Главное правило корпорации "Гусу".

Проходит два дня, прежде чем порог дома Не посещает курьер с букетом из длинных роз, которые покоятся в коробке цвета логотипа «Юньмэн». Цветы красивые, крупные на толстых стеблях с шипами. И… серые, словно не цветы, а привидения. Впечатление от них двоякое: вроде красивые розы, пахнут сладко, но из-за цвета жуть берёт. В этот же день Цзинь Лин приезжает в дом семьи Лань с нежданным визитом. И что странно — не к Сычжую, с которым после своих многочисленных побегов из дома сдружился крепко, а к Вэй Ину. ‎- А-Лин? Вэй Усяню почти сорок лет, но он выглядит гораздо свежее и моложе многих в этом возрасте. — Ты ко мне? — хлопает парня по спине. — Соскучился? А-Лину уже восемнадцать, но его характер лучше не стал, ни на йоту. — Хватит. Я не маленький. У меня дело! Дядя Цзян Чэн… — Что с ним? — Он сошёл с ума! — Ты только сейчас заметил? — Вэй Ин ярко улыбается. — Он с детства был психом! Цзинь Лин ходит из угла в угол, энергия из него так и прёт. — Нет! Сейчас всё серьезно! Он захотел жениться! Усянь пораженно свистит. — Нифига себе! На ком? — На Не Хуайсане! — Цзинь Лин резко останавливается. — Он сказал, что глава Не из хорошей семьи… И к тому же, красивая женщина! ‎Вэй Ин на свою беду как раз наливает себе сок в стакан и обливается весь. — Чегооо? А потом заливисто хохочет на весь дом. На эти звуки приходит очень красивый… мужчина. Лань Сычжуй в свои двадцать два просто цветущий пион, и он вполне мог бы посоревноваться своей красотой с Ванцзи и Сичэнем, но к счастью, он не из тех, кому это нужно. Он красивее, чем они, просто потому что в его классических линиях фигуры и лица есть маленькая щепотка женственности, не такая, как у Гуанъяо, или Не Хуайсана. Своя. Очень особенная. — Здравствуй, А-лин. — Это не смешно! — А-Лин таким поведением дяди всерьёз напуган. Ведь на Цзян Чэне сейчас всё держится! — Сычжуй, привет! Жена твоего брата смеется надо мной! — обернувшись, заявляет парень. ‎За что получает крепкий подзатыльник. — Я твой дядя, ты забыл? А Сычжуй улыбается, что делает его ещё красивее. — Если Вэй Ин не смеётся, значит, жди беды, — это он сам придумал и уже давно. Усянь не может упустить такого шанса поиздеваться над братом и звонит ему прямо при младших. — Цзян Чэн? Алло? Ты уже купил кольцо красивой женщине? — и ржёт в трубку, попутно намереваясь треснуть племянника ещё раз. — Он ещё и бьёт меня! — Цзинь Лин ныряет за спину Сычжуя. И бессовестно прикрывается им, как живым щитом. Подумаешь, дядя. У него их несколько и все полоумные. — Сдал паршивец, — констатирует Цзян Чэн. — Да, купил. Думаешь, ей понравится черный бриллиант? — Красивые женщины любят бриллианты, — Вэй Ин накручивает прядь волос на палец. — Но больше всего им нравятся те драгоценности, что у мужиков в штанах! За годы замужества он вообще стыд потерял, а может сейчас ещё и мелких дразнит. — Кхм, — говорит Сычжуй и тащит Цзинь Лина из кухни, подальше от таких разговоров. — Вэй Усянь! Я собираюсь жениться, а не в бордель! — О, брат, не только в борделе, но и после свадьбы тебе очень пригодится то, о чем я говорю! — Вэй Усянь еле сдерживается, чтобы не скатиться в ржач. — Или ты думаешь, что вы будете до смерти с господином Не только за ручки держаться? — Почему я вообще с тобой об этом говорю? — Цзян Чэн почти рычит. — Ты чего позвонил? — Хотел убедиться, что мелкий не врёт, — Вэй Ин оглядывается по сторонам и стягивает запачканную соком футболку, включив громкую связь. — Но ещё мы запланировали большой семейный ужин на выходных. Ты придёшь один или с невестой? — и снова хихикает. — Клянусь, если ты посмеешь смеяться над нами, я затолкаю тарелку с ужином тебе так глубоко, как Лань Ванцзи и не снилось! Я буду. Не один. — О, лучше тебе не знать, как глубоко во мне бывает Ванцзи! — Усянь скалится, не поддаваясь на провокацию, но от таких мыслей хочется, чтобы муж был где-то поблизости. — Ждём вас. В семь. ‎- И даже не хочу знать! Красивая женщина ещё не в курсе, где и с кем ей предстоит провести выходные. — Так твой дядя правда женится? — Да! На господине Не Хуайсане! Боже, Сычжуй, все мои дяди… Извращенцы! — Ты думаешь, что это извращение? — спрашивает Сычжуй серьёзно, но где-то в глубине глаз появляется грусть. А-Лин к нему резко оборачивается и ворчит. — Ты когда видел Не Хуайсана последний раз? А дядя называет его красивой женщиной! — Мой брат Ванцзи тоже называет Вэй Ина сексуальным кроликом, — говорит Сычжуй даже раньше, чем успевает подумать. Глаза А-лина расширяются. — Это… наверное, семейное! Для Лань Сичэня этот день тоже не совсем обычный, если можно дни после того, как он забрал Гуанъяо вообще называть обычными. Тот мучается кошмарами, спать ему ночами не даёт, все шипит сквозь зубы угрозы в адрес Хуайсана. Да и днями тоже не спокоен, на каждый шорох реагирует настороженно и от Сичэня почти не отходит. Несмотря на всё это, здесь, у воды, в тепле, с Гуанъяо, Сичэню очень хорошо. И впервые так просто. Но он не дурак, прекрасно всё видит и чувствует, поэтому предлагает: — Яо, давай уедем? Подальше отсюда. — Я не могу вернуться в таком виде. Или… Ты хочешь уехать из страны? ‎— А куда тебе бы хотелось поехать? Лань Хуань словно добрый доктор при буйном пациенте. ‎— Какая разница? Куда бы мы не поехали, за мной всегда будет тянуться шлейф из грязи, а желающие отомстить всегда найдутся! Это, конечно, паранойя, но она обоснована. Стань известно о чудесном воскрешении бывшего главы «Ланьлин» — выстроится очередь из желающих убить его или хотя бы облить грязью. — Как я могу тянуть тебя за собой? Почему ты хочешь… быть рядом? Я ведь так ненавижу всех, кто поломал мой мир, что готов убить всех. Голыми руками. До единого. — Потому что я хочу помешать тебе это сделать, — говорит Сичэнь прямо, хотя что-то в нём от таких слов точно дёргается. — Я не прошу тебя перестать ненавидеть всех. Ненависть — это нормальное чувство для любого человека. Я прошу тебя не концентрироваться лишь на ней. И убивать не нужно… Больше не нужно, Гуанъяо… ‎— Я утяну тебя с собой в трясину, — выдыхает Яо. Потом пересаживается на колени Сичэня, смотрит в глаза, гладит по шее под волосами. Это его успокаивает лучше любых слов. — Расскажи мне, как ты жил. Как там «Гусу»? «Ланьлин»? ‎— Я отошёл от дел. Сейчас всё на плечах Ванцзи. Я не хочу туда возвращаться, и тебе не нужно. Давай выберем, куда мы хотим поехать? Где мы хотим жить? Я готов к любым вариантам, но лучше не на север, не хочу, чтобы ты мёрз… — Лань Хуань, я преступник… Но я не болен. — Я знаю. И я хочу просто жить с тобой. Чтобы нас не трогали. Понимаешь? — Но… Гуанъяо почти невесомый на его коленях, а слова его тяжелые. — Но вдруг я не смогу? Вдруг покой не для меня. Не жилось ведь мне спокойно. Лань Сичэнь вздыхает. — Пожалуйста, давай попробуем? Я не обещаю отпустить тебя, если ты захочешь, но ты же не пробовал… Просто жить со мной. Я могу дать тебе всё, что захочешь. Не хочешь покоя? Ну давай иногда будем ссориться? Хочешь? Драться будем? Посуду бить? Хочешь, заведём боксёрские перчатки, и ты сможешь избивать меня до синяков? А? — кто-то вот точно болен. Яо смотрит на него сперва с удивлением, а потом тихо смеется, прикрывая запястьем губы. Звук этот такой неожиданный и неуверенный. Гуаньяо давно не смеялся. Когда он убирает руку, губы его оказываются сложены в улыбку. — Ты удивляешь меня, Лань Сичэнь. Каждый день удивляешь! — он целует в переносицу, а потом в губы, едва касаясь. Это их первый поцелуй после встречи. И это лучше слов говорит, что, если и есть человек, которому Яо не сможет причинить вред, так это тот, кого он может вот так бережно целовать. Лань Сичэнь тоже улыбается, придерживает его спину ладонями и повторяет: — Так куда мы поедем? ‎— Дай мне подумать. Неужели это нужно сказать сейчас? Ты вот сам куда хочешь? — Не знаю… В Европу? Во Францию… Или Чехию. Может в Испанию? Можно, в принципе, долго не задерживаться в одном месте. Мир большой, и он весь открыт для нас. — В Америке благоприятные условия для развития бизнеса, — внезапно решает Гуанъяо. Это страна больших возможностей с очень демократическими взглядами на многие вещи, самое то, чтобы начать с нуля. Домохозяйкой он похоже становиться не собирается. — Америка? Ладно, я тоже не против. А каким бизнесом тебе хочется заняться? ‎Гуанъяо тут внезапно смущенно улыбается. Ямочки показываются на щеках. — Ты даже не представляешь Сичэнь, что я могу сделать в Вегасе! — Яо! — Что? Это совершенно законно! — щебечет Яо, начиная всё больше напоминать себя прежнего. — Я буду за этим следить! — говорит Лань Сичэнь, бережно заваливая его на диван. Не Хуайсан лежит в ванной и слышит, как настойчиво стучат в двери. Кажется, он заранее знает, кто там. Просит прислугу открыть и впустить гостя, а сам продолжает лежать в пене и лепестках. Войдя, Цзян Чэн может увидеть, что лепестки все серые. — О, смотрите, кто пришёл! — Не Хуайсан зачерпывает пену в ладошку и сдувает в сторону двери. — Я больше не держу у себя никого! Что ещё нужно? — Обсудить брачный союз, — Цзян Чэн подходит ближе, перехватывает запястье и вкладывает в руку бархатную коробочку. В ней кольцо. А бриллианты на нём складываются в веер. Он даже долго не думал — купил сразу, как увидел эту красоту. Небрежно открыв коробочку, Не Хуайсан улыбается. — Ммм… Ничего. Подашь мне полотенце? Цзян Чэн тут же садится на стул у зеркала, закинув ногу на ногу. — Нет. Сперва ответ, потом полотенце. И всё, что захочешь. — Какой ответ ты хочешь услышать? — Не Хуайсан медленно поднимается, как богиня из пены. — Ты выйдешь за меня? — хмыкает Цзян Чэн, едва сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд. — Мне нужно время подумать. Не дави на меня, — мило улыбается Не Хуайсан и брызгается в него пеной. — И не смотри! Цзян Чэн кивает. Затем всё-таки поднимается, разворачивает перед ним полотенце, благосклонно отвернув голову. Не Хуайсан заворачивается в него, как в кокон, убирает мокрые волосы с лица и мурчит: — Спасибо, — глядя снизу вверх как-то гипнотически. ‎ Лань Ванцзи обычно всегда спешит домой с работы. Особенно, когда Вэй Ин его не сопровождает и пропадает из поля зрения. И каждый раз, возвращаясь, он удивляется. Сегодня вот особенно. Он не ждал застать мужа полуголого, вопящего непристойности в телефон о степени глубины их любви. — Вэй Ин. — Лань Чжа-ань! — тот успевает отрубить звонок и резко поворачивается, опираясь руками о плиту позади себя. — А я тебе… Ужин грею! — Автомобиль А-Лина у входа. Он здесь? Ванцзи не спускает с Вэй Ина глаз, почти одним чутьём сканируя территорию вокруг, и подходит ближе, неспешно и расслабленно. Вот только взгляд выдает. Таким взглядом крокодилы следят за жертвой, прежде чем сожрать. ‎- Ага-а, — тянет Вэй Ин с очень невинным видом. — У нас новости! Но сначала… Притянув Ванцзи к себе, Усянь впивается в его губы так, словно они женаты уже не четвертый год, а второй день. ‎ ‎А в субботу в большой столовой собирается большая семья, в которой не хватает, пожалуй, только Сичэня. Вэй Усянь не сам готовил, конечно, иначе бы ему потом пришлось своим гостям и родственникам скорую вызывать, у них для этого есть прислуга, но накрыть на стол он в состоянии сам. И вообще ведёт себя как хозяйка дома, а анекдоты травит сразу за двоих — и за себя, и за мужа (и не все из них приличные). Когда гости сыты, пьяны и уже подустали хохотать, Вэй Ин неожиданно Цзян Чэну подмигивает и заявляет громко, поднимая бокал с вином: — Так выпьем за ещё одного гея в нашей семье! Не Хуайсан женщиной никак не выглядит, просто потому что в женское не одет, но он смешно прыскает, прикрываясь веером. — Вэй Усянь! — рычит Цзян Чэн, почти вскочив с места. — Ничего, ты быстро втянешься! А твоя невеста весьма хороша сегодня! Ох, не будь я уже в браааке… Я вот с юности на девчонок только как на подруг смотрел! Никогда никого не хотелось… Ну всерьёз. Потанцевать, пошутить — это одно. Но в сексуальном смысле парни гораздо сильнее тянули. Правда, Не Хуайсан? Помнишь? ‎Тот из-за веера, как из окопа выглядывает, но за ним явно улыбается. — Ох, как такое забыть, Усянь! ‎— Ты бы придержал язык при детях! — детьми тут разве А-Лина можно назвать, и то с натяжкой. Хотя тот такой красный, словно скоро умрет от перегрева. И Цзян Чэн не даром это пресекает, уж кому, как не ему известно о юношеских загулах Вэй Ина. ‎Ванцзи в противовес самому младшему сидит во главе стола нефритовой статуей. Белый и неестественно прямой. Хоть это и мало отличается от его обычного состояния, но тут даже несведущим разница от начала вечера и в данный момент заметна. ‎- Ой да ладно, они уже не дети! — отмахивается Усянь и продолжает безумные речи. — А вообще, конечно, вовремя меня Лань Ванцзи захомутал, а то я уж думал, что женюсь на Лань Сычжуе! ‎- Расскажи подробнее, дядя? — А-лин заинтересованно оборачивается. Вэй Ин откидывается в кресле, кидая громкий взгляд в сторону молчащего мужа, вытягивает ноги вперёд. — А что тут рассказывать? Красивые молодые парни мне всегда очень нравились! Разве не понятно? — и снова с хитрецой косится на Ванцзи. Сычжуй краснеет слишком очевидно. — Это шутка такая, да? — Не могу это слушать! — Цзян Чэн понимал, что вечер будет веселым, нно к таким разговорам оказался не готов. Хотя его брата только могила могла исправить. Но не исправила. — Да никто и не хочет слушать о твоих похождениях! — Я бы послушал, — голос у Ванцзи спокойный, но словно ушат холодной воды на голову. — И я бы с удовольствием послушал, — Не Хуайсан убирает веер. — Но мне уже пора. У меня важные дела утром. Цзян Чэн, проводишь? — Лань Чжань, я тебе лично расскажу. На ушко. Перед сном. Что? Уже уходите? Ну, спасибо за вечер! Ещё приходите! И не трахайтесь до свадьбы! ‎— А мы пойдем… — Сычжуй тоже подскакивает, но так и не придумывает, куда утащить Цзинь Лина, под каким предлогом, поэтому просто повторяет: — Пойдем. Спокойной ночи. — Провожу! С огромным! Удовольствием! — Цзян Чэн спешит за Не Хуайсаном. А то готов был уже придушить Вэй Ина прямо на столе. — Вот она, старость, веселье закончилось, даже не начавшись, — тоскливо говорит Вэй Ин, когда они с мужем остаются вдвоём. ‎Лань Ванцзи смотрит прямо перед собой. Сжимает бокал так, что тот в руке идет трещиной по боку. — Вэй Ин… Мужу достаётся взгляд, полной холодной ярости. — Да, Лань Чжань? — тот смотрит в ответ, не стесняясь. — Да, любимый? Ванцзи ставит бокал на стол, вдыхает бесшумно, но очень глубоко, а потом поднимается, шагает к Вэй Ину и уже его хватает за запястье, с силой поднимая из-за стола. ‎- Ты ведь знаешь, что я… Не всерьёз? — уточняет Вэй Ин на всякий случай, но при этом так ухмыляется, что понятно, зачем он это всё устроил. ‎- А ты продолжай рассказывать. Вэй Ин ощутимо вздрагивает, руки его напрягаются, Ванцзи их крепко держит, не вырваться. — О чём? О том… Какие у меня были… Мужчины до тебя? Ванцзи оттягивает воротничок рубашки зубами, толкает Вэй Ина в стену спиной и сам его туда только плотнее вжимает. — Ну, что же ты замолчал? Запястья у Вэй Ина тонкие, даже изящные. Прекрасно помещаются в одной широкой ладони Ванцзи, поэтому свободной рукой он расстегивает пуговицы на рубашке мужа и распахивает её в стороны. Там на груди старые следы засосов, они Ванцзи тоже раздражают, хоть и оставил он их сам. Но, видимо, раздражают они его только потому, что побледнели. Это нужно исправить. — Кхм, Лань Чжань, ты же сейчас взорвёшься, если я продолжу? — дразнит Вэй Ин уже с другой стороны, а потом прикрывает глаза. — Совершенно точно могу сказать… Что мужчин у меня до тебя не было… Так… мелочь всякая! — Вэй Ин! — Ванцзи отвлекается, чтобы посмотреть мужу в глаза. И заткнуть его поцелуем. Слушать ни о ком другом он на деле, конечно, не собирается. — А почему мы ушли? Там же вино ещё осталось! Да и рано ещё? — искренне не понимает А-лин. — Потому что сейчас нам вообще лучше покинуть дом. Хорошо, что комнату Сычжуй давно поменял, поселившись подальше от покоев «братьев» в дальнем крыле. — Что? Почему? Цзинь Лин хмурится, внезапно останавливается, до него, кажется, доходит. Только не то, что надо. — Они будут драться? Судя по лицу, он явно вернуться собирается, но останавливает его только то, что Ванцзи, как ни крути, не похож на того, кто смог бы поднять руку на супруга. Сычжуй качает головой, отрезая их дверью своей комнаты. — Ты такой… ребенок ещё! — Я не ребенок! Такие сравнения Цзинь Лина больше всего обижают. Он и правда в их сумасшедшей семейке самый младший, и дня не проходит, чтобы ему об этом не напомнили. Особенно дядя Цзян Чэн и дядя Вэй Ин стараются. От Сычжуя он этого точно слышать не хочет. — Останешься у меня сегодня? — Сычжуй меняет тему. — Можно поиграть… ‎А-лин кивает и плюхается на кровать Сычжуя, портя идеально заправленное покрывало. — Все равно за руль нельзя. Сычжуй смотрит на него из кресла. — Знаешь самое главное правило «Гусу»? — спрашивает внезапно. А-Лин хмурится, вспоминает те времена, когда таскал Сычжуя с собой по разным местам, а тот цитировал ему огромный свод правил компании. — Не водиться с сомнительными личностями? Или что-то типа того? — Если влюбился, то навсегда, — Сычжуй смотрит сейчас очень по-взрослому. — Но всему своё время, — цитирует он ещё одно главное правило. — Навсегда? — А-Лин дёргает плечами и смешно фыркает. — Скажешь тоже! *** Ван Ибо отрывается от губ Сяо Чжаня под громкое режиссерское «Стоп! Снято!» и в который раз с ужасом понимает, что если бы корпорация «Гусу» существовала в реальности, её главное правило он соблюдал бы со всей ответственностью. Сяо Чжань облизывается и многозначительно улыбается. Это только начало.