Главное правило корпорации "Гусу".

В итоге на Хайнань Гуанъяо едет один. Он пишет Лань Сичэню в своей вежливой манере, что вынужден отлучиться по делам и даст ему знать, когда снова будет в Гонконге. Выглядит это как побег. Но у Гуанъяо и правда назревает дело: Не Минцзюэ требует, чтобы он приехал. А требовать старший Не умеет, как никто другой, даже особо не стесняясь в выражениях. Не Хуайсан встречает Яо как родного, улыбается ему, но сразу провожает к брату. — Он сегодня что-то не в духе, — шепчет перед дверью. — Но я не знаю, почему! Гуанъяо гладит его по голове привычным жестом и ласково просит: — Лучше какое-то время не попадайся ему на глаза, дай брату остыть. Это происходит не первый раз, и даже не десятый, уже не сосчитать. Характер Не Минцзюэ вспыльчивый. И чем дальше — тем хуже. Иногда кажется, что он сходит с ума от неконтролируемого гнева. Гуанъяо видел его таким, поэтому его предупреждения не лишены смысла. Он жестом отсылает младшего Не и стучит в дверь, за которой, словно зверь в клетке ярится Не Минцзюэ. Тот встречает Гуанъяо, как главного в жизни врага, которого пришлось слишком долго ждать. — Ты не особенно торопился ко мне? Что, пока всех мужиков по дороге не соблазнил, не мог приехать? Гуанъяо закрывает за собой дверь. — Господин Не, что заставляет вас так думать? Я ведь здесь! — улыбается и шагает ближе, но обходит мужчину по дуге. Останавливается у бара, разглядывает алкогольные запасы. Он словно на арене цирка с рычащим на него тигром, и каждое движение требует осторожности. — Именно ты и заставил меня так думать! — Не Минцзюэ быстро оказывается рядом, хватая его за руку. — Хватит уже играть со мной! — Минцзюэ, ты преувеличиваешь… Яо поднимает к нему лицо, насильно разворачиваясь. На губах улыбка, но в глазах волнение. — Прошу отпусти, мне больно. — Мэн Яо, мне посадить тебя на цепь? — тот, наоборот, сжимает его запястье ещё сильнее. — Да что на тебя нашло? — из такой хватки рваться — только силы расходовать. ПэтомуГуанъяо кладёт ладонь на грудь Не Минцзюэ, улыбается заметнее. — Прошу… Тише. — Я хочу! Чтобы ты! Был здесь! Чтобы служил мне, а не этому… Как его… Золотому бегемоту! Возможно, такое прозвище для Гуаншаня могло бы даже повеселить, если бы не было сказано так зло и с таким лицом. Господин Не хватает другой рукой шею Яо и крепко сжимает: — Я требую! Чтобы ты вернулся! В «Цинхэ»! — Он ведь мой отец! — Гуанъяо вцепляется в его руку ногтями. Минцзюэ почти приподнимает его над полом. Воздуха не хватает, Яо начинает паниковать, из горла рвётся хрип, возможности на вдох не остается, только на сиплое: — Отпусти! — А я? Кто я? Для тебя? Пустое место? В руках господина Не очень много силы, а в крови ещё больше злости, поэтому он отшвыривает парня от себя прямо на бар, разбивая им кучу бутылок. Гуанъяо кашляет и шумно вдыхает воздух. В голове мутнеет, а лицо выглядит непривычно без улыбки. — А кем ты себя считаешь, делая со мной всё это?! Под ним дорогой ковёр, впитавший алкоголь и усыпанный осколками. У Гуанъяо дрожат руки, когда он режется об эти осколки ладонями, пытаясь встать. — Ты в этом виноват! — даже это не успокаивает старшего Не, ни капли. — Ты меня таким сделал, Мэн Яо! Поднявшись с некоторым трудом, Яо кривится от боли. В конце концов, его тело никогда не было настолько крепким, как у этого человека. — В таком случае, я ставлю точку, Не Минцзюэ. С меня хватит! — Точкой будет твоя смерть! В него летит очередная бутылка, но господин Не промахивается мимо чужой головы, а потом в комнату влетает Не Хуайсан. Охрана за его спиной не теряется. Они буквально скручивают Минцзюэ, пусть и с трудом, ведь тот такая злая махина, что даже вчетвером сложно удержать. — Брат! Брат! Прошу тебя! Успокойся! — истерит Не Хуайсан. И тут же смотрит на Гуанъяо, шепча ему беззвучно: — Беги! Это сильно сказано. Яо почти уползает, спотыкаясь и падая на лестнице, еле вставая вновь, с остервенением приглаживая волосы на висках. За ним остается дорожка из кровавых капель и чемодан с вещами в номере, в котором он обычно останавливался. За ними он не возвращается. А затем на какое-то время пропадает. Господину Цзинь даже лично приходится общаться с Лань Сичэнем по некоторым вопросам. Но оно и к лучшему: скоро семья Лань получает приглашение в «Ланьлин» на день рождения Цзинь Цзысюаня. ‎Вэй Ину снова приходится врать, что ему нездоровится, с таким успехом его просто уволят из «Гусу», чего он почти не боится, жаль только, что надежды семьи не оправдать. Но оставить девушку и её полуживого брата он не в силах. После звонка Синчэня Усянь понимает, что в отеле оставаться небезопасно. Еле дождавшись ночи, чтобы не привлечь лишнего внимания, они выезжают из отеля. Вэй Ин находит где-то кресло-каталку — так пострадавшего парня легко транспортировать до машины, пока сестра следит за капельницей. Возвращаться домой они отказываются: Вэнь Цин уверена, что их там найдут, если захотят добить. Вэй Ин всю жизнь жил с братом и сестрой, с дядей (который заменил ему отца) и мачехой. Они стали для него родными. Но в тот дом привезти такую ношу, как раненный парень, он не решается. Он доверяет Цзян Чэну и, тем более, Янь Ли. Но если убийца найдёт их и там? Вэй Ин не простит себе этого. К счастью, от Макао до Гуйлиня, где у Вэй Ина есть домик прямо в горах, всего ночь пути. Он и не думал, что когда-то ему придётся прятаться здесь. Он вообще купил этот домик после одного пьяного спора ещё в студенчестве. Это забытое богом место, и Усянь не уверен, что там вообще можно нормально жить… Но комфорт — это не главное. Выжить — вот это важнее. Вэнь Цин бдит за состоянием брата всю дорогу. Ей тоже всё равно, где спрятаться. Главное, чтобы их не нашли. Лань Ванцзи ищет Усяня с присущей себе серьёзностью. Дома Вэй Ина не оказывается, что ожидаемо, а гео-данные с его телефона указывают на столь далекое место, что Ванцзи даже не чувствует угрызений совести по поводу того, что повесил на парня «маячок». Если тот забрался так далеко, значит что-то с ним случилось. Младший господин Лань выезжает сразу после позволения брата. В горах приходится поплутать, но дорога к месту есть, пусть и не такая как в Гонконге. Тут много растительности, чище воздух, и бамбук растет стеной, за которой Ванцзи находит небольшой дом. Место странное, дикое, слишком уединенное и глухое. Ванцзи аккуратно стучит в двери, всё ещё сомневаясь в правильности пути. Вэй Ин как раз пытается справиться с дровами. В этом домике иначе, как первобытным способом, даже не приготовить ничего. Хорошо, что хоть есть посуда, чисткой которой вовсю занимается Вэнь Цин. Она вздрагивает от стука в дверь, а Вэй Ин осторожно выглядывает из-за кустов, покрепче сжимая топор в руке. — Лань Чжань?! Тот оборачивается, оценивает «находку» взглядом и решительно подходит. — Ты в порядке? Беглецы уже успели выспаться с дороги и переодеться. На Вэй Ине сейчас очень простая одежда, которую он купил по пути. — Лань Чжань, как ты нашел меня? Что ты здесь делаешь? Ванцзи останавливается от него в паре шагов и смотрит внимательнее. Вдыхает глубже. — Почему ты сбежал? Вэй Ин наконец опускает руку с топором и убирает его вообще за спину, словно стесняется. — Слушай, кое-что случилось… Давай зайдём в дом? И как ты всё-таки меня нашёл? Я же отключил телефон! Ты что, «маячок» на меня повесил? — догадливый, конечно, пусть и не во всём. Ванцзи взгляд опускает и молчит, только невнятно себе под нос произносит: — Мгм. И понимай его как хочешь, но в дом за Усянем он идёт, не отставая ни на шаг. Как будто переживает, что тот и сейчас надумает сбежать. ‎В доме Вэй Ин сразу успокаивает Вэнь Цин, мол, господин Лань не желает им зла, и та кланяется. Раненый брат давно в постели, а лекарств ему хватит на несколько недель. Если что, есть машина, аптека в городе, хотя без лишней необходимости туда лучше не соваться. Вэй Ин садится на пол: здесь нет стола, вообще почти никакой мебели нет. Дом старый, но благодаря упорству и волшебным рукам Вэнь Цин, уже не похож на сарай, в котором даже скотине не место. Усянь пересказывает события недавней ночи, всё, что случилось, не выдумывая лишнего и не утаивая ничего. — А потом… Я решил, что нам лучше спрятаться. Плохо, что ты меня сумел выследить, Лань Чжань! Видимо, я плохо спрятался, — горько усмехается. — Поедем в «Гусу», — предлагает Ванцзи, когда обдумывает слова Усяня. И это не лишено смысла, конечно, если и есть безопасное место, то лучше охраняемого со всех сторон небоскрёба его не сыщешь. Вэй Ин мотает головой. — Нет. Здесь нам будет безопаснее. — Здесь? Ванцзи точно так не думает. Даже на его застывшем лице это видно. Дом этот - в глуши. Если убийца нападёт на след, Вэй Ина никакой топор не спасет. Да и сбежать с раненым на руках они не смогут. — Поедем. Пожалуйста? — Нет, Лань Чжань. Мы не поедем. Не сейчас. Я выберусь и найду этого ублюдка, а потом, когда убью, поговорим. — Упрямец. Ванцзи смотрит на Усяня пристально, но не двигается и не уходит. Несмотря на несогласие, он не может сказать, что это не его проблемы и семья Вэнь — тоже не его забота. Потому что и сам не смог бы поступить иначе, окажись он в такой ситуации. День проходит быстро, за делами, разговорами и банальными вещами вроде готовки: без удобств это очень долгий процесс. Вэй Ин, конечно, не может обойтись без вина перед сном. Лань Чжань не спешит уезжать и они ещё долго сидят, в молчании, в темноте, при свете лишь одной свечи рядом с ними. Обдумывают признания Вэнь Цин, которая уже заснула рядом с братом, о том, что в нападении она подозревает никого иного, как своего брата, Вэнь Чао, который, скорее всего, заказал их по приказу отца. Они всегда были чёрной, лишней ветвью на их фамильном дереве. Только девушка и подумать не могла, что эту ветвь Вэнь Жохань решит отрезать вот так. Жестоко. Вэй Ин ложится на спину и закрывает глаза, слушает дыхание Лань Ванцзи, который словно не решается лечь рядом, но ничего не говорит, даже не дразнит его сегодня, не время для этого. А вскоре всё-таки засыпает от усталости. Ванцзи получает сообщение от брата несколькими часами ранее и понимает, что его короткий импровизированный побег закончился. Он не говорит Вэй Ину, что уедет утром, а когда тот уже спит, долго на него смотрит. В темноте Лань Ванцзи видит отлично. Догорает свеча. Вокруг очень темно, хоть глаз выколи. И на улице в этой глуши никакого освещения, кроме звёзд. В эту ночь Ванцзи единственный раз не сдерживается: касается глаз Вэй Ина ладонью, а губами — губ, мягко целуя спящего человека. Усянь просыпается. Обычно он спит, как убитый, и даже крики Цзян Чэна не всегда могут его разбудить, но тут он везде ожидает опасности, может поэтому сразу распахивает глаза, как только чувствует сквозь сон чужие прикосновения. Но ничего не видит, только ощущает. Губы целуют его, и на сон это вообще никак не похоже. Вэй Ин растерян лишь в первые секунды после пробуждения, а потом он начинает отвечать, пока мозг даже не пытается сообразить, кто это такой смелый с такими губами. Почувствовав ответ, губы замирают на мгновение, а потом ощущается язык, который проталкивается внутрь, добавляя в поцелуй страсти и желания испить Вэй Ина до дна. ‎Усянь целовался и раньше, но таких ощущений ни разу не испытывал. Может всё дело в темноте? Или в неожиданности? Он едва не стонет в этот поцелуй, так ему становится жарко и хорошо. ‎Поцелуй долго балансирует на грани, но все же губы Вэй Ина оставляют в одиночестве. И невидимый во тьме силуэт уходит из комнаты. Вэй Ин распахивает глаза, когда рядом с ним уже никого нет. Трогает губы, тяжело дыша. Чувствует чужой вкус. Ему же не приснилось? Неужели, Вэнь Цин решила таким образом отблагодарить его?