Главное правило корпорации "Гусу".

Лань Ванцзи возвращается в Гонконг спустя полгода. Всё это время он провел за учебой в Европе, по настоянию дяди, и интересоваться делами семьи Цзян у него не было даже возможности. Он добровольно изолировал себя на время от старой жизни. Но сейчас в семье Цзян праздник — свадьба. Чем не повод вернуться? Тем более, что он обязан там присутствовать вместе с братом. После скоропостижной смерти наследника Вэнь семьи Лань, Цзян и Цзинь стали ближе друг другу, и проявить неуважение своим отсутствием он не может. — Брат, — по возвращении он уже нанёс визит дяде, а теперь находит Сичэня. Тот совсем не изменился, тогда как сам Ванцзи стал более замкнутым и мрачным. — Ванцзи, — тот кланяется ему. — Добро пожаловать домой. ‎За это время домик в горах совсем обжит, и в нём есть всё, что нужно для простой жизни. Ко всему прочему, Вэй Ин привозит туда маленького ребёнка, которого подбирает плачущим в доме Вэнь. Он оказывается самым младшим братом Вэнь Цин. Они живут вчетвером, как странная семья. Вэй Ин изучает разновидности крайтов, постоянно ползает по лесам в поисках новых гнёзд, подумывает о том, чтобы завести и пауков. О террариуме за домом в сарае знает только Вэнь Нин, который помогает Усяню. Вэнь Цин и А-юаню, мальчику четырех лет, заходить туда строго запрещено. После трагичной смерти Вэнь Чао от змеиных укусов (причины которых корпорация Вэнь вовсю старается скрыть), Вэнь Жохань нигде не ходит без охраны. Даже спит с охранниками. Но от пули в лоб его это всё равно не спасает. На этот раз полиция находит стрелка очень быстро, и тот выдаёт, что убийство главы «Цишань» ему заказал человек по имени Вэй Усянь. Вот это уже не скрыть. Об этом гудит весь высший свет Китая. Вэй Усяня ищут по всей стране. — Спасибо, брат. Вэй Ин в порядке? — Ванцзи интересны новости только об одном человеке. Он не видел его, казалось, уже целую жизнь, и это было мучительно, поэтому он не может удержаться от вопроса. — Его давно никто не видел. Лань Сичэнь вздыхает и пересказывает младшему то, что до Европы не дошло. После услышанного Лань Ванцзи не задерживается дома даже на ночь. Он выезжает в Гуйлинь, и даже брату не под силу его остановить. А там, проходя по городу, натыкается на самого разыскиваемого человека в стране, который что-то разглядывает на фермерских прилавках и торгуется так, что дым из ушей идет. Ванцзи останавливается и смотрит на эту картину, словно не верит своим глазам. ‎Усянь вынужден торговаться. Они пробуют выращивать для себя еду, но пока не слишком успешно, а прокормить четверых не так-то просто. И деньги у них уже давно почти на исходе. Вэй Ин даже думает начать торговать своими змеями - их же тоже можно есть, - но это оставляет на самый крайний случай. — Вот так-то лучше! — сбив цену на картошку, он довольно подхватывает большой мешок и оборачивается с яркой улыбкой, а потом замечает Лань Ванцзи и замирает на месте. Тот смотрит на него пристально, замерев посреди базарной площади и делает над собой огромное усилие, когда шагает навстречу. — Вэй Ин. — Лань Чжань! — тот сразу вручает ему кочан капусты. — Вот, помоги отнести? Ванцзи моргает, закрывает рот, так и не сказав, что хотел. Кивнув, молча идёт за ним. Молодые люди идут наверх, в горы, а навстречу им бежит маленький А-Юань, которого Вэнь Нин гоняет целыми днями, играя с ним. Мальчик видит их и бежит быстрее, хохочет, а потом с размаху влетает в ногу Лань Чжаня и цепляется за неё. — Ого! — Вэй Ин даже тормозит. — А-Юань, что случилось? Раньше ты прятался только за моими ногами! Ванцзи замирает с кочаном капусты в обнимку и с ребёнком, прицепившимся к ноге. Смотрит вниз — ребенок отвечает на взгляд, но скоро уже не улыбается, а ревёт. Лицо у Лань Ванцзи хоть и красивое, но суровое. — О, как я тебя понимаю, А-юань! — восклицает Вэй Ин. Навстречу им бежит и Вэнь Нин, кланяется господину Лань, подхватывает мальчика на руки. — Лань Чжань, ты доведёшь до слёз кого угодно! — хмыкает Вэй Ин, пока они идут дальше. Ванцзи сложно что-то возразить. Но у него внезапно оказывается очень интересная А-юаню визитница, на которой извивается искусно нарисованный дракон. Он отдает её ребёнку, и тот сразу перестаёт капризничать. Уже в доме Ванцзи начинает разговор. — Вэй Ин, тебя ищут. — Я знаю. Усянь следит за тем, что происходит за пределами их горы, но не особенно переживает об этом. — О том, где я, знаешь только ты. Никто не найдёт, если ты не скажешь. За то время, что они не виделись, у Усяня ещё больше отросли волосы. В парикмахерскую он не ходит принципиально, хорошо, что хоть бреется сам, потому что не любит лишней растительности на лице. — Я не скажу, но, — Ванцзи считает, что и без его помощи — это вопрос времени. — Это скользкая дорога. Усянь смотрит на него. — Если ты приехал читать мне морали, лучше уезжай! — Вэй Ин. Поедем со мной? — Куда? — В Гонконг. В глазах Ванцзи много неразгаданных эмоций. — Нет. Мне больше нечего там делать! — огрызается Усянь. — Прошу тебя, подумай, — эти слова даются Ванцзи тяжело. Вообще тяжело смотреть на такого Вэй Ина — напряженного и колючего. — Нет, Лань Чжань. Я не буду думать. Я всё решил для себя. Вздохнув, Ванцзи опускает взгляд и хочет что-то сказать, но А-юань внезапно вмешивается в их беседу. — Папа! — и снова виснет на ноге Ванцзи. Кажется, он серьёзного мужчину больше не боится. Вэй Ин закатывает глаза и фыркает. Может А-юань уже и не помнит своих родителей, но Лань Чжань совершенно точно не может быть его отцом. — Это ты убил Вэнь Жоханя? —  прямо спрашивает Ванцзи, когда ребёнок убегает на улицу на зов Вэнь Нина. — Я? Нет. Вэй Ин отводит взгляд от окна, резко оглянувшись на собеседника. — Зачем мне его убивать, скажи, пожалуйста? — и лицо у него сейчас не самое приятное, непривычное, даже злое. — Я тебе верю. Ванцзи знает, что никто больше не верит Вэй Ину. То, что семья Вэнь держала его в плену, быстро всплыло, когда помощники старшего сына Вэнь проговорились на допросе. Будь Вэнь Чао жив, Лань Ванцзи пришлось бы смывать кровь со своих рук. Но Вэнь Жохань, после того как они побывали в тайной библиотеке семьи Лань, был отдельной темой. — Вэнь Чао тоже убил не я, — Вэй Ин любовно поглаживает флейту, висящую на поясе. — Ты же слышал, что его просто покусали змеи? И ухмыляется, как будто сейчас познакомит с ними Лань Ванцзи. Лань Чжань даже вздрагивает. — Я пойду. Затем отворачивается, оставляя на столе все наличные деньги, которые у него только с собой есть, а потом выходит из дома. Вэй Ин с силой сжимает пальцы в кулак. Он добивался, чтобы Ванцзи ушёл. Ему не место рядом с ними. Его белым одеждам противопоказана грязь. Он должен быть в «Гусу», в дорогом небоскрёбе, рядом с братом. Он не должен прятаться с ним, копать огород и приручать змей. Но почему Вэй Ину так больно, почему так хочется рвануть за ним и попросить его остаться? Почему он сожалеет, что отталкивает его? Уже глубокой ночью, не боясь ничего, Усянь уходит из дома, заходит по знакомым тропинкам в самый лес, поднимается на гору, садится там и играет очень грустную песню, ноты которой подсказывает сердце. Лань Цижэня внезапно настигает сердечный приступ, и это повод написать Лань Сичэню. Не то, чтобы Гуанъяо был нужен повод, но после их последней встречи он не мог найти в себе сил для столь простого дела, особенно зная, что Сичэнь ждёт. «Господин Лань, как вы?» «Я в порядке? А вы?» Сичэнь не забывает о своих чувствах, хотя отвлекающих факторов у него довольно много. Однако жаловаться он не привык. «Господин Гуаншань отправляет меня в Гонконг. Надеюсь, у вас найдется время встретиться». «Для вас у меня всегда найдётся время» — отвечает Лань Сичэнь и снова ждёт. Увидеться у них получается через три дня. Эта встреча случайная, Сичэнь обедает в ресторане на последнем этаже шикарного отеля, а у Гуанъяо тут как раз проходит встреча. Их взгляды пересекаются, и после завершения дел тот подходит к его столику с улыбкой. — Господин Лань. Позволите присесть? — Господин Цзинь, — приходится встать, чтобы поклониться. — Я рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста. Последние пару часов Лань кидал на него очень многозначительные взгляды, но теперь смотрит с привычным теплом. — Неожиданно встретить вас в таком месте, — сам Яо в этом отеле живет. — Одного. Ресторан и правда не располагает к одиноким обедам, обстановка вокруг настолько помпезная, что подходит для того, чтобы пускать партнерам пыль в глаза или приглашать даму сердца на романтический ужин. — Я очень люблю это место, здесь потрясающе готовят пасту. Яо никогда бы не подумал, что Лань Сичэню нравятся такие места, ведь тот такой элегантный, что ассоциируется с белым снегом и картинами Го Си. — Тогда я обязательно попробую здесь это блюдо, — они говорят о незначительном, но Гуанъяо даже так на Сичэня смотреть больно, тот ослепляет. — Я приглашу вас сюда и угощу, — кивает тот. — Сейчас вы, вероятно, уже сыты, да и я сам осилю разве что бокал вина… И чуть-чуть улыбается, этот такой изящный намёк. Гуанъяо смотрит на Сичэня с легкой приятной улыбкой, и тон у него привычно мягкий, но слова почему-то звучат бесстыдно. — Если позволите, мы можем выпить в номере. Сичэнь решительно поднимается. — Я не против. Гуанъяо оставляет в покое салфетку, которую неосознанно мял все это время и поднимается следом. Номер у него, конечно, шикарный, но не люкс. Он не планировал задерживаться тут надолго. Но бар в номере имеется, правда, вино там в маленьких бутылках, и бокалов нет. — Простите, кажется, я не подготовился… — Это тоже подойдёт. Лань Сичэнь улыбается, откупоривая бутылочку, устраивается в кресле и смотрит на Гуанъяо внимательно, словно чего-то по-прежнему ждёт. Тот тонкими пальцами разглаживает манжеты, хотя они и без того идеальные. Молчит, улыбается, не переставая, даже когда шагает ближе и наклоняется. В коротком поцелуе эту улыбку тоже можно почувствовать. — Вот это мой ответ. ‎Сичэнь протягивает руку к его лицу, прижимает ладонь к щеке. — Я не расслышал, повтори. — Я могу повторить хоть тысячу раз. Гуанъяо наклоняется снова, подаётся вперёд за новым поцелуем, длиннее первого на несколько мгновений. Сичэнь придерживает его голову и не даёт отстраниться. — Всё равно не расслышал. Яо приходится держаться за плечи Сичэня, чтобы продолжить целовать его губы, по очереди. Сперва верхнюю, потом нижнюю, и снова верхнюю, и так по кругу, пока у самого не начинает кружиться голова. Господин Лань притягивает его к себе на колени. После таких поцелуев сложно этого не захотеть. Обнимает его спину и выдыхает в новом поцелуе: — Ты невероятный… Сидеть на коленях Сичэня немного неловко, но в большей степени приятно и возбуждающе. Гуанъяо ёрзает от этих эмоций, поглаживает по щекам запрокинутое к нему лицо и отстраняется, чтобы посмотреть на него. — Ты такой красивый, Лань Хуань… Тот осторожно поглаживает его тело. И в этом нет никакой пошлости, это просто нежность. — Мне очень приятно, когда ты говоришь такое… Мне так приятно, когда ты со мной, Яо… Я хочу, чтобы ты был рядом… Чаще. Ближе. Больше… — Но, — шепчет Яо, прижимается, закрыв глаза, ко лбу своим лбом. — Ты ведь глава «Гусу». И у меня столько забот, что даже такие короткие встречи — роскошь. Они оба прекрасно понимают, что Гуанъяо никогда не бросит «Ланьлин», а Сичэнь никогда не оставит «Гусу», да и не требуют такого. Но от этих мыслей у Гуанъяо сжимается сердце, а пальцы, которыми он зарывается в волосы Сичэня, подрагивают. ‎- Я буду верить, что однажды наши корпорации объединятся… Совсем. Сичэнь наклоняет голову и касается плеча лбом, слегка поворачивается и ведёт по шее носом, а потом и губами, очень мягко, даже трепетно, словно Яо хрустальный и рассыплется от любой резкости. Тот тихонько смеётся. Ему немного щекотно. И интересно — на что Сичэнь ещё готов пойти. — Глава, разве вы не должны оберегать свой дом от… захватчиков? Он улыбается и прихватывает губами его губы, повернув голову, потом захватывает их в поцелуй, словно самый главный захватчик он и есть. — Держись! — Лань Сичэнь приподнимается, обхватывая Яо с лёгкостью. Несёт его прямо в кровать. Опускает его на покрывало спиной и сам наклоняется, зависает сверху. — Если захвачено сердце, разве стоит сопротивляться? Гуанъяо смотрит на него большими, немного пьяными глазами, а на скулах горит румянец. Как бы ему хотелось иметь другую жизнь, чтобы можно было купаться в любви, плещущейся в глазах напротив, и ни о чём не волноваться. — Сичэнь… Он ведёт по его щеке кончиками пальцев, вдоль шеи к воротничку рубашки, который застегнут до верха, так же, как и у него самого. Подцепляет верхнюю пуговицу, расстегивает первую, вторую, третью… Яо гладит ключицы Сичэня и смотрит в его глаза с немым вопросом, хоть и знает, что тот не ответит отказом. — Сегодня я уже не смогу остановиться, — ласково предупреждает Лань и ведёт ладонью по бедру Яо. Задерживается на мгновение и забирается рукой под одежду на боку, задирая её. — Сегодня не нужно останавливаться. Яо прикрывает глаза, пряча взгляд за ресницами, и молчаливо отдает ему себя. Сегодня можно. Сичэнь подарил ему любовь, а он бы ему не только тело отдал. Гуанъяо расстегивает его рубашку до конца, спускает её с плеч и тянется поцеловать белую кожу. Сам он смуглее Сичэня. Тот словно из снега сотворен, и следы от поцелуев на его коже горят метками, хотя Гуанъяо старается целовать осторожно. — Я благодарен тебе… Очень сильно. Лань Сичэнь опускается на него мягкой тёплой волной, закрывая телом от всего, что им не нужно. Его благодарность, его любовь так же можно ощутить в горячих прикосновениях пальцев к коже, в поцелуях, которыми он покрывает чужую шею, в прерывистых выдохах и, особенно, в том, чем он прижимается к Гуанъяо ниже пояса. Тот цепляется за его бедро, несдержанно выдохнув: — Господин! Сейчас в этом слове мало вежливого обращения, и в дальнейшем непонятно, как Сичэнь может спокойно слушать это из его уст. Лань Хуань вынимает его из одежды, словно подарок, самый драгоценный подарок в жизни. А когда раздевается сам, садится между его ног и одну сразу закидывает себе на плечо, целуя маленькую, почти женскую ступню, и едва не урчит от удовольствия. Гуанъяо немного странно. Он смотрит на обнаженное тело перед собой, останавливая взгляд на лице Сичэня, на его губах, касающихся кожи… И думает, что лучше бы не стеснялся опустить глаза ниже, потому что это зрелище тоже совсем не невинное. Поцелуи достаются всей ноге Гуанъяо, впрочем, вторая тоже не остаётся без ласк. Сичэнь просто гладит её, а когда доходит губами до самого главного, между его ног, то даже замирает и задерживает выдох. — Не нужно! — Яо пытается его остановить, но потом только стонет и вплетается в волосы пальцами. Перед глазами плывет так, что ничего не разглядеть, поэтому Гуанъяо их закрывает, но так ощущения только сильнее. — Не останавливай меня, пожалуйста, — просит Сичэнь и ведёт губами по члену Яо, горячо и влажно. — Пощади, — тому так жарко и хорошо, что он в шаге от того, чтобы кончить от ласковых губ. Но запачкать Сичэня таким образом — это выше его сил. — Ты такой вкусный, — мужчина поднимается губами выше, ласкает живот и грудь, зависает над губами. — Самый вкусный мальчик во всём мире! Это сказано тоже как-то ласково, совсем не издевательски, а потом пальцы трогают другое заветное место на теле Гуанъяо очень умело и уверенно. Яо вслепую шарит рукой по тумбочке, пока не находит там тюбик со смазкой. Всё-таки он подготовился. — Сичэнь-гэгэ! Он млеет от всего, что Сичэнь делает и говорит, обнимает за плечи. И ногой его тоже обнимает, хочется прижаться крепче, чтобы воздуху между ними стало тесно. — Боже, Яо, скажи это ещё раз! — требует тот, осторожно пропихивая палец внутрь. — Гэгэ… Яо шепчет это на ухо несколько раз, целует мочку и ведет по ней языком, в конце вскрикивая и прикусывая нежную кожу. Лань Сичэнь стонет от такого обращения. Палец проникает всё дальше. Внутри Гуанъяо очень горячо и тесно. Ланю Сичэню кажется, что он сгорит в нём сегодня ночью, но он совершенно не против сгореть вместе с ним, потому что другой рукой он находит его член и сразу крепко дрочит ему. Возбуждение накатывает на Гуанъяо волнами, он сжимает плечи Сичэня крепче, на коже остаются следы от его ногтей. — Так странно! — Яо дёргается. Снова вскрикивает, на сей раз от неожиданной вспышки удовольствия, которая простреливает низ спины, от которой кровь к члену приливает только сильнее. — Странно? — Странно хорошо! Гуанъяо прижимается губами к чужому плечу. Сичэнь сверху словно лавина, такая же неумолимая и сметающая все барьеры, только от нее не страшно и не холодно. А очень жарко и хорошо. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо всегда, — говорит Сичэнь снова очень ласково. И, приподняв его бедра, толкается внутрь. Гуанъяо соврал бы, если бы сказал, что это не больно. — Сейчас… — шепчет он, дышит через раз, пока не отпускает. — Вот так хорошо. Давай! Сичэнь придерживает его бёдра, проникая глубже, прижимается губами к горячему виску, на котором уже появилась испарина, а ведь они только начали. Он стонет туда же, когда оказывается в теле Гуанъяо полностью и там задерживается, потому что, кажется, ждал этого всю жизнь. — Боже, гэгэ! Гуанъяо никогда верующим не был, но тут, кажется, не молится, а обращается к Сичэню, не в силах по-другому описать всё, что чувствует, когда растянут вокруг его члена до слёз, выступивших в уголках глаз. Лань Сичэнь собирает их губами и возвращает солёными поцелуями, которые скоро становятся всё жарче, выдохи резче, а движения — сильнее. Гуанъяо в его руках послушный, он плавится и стонет, когда привыкает и понимает, как испытывать удовольствие. Он сам себе дрочит и целуется с Сичэнем до потери кислорода в легких. Сичэнь совершенно не хочет, чтобы это заканчивалось, он растягивает удовольствие, замедляется, когда его становится слишком много… Много раз он будет пропадать с Гуанъяо в совершенно разных местах, и так искусно скрывать это сможет только он. Когда Гуанъяо кончает, он зовет мужчину по имени. Сжимает его бедра ногами с силой, которую сложно заподозрить в его хрупком теле. А после лежит, раскинувшись на дорогом постельном белье, блестя от испарины и почти не дыша, словно умер.