Бейбарсов Карибского моря

Прогремел выстрел. Связанная, Таня лежала под помостом. Веревка лишь оцарапала шею, и все, от чего пострадала Бестия — от ушибов из-за резкого падения. — Прекратить казнь, — к помосту неторопливо шел высокий человек в черном, — вот помилование, подписанное королем. Бейбарсов всегда отличался молниеносной реакцией и поразительной меткостью — прострелить верёвку для него ничего не стоило. — Но, Ваша Милость… — Вы не подчиняетесь губернатору Ямайки? Кое-как сев, Рыжая Бестия равнодушно посмотрела в черные очи вышеназванного. Допрыгалась, что еще сказать. — Взять, — скомандовал Глеб, и Гуня с готовностью закинул девицу на плечо. — Ну, здравствуй, Танька, — хмыкнул гигант, — сколько лет, сколько зим… Всего год с последней встречи. — Игнат, — на губах девушке возникла грустная улыбка, — тебя я рада видеть… — Склепова тоже будет рада. Она теперь моя жена! — Долго же вы шли до алтаря… — Раньше было никак, — неожиданно серьезно ответил бывший старпом, — сама понимаешь. — Да, Глом… Разумеется. Брюнет шествовал рядом. Ни на Гроттер, ни Игната он не смотрел... Несколько часов спустя, дворец генерал-губернатора Ямайки, покои вышеназванного — Все, Таня, хватит. Наигралась, пора и честь знать, — сказал мужчина, входя в огромную спальню, куда ее сопроводили практически сразу после ванны и легкого ужина слуги, и одновременно конвой. От них она бы с легкостью сбежала, если б не последние две недели в трюме на голой похлёбке и не последующее — правда, кратковременное — тюремное заключение. Может, она и из головорезов, но, в первую очередь, женщина — на «Страже» жила на положении принцессы, на «Ведьме» служила в первую очередь судовым доктором, что тоже относилось к элите. Даже ее последний капитан не позволял девушке утруждаться, полагая, что даме, в особенности, избраннице легендарного Некромага, положены почести. — Прости? — Это твой последний шанс вернуться к мирной жизни. Шанс выжить. Другого такого не будет. — И что, по-твоему, дальше? — усмехнулась Таня, отходя как можно дальше к окну. Губернатор запер дверь на ключ и двинулся вглубь комнаты. — Дальше? Станешь женой губернатора. И все у тебя будет преотлично. Просто замечательно, да! — А меня ты спросил? Хочу ли я? — Ты бы предпочла виселицу? — его бровь саркастически изогнулась. — Тебе — да. — Проверяешь на слабость? — он подходил все ближе и ближе. — Думаешь, не смогу разорвать помилование и лично отправить тебя на эшафот? Кому ты врешь… Взойти на эшафот вновь у тебя не хватит духу, на такое женщина может решиться лишь раз, и свой лимит ты уже исчерпала. — Я видела немногим меньше тебя, — отрезала Таня. — На выдержку не жалуюсь! — Человеку противоестественно желать себе смерти. — Ты же знаешь. В противном случае я все равно сбегу, — с усмешкой заявила девушка. — Куда? Улита и Гопзий приняли патенты. Они помилованы и давно состоят на королевской службе. Членам их команд также позволено вернуться к мирной и безопасной жизни… Как и всем, кто был с нами в тот день. Тебе некуда возвращаться, Гроттер. Можешь вновь попробовать сбежать на Тортугу и купить свой корабль, Поклеп даже даст тебе на это ссуду и в команду отбоя не будет, только Золотой век пиратства завершается. С Францией мир. На престол вошел Буслаев — пара лет, и за моря возьмутся уже мечом. Нужно вовремя останавливаться. Это не предательство Братства — это спасение собственных шкур. Бейбарсов сбросил сюртук куда-то на пол и остановился всего в полуметре. Страх к этому мужчине — тот, от которого она, казалось, избавилась за месяцы совместного плавания к кладу Робертса, вспыхнул с новой силой и осел на коже. — Просто отпусти меня… Я оставлю эту жизнь и уеду. Позади была стена, слева — Бейбарсов, справа — кровать, на которую она и смотреть-то боялась, а ведь давно не девственница. — Ты? Не ври, как прежде, ты уже не сможешь, поэтому однажды тебя все равно повесят, Гроттер. Я следил за тобой после очередного побега. Старпом, судовой врач и мозг всех операций — у кого там, напомни? Как зовут это ничтожество, что завело вас на виселицу? Говорят, он тебя боялся больше, чем всю свою команду вместе взятую. — Говорят многое. — Хочешь жить — выйдешь за меня замуж: супруга губернатора Ямайки неприкосновенна. — Я не… — Венчание через три дня. — Я не выйду за тебя замуж!!! — вскрикнула Бестия. — Выйдешь, Гроттер. — Отпусти меня немедленно, — прорычала девушка, но Бейбарсов уже заломил ей руки и толкнул на ложе, — как ты планируешь меня удержать?! Как будто ты не знаешь. Как и всегда… — Очень просто, — доверительно сообщил он ей прямо на ухо, прикусывая мочку, — запру в очень комфортабельной комнате, где мы будем весьма неплохо проводить время. У тебя будут лучшие тюремщики, выполняющие любую твою просьбу. Ты пробудешь в этом заточении, пока не понесешь — и, так и быть, я выпущу тебя ближе к родам. — Ты не… — в груди у Тани похолодело. — Ты не сможешь пиратствовать всю жизнь. Если это единственный способ обуздать твой бурный нрав, которому я, на свою беду, помог проснуться — пусть так… Свои ошибки надо исправлять самостоятельно, я и исправлю. Я хотел получить тебя добровольно и по твоему согласию, но, кажется, это невозможно, а потому будет силой. — Глеб… Глеб, не надо, — взмолилась девушка, — не хочу так. И детей тоже не… Каким же раем по сравнению с этой перспективой выглядели давнее «заточение» на «Страже» в качестве его любовницы, его дорогой игрушки! Еще бы снова на цепь посадил, только этого и не хватает для полноты картины. Таня невольно вскрикнула — дернулась, а Бейбарсов сжал руки сильнее — казалось, чуть не вывернул… Ей после ванной дали какой-то легкий халат, подобие одежды, моментально задранный. Ощутив прикосновения его тела сзади, Гроттер заметалась с новой силой, только вывернуться уж никак не получалось — и, осознав полную бессмысленность сопротивления, сдалась. Как и всегда в случаях с Бейбарсовым, тело ее предало. Сердце предало… Вопил только рассудок, только чувство самоуважения, в данный момент рассыпающееся осколками. — Я все равно сбегу, — упрямо заявила она, много времени спустя лежа под мужчиной. Сбегу… И способ приготовить снадобье найду. Ты меня не удержишь. Он поцеловал ее в шею и вдохнул запах рыжих волос. В этом новом запахе — запахе благовоний, не хватало главных его составляющих: трав, морской соли и пороха. — От себя не убежишь, Гроттер, — криво усмехнулся Глеб, — можешь бегать всю жизнь, только знай две вещи. Пока я дышу, то не оставлю ни единой попытки найти тебя, даже если придется спуститься в самые глубины морской бездны… Ты принадлежишь мне, ты всегда принадлежала мне. Можешь сбегать и сбегать, только меньше любить меня ты от этого не станешь. От чувств не смыться, неужели не знаешь? — Ты бредишь… — Именно. Брежу тобой с того момента, как впервые увидел. Тогда мне было достаточно твоего тела, но этого быстро оказалось мало. Но, в момент, когда ты, наконец, осознала свою влюбленность, каким был твой поступок? Побег, Гроттер. Трусливый побег. С тех пор, как ты сбежала, я так и не научился жить без тебя. Я мотался за тобой по всему Карибскому морю и его окрестностях, и мне надоело. — Бейбарсов… Губернатор Ямайки поднялся, отошёл к столу и наполнил бокал водой. — Я тебя люблю, Татьяна Гроттер. С первой нашей встречи. Можешь пытаться сбежать от своих чувств. Изображай бесстрашную морскую ведьму, только один страх ты никогда не сможешь побороть — страх любить и быть счастливой. — Выпусти меня. Я не убегу, — тяжело вздохнула Таня. Не смогу… Теперь, после сказанного, попросту не смогу. Ты всегда обладал надо мной странной, необъяснимой властью — ты всегда был тем, кому я хотела и могла подчиняться. — Тебе нельзя верить, Гроттер. Я помню каждое твое слово; и повторяю: имя женщинам, как сказал один поэт — вероломство… — Семейная жизнь невозможна без доверия. — Значит, нашу нам придется начать без него. Обычная, спокойная жизнь… Четыре года назад она так хотела к ней вернуться, что теперь не знает, что делать с этим «счастьем». Для нее ли эта жизнь? Теперь?..

***

Огромный особняк генерал-губернатора Ямайки светился от всепроникающего солнечного света. Как и всегда, Татьяна обнаружилась на балконной террасе с видом на море, и в ее изумрудных глазах сквозила нескрываемая тоска по бескрайним просторам. Бейбарсов понимал эту тоску — очень часто она посещала и его, но, в отличие от более молодой супруги, он умел отстраняться. Оба скучали по тем временам. Предложи он, Гроттер с удовольствием уплыла бы — вместе с ним, с их старой командой, бороздить моря, вот только… Вот только на коленях спал темноволосый годовалый младенец, а у нее самой вновь вырисовывался живот. Со свадьбы прошло два с половиной года. Глеб сдержал обещание и посадил ее в новую золотую клетку — к которой она медленно, но привыкала, и даже пыталась быть в ней счастливой: Бестия всегда умела приспосабливаться. Клетка эта была не так уж и плоха. Шутка ли! — жена губернатора Ямайки, одна из морских легенд! О них все еще перешептывались — Бейбарсов повторил путь Моргана, она… Она до сих пор предпочитала носить мужскую одежду — брюки, сапоги, простую полотняную рубаху да не то куртку, не то камзол, а Глеб не протестовал, только смеялся, глядя, какое выражение лица возникает у чопорных куриц из высшего света. Бейбарсов поцеловал супругу в огненно-рыжую макушку, а затем поправил одеяльце на сыне. — Все еще караулишь? Как я теперь сбегу… — с отчаянием отозвалась Таня. — Ты можешь. Кто знает, вдруг в один день я проснусь и обнаружу нашу постель холодной, детскую пустой, и твой корабль, скрывающийся за горизонтом? — невесело усмехнулся Глеб. — К сожалению, от себя не убежишь. Сам говорил. Ну что, теперь успокоился? После того, как покорил и смирил?.. — Тебя не покорить, Гроттер. Никогда не покорить — если только ты сама этого не захочешь. Таня вздохнула и передала младенца отцу, после чего закрыла лежащую перед ней книгу в роскошном кожаном переплете. Индивидуальное издание — подарок на последнюю годовщину свадьбы. Ягуний Птолемей Селевк Первый. «Плавание «Черной розы»: хроники Некромага», значилось на обложке. В книге даже были картинки — как выяснилось, перед гибелью корабля Ягун умыкнул из каюты Бейбарсова его наброски… Море… Над морем парили чайки, крикливые и свободные. Как-то все вышло… романтизированно, что ли? Не зря их историей, наверное зачитывалась вся Тортуга, а с некоторых пор и Европа: вернувшись домой и женившись на своей белокурой красавице, Ягун размножил свое рукописное детище на печатных станках. Женщины, по рассказам Склеповой, тихо завидовали ее судьбе, а Таня не понимала, чему завидовать. Спасибо Ягуну — он, и правда, написал романтическую легенду. Молоденькую девчонку выкрали для постельных нужд заправского головореза — выдранной из привычной жизни, ей ничего не оставалось, как разделить его судьбу, пополнив состав Берегового Братства. Да, была страсть, азарт, были… приключения, но была и свобода — настоящая, без которой нынешнее существование казалось немыслимым. Головорез заслужил прощение короны и даже стал губернатором Ямайки, а она его женой… И все казалось хорошо, да так хорошо, что ее даже тошнило порой от всей этой «хорошести»! Плен есть плен, только другого пути уже нет, Бейбарсов был прав. Все, что у нее осталось от жизни, которую она полюбила, остался он, только любовь эта была слишком отравлена горечью. Плен — всегда плен, каким бы комфортным он не казался. Море, лазурное, бескрайнее, было спокойно. ...В этом море навсегда останется корабль-призрак наподобие легендарного «Летучего голландца»: слишком уж много произошло на том корабле. Слишком много любви, слишком много счастья, слишком много крови пролилось на нем — и слишком много боли впитали те доски… В народе ходили слухи, что в самую лунную ночь этот корабль можно увидеть плывущий за горизонт. Что по палубе снуют люди — высокий громила, разряженная в пух и прах девица, дородная дамочка, мужчина с кровожадным взглядом, манерный красавчик… Рыжая девушка, которая все пыталась рассмотреть что-то на горизонте, и высокий, похожий на морского дьявола, капитан. Был там и ваш скромный рассказчик, и старый канонир, и рулевой, и два брата-боцмана… Мы там все встретились, вне времени и пространства, ведь иного быть попросту не могло. Часть каждого из нас затонула в тот день вместе со стражем, часть каждого из нас вернулась. Мы искренне любили ту жизнь — свободную и полную приключений, но Золотой век пиратства закончился, и потому мы выбрали служение короне. И не один десяток лет прослужили новому, достойному королю… Конец.