Агенты А Н К Л 2—"На краю пропасти"

      Монотонный звук капающей воды. Кап. Кап. Кап…       Кожа рук саднила от перетянутых веревок, ноги и спина зверски затекли. Очень хотелось пить, а звук разбивающихся о поверхность капель только усиливал жажду. Сдвинуться с места не получалось: ножки железного ящика, к которому привязали Илья, были забетонированы. Узлы однозначно вязал профессионал: стоило попытаться немного ослабить их, как они только туже затягивались на запястьях. Он давно потерял счёт времени. День или ночь — уже не имело значения. В воспалённом сознании жила только одна мысль: пить! — Илья! — где-то рядом послышался встревоженный голос напарника. — Сделай глоток.       К пересохшим губам прижалось горлышко фляжки, и гортань обожгло виски. Но остановиться он уже не мог и успел сделать несколько больших глотков, прежде чем Соло убрал руку. — Почему так долго? — это был единственный вопрос, на который у измученного агента в данный момент хватило сил.       Казалось, что прошла по меньшей мере неделя, а не три дня, как потом ему объяснил Ковбой. Жажда не отпускала. Наверное, воду Илья теперь способен был учуять даже по запаху. При первой возможности он припадал к бутылке, которую просто не выпускал из рук.       На конспиративной квартире их ждала только Габи. Она сидела в кресле, поджав ноги и, словно замороженная, неотрывно смотрела на вошедших. Почему-то в этом взгляде не читалось облегчение — только злость и обида.       Она ничего не могла с собой поделать. Из-за самонадеянности американца Габи вдруг поняла, насколько уязвимой сделали её проснувшиеся чувства. Больше всего на свете она теперь боялась потерять. Потерять этого двухметрового «снежного» человека, при одном виде которого внутри всё переворачивалось, и оставалось только одно желание: свернувшись клубочком, спрятаться у него на груди.       И вот он едва стоял на ногах, измождённый, бледный, с потрескавшимися губами, с багровыми следами от верёвок на запястьях. Но живой. Чтобы хоть немного стравить напряжение, Габи не нашла ничего лучшего, как подойти и залепить Соло пощёчину с такой силой, что у того клацнули зубы. — Надеюсь, ты теперь запомнишь, что мы — команда? Или тебе для этого нужно кого-то из нас похоронить? — её голос звенел, как натянутая струна. — Я не позволю тебе больше так рисковать!       А потом, не сдерживаясь, она сделала шаг к Илье, обняла, комкая пальцами ткань его дурацкой водолазки, и прижалась к груди лицом. Большие ладони накрыли её, и Габи почувствовала: его сердце едва не выскакивало из груди, как будто подстраиваясь под её ритм.       Между тем, у них были крупные неприятности. Каким чудом Соло удалось произвести обмен, Илья так и не понял. Поскольку обменивать было попросту нечего. Пока Наполеон вёл переговоры с Романовой, их непосредственный начальник Уэверли забрал Александра Сувари с собой. — Когда ты собирался мне об этом сказать? — ледяной, как порыв арктического ветра, послышался голос Ольги. Романова стояла в дверях, за её спиной маячил отпущенный в Стамбуле телохранитель. — Ах, ты, тварь! — Габи хватило доли секунды, чтобы выскользнуть из рук Курякина и броситься на незваную гостью.       Но ту, как оказалось, голыми руками было не взять. Наполеону не часто доводилось созерцать женские кулачные бои, но это зрелище стоило того. Казалось, что Ольга просчитывала каждый удар девушки. Избавившись от туфлей, она легко отражала все выпады противницы, при этом не атакуя в ответ и только больше выводя её из себя. Но ярость Габи обладала такой разрушительной силой, что ей удалось провести подсечку и повалить Ольгу на ковёр прямо посреди гостиной. Она уселась сверху, схватив поверженную за горло. Толчок, переворот — и вот уже девушка распластана снизу с прижатыми к полу руками. Ей ничего не оставалось, как извиваться и рычать от бессилия. — Сука! — почти выплюнула она в лицо Романовой. — Ненавижу!       Растаскивать дерущихся женщин, да ещё в таком состоянии — занятие не из простых. Но это безумие нужно было прекратить: решению их проблемы оно никак не помогало. Соло буквально стащил Ольгу с пинающейся и сыплющей проклятия Тэллер и крепко прижал к груди. Хотелось стискивать сильнее и сильнее, но в какой-то момент она просто обессилено осела в кольце его рук, откинув голову ему на плечо. Виска тут же коснулось дуло пистолета. — Руки убрал! — телохранитель Ольги всё ещё находился рядом, готовый в любой момент спустить курок. — Не могу, — почти на выдохе ответил Наполеон.       Он стоял, уткнувшись в её волосы, борясь с диким желанием развернуть лицом к себе, посмотреть в глаза. И, возможно, так и поступил бы, только боялся увидеть то, что видел несколькими часами ранее: лёд и ненависть. Не отпускало ощущение нереальности происходящего. Словно два мира, два антипода слились в один. Единственная женщина, которую он когда-то любил, стала его врагом. Та, в ком он видел слабость, нежность и чистоту, — одна из глав преступного синдиката. — Отпусти, — взяв себя в руки, Ольга отстранилась от него. — Свою часть сделки я выполнила. Верните мне сына.       Габи, до этого удерживаемая русским, снова рванулась к Ольге. Илья вовремя перехватил её, крепко обняв сзади обеими руками. — Не зли меня! Твой сын у нас и будет у нас, пока ты не вернёшь документы, — гневно прошипела она. — Не злить тебя? — Ольга нехорошо усмехнулась, глядя прямо в глаза девушке и делая шаг ей навстречу. — Да что ты можешь знать о злости, девочка?! — в голосе её был не метал, а жидкая лава; она говорила негромко, но как будто выжигала все вокруг. — Я, не раздумывая, вырву твоё сердце голыми руками, и у меня не дрогнет рука перестрелять всех присутствующих в этой комнате, если не получу Алекса. — Олли… — Соло не успел продолжить: слова попросту застряли в горле от её испепеляющего взгляда.       Ольга резко повернулась на звук его голоса, с кошачьей грацией приблизилась к нему. Высоко поднятая голова. Глаза в глаза. — Вы, видимо, не до конца поняли, мистер Соло. Вам стоит забыть это имя. Оно принадлежит давно почившему человеку. И, прошу поверить, я пройду по вашим трупам, не задумываясь, ради возвращения сына. Ваше время истекло. — Их нет в Париже, — прервала её дерзкую речь Габи. — И нам не известно их местонахождение. Есть вероятность того, что Уэверли вывез его в Лондон, либо в Веллингтон. Там ведь должна состояться последняя передача документов?       Каждое слово, произнесённое девчонкой, выбивало почву из-под ног Ольги. В её распоряжении осталось катастрофически мало времени. По факту, его не было совсем. Последние бессонные ночи давно давали о себе знать, а осознание того, что она может опоздать, стало контрольным выстрелом в голову. Ольга опустилась в кресло и бессильно откинулась на спинку. Она обводила каждого агента взглядом смертельно уставшего человека. — Он болен, — каждое слово давалось с большим трудом. — Каждый день нужны определённые лекарства. Ему делают поддерживающие уколы и капельницы. Мы готовим его к операции, которая должна состояться через пару месяцев. Без этого он не выживет. Как ты теперь думаешь, девочка, на что я готова пойти, чтобы спасти сына? — на этот раз её тяжелый взгляд был адресован только Габи. — Для Уэверли это не аргумент, — спокойно произнёс Илья, наконец выпустив из рук Габи. Он сел напротив Романовой.       Все выдохлись морально, но ему ещё и физически приходилось едва ли не хуже остальных. Лучший агент КГБ почти не держался на ногах и чувствовал, что опора была ему просто необходима. — Он согласится только на непосредственный обмен. И, думаю, если дела обстоят настолько худо, нам стоит поторопиться. До Веллингтона почти полтора дня… Сколько нам нужно на сборы? — Пара часов, — ответила Габи. — Мой самолёт стоит в Орли. Прикажу подготовить его к вылету, — поднявшись, Ольга направилась к двери. — Ты… Ваши туфли… — несмело окликнул её Соло.       Она даже не обернулась — только коротко кивнула сопровождающему.       Когда незваные гости покинули квартиру, взгляды обратились на Наполеона. — Ну, теперь то мы дождёмся вразумительного объяснения? — Габи села рядом с русским, и, судя по его взгляду, он был совершенно согласен.       Так много вопросов, которые требовали ответов… Наполеон занял кресло напротив них. — Рассказывать особо нечего. Мы были знакомы. Когда-то очень давно, не в этой жизни. — Судя по вашей реакции друг на друга, это вряд ли было просто знакомство, — Илья внимательно следил за его поведением. — Чтобы тебя так ненавидели, нужно только сердце разбить. — Не думаю, что стоит вдаваться в подробности: повторяю, это произошло очень давно. Мы были близки. Я… — он опустил голову. Что ещё можно им сказать? Стоит ли сказать то, в чём он сейчас отказывался признаваться даже наедине с самим собой? — Я любил её. — Как давно это было? — помрачнев, спросил Илья. — Не в этой жизни. — Тебе тяжело ответить? Это не праздное любопытство, Ковбой. — Не имеет значения. Если считаете, что я двойной агент, то боюсь разочаровать вас: это не так. — Пока я ничего не считаю, — Курякин чуть наклонился в его сторону. — Просто ответь. — Наверное, лет двадцать назад. Такой ответ тебя устроит? — Нет. Не устроит. Мне нужно знать точно. — Твоя пиндитность касательно деталей меня убивает! — взорвался Соло. — Забудь! — Боюсь, не могу. Я слишком долго рассматривал вас с Сувари в оптику. И, пожалуй, увидел то, о чём забыла сказать тебе Ольга. — Не понял, — Наполеон с недоумением посмотрел на напарника. — Вспоминай точно, и я отвечу на твой вопрос. А ты, Габи, подними пока досье на Сувари и Романову. — Это была осень тридцать восьмого.       Девушка быстро вернулась с двумя папками и снова села по левую руку от агента, почти облокотившись на него. Она искала физического контакта: её Илья был рядом, живой, тёплый. И это успокаивало.       А Курякин быстро открыл обе папки и принялся, хмуря брови, что-то сверять. Обнаружив искомое, он опустил папки на журнальный столик перед Наполеоном и кивнул на них: — Смотри сам, — на его губах играла неуловимая улыбка — Боюсь, что это дело становится слишком личным. — Что ты имеешь в виду? — Габи нетерпеливо заглянула в бумаги. — Пусть сам увидит.       Наполеон углубился в изучение. Он был в замешательстве и не понимал, что конкретно нужно искать. Впрочем, судя по хитрому выражению лица Ильи, делиться своими предположениями он всё равно не собирался. — Чёрт! — в изумлении воскликнула девушка — Это…       Ладонь русского тут же закрыла её рот, и она вынуждена была умолкнуть. Зато не преминула прижаться к нему, почти перетекая в его руки. — Не буду тебя томить, Ковбой, — Курякин был крайне серьезен. На лице не осталось и тени лукавой улыбки. — Повторюсь, я долго рассматривал вас в прицел в тот день, и у меня закралось маленькое сомнение. Это может быть не так очевидно для окружающих, но меня поразило ваше сходство. Допустим, внешне это только детали: сказывается разница в возрасте. А вот в манере двигаться, поправлять волосы, улыбаться вы просто зеркалите друг друга. Дата рождения Александра — девятнадцатое июля 1939-го года. Мне кажется, что всё очевидно. Это твой сын. — Нет! — Соло вскочил, и все бумаги рассыпались по полу. — Этого просто не может быть. — Ну, почему же. Ты прекрасно знаешь, откуда берутся дети. И сам сказал, что вы были близки. Парню семнадцать — всё сходится. Он не может быть сыном Сувари, поскольку на момент регистрации брака с Ольгой Бертрану было шестьдесят три года. Судя по всему, ты не рад…       В голове проносились тысячи мыслей, и вся картина потихоньку складывалась в единое целое, почти не оставляя белых пятен. Сердце бешено стучало в груди. Сын, у него есть сын! Как он мог быть так слеп? Почему Илья это заметил, а он — нет? И даже не почувствовал. Хотя… Не почувствовал? Как тогда объяснить безмерную симпатию к этому молодому человеку?       Нужно было действовать. Осталось очень мало времени. Будь сейчас с ними Уэверли, он, не раздумывая, отстранил бы Соло от операции как заинтересованное лицо. И, скорей всего, отправил бы в Штаты. Но его, по счастью, рядом не было. И Соло надеялся только на понимание своих друзей.