же знаю, что тебе никогда не нравились подобные нежности.       Только от звука её голоса в собственной голове он полностью отдался животным инстинктам.       Резко вошёл до упора, отдалённо слыша её сладкий расслабляющий стон. Чёрт. Даже сейчас она пыталась его успокоить. Когда находилась в такой позе. Когда кайфовала от того, что полностью находилась в его власти. А ведь ей это нравилось. Он прекрасно знал. И осознание этого вынудило сильно шлёпнуть её по заднице и впиться руками в упругую кожу, полностью контролируя каждое движение. Пока пальцы ощущали дрожь её тела. Пока взгляд алых глаз ловил её отчаянные попытки её острых когтей зацепиться хоть за что-то.       Надо было связать её руки.       Только блять от этой мысли он ускорил темп, вдалбливая её хрупкое тело в матрас, пока сознание продолжало рисовать ей образ с заведёнными запястьями и узлом, сковывающим руки за спиной.       Он никогда не считал себя фетишистом, но вид её абсолютной покорности и беспомощности возбуждал даже сильнее её сладких стонов, произносящих его имя. Приятно, но не настолько, как покорный взгляд сверкающих турмалинов.       — Кацу…       Он ощутил, как она сжала его внутри. Как со стоном произнесла его имя. Как выгнула спину ещё сильнее, упираясь руками в спинку кровати. И чёрт. От этих ощущений он сам блаженно выдохнул, закидывая голову назад, но не прекращая толчки. Нет. Он лишь полностью вышел, задерживая головку члена едва касающегося её входа, чтобы снова резко войти, ускоряя темп до такого, что каждый сильный толчок начал сопровождаться её стоном. Попросту каждый. На выдохе. Тяжело. Подобно мольбе. Но без единой озвученной просьбы.       Потому что она хотела этого. Потому что это было ровно то, что требовалось ему. То, что устраивало обоих.       Медленно, но он начал ощущать, как её трясущиеся ноги едва ли удерживались в таком положении, пока...       Ну уж нет, дорогая.       Всего лишь одна мысль. Всего лишь один сигнал сознания, вынудивший правую руку отвесить по её заднице ещё один шлепок прежде, чем переместить ладонь под живот насильно возвращая бёдра в прежнее положение. Она не имела права. Не могла. Сама позволила. И теперь должна была держаться до последнего. Только, когда он позволит. И только тогда.       Его толчки начали усиливаться.       Казалось, ещё немного. Приложи он ещё больше силы, и она просто сольётся воедино с матрасом. Но ведь продолжала блаженно стонать. Продолжала резко сжимать мышцы каждый раз, когда он входил. Продолжала пытаться двигать бёдрами в такт. Так покорно, что он позволил ей, чувствуя накапливающееся напряжение.       Ещё немного. Самая малость. Он отчётливо ощущал это. Искры сотни мелких зарядов, разносящихся по телу и вынуждая ещё сильнее ускорить темп. До того, что только его руки удерживали ослабшее тело, из последних сил держащееся на дрожащих ногах, которое испытало третий по счёту оргазм секундой ранее. Но не он. Он просто чувствовал. Приближение долгожданного наслаждения, которое он так долго сдерживал, пока измывался над лежащей под ним девушкой. И ощутил. Отчётливо почувствовал за секунду до неизбежного, когда резко вынул из неё свой член.       И пусть порыв кончить в неё звучал крайне соблазнительно. Но не сейчас. По крайней мере, не в этот момент.       Он тяжело дышал, ощущая капельку холодного пота, медленно стекающего по шее. Его руки расслабили стальную хватку, позволяя Мирей упасть на матрас, пока она впервые смогла поджать свои ноги, прижимая их к груди. Её тяжелое дыхание с редкими срывающимися стонами дразнило слух, вынуждая приходить в себя быстрее предполагаемого. А ведь он хотел дать ей небольшую передышку, не ожидая, что она окажется настолько чувствительной.       Но раз она сама напрашивалась, то, как он мог отказать в столь очевидной просьбе?       — Ты же не думаешь, что на этом я закончу?       Его усмешка сопровождалась её удивлением, когда их взгляда пересеклись вновь. Она уже была на пределе, но не он. И от этого он снова ощутил возбуждение. Это очаровательное слегка испуганное личико, которое лишь поверхностно просило остановиться, буквально молило о продолжении. Так очаровательно и пошло одновременно, что он не мог и не собирался ей отказывать.       Его руки схватили её лодыжки, дёрнув на себя и разворачивая Мирей на спину. Кацуки навис над ней, вовлекая её губы, обсохшие от продолжительный вздохов, в продолжительный поцелуй. Пока руки приятно касались её разгорячённой кожи, доставляя всё больше наслаждения, от которых она слишком быстро начала вновь выгибаться. Словно требуя продолжения. Как и он. Он хотел большего. Он хотел её ещё больше. Хотел настолько, что его попросту хватило на короткое ожидание, пока её ослабшее тело придёт в себя.

***

[HAYS — Lover]       Она продолжала тяжело дышать, едва ли понимая, что происходило вокруг. Даже её голос. Нет. Всё. Попросту всё вокруг казалось нереальным. Последняя волна наслаждения не торопилась покидать разум, сильнее сдавливая всё внизу, когда сознание осторожно касалось произошедшего. Она не знала и попросту сбилась со счёта, сколько раз кончила. Вроде бы пять, но возможно и четыре… или даже больше. Попросту не помнила. И не хотела понимать. Всё, что она могла, так это наблюдать за удаляющимся в душ Кацуки, что оставил ей на мятых простынях приходить в себя.       Если не придёшь через пять минут, вернусь.       Улыбка коснулась губ, когда в воспоминаниях вспыхнула его недавняя фраза. Сказанная? Несколько секунд назад? Она не была уверена, если честно. Время так странно замедлило свой ход, что она совершенно не была против. Попросту испытывала глухое счастье от произошедшего, не в силах сдвинуться с места.       До ушей донесся шум воды, но она так и продолжила лежать, наблюдая за тонкой полоской света, проступающей сквозь темноту коридора. Тело не двинулось.       Даже, когда осознавала, что ничего не могла сделать. Не дёрнуться. Не пошевелиться. Лишь осторожно касаться своих искусанных губ, невольно прокручивая в голове произошедшее.       Она давно не испытывала ничего подобного. Лёгкость в теле. Спокойствие. Расслабление. Безопасность. То, от чего давным-давно ей пришлось насильно отказаться, теперь заполняло пустоту в груди подобно камину в снежный морозный вечер. Так приятно, что от этого попросту не хотелось отказываться. Настолько, что она даже не заметила, как начала проваливаться в сон, когда глаза окончательно закрылись, окончательно перестав бороться.       Лишь сквозь накрывшую сознание темноту она вновь услышала сначала своё имя. После шаги, но так и не сумела вновь прийти в себя. Чувствовала, как продолжала лежать, но не более.       — Рея, ты не можешь так просто уснуть.       Она слышала его недовольный уставший голос, но так и не смогла пошевелиться.       А после тишину уничтожил странный звук, выданный его голосом, когда он раздражённо цыкнул. Даже сквозь сон она отчётливо могла спроецировать его недовольную гримасу и нахмурившийся лоб. Но всего лишь на секунду она ощутила прикосновение холодных тканей, что плавно укрывали тело.       — Это будет последняя поблажка, дорогая.       Она ощутила прикосновение мягких губ к своей щеке прежде, чем окончательно провалиться в сон.