***
Синие всегда проигрывают.
Снайпер сидел на крыше уже шесть часов. Заход солнца должен был быть через тридцать минут, стремительно холодало, влага вымораживалась из воздуха, оседая серебристым инеем на ткани старого плаща-пыльника, но стрелок сидел недвижимый. С сухих губ сорвалась струя пара. Твою мать. Он почти не чувствовал ног в сапогах. Он наставлял дуло на юго-восточный горизонт, будто кто-то мог там быть, среди оседающего мрака в заснеженных горных лесах. В том направлении предположительно находилась база Красных. Команда Синих торчала здесь уже две недели, но никто не появлялся, ни их враги, ни кто-то из руководства, но Снайпер регулярно на добровольной основе нёс дозор на крыше базы. Медик пытался говорить с ним, аргументируя тем, что у него слабые лёгкие, и длительное пребывание на холоде не прибавит ему лет. Тем более, он часто болел бронхитами, а девять лет назад чуть не умер от пневмонии. Снайпер кивал, молчал, пряча серый взгляд за линзами авиаторов. И уходил. На этой неделе он уходил почти каждый день, и каждый раз его пребывание на крыше становилось всё дольше. Конечно, все понимали, что происходило на самом деле, но никто не решался открыто начать с ним разговор. Мужчина оторвался от винтовки, растёр стылые руки, потёр щетинистое лицо, изрытое мелкими морщинами и шрамами, приподнял старую шляпу, пригладил заледенелые чуть отросшие каштановые волосы (которые из-за инея казались почти серыми), встряхнул и поднял ворот плаща, вернулся к занятию. Носа, ушей и рук он почти не чувствовал, а глаза уже привыкли. Благо, от порывов защищали очки. Последние сизо-серые отсветы уходящего дня подсвечивали его длинные и усталые черты, (которые заострились ещё сильнее из-за общего недомогания), делая его лицо ещё бледнее, чем было. На морозе у него даже не было румянца. Нехороший знак, но спускаться в базу он всё равно не хотел. На хер их всех, он не хотел их видеть, и возвращаться не хотел — пришлось. Грёбанная администрация с их грёбанным протоколом. И дом он помнил, и письмо, и море, и Новый Южный Уэльс — всё просчитали, даже не отличить. Оно всё там, в мозгу, и даже разобраться поначалу нельзя, только потом… понимаешь. И пути назад нет. И вперёд. И вообще, с этим чёртовым Респауном. Никуда. Некуда. Почти каждый из них осознавал это в своё время. Это было что-то вроде неоговорённого знания, посвящения в круг тех, кто понимал, что происходит на самом деле. Но никто саботаж и не планировал — всё шло своим чередом, сирена, серость и бесконечная война. Сначала было тяжело, очень, а потом стало как-то наплевать. Снайперу думалось, что все встретят здесь свою кончину, каждый из них. В этих бетонных стенах, за рабицей и колючей проволокой, похороненные в сбоях системы возрождения и в гравии, грязи и снегу. Без воздуха. Почти каждый из них знал это. Но не все. Стрелок всё больше погружался в серый стылый мрак, но искрами вспыхнуло что-то светлое и золотистое там, на глубине, где и не было ничего такого, что могло гореть так ярко, (Снайпер знал), но оно горело. Сквозь ледяную тишину до него начали доноситься звуки. Скрип металлической двери, энергичные негромкие шаги по тонкому слою сухого снега, характерное дыхание со смешком. Снайперу не нужно было оборачиваться; он ждал оклик и эти два слова: — Эй, Снайпс. Чтобы ответить тихим бормотанием, чувствуя разливающееся тепло в солнечном сплетении: — Привет, парень. Он всё-таки обернулся, и его встретил искрящийся и добрый взгляд ясно-голубых глаз. Парень стоял в распахнутой чёрной парке, угловатый и тощий, со своей нахальной полуухмылкой, с едва заметным румянцем, будто и не замечал мороза спускающегося вечера. Он кивнул мужчине, тепло потрепав его по плечу, и уселся рядом, обеими ладонями обхватив кружку с чем-то горячим, (судя по пару). Снайпер покосился — жидкость не такая тёмная. Чай, значит. — Ну чё? — праздно поинтересовался Скаут после недолгого молчания, устроив локти на коленях. — Много Красных перестрелял? Снайпер не ответил, перебирая фразы в голове. Лёгкий порыв ветра с инеем пошевелил обледенелые концы его волос и ворот пыльника. — Никого нет, сам знаешь, — тихо пробормотал он в ответ. — А зайцы там всякие? Лисы? — донимал его парень, устраиваясь удобнее на грубо сколоченных ящиках. — Что-нибудь интересное-то есть? Снайпер подумал. — Разве что карибу, — покосился он на Скаута, дёргая краем рта в улыбке. Тот хмыкнул. — И вапити. — Ага, да. — Не веришь? — деланно оскорбился он. — Верю, — серьёзно кивнул парень. — И кенгури всякие тоже, а? И водяные буйволы? Снайпер фыркнул, отворачиваясь и пряча улыбку за поднятым воротом плаща. — И они тоже, — согласился мужчина, кивая, подрагивая в плечах. — Ты уже поспал в какой-нибудь туше из подстреленных? — не унимался Скаут, расплываясь в улыбке. — Иди ты, — несильно и незло пихнул его Снайпер в плечо, тихо смеясь. — Щегол. Скаут фыркнул и пихнул его в ответ — лбом в шею, и они оба качнулись. Снайпер на мгновение прикрыл глаза, почувствовав жар, который парень излучал, и ему стало теплее. — Ты совсем не хочешь идти, да? — тихо спросил Скаут после нескольких мгновений молчания, разлившегося меж ними. В Снайпере что-то вздрогнуло и застыло с искренности в его голосе. Парень почувствовал, как мужчина задеревенел. Снайпер продолжал молчать, даже задержал дыхание. Он сглотнул и только потом выдохнул, выпуская жидкое и белёсое облачко пара. — Ну, — он облизнул сухие холодные губы, сощурившись, глядя куда-то на тёмно-серый горизонт, будто мог найти там ответ, и затих. — У тебя там жопа ещё не примёрзла? — Скаут отстранился и шутливо покосился ему куда-то за спину. — И вообще всё. Давай, ну. Он легонько толкнул его в колено, заглядывая в глаза. Снайпер посмотрел на него, немного растерянно и доверчиво. Но выражение быстро улетучилось — мужчина снова натянул маску каменной отстранённости, стискивая челюсти. Парень не переставал улыбаться, а в глазах танцевали огоньки. — На, держи, — он простодушно протянул ему кружку со всё ещё дымящимся чаем. Снайпер немного нервно принял её, обхватывая и заставляя тёмную гладь колыхнуться, и разглядел надпись — «Снайпер #2». Винтовка осталась лежать на ящиках около заграждений. — Чтоб ты ледышкой не стал. Мужчина смущённо опустил взгляд на кружку, потом снова на парня — но тот уже поднимался. — Возвращайся со своего сафари, ладно? — просто попросил он с теплотой в его обычно звонком голосе. Снайпер закрыл глаза полями шляпы — и кивнул раз. Скаут усмехнулся, фыркнув, и, подавшись к нему, взял его винтовку и снял крышку с прицела. У стрелка загорелась шея, а сердце неприятно булькнуло. Он мигнул. — Так виднее, да? — беззлобно подтрунил паренёк и отправился к выходу с крыши. Мужчина, немного зардевшийся, обернулся к нему, набирая воздуху в лёгкие, собираясь что-то сказать — и осёкся. Скаут услышал и остановился у раскрытой металлической двери. — Я… скоро, — глухо и многозначительно пробормотал Снайпер, чуть кивая. Скаут потоптался, облизывая губы и самодовольно косясь куда-то в сторону, кивнул — себе, а потом отсалютовал ему двумя пальцами, смеясь и лучисто щурясь. Он вернулся в базу, негромко хлопнув дверью. Снайпер посидел какое-то время в тишине, слушая лёгкое завывание начинавшегося ветра внизу. Несмотря на вечер и холод, его начало отпускать, и сам он стал согреваться. Он потянулся и отхлебнул чаю — он всё ещё был горячим, но самое главное — слишком сладким. Но Снайперу не было противно.***
— …в общем, понравилась мне она, представь: новёхонькая, лакированная, без единой царапинки, тёмная, шесть струн — звук обалденный! В общем, стал просить у ма, а она говорит, «хочешь играть — заработай на неё сначала». Ну я и пошёл! Снайпер как можно тише вошёл на кухню, из сырой темноты бетонных коридоров в залитое жёлтым светом помещение, где за столом сидело пять человек — Инж, Пиро, Солли, Демо и Скаут. Они говорили о чём-то друг с другом, ели, позвякивая алюминиевыми ложками о тарелки. Сквозь разговоры больше всего было слышно мальчишку, и Снайпер невольно улыбнулся, поспешив спрятать лицо за полями шляпы, направляясь мимо компании. Он ополоснул кружку в раковине. Скаут заметил его, Снайпер знал, (и он едва заметно кивнул ему), но парень рассказа не остановил и виду не подал — лишь заулыбался чуть шире. Демо внимал, вперяя в него внимательный и сосредоточенный взгляд карего глаза. Скаут рассказывал это ему. Инженер кивнул Снайперу, тихонько приветствуя. Стрелок налил себе из чана какой-то бурды, похожей на макаронный суп, и направился к остальным. Солли точным и ровным движением отсел, расправляя крепкие плечи, жуя зубами тлеющую сигару, и Снайпер едва заметно скосил на него глаза — он освободил место рядом со Скаутом. — Это были мои самые первые двадцать долларов, заработанные в жизни, — деловито подметил Скаут, закидывая ногу на ногу, вздёргивая подбородок и по-щегольски щурясь, — и я пошёл и купил эту хрень. И знаешь, чё? — Чё? — Я на ней так и не сыграл, — залился он скорым смехом, жмурясь и потирая себе лицо, и слушающие прыснули следом. Снайпер дёрнул уголком рта. Старый добрый Скаут. — А с гитарой чё стало? — сокрушённо поинтересовался Подрывник. — Хрен её знает. Дома осталась. Или кто-то из братьев забрал. — Скаут собрал ложкой остатки супа и энергично отправил себе в рот, так же энергично пережёвывая. — Эй, жалко, — грустно продолжил Демо. — Грустно без музыки-то. — Да ладно тебе, Хэмиш, я сыграю, — зычно потянул Инженер, потянувшись к нему через Пиро и хлопая по плечу механической рукой. Демо рассмеялся, протягивая руку в ответ Инжу, неуклюже хлопая и его, а потом вернулся к еде, одёргивая фуфайку и стёганый жилет. Почти все сидели в тёплой или верхней одежде — на базе было холодно. Подрывник вдруг замер, о чём-то задумавшись, а потом даже вздрогнул, вдохновлённый идеей, отчего его единственный зрячий глаз заискрился. — А что, братцы, мобыть, споём? — оглядел он компанию. — Веселее будет, да согреемся! Скажи, Ларри! — Не, не, не. — Да ладно тебе… Солли! — Я с Хэмишем согласен, — твёрдо рявкнул Солдат, скрещивая крепкие руки на широкой груди. — Вы совсем раскисли, яблочные цветочки, такие мероприятия нужны для поднятия командного духа! — Джон, не начинай, — добродушно потянул Инженер, выдыхая и качая головой. Пиро умилительно смеялся сквозь шерстяной платок, повязанный вокруг лица, и хлопал в ладоши, одетые в (голубые со снежинками) варежки. — Учитывая в особенности последние обстоятельства, некоторые из нас стали забывать, что значит быть командой! — он опасно сощурился, зыркнув на Снайпера. Сейчас, без каски, в обычной чёрной водолазке, когда все могли видеть его выражение сурового лица и язык тела, вояка казался ещё страшнее. И авторитарнее. Снайпер цокнул и выдохнул. — Только не гимн Америки, — буркнул он, не поднимая головы. — А что не так с гимном Америки? — распалился Солдат; у него даже вздулись ноздри. — Эта земля носит нас, кормит и хранит! Праотцы проливали кровь, чтобы вы, черви, жили в свободной стране как свободные люди! Скаут громко фыркнул, закатив глаза, и уронил голову на руки. — Боже, храни Королеву, — насмешливо пробормотал Снайпер, качая головой, всё ещё не поднимая глаза от еды. — Это что ещё?! — вспыхнул Солли, с грохотом ударяя кулаком по столу, отчего ложки и тарелки глухо зазвенели. — Дружище, тихо, тихо… — потянулся к нему Демо. — Чёртов янки, — брезгливо бросил Снайпер, скрещивая руки на груди. — Чёртов хиппи! — не растерявшись парировал Солдат. — Если вы не прекратите этот балаган, кретины, то я прекращу его сам, — неожиданно прервал их низкий и холодный голос, донесшийся из угла. Стрелок вздрогнул. Шпион сидел у края стола, в тени, развалившись в стуле будто в чёртовом кресле, цедил что-то из кружки, читал сложенную газету. Неудивительно, что Снайпер не приметил его. В этом тусклом освещении в своём шёлковом костюме цвета индиго он почти сливался с бетонной стеной. Ему даже часы были не нужны. — Что ты там прекратить хотел, землеройка? — рыкнул Солли, и в его голосе скользнули ноты обиды. — Что ж, мсье Снайпер, это весьма любезно, что вы решили явиться сюда, — начал лазутчик, ещё раз складывая газету, и глубокие серые линии около губ и глаз проступили на его худом щетинистом лице. Он изогнул бровь и снова обратил взгляд к стрелку, сверкая холодными голубыми глазами и такой же холодной полуулыбкой. — Полагаю, таким было решение руководства — дать одному из наёмников отпуск на неделю дольше, чем остальным. Снайпер сжал челюсти; злость обожгла солнечное сплетение, рвясь наверх, заставляя всё перед глазами плыть. Шпион говорил жёлчно и елейно, колко и покровительственно. Он продолжал. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули, учитывая способы снятия напряжения. Снайпер дёрнулся, будто его ударили, и окаменел, скрывая лицо за полями шляпы. Заткнись, сволочь. — Отвали от него, Спай, — вдруг глухо рявкнул Скаут, и стрелок украдкой поднял на него глаза. Парень сидел, кренившийся вперёд и расправивший плечи, пытаясь казаться больше в своём тёмно-зелёном свитере крупной вязки, который висел на нём мешком, ощетинившийся и горящий праведным гневом. Снайперу кольнуло сердце. Меньше всего он хотел, чтобы Скаут подставлялся из-за него. На точёном лишённом маски лице Шпиона мелькнула тень, когда он обратился к Скауту. Холодные ясно-голубые глаза стали ещё холоднее, но в них не было раздражения или злобы. Только усталость. — Я говорил не с тобой, мой маленький друг. — А мне по хрену, знаешь? Тебе собаку спустить не на кого? Тогда давай, ты да я. Или что, кишка тонка, думаешь, сноровки не хватит? За столом повисло тяжёлое молчание. Шпион не заговаривал, смотря на сына ровным взглядом. В чёрное окно били мелкие крупицы снега. — Почему же. Хватит, и даже больше, — ответил он слишком мягко и спокойно, улыбаясь почти кротко. — И у меня есть то, чего у тебя не было и в помине. — Да? И чего это? — Опыта, — холодно ответил мужчина, так, будто это было общеизвестной истиной, выуживая портсигар. Зажав фильтр меж тонкими губами, он прикурил, щёлкая металлической зажигалкой, и, выдыхая дым в сторону, снова обратился к нему. Он увидел, как это покоробило парня, как слова застряли у него в горле, и нездоровый румянец проступил на узких скулах. У Скаута задёргался кадык, а сам он ощерился, заморгал, но ничего сказать не смог. — Так, братцы, тихо, не надо, — в примирительном жесте Инж поднял руки, — мы все устали, всем тяжело, но это не причина, чтобы срываться друг на друге. — Меня полощи как хочешь, но его не трогай, — на границе с шёпотом и рыком пробормотал Снайпер, поднимая посеревший и тлеющий взгляд на лазутчика. Его распирала глухая и бессильная ярость, отчего он стиснул зубы до скрипа так, что правую сторону головы прострелила старая и знакомая горячая боль. Мигрень как последствие ранения на Колдфронте в 1970 и операции (прошедшей не слишком удачно) с экспериментальным применением гидроксида австралиума. Несмотря на то, что несколько недель после операции он имел нечеловеческое зрение, что давало преимущество команде Синих, для самого Снайпера это обернулось чуть ли не катастрофой. Выведение из строя Снайпера Красных стало клеймом, выжженном у него в памяти, и он не знал, за что поплатился больше — за собственный эгоизм или собственный деспотизм. Так или иначе, применение таких инновационных технологий не улучшили состояние Лоуренса, а чуть не оставили его калекой. Почти каждая манипуляция с организмом Снайпера оставляла его в полумёртвом состоянии. Горбатого могила исправит. Шпион качнул головой, опустив глаза и сжав челюсти, и приторная полуулыбка сошла с его тонких губ, а потом снова посмотрел на Снайпера, лишь на Снайпера. — И в мыслях не было, — низко отрезал он, устраиваясь удобнее. — Я лишь… — он закатил глаза, чуть кивая своим мыслям, смиряясь. — Беспокоюсь. — Беспокоишься? — вспыхнул Скаут, щуря глаза, и Солдат напрягся, переглядываясь с Инженером. — Ты кидаешься на остальных только из-за того, что у тебя бухло кончилось, а последнюю пачку ты сегодня докурил! — Скаут. — Снайпс тебя бесит больше всех, поэтому и срываешься на нём, мужик вообще тебе слова не сказал! — Джеймс. — Джим, — мягко позвал Снайпер, но Скаута было не остановить. Тени печали легли в чертах Шпиона. — Беспокоишься ты, твою мать. Ты! Ты, — он охрип, сглотнул, пытаясь скрыть дрожь. Парень приостановился, переводя сорвавшееся дыхание, на мгновение смотря куда-то в сторону, а потом продолжил угасшим голосом: — Тебе наплевать. И всегда было. Он вскочил, (цепляясь за ножку стула, отчего он чуть не споткнулся), забирая свою тарелку, и Шпион поднял глаза наверх, не снимая с него тяжёлого тусклого взгляда. — Сволочь двуличная, — сквозь зубы бросил он, мелькнув перед лазутчиком тенью, ополоснул тарелку и стремительно вышел с кухни. Пара серых глаз, сокрытых авиаторами, безотрывно следили за удаляющейся тощей фигурой. Снайпер перевёл взгляд и встретил взгляд Шпиона. Тот сидел недвижимо, не сводил глаз, подёргивающихся сталью, и Снайпер сжал челюсти, каменея в плечах. На кухне всё ещё висело тяжёлое молчание.***
Снайпер нашёл его час спустя в общей комнате — Скаут сидел на диване, напряжённо сложив руки на груди, хмуро и исподлобья пялясь в телевизор, и нервно дёргал ногой. Бледно-голубой свет падал на его худое лицо, отчего его черты становились острее и жёстче, а тени под глазами — темнее. Он шмыгнул носом и растёр себе правую сторону лица, растягивая кожу. Он немного приболел, Снайпер знал. Мужчина подошёл ближе, тихо прочистив горло, чтобы не напугать — но парень всё равно вздрогнул, поворачивая к нему голову, но не поднял на него глаз. Снайпер едва заметно улыбнулся, прикрывая глаза на мгновение, протянул руку и украдкой погладил Скаута по голове, взъерошивая мягкие короткие волосы на затылке. Парень хмыкнул в улыбке, игриво уворачиваясь от руки, и мужчина заулыбался ещё шире. В солнечном сплетении разлилось благодатное тепло, а в комнате будто стало светлее. Он всегда радовался, когда Джим улыбался. — Я был на крыше, — тихо начал Скаут, отвечая на немой вопрос. Снайпер не снимал руки с его шеи. — Остывал. Теперь я понял, почему ты уходил, — бодрее продолжил он, снова поворачиваясь к телику. — Помогает. Снайпер сел рядом, устраиваясь удобнее и приваливаясь к спинке старого дивана. Скаут качнулся. Стрелок был без шляпы, очков и своего вечного тёмно-синего пыльника, только в свитере из верблюжьей шерсти. — И поэтому тоже, — пробормотал мужчина, заканчивая мысль. Парень кивнул, бездумно смотря «Стар Трек», не вникая в происходящее. Звук был почти на минимуме. — Ты теперь в порядке? — невзначай бросил Скаут, не поворачиваясь к нему. — Не будешь уходить? Снайпер промолчал, зная, о чём тот думал. — Ты же знаешь, что я уходил не от тебя, — мягко и вкрадчиво ответил Снайпер, обращая к нему взгляд глубоких серо-синих глаз. Скаут всё ещё не смотрел на него. Всё ещё не смотрел. — Билби, — ещё мягче и с долей робости позвал его Снайпер, щурясь в улыбке, и потянулся к нему. Он растрепал ему макушку, погладил по щеке и потёр плечо. Парень слишком натурально не обратил внимания, поэтому мужчина, хмыкнув в усмешке, со всей лаской почесал ему впалое жёсткое пузо, на что парень взбрыкнул и разразился повизгивающим гоготом. Снайпер спихнул его вниз и навис над ним, мучительно тиская его и что-то игриво бормоча, не переставая низко посмеиваться, а Скаут задыхался от смеха, то пихаясь, то, наоборот, цепляясь за его песочный свитер, жаркий и колючий, тянул на себя. Парень измученно и хрипло смеялся, скача и брыкаясь, пытаясь увернуться от пальцев, скользящих по рёбрам. Снайпер прекратил только тогда, когда на лицо Скаута вернулся здоровый румянец. — Я не бросал тебя, парень, даже не смей говорить об этом, — пророкотал мужчина, кренясь близко, ласково заглядывая в разгоревшиеся лазурно-голубые глаза. Внимательный взгляд парня скользил по нему, по просветлевшим длинным чертам, по шрамам, посеребрённой щетине, по паутине морщинок. Мужчина как никогда был открыт перед ним, и он этого не боялся. Скаут закивал, глубоко и часто дыша после возни, и Снайпер закивал следом, убирая прилипшие пряди со лба парня, пытаясь сдержать чересчур хриплое и тяжёлое дыхание. Староват стал для игр, подумал он. — Хорошо, — искренне ответил паренёк, улыбаясь широко и лучисто, глядя ему в посиневшие глаза. Он протянул к мужчине руку и сжал ему плечо. Простил. Снайперу этого было достаточно.…
С приходом ночи на базе стало ещё холоднее, но никого это не заботило — все в команде были к этому привыкшие. (И боролись с этим своими методами.) Снайпер вязал в тусклом освещении комнаты и в свете телевизора, а Скаут дремал у него на плече, тихонько посапывая. Парень был лучшей всякой грелки, даже слишком, и где-то это забеспокоило мужчину — он опять температурил, но таблеток не было, а идти к Медику посреди зимы в час ночи в планы не входило. Бормотание телевизора, тепло, сердцебиение Лоуренса и равномерное постукивание спиц убаюкивало Джима. Если Снайпер сдержит своё слово, то Скауту станет лучше, он твёрдо был в этом уверен. Это уже происходило раньше — парень выздоравливал, когда мужчина был рядом. — Снайпс? — хрипло и почти беззвучно позвал его Скаут, выныривая из забытья. — Хм-м? — также хрипло и тихо отозвался Снайпер. — Я разберусь со Спаём… завтра. Снайпер не ответил, но постукивание спиц прекратилось. Скаут почувствовал, как Снайпер поворачивает голову. — Не грызись с ним, — глухо ответил он, и постукивание продолжилось. — Это моё дело. Не хочу, чтобы ты попадал под горячую руку, — сухо продолжил мужчина. — Пускай говорит мне, что хочет. Тебе не надо. — Крыса ноги об тебя вытирает, а ты молчишь, — несмело упрекнул Скаут, не раскрывая глаз, чувствуя, как свитер Снайпера колет ему щёку. Снайпер глубоко и тяжело выдохнул, и его грудная клетка опустилась. В таком освещении было невозможно увидеть, как покраснели костяшки у стрелка за этот вечер. Парень не увидел. — Больше не станет, — тихо отозвался он, снова прекращая вязать. — Пока что, — и, подумав, добавил с улыбкой в голосе: — Ты же знаешь Спука. Ласковый смех. Широкая и жилистая ладонь на щеке. Шершавые губы у лба. Сердце парня запело, а за грудиной стало горячо и светло. Он раскрыл мутные от дрёмы глаза, улыбаясь блаженно, совсем как идиот. Его встретил нежный и глубокий взгляд, со светом на дне. — Ну что, проснулся, маленький кенгуру? Будешь из мамкиной сумки вылезать? — Снайпер еле слышно и низко засмеялся, пробормотав ласковую бессмыслицу, и Скаут засмеялся следом, улыбаясь так, что у него начали болеть мышцы лица, а вокруг глаз появились морщинки-лучики. — Не, знаешь, я здесь останусь, — усмехнулся парень, и в подтверждение своих слов удобнее устроился на плече стрелка. — Ты тёплый и мягкий, не вижу проблемы. — Это я — мягкий? — с деланным возмущением буркнул мужчина. — Я жёсткий. — Да. — Кремень. — Ага. — Профессионал. Скаут фыркнул, пихая его в плечо и зарываясь носом ему в воротник. — Врёшь, ты добрый. — Нет, я злой. — Добрый. — Злой. — Добрый. — Трепло, — беззлобно усмехнулся Снайпер, возвращаясь к вязанию. — Заноза в заднице, — ни на секунду не задумываясь парировал Скаут, улыбаясь, снова поднимая на него лукавый взгляд. Зрачки заполоняли почти всю радужку. Они посмотрели друг другу в глаза, но через несколько мгновений Снайпер прервал зрительный контакт, возвращаясь к пряже. Скаут проследил его движения, уронив взгляд на что-то тёмно-голубое у него в руках. Парнишка положил руку на еле начатый шарф, поводив по поверхности кончиками тощих пальцев с крупными суставами. Мужчина раскрыл руки, чуть разворачивая к нему. — Кашемир, — тихо объяснил Снайпер. — Мягкая, — широко улыбнулся Скаут, прикрывая сонные глаза. — М-хм, — подтвердил Снайпер. — Не будет колоть. Я сделаю мелко, так что получится долго. Но если получится, то… — он приостановился, вдыхая. — То будет хорошо. — У тебя всё хорошо, — ответил Скаут, хрипло, проваливаясь в дрёму, — мне всё нравится. И разведчик затих. Стрелок подумал, что тот опять задремал, как почувствовал, что парень куда-то тянется через него. Он двинулся, чуть приподнимая руки, не понимая, что он хочет сделать. Скаут ткнул пальцами в худой моток шерстяной пряжи тёмно-зелёного цвета, покоящийся в корзинке, а потом поднял заискрившиеся глаза на Снайпера, сопя в усмешке. Снайпер не выдержал и дрогнул в улыбке, выдыхая, щурясь. — Подлиза, — пожурил он, тронутый где-то глубоко. — Только синее? — продолжил Скаут тихо, снова смотря на шарф. — Ещё голубое, — ответил Снайпер, потирая пряжу мозолистым большим пальцем. — Под цвет… — Под цвет команды? — сказали они вместе. — Да, — усмехнулся мужчина, чуть смущённый, и с характерным скрежетом почесал щетинистую щёку. Парень призадумался. — Тоска. — Что ж, — Снайпер обратился к корзинке. — Есть ещё… коричневый. — Старик. Мужчина перебирал мотки. — Жёлтый. — Пиро такие свитеры носит. — Фиолетовый. — Его нельзя. — А лаймовый? Тебе же нравится. — А ещё есть что-нибудь? Снайпер склонился, праздно разглядывая клубки, игнорируя красный и оранжевый, и, увидев что-то на самом дне, многозначительно потянул: «О…». Он тихо засмеялся, почти по-садистски, вздрагивая в плечах, вытаскивая последний клубок пряжи на свет божий (и телевизора). — Чё? Чё там? — Я знаю, каким будет третий цвет. Скаут поднял взгляд. Снайпер держал в руке ещё не начатый, крепкий, красивый, яркий… — Розовый? — парень возмутился так, что даже приподнялся с нагретого места на мужчине. — Не. Не! Это девчачье. Я не буду. — Брось. Красиво же будет. — Ничего не красиво. Я не девчонка. Снайпер ехидно посмеивался, вертя клубок в руке, разглядывая его со всех сторон. — Хорош ржать! Дай сюда! Они опять завозились. Скаут напирал на Снайпера, пытаясь отобрать злополучное яблоко раздора, Снайпер отпихивался, совершенно глупо хихикая, задирая руку высоко, что бесило Скаута ещё сильнее. — Джим, — мужчина задыхался от смеха, но он старался придать голосу серьёзности, — Джим, я сделаю совсем мало. — Нет. Меня свои же на Ресе замочат. — Джимми. Скаут вспыхнул. — Я не Джимми, а Джим, и розовый — девчачий! — отчеканил он. — Пускай так, — голос Снайпера упал до вибрирующего бормотания, а глаза по-плутовски загорелись. Скаут прекратил возню, смотря ему прямо зрачки. — Но позволь мне всего один раз, хм-м? — и добавил до одури тепло и ласково: — Билби. Скаут смотрел на него, насупившись. Смотрел. А потом громко выдохнул, фыркая. — Ладно, — недовольно потянул он, снова устраиваясь на стрелке. — Но только один раз. — Один раз, — согласился Снайпер, просиявший и довольный. — И розовый — девчачий. — Девчачий, — опять согласился он. — Пускай запишут в протоколе, что я был против. Снайпер затрясся в беззвучном смехе. Ему не претила мысль, что он мог вязать всю ночь. Сон не шёл, боёв не было, у него было много свободного времени. Чем раньше закончит, тем лучше — ему хотелось увидеть моську Скаута, когда тот получит новый шарф. Пускай заберёт слова назад. Между ними снова разлилось молчание, доброе и спокойное, прерываемое лишь бурчанием телевизора. Мужчина слушал, как у парня выравнивалось дыхание, становясь глубже, а потом тот и вовсе засопел. Снайпер всегда слушал его дыхание. Старая привычка. — Нет, я всё-таки разберусь со Спаём, — вдруг очнулся Скаут. Снайпер сначала подумал, что тот разговаривает во сне, но потом понял, что парень сказал. Он повернул к нему голову, отвлекаясь от вязания. — Хорошо, — мягко и почти шёпотом ответил мужчина. — Он неправ. — Да ну? — тихий смех. — Я умею читать, — со всей серьёзностью выпалил парнишка, а потом, пожевав губами, обмяк на мужчине и скоро засопел. Снайпер приостановился, обдумывая сказанное, а потом ласково усмехнулся самому себе, качнув головой.***
15 марта 1978 года в 4:50 по местному времени на базе BLU раздалась сирена. Раздалась — и умолкла. Она застала Снайпера курящим снаружи базы; он замер, услышав короткий механический вой, а потом, прождав несколько секунд в такой же внезапной тишине, выдохнул, выпуская струю дыма в стылый ночной воздух. Заря даже не начинала заниматься. В 5:00 на территории зажглись ртутные фонари, в 6:30 пригнали фургон с логотипом “Blu Steel”. Глухие серо-чёрные вечнозелёные леса тенями наползали на бетонные заграждения базы, почти закрывая собой. Ещё сонные, тихие, по-зимнему холодные. Заледенелая грунтовая дорога, видневшаяся из раскрытых заржавевших ворот, вела далеко вниз, сквозь лесополосу, из гор к полигонам, до которых добираться по словам Инженера было «долговато будет». Люди неравномерной колонной брели к фургону, в форме и амуниции — такие же сонные и тихие. Они разместились на полу фургона, почти наваливаясь друг на друга, закрыли двери — и поехали. Кто-то успел поесть перед миссией, кто-то нет, кто-то спал, кто-то что-то рассказывал кому-то вполголоса под шум езды и треск обледенелого гравия под колёсами. Душно не было, было ветрено и холодно — тут и там в конструкции были щели, хоть пулевых отверстий не было. Шпион сидел в углу — разглаживал лацканы длинного шерстяного пальто цвета кобальта, надевал перчатки из тонкой телячьей кожи, поправлял плотно облегающую голову ткань тёмно-синей балаклавы, проверял кобуру с покоившимся в ней чёрно-серым револьвером. Алмазный Змей. Мужчина устремил взгляд в противоположный угол, около дверей, и нечитаемое выражение скользнуло на его точёном остром лице, чтобы потом снова смениться бесстрастным. Скаут и Снайпер, его сын и его друг, прильнув друг к другу, спали почти в обнимку, сокрытые полумраком и гулом езды. Взгляд прохладных голубых глаз сместился ниже — Шпион заметил повязанный вокруг шеи парня шарф, который он доселе не видел. Потом он взглянул на руки стрелка и, задержавшись на несколько секунд, отвёл взгляд, чуть приподнимая бровь. Он глубоко выдохнул и откинул голову назад, прикрывая глаза и стараясь расслабить напряжённые плечи. Ехать было ещё слишком долго. «До начала миссии осталось шестьдесят секунд». Комната Респауна слепила глаза молочной белизной ровной мелкой плитки и ртутных ламп. В воздухе витал лёгкий запах спирта, кожи, резины и чего-то ещё. Синие стояли ровным строем, ведя неосознанный мысленный обратный отсчёт. Инженер перемялся с ноги на ногу, шаркнув сапогом, и, усмехнувшись, нарушил молчание: — Никто ничего не хочет сказать перед тем, как снова войти в чёртово пекло? Он окинул взглядом, скрывающимся за тёмными гогглами, часть команды. Пиро что-то угрюмо пробубнил в ответ. — А размажем их по всей округе, обратно себя не склеят, — хитро оскалился Демо. — Родная мать не узнает, так точно, — громко и серьёзно добавил Солдат. Некоторые засмеялись, Инж даже присвистнул. Скаут, хмуро и сосредоточенно поправляющий свои эластичные бинты, от усердия даже высунув кончик языка, услышал лёгкий щелчок по рюкзаку. Он вскинул брови и обернулся через плечо — его встретил взгляд Снайпера, тихий и серьёзный. Мужчина моргнул парню, дёрнул уголком губ в улыбке. Скаут улыбнулся в ответ, выдыхая через нос, а потом снова вернулся к своему занятию. Воздух в помещении будто стал немного легче. Критцкриг у Медика заискрил и засиял ярко-голубым. Убер был готов. Хеви что-то пробормотал и тихо засмеялся. Снова щелчок. — А? — снова обернулся Скаут. — Чего такое? — Нравится? — едва слышимо, и глухо, и низко произнёс Снайпер. Он говорил про шарф, и не хотел это озвучивать до конца. Парень театрально оттянул шарф от шеи, выпятив губу, внимательно вглядываясь в розовые и голубые кашемировые петельки. — Ага, — фыркнул он, отворачиваясь. Мужчина тихо усмехнулся, сощурившись и дрогнув в широких плечах, а потом поправил съехавший ремень винтовки. Шпион скосил глаза. — Хорошо, — шире заулыбался Снайпер, искренне радующийся, а потом умолк, смыкая челюсти, ловя на себе взгляды. «До начала миссии осталось десять секунд». Скаут оставил свою позицию и приник к Снайперу, запрокидывая голову, чтобы услышал только он. — Только в следующий раз цвета выбираю я и только я, — проворчал парень ему в ухо, поднимая в воздух указательный палец. — Да ладно тебе, — стрелок изогнул бровь, не снимая с бегуна тёплого взгляда, и на его губы прокралась лукавая улыбка, — тебе идёт розовый. Скаут цокнул и тяжело вздохнул, качая головой, вперяя светло-голубой взгляд в закрытые роллетные ворота. — Розовый — мужской цвет, — глухо продолжал Снайпер, преисполненный в своём глумлении. — Старик, заткнись, — устало процедил Скаут. «Пять!» Инженер передёрнул затвор дробовика. «Четыре!» Солли оскалился; Медик расправил складки на светло-серой шинели и горло водолазки. «Три!» — Джентльмены, — глухо обратился Шпион к остальным, прочищая горло. Снайпер обратил к нему взгляд серых глаз, сокрытый авиаторами. «Два!» — Порвём их, ребят! — Скаут обнажил свою лучистую и нахальную лыбу с заячьими зубами, готовясь сорваться с места. «Один!» Взгляды Снайпера и Шпиона сомкнулись. Лишь мгновение они смотрели друг на друга, а потом Шпион сделал то, отчего Снайперу передёрнуло всё его существо, а в животе разлилось гадостное тепло. Он… Подмигнул. «Идите и деритесь!» — Вперёд, вперёд, вперёд! — почти загикал Скаут, пускаясь на полигон, и все остальные рванули за ним. Снайпер тихо сматерился.***
И день потёк. Из-за окон на север солнце почти не заглядывало к нему, посему на втором этаже старого бетонного здания, служащего ему гнездом, было сыро, промозгло и пахло плесенью. Снайпер наставлял дуло на противоположный край полигона, минуя разбитое стекло рамы, которое хрустело у него под сапогами. От характерных росчерков Махины и звука громоподобных выстрелов, долетавших до него через секунду, ложились один за одним его сокомандники. Умер Солли, умер Хеви, умер Мед. — А ты совсем хреновый стал, — сквозь зубы пробормотал Снайпер, щурясь в прицел, высчитывая секунды до полного заряда. Снайпер Красных, ведь, клал всех с полного заряда, не заботясь о том, чистый выстрел ли это будет или смазанный, навылет, оставляющий умирать долго. — Чёртовы сволочи, — зашипел Снайпер Синих и, перестав дышать, крепко нажал на спуск. Путаясь в ногах и умирая в ту же секунду, упал Разведчик Красных. После полудня всё пошло наперекосяк. Он не знал, сколько времени он лежал — сидел, точнее — располосованный, словно свинья, оставленный истекать. Шпион Красных был профессионалом своего дела, работающий быстро и точно, но иногда ему нужно было сбрасывать стресс. Снайпер Синих был гораздо сильнее, даже сильнее своего клона-оппонента, но и неповоротливее, за что поплатился. Умно было оставлять его в таком состоянии. Ни убивает, ни умирает. И администрация в конце месяца сделает выговор. Красота. В теле развели будто чёртов костёр, а руки стыли, слипаясь, и кровь неприятно стягивала и без того сухую кожу. Он сидел у стены, около ящиков, рвано и поверхностно дышащий, глотая солёную слюну, едва шевелящийся. Где-то далеко слышались выстрелы и взрывы, проносясь эхом до его гнезда. Солнце ленивым золотым пятном расквасилось по обшарпанной стене. Он не знал, работала ли рация, и это было неважно. В кобуре, которую он прятал за полами своего тёмно-синего старого потрёпанного пыльника, покоился Амбассадор, и Снайпер об этом знал — ибо проклятая штука болезненно вонзалась в поясницу. Достать бы, взвести курок — и дело с концом. Двигаться было тяжело. Он из-под дрожащих век взглянул в сторону, где валялась его заляпанная шляпа. Уснуть было лучше всего, но он не знал, сколько времени пройдёт до тех пор. Может, целый день. Может, он умрёт уже после того, как отключат систему Респауна на этом полигоне. Даже к лучшему. Нет. Джим. Он резко дёрнулся от мысли, и движение обожгло рану на ключице будто калёным железом. Он зашипел, скалясь, а потом хрипло и рвано задышал. Ещё немного, и он завоет. Не громко и надрывно, а глухо и рыдающе. Перед глазами всё поплыло, и он зажмурился. Из-под напряжённых век выскользнула капля влаги, скатываясь около носа, размывая кровь и пыль. Он не знал, что ему делать. Джим. Джим — нет, тощая фигура — показалась в конце помещения, в дверном проёме, а потом вышла на свет, осторожно ступая и пригибаясь. Снайпер смотрел в сторону фигуры — в сторону сине-голубого пятна на буро-сером фоне. Глухая ярость обожгла ему внутренности, взгляд потемнел — и он выверенным движением вынул массивный серебристый револьвер, взводя курок и наставляя на противника, прямо в лоб. Тело словно окунули в огонь. Рука тряслась. Сердце неровно и гулко билось о рёбра, то ускоряясь, то замедляясь. — Снайпс, — донеслось тихое, и Снайпер не видел лица противника, всё было размытым и ярким, — тихо, это я. Снайпер отчаянно щурился, скалясь и хмурясь, будто это могло ему помочь. Рука с револьвером дрожала и постоянно уходила с цели. Снайпер не мог ничего с этим сделать, что бесило его ещё больше. — Не подходи, — рычащим шёпотом выплюнул стрелок, наставляя дуло наверх. Но тощая фигура всё равно опустилась к нему. И Снайпер увидел. Шрам над русой бровью, веснушки, худое лицо, обветренные губы, два ясно-голубых глаза, на радужках которых каким-то чудом играл солнечный свет. Свет обволакивал парня, отчего казалось, что он горел каким-то благодатно-голубым сиянием. Чуть ошалелый взгляд парня скользил по мужчине. По изгвазданному уже в засохшей крови морщинистому длинному лицу с тенями усталости, по порезам на горле и ключицам, по располосованной груди, рукам, левому бедру. Теперь почти вся форма Снайпера из синего превратилась в буро-чёрный, из целой и чистой в мокрую и почти бесформенную. Мужчина смотрел на куртку, на едва видневшийся свитер с оленями, на поблёскивающие жетоны, на гарнитуру, на чёртов шарф. Он не хотел, чтобы Скаут трогал его. Но Скаут всё равно потянулся — и чуть приоткрыл полуцелую полу его плаща, чтобы знать приблизительный урон, но Снайпер слабо дёрнул головой, рвано выдохнув. Он не хотел, чтобы парень видел кровь. Он знал, что тот боялся крови. Он пытался это скрыть, храбрился, ведь он на войне, он убийца, но нет. Скаут сбросил кепку с гарнитурой, а потом снял рюкзак, вжикая молнией и начиная в нём рыться. Рука с Амбассадором лежала на бетонном полу, еле сжимая лазурную рукоять. Снайпер всё ещё мог выстрелить, но Скаут этого не боялся. Снайпер не хотел, чтобы Скаут смотрел на него. На его изрезанное мясо, на его искривлённые черты. Он хотел, чтобы Скаут уходил, пока не пришёл вражеский Подрывник или Шпион, чтобы доделать незаконченное дело. Чтобы побыл до конца матча на Респауне, потому что никакая смерть не стоит денег компании. Чтобы уезжал с базы восвояси, начинал новую жизнь, на воле, без войны и сирены. Потому что ничего кроме этого не будет, никогда. Он хотел, чтобы Скаут был счастлив, и он не знал, как это сделать. И он никогда об этом не скажет. Парень что-то вынул — что-то продолговатое, металлическо-стеклянное и светящееся серо-голубым. — Я не умею в руку, — напряжённо пробормотал он, приближаясь и кренясь над мужчиной. Снайпер расслабил тело, чуть клоня голову вбок, безмолвно позволяя Скауту делать с ним всё. Он верил ему, и готов был принять смерть от его рук. Скаут чуть оттянул ворот его плаща, зубами снимая защитный колпачок с иглы шприца, и, собирая волю в кулак, осторожным и точным движением погрузил иглу ему под кожу и нажал на поршень. Сначала — ничего. Потом — словно лёгкий разряд током, потом дрожь во всём теле и покалывание в кончиках пальцев. Боль уходила, вместе с ней — раны, и Снайпер впервые за долгое время глубоко и ровно задышал. Он прикрыл глаза, расслабляя спину, испытывая внезапный прилив сонливости, когда боль ушла, наконец. Он почувствовал прикосновение к плечу и к лицу и раскрыл глаза — парень всё ещё растревожено всматривался в него, нервно поглаживая подушечкой большого пальца ему щетинистую щёку. Снайпер не снимал с него серо-синего глубокого взгляда, не скрытого авиаторами, и, наконец, отцепившись от револьвера, он поднял дрожащую руку и накрыл скулу парня мозолистой широкой ладонью, в родном жесте нежно, едва касаясь погладив ему бровь большим пальцем. Напряжённость исчезла из черт Скаута, сменяясь облегчением и нескрываемой усталостью. Он уронил голову, ненароком прильнув к шершавому и тёплому чувству знакомой руки, а потом неровно выдохнул, понимая, что задерживал дыхание, и растёр лицо. Успел на этот раз. Солнце из привычного бело-золотого сменялось на рыже-оранжевое, всё больше ускользая со стен. В воздухе витал запах мокрого песка, земли и старой крови, но двоих людей это не заботило. Скаут со Снайпером сидели за ящиками около стены, вне поля зрения, и трапезничали. — Там второй ещё есть, там больше майонезу, — деловито рассказывал Скаут, заглатывая куски сандвича почти не жуя. — Митя сделал. Он сегодня не злой, — он подцепил кусок ветчины и стал энергично жевать. Снайпер улыбнулся, по привычке склонив голову и прикрыв глаза полями шляпы. Парень говорил о Хеви. Сколько он помнил себя здесь, Скаут всегда был дружен с русским, поэтому и называл по имени. Уважал. — Оливку будешь? — пробормотал Снайпер. — Не. Это тебе. Я не люблю. — Ты же растущий организм, — совершенно серьёзно ответил стрелок, так, что у него начали болеть мышцы лица. Парень умилительно загыгыкал. — Не. — Как это — «не»? — продолжал мужчина. — Ты же растёшь. Сегодня, вон, ещё на один год вырос. — И с этими словами он откусил от свежего сандвича, чувствуя мягкость белого хлеба, хрусткость огурцов и салата, пряность ветчины, сыра и того же майонеза. Удивительно, каким кулинарным шедевром казалась любая вещь по голодухе. Он снова обратился к парню, и застал его в почти потерянном состоянии. Голубой взгляд бездумно скользил по куску бездонного тёмно-голубого неба, по разбитому стеклу, по бетонной пыли и кирпичной кладке. Снайпер перестал жевать, остановился, посмотрел на него. Стал ждать. Раньше Скаут молчал о том, что у него болело — попадал к Медику уже тогда, когда становилось совсем нестерпимо. Медик постепенно приучал его говорить сразу. Снайпер… тоже придерживался этой тактики. Если раньше Скаут либо молчал, либо прятался за агрессией и грубостью, то сейчас он старался говорить со Снайпером, и Снайпер слушал. Они оба учились говорить. Не сразу, не идеально, шаг за шагом, но это было гигантским скачком вперёд. Скаут, в свою очередь, слушал Снайпера. Снайпер редко открывался и ещё реже говорил о том, что действительно его беспокоило, поэтому Скаут старался слушать. Даже если не поймёт, всё равно попытается. Поэтому Снайпер ждал. И Скаут заговорил. — Как думаешь, напишут что-нибудь из дома? — гораздо тише спросил он, поднимая взгляд на мужчину. Снайпер откинулся на стену, подгибая под себя ногу, шкрябая сапогом. — Конечно, — заверил он. — Они знают индекс? Скаут кивнул и опустил глаза. — Твоя мать скучает по тебе, я уверен. Может, придёт не сразу, но… Может ещё братья что-нибудь напишут. Скаут фыркнул, криво усмехаясь и качая головой. — Не. Я только с Джеком дружил. А теперь… — и умолк. Он сжал челюсти, и некрупные желваки заходили на узких скулах. У Снайпера дёрнулся кадык, а в груди что-то вспыхнуло. Он знал, что должен был что-то сделать. — Эй, — мягко и тепло позвал он, кренясь к парню, и парень посмотрел на него, устремляя на него взгляд лучистых голубых глаз, — давай съездим куда-нибудь. — Когда? — недоуменно моргнул тот. — Сегодня, вечером. Возьмём у Инжа пикап, съездим в город. Знаю один бар на окраине. — Так комендантский час же, — Скаут моргнул ещё раз. — Где твой дух авантюризма, парень, — тихо засмеялся Снайпер, щурясь в улыбке, обнажая клык, — приключение будет. — Ага, приключение будет на жопу, когда влетит от начальства. — Влетит и влетит, — пожурил Снайпер, не переставая улыбаться. — День рожденья ведь. Он только раз в году, хм-м? Скаут закатил глаза и взъерошил волосы, подперев голову тыльной стороной ладони, ставя локоть на согнутое колено. На его веснушчатом лице отображалась тяжёлая мыслительная деятельность. — Билби, — мягко, и низко, и хрипло позвал мужчина, и парень повернулся к нему. Снайпер так сиял и искрился, что синеву его глаз не могли скрыть жёлтые линзы авиаторов. Скаут цокнул, фыркая, и снова отвернулся, складывая руки на согнутых коленях. — Ла-адно, — потянул он с деланным недовольством, хмурясь и кривя губой. — Только чтоб… не знаю. Хотя… всё равно ведь по жопе дадут? — А как же, — и искренним весельем отозвался Снайпер. — Только чур это твоя идея. — Э, — ощерился Скаут. — И я тебя вообще не знаю. — Я скажу, что ты меня подставил, — легко парировал парень. — Да ну? — И ключи украл. — Так Инж знать будет. — Но он не будет знать, куда ты нас повёз. — Зато ты будешь. — Я не буду знать. Ты же меня не знаешь, забыл? Снайпер хрюкнул и рассмеялся, и Скаут вместе с ним. Снайпер осторожно потянулся (его всё ещё пошатывало от кровопотери) за ящики и, мученически кряхтя, выудил полупустой клетчатый термос. — Кофе хочешь? — он уже скручивал крышку. — Не, — отозвался Скаут, дожёвывая сандвич. — Горько. — С сахаром, — ласково ответил Снайпер, многозначительно поднимая на него глаза. — Не. У меня своё… Он подтащил к себе полураскрытый рюкзак и стал там рыться. Поиски увенчались успехом — в перебинтованной тощей руке у него оказалась банка вишневой газировки. Мужчина спрятал улыбку за поднятым воротом пыльника. Парень, повозившись с банкой, наконец, открыл, громко щёлкая. — Давай, иди сюда, — позвал Скаут, подставляя жестянку. — За тебя. — За тебя, — пробормотал Снайпер в ответ. Они чокнулись банкой и крышкой термоса.***
Лиловый закат узкой полосой догорал на горизонте, накрываемый тонким стальным полотном всё ещё зимних облаков. Чёрный прозрачный лес лениво полз мимо, пронзаемый языками тумана. Мокрая асфальтовая дорога лежала через серые равнины, чуть неровная и постоянно извивающаяся. Радио бурчало. Передавали прогноз погоды — ночью будет дождь. Скаут почти лежал в пассажирском сидении, сонно вглядываясь в унылый пейзаж, открывающийся из пыльного окна. Он посмотрел влево из-под полуоткрытых век. Снайпер сидел, крепко держась за баранку, так, что на сильных крупных руках проступили жилы. Взгляд был прикован к дороге, губы мужчины шевелились. Бормотал. О чём-то думал. Он всегда бормотал, когда он был чем-то растревожен. Спрашивать было бесполезно — лишь сильнее закроется. У них обоих было плохо с этим. Выныривая из собственных мыслей, он кинул мимолётный взгляд на мальчишку. — Проснулся? — его бормотание было еле слышимым из-за гула езды. — Уже совсем скоро. Скаут внимательно посмотрел на него, а потом, моргнув, закивал. Он отвернулся, потирая лицо и почёсывая репу, взъерошивая себе волосы. — Мы недолго, — продолжал Снайпер, вглядываясь вдаль, уже замечая городок. — По одной и домой. Скаут снова кивнул и прикрыл глаза. Он зарылся носом в шарф, укутался в свою обычную чёрную куртку, скрестив руки на груди, и откинулся на спинку. Несмотря на замызганный вид городка, в баре было уютно, нешумно, а столики украшали аккуратные лампы, которые проливали оранжевый свет. Скаут и Снайпер сидели за барной стойкой, за которой был только один мужчина с краю. Они оба цедили скотч со льдом. Точнее, Скаут цедил. Стакан стоял перед Снайпером нетронутый, а стрелок опять проваливался куда-то за горизонт своего сознания. Скаут заметил. — Снайпс, — позвал Скаут. — Хм-м? — Снайпер приподнял бровь и посмотрел на него, чуть разворачиваясь корпусом. Парень сначала не ответил, трогая языком изнутри передние зубы, внимательно скользя взглядом по длинным жёстким чертам мужчины. — А ты… — пауза. — …решил, куда подашься, когда всё закончится? Снайпер сомкнул челюсти и опустил взгляд, бездумно вглядываясь в царапины на полированной поверхности. — Не знаю, я… — он потёр губы, причмокнув, — домой, наверное. Как и раньше. А ты? — и поднял на него сине-серые глаза, спрятанные за линзами. — И я… в Бостон, может, — пространно ответил паренёк, будто глазами искал воспоминания в рядах бутылок, — найду работу. Накоплю денег. Снайпер внимательно смотрел, печально и светло. Скаут задумался, а потом вскинулся, дёргая уголком рта. — Или, или можем вместе рвануть, например, — Скаут ласково улыбнулся, глядя ему в глаза, отчего у него появились морщинки-лучики. Но он внезапно напугался, сбился, затараторив. — Но это если ты захочешь, конечно, я не настаиваю, потому что для тебя это важно, и я не хочу… навязываться, в общем, как… как ты хочешь, так и будет. Тёплый оранжевый свет падал на часть лица мужчины, отгоняя тёмно-серые тени, выделяя его черты. Он мягко улыбался, не скрывая, смотря на нервно путающегося в словах мальчишку. Тот выжидающе умолк, внимательно вглядываясь в старшего человека, кусая щёку изнутри и бесконечно перебирая стакан в тощих пальцах. Под стулом он задёргал ногой, ритмично отбивая носком кеды о пол. — Вместе, значит? — Снайпер понизил голос, чуть приподнимая бровь. Скаут сжал челюсти, сглотнул, дёрнул небольшим кадыком. — Что ж, — продолжал мужчина, обращая взгляд к своему стакану, замечая, как лёд почти растаял. — Мне нужно подумать. Контракт повышенной сложности, всё же. Парень сник, опустил плечи, глядя в собственный стакан. Снайпер качнул головой и выпил залпом тёмно-янтарный напиток, а потом снова обратился к Скауту, не переставая улыбаться. — Вместе, — едва слышно сказал он, и парень вздрогнул, поднимая на него заискрившиеся ясно-голубые глаза. — Конечно, вместе, — продолжал Снайпер также, заверяюще и тепло. — Я думал, таков был план, но, раз ты спросил… Скаут расплылся в неловкой улыбке, обнажавшей заячьи зубы. И не заметил, как приник ближе. — Блин, — рассмеялся он тихо, качая головой и потирая себе лицо. Мужчина беззвучно усмехнулся. — Я правда думал, что ты сейчас откажешься. — Кто ж тебе готовить будет, — фыркнул Снайпер. — Как наешься сладостей, потом полдня лежишь умираешь. — Не было такого! — Было, было. Либо пытаешься себе что-нибудь сготовить, но и здесь мимо. Не прощу тебе веджимайт. — Откуда мне было знать, что это вот твоё? Я думал это арахисовая паста. — На ней этикетка есть. — Не всегда. Пиро отклеивает их, собирает в комок и жжёт. — Зачем надо было перемазывать всю кухню, ты мне скажи? — Так гадость же! Их спор продолжался несколько минут, а потом Снайпер сдался, откидываясь на металлическую спинку, устало приподнимая шляпу и приглаживая отросшие каштановые волосы. — Ох, парень, загонишь ты меня в могилу. Скаут затих. Когда Снайпер закончил, снова обращаясь к нему, он встретил его побледневшее ровное лицо и два широченных голубых глаза. Потом он понял, что сказал, и холод лизнул ему желудок. — Не говори так, — произнёс парнишка потухшим голосом. — Я не… — и мужчина осёкся. — Прости, — едва слышно пробормотал он, упирая взгляд себе в руки. — Прости. Парень смотрел на него, а потом встрепенулся. — Слышишь? Снайпер поднял на него взгляд, чуть хмурясь. — Хм-м? — Что за песня? Сквозь негромкие разговоры людей прорывались приятные переборы гитары, мелодичные и спокойные, доносящиеся из динамиков. Сколько лет могут жить люди, Прежде чем им позволят быть свободными? — Боб Дилан, по-моему, — ответил Снайпер. Скаут улыбнулся, кивая, и, наконец, выпил свой. Они сидели вдвоём, окутанные оранжевым светом и тёмно-серыми тенями.***
Скаут перебрал. Это было ожидаемо. Снайпер осторожно вёл его через двор, перекинув руку через плечо, слушая его беспорядочный поток громких (и не очень) слов. Он часто смеялся, пытался заглянуть мужчине в глаза. В свете ртутных фонарей на территории базы был виден мелкий моросящий дождь, а тяжёлое дыхание двоих курилось густым паром. В горах было гораздо холоднее, чем внизу, в городке. Сам Снайпер иногда путался в ногах, хоть за весь вечер и выпил только одну — от усталости, скорее. Несмотря на свет, на возбуждённое состояние парня, на напряжённое хмыканье мужчины в ответ, у Скаута зрачки заполоняли почти всю радужку, когда тот смотрел на Снайпера. Губы расплывались в широченной глупой улыбке. Счастливый. Он был счастлив. — Ладно, пострел, — заворчал Снайпер, взваливая его на себя, когда тот споткнулся, — тише теперь. Тебе нужно проспаться. Осталось шесть часов. — Не, не, — замотал головой парень, искренне раздосадованный таким поворотом событий. — Давай ещё! — Куда тебе ещё, — напряжённо усмехнулся мужчина, продолжая идти. Но Скаут застроптивился, тормозя пятками по сырому грунту. — Нет, нет, не хочу… не хочу, хочу с тобой, чтобы… — он запутался в ногах, но сумел вырваться из хватки, чтобы навалиться на Снайпера, мёртвой хваткой обвивая ему рёбра, утыкаясь носом в колючий ворот верблюжьего свитера. — Хочу с тобой. Не уходи, — пробубнил он. Стрелок тяжело вздохнул, и разведчик опустился вместе с его грудной клеткой. С его губ сорвалась белёсая струя пара. — Куда я уйду, — устало ответил мужчина, кренясь к нему, чувствуя пары спирта. Он обнял его в ответ, широкими жилистыми руками потирая ему лопатки. — Я никуда не ухожу, парень, — мягче продолжил он, — тебе нужно отдыхать, вот и всё. Скаут не среагировал. Лишь стиснул его сильнее, зарываясь лицом в лацканы полурасстёгнутого пыльника. Он чувствовал щекой жёсткость ткани плаща, колючесть свитера; крепкий запах дешёвых сигарет, его естественный пряный запах; тепло его тела, которое пробивалось сквозь слои одежды. Снайпер был немногими словами, сильными и добрыми руками и непоколебимым плечом. А ещё он был совсем мягким. Как кашемир. — Снайпс, — тихо сказал Скаут, дыша жаром, идущим от его грудной клетки. Между ними разлилось молчание и тихий шелест дождя в ночи. Белый свет падал на них. — Снайпс, — тихо повторил Скаут. Жилистая рука скользнула ему на скулу и осторожно отстранила от себя, и он приник к ней, прикрывая глаза. Когда он вновь открыл глаза, его встретил взгляд мужчины, серо-синий, глубокий и со светом на дне. Снайпер огладил ему бровь, всматриваясь в его тонкие, худые, по-прежнему юношеские черты. Он смотрел на длинные ресницы. На веснушки. — Что такое? — одними губами ответил Снайпер. Рука продолжала гладить его по щеке, мозолистая и горячая. Когда мужчина коснулся фалангами скулы парня, тот задрожал, но сглотнул, хмурясь, унимая себя. — Ты же будешь тут? — спросил он совсем сипло. Снайпер моргнул. Он не понимал. — Я уже тут, — ответил он, чуть пожав плечом. — Нет… нет, ты не… совсем, — забормотал Скаут, отводя взгляд куда-то в сторону, будто там были ответы. — Идём, парень, — мягко привлёк его к себе Снайпер, сжимая ему плечо. — Сон, помнишь? Мы поговорим с утра. Обещаю. Но сейчас нам нужно отдыхать, нам обоим. — Погоди, — Скаут облизнул губы, глянув куда-то вниз. — Мне надо сказать. Мужчина замер, вперяя в него взгляд внимательных глаз. Ждал. — Ты… У нас с тобой… история, да, Снайпс? — он дёрнул уголком губ, щурясь собственным мыслям, а потом мимолётная улыбка растаяла. — Много всего… и много о чём… говорили. И обещали друг другу рассказывать, да? Снайпер сомкнул челюсти и кивнул. — И я стараюсь говорить, правда, — он запинался, рассказывая это лацканам сине-серого пыльника, — потому что друзья выполняют свои обещания. Снайпер молчал. — Тебя что-то ест, я вижу, — тише продолжил он, будто боялся говорить. — Работа такая… с флангов заходить и, и докладывать. Я ж разведчик, да? И… и я вижу, и не знаю, что. И ты молчишь, и я не хочу тебя тормошить, потому что знаю, что ты этого не любишь. Он моргнул несколько раз, до белых отметин прихватывая себе нижнюю губу зубами. — Я говорю тебе всё, — низко и глубоко ответил Снайпер, не прекращая гладить его лицо. — Даже больше. Я рядом. Здесь. Всегда был. — Ты здесь, но ты не здесь, — дрожащим шёпотом отозвался Скаут, снова поднимая на него глаза, блестящие и влажные. Мужчина застыл, и авиаторы не смогли скрыть его распахнутых глаз. Парень опустил взгляд, а потом, фыркнув, рассеянно рассмеялся, болезненно растирая чуть опухшие раскрасневшиеся глаза. — Чёрт, вот это я сопли развёл, как мелкая сучка… Снайпер всё ещё смотрел на него, и в его взгляде разливалась горечь. — Парень. Скаут, чуть растрёпанный, вновь обратил к нему чуть мутный взгляд голубых глаз. Слова застряли в глотке Снайпера; он что-то просипел, дёрнув несколько раз кадыком, а потом, сглотнув, снова набрал воздуху в лёгкие. — Всё будет хорошо, — он осторожно тронул парня за плечо, будто мог поранить, — всё образуется. — С тобой всё будет хорошо? — просто спросил Скаут, глядя ему в глаза слишком доверчиво. — С нами обоими, — Снайпер качнул парня за плечи, говоря тихо и вкрадчиво. Он не снимал с него тяжёлого взгляда. Скаут сжал губы, отвёл глаза и отпустил его. Тихим шагом они направились ко входу базы, и их одежда неприятно отсырела от ночной мороси. Он довёл его до комнаты, усадил на кровать. Несмотря на образ оборванца, в комнате Скаута было чисто и всегда прибрано, только то, чем он занимался иногда лежало в поле видимости. Лишь Бэт стояла около кровати всегда. Парня пошатывало — от сонливости, скорее, чем от опьянения. Опьянение отступало, он уже начинал дрожать, но не слишком обращал внимание. Снайперу не впервой было с ним возиться — такое уже происходило — поэтому он выверенным движением расшнуровывал ему кеды, расстёгивал ремень; он помог ему снять куртку и зелёный свитер, при этом умудрившись не сдёрнуть жетоны. Скаут взялся за пояс джинсов, останавливая его движения. — Сможешь дальше сам? — прошептал Снайпер. Скаут кивнул. — Я пойду к себе, ладно? Скаут кивнул ещё раз, прикрывая глаза. Снайпер поднялся на ноги, и, посмотрев сверху вниз, потирая подушечки пальцев, ещё тише произнёс: — Тогда… спокойной ночи. — И, погладив парня по голове, взъерошивая тёмно-русые короткие волосы, вышел, неслышно прикрывая за собой дверь. Сон не шёл. Над изголовьем висел ловец снов, кровать была мягкой и удобной, ему не было ни душно, ни холодно, ноги у него ныли, он устал, в конце концов, и сон не шёл. Он лежал то на одном боку, то на другом, пялясь то в глухую стену, то в черноту окна, откуда падали отблески уличных ламп на пол и раковину у стены. Через сорок минут ему показалось, что он слышал, как отворяется и закрывается дверь в начале коридора. Показалось, что он слышал неровные шаги. И понял, что отворяется дверь в его комнату. Бело-голубоватая полоса света прорезала темноту. Снайпер повернулся, настороженный, и увидел знакомый тощий силуэт. Скаут скользнул внутрь и закрыл дверь с лёгким щелчком, проходя по подобию половика. Снайпер вглядывался ему в размытое во мраке лицо, щурясь спросонья. — Я к тебе спать, — глухо оповестил его парень. Судя по сдавленности его тона, он был немного смущён. Снайпера это не заботило. Снайпер приподнял одеяло и отодвинулся на край матраца. Скаут шмыгнул к нему под бок, холодный и продрогший, и прильнул к нему, стискивая ему грудную клетку, утыкаясь лбом в ключицу. Мужчина глубоко вдохнул, чувствуя его запах, немного острый, как воздух после грозы, и прижал к себе, сгребая в охапку. Скаут расслабился, выдыхая, переплетая их ноги. Ткань пижамы приятно тёрлась о лицо, мягкая и застиранная. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Сердцебиение Снайпера убаюкивало Скаута. А тепло Скаута убаюкивало Снайпера. Парень, чуть покоробленный нечаянной мыслью, ещё сильнее ткнулся к него лбом. Он глубоко вдохнул, вмиг напряжённый, как натянутая струна, а потом тихо и неровно выдохнул, с чем-то смиряясь. Горячая рука в знакомом жесте выводила круги на лопатках. — Спокойной ночи, Лоуренс, — пробормотал он, чувствуя лёгкую горечь, и затих. Ответом Снайпера было тихое, искреннее и глубокое: — Спокойной ночи, Джим.***
В пятницу пришёл фронт. Полигон размыло, центральные дороги на нём, траншеи; грязи почти некуда было стекать, посему всё превратилось в глиняное месиво. Дерево отсырело, металлолом заголился ещё сильнее, железо стало ржаветь ещё быстрее. С крыши капало, и капли равномерно постукивали по шляпе стрелка, скатываясь по излому полы и падая на пыльник, образуя тёмные разводы. Кап. Кап. Кап. Снайпер щурился в прицел, вскинув винтовку, крепко стиснув зубы. Он не потеряет контроль. Но как же сильно у него запотевали очки. Выстрел. Передёргивание затвора. Лязг гильзы. Патрон в магазин. Недовольный тихий рык. — Счастливо, гадёныш. — Справа, справа! — послышался в микрофоне возбуждённый возглас, высокий, а потом смешался со статикой. Далеко с правой стороны послышался гул минигана. Снайпер отвлёкся, прижимая наушник к уху, вслушиваясь, а потом вернулся к винтовке. Он не знал, был ли это Скаут или Шпион. По некоторым причинам их голоса, когда они говорили на повышенных тонах, были немного схожи. Лучше бы Спук. Хорёк изворотливый. — Снайпер, — прорезался гораздо более чистый голос Шпиона. Значит доселе это был… — Уходи оттуда. — Чего? — буркнул Снайпер. — Я их сдержу. Умрут раньше, чем достанут. — Они в полном составе. Скоро будут у четвёртой точки. — Где наши? — Мертвы, — сухо ответил он. — Уходи, иначе мы потеряем ещё больше времени. Снайпер пожевал челюстями, цокнул. Нет. — Я их сдержу. — Лоуренс, я не знаю, где их Поджигатель, он не с ними, возможно, он пошёл в обход или решил устроить засаду, я не… Снайпер почувствовал, как колыхнулся воздух рядом с ним, а потом повеяло чем-то тёплым, с привкусом асбеста и ванилина на языке. Шаркнул тяжёлый сапог. Снайпер медленно оторвался от прицела. — …смогу выследить его в такой короткий срок, ты слышишь меня? Пироман Красных стоял перед ним, всматриваясь в него сквозь бесстрастные тёмные линзы противогаза. Огнеупорный костюм висел на нём мешком, весь в копоти и чём-то мокром; человек склонил голову вбок, уверенно перехватывая огнемёт и с тихим шипением поджигая зажигалку, приближаясь совсем медленно, как хищное животное. Снайпер дёрнулся с места, вскидывая винтовку, и выстрелил, не целясь, и Поджигатель ухнул, припав на правую ногу, но не упал. Он направил дуло на мужчину и нажал на спуск. Тёмная струя огня полилась на Снайпера, и тот кинулся прочь, опалив себе только полы и бок, да и те задымились — его одежда была сырой от влаги. Пиро издал глухой звук недовольства — Снайпер бросился на пол, перекатываясь, перехватил винтовку — и вдарил ему прикладом в челюсть. Поджигатель пошатнулся, ударяясь о стену. Снайпер подскочил, стащил кукри с ящика, перехватил удобнее рукоять, замахнулся — и лезвие встретило блок топором. Пиро резко прокрутил его влево, Снайперу вывернуло руку — и он выронил нож. Он замешкался, путаясь в ногах, и пропустил удар обухом в висок. Стрелок упал навзничь, на битое стекло, скручиваясь, дыша хрипло и тяжело, видя перед собой размытые тени и радужные круги. Сапог прошёлся ему по рёбрам, и Снайпер захрипел, пытаясь стащить его с себя. Он смотрел наверх, видя чёрно-красную расплывающуюся фигуру. Поджигатель Красных стоял — Снайпер не видел его глаз, но он знал, — что он смотрел, держа в руке, одетой в огнеупорную перчатку, топор. Синий топор. Трофейный топор. Револьвер. Где его револьвер. Поджигатель склонил голову вбок, замахнулся — и отлетел к окну от удара. Послышался лязг и звук разбитого стекла, а потом разъярённый высокий рык. Скаут налетел зверем на Зажигалку Красных, осыпая его быстрыми и яростными ударами Бэт. Они сцепились как собаки. — Ах ты сучара! — заорал Скаут в исступлении, когда Пиро плеснул в него из канистры, и светло-оранжевая жидкость залила ему всю куртку и попала даже в рот. — Уходи, Снайпс! Снайпер еле приподнялся, чувствуя, как плывёт мир вокруг него, как рот наполняется солёной слюной, а двое дерущихся людей перед ним — не более, чем красное и синее пятно. — Снайпс! Снайпс, проснись! Уходи! — крик Скаута отдавался у него в мозгу. — Они сейчас все придут, уходи! Снайпер что-то искал на полу, скользя по грязи и осыпавшейся побелке пораненными руками. Скаут вскрикнул, когда лезвие топора прошлось ему по ноге. Стрелок, найдя пропажу, отчаянно начал взводить курок неслушающимися пальцами. Он наставил револьвер на них обоих, и, молясь и щурясь, стараясь держать руку ровнее, выстрелил. Поджигатель дёрнулся вбок и резко обмяк на полу. Скаут высвободился, всё ещё подскакивающий и порыкивающий после драки, в крови и грязи. Бок и плечо были изрезаны, правая нога тоже. На скуле появлялась гематома. Он сплюнул, часто и поверхностно дыша. Нет смерти хуже, чем сожжение. — Парень, — застонал Снайпер, пытаясь подняться. — Если, если тебе говорят валить, значит ты собираешь все свои манатки и валишь! — заорал Скаут, яростно раздувая ноздри, всё ещё взвинченный. Рука, сжимающая Бэт, дрожала. С подбородка капал бензин. — Парень. — Я не смогу всё время защищать тебя, сейчас всё по-другому, я должен быть там, на флангах! — Отойди. — Я знаю, что ты тоже меня вытаскиваешь, но хоть раз послушай меня, и делай то, что говорят! — Джим, НЕТ! Скаут шагнул вбок и нечаянно задел берцем дуло огнемёта. Конструкция качнулась. Всё ещё работающая зажигалка окунулась в лужу бензина. Скаут вспыхнул как спичка. Парень кричал, превратившись в огненное месиво, катаясь по полу, и мужчина тушил его, с остервенением забивая огонь пыльником. Он сумел его потушить, наглухо закутав в плащ, но крики не прекращались. Снайпер что-то шептал сквозь стиснутые челюсти, когда переворачивал Скаута на спину. Когда он, наконец, перевернул его и поднял на руки, Скаут зарыдал, и у Снайпера всё оборвалось внутри. Всё что угодно, только не его рыдания. В нос бил сладковатый запах обугленного человеческого мяса. Левая сторона лица паренька стала красно-бордовой, пузырящейся, мокрой. Часть одежды сгорела и въелась в него. Он орал, когда стрелок спускался с лестницы, вылетая на улицу, под дождь, ковыляя к Респауну, прижимая к себе. — Больно, больно, мне больно! — выл со слезами Скаут, еле выговаривая согласные, повиснув тряпкой. Мужчина не знал, как добирался до главного здания. Он знал только то, что просто стоял на коленях в комнате Респауна, на белой ледяной плитке, и парня в его руках било мелкой дрожью. — …Герр Снайпер, отпустите его… — …Лоуренс, отпусти мальчика!.. — …Снайпер, приди в себя!.. С него потоками лилась вода и что-то ещё. Он жал к себе мальчишку, ошалело вглядываясь в чистоту и белизну комнаты воскрешения. Чьи-то руки отстраняли его, крепче и крупнее. Другие руки, в перчатках, забирали у него его Скаута, кладя на пол, разматывая кокон пыльника. Светло-серая шинель, тёмно-синее длинное шерстяное пальто. Осторожные движения. Когда Снайпер увидел его, почти полностью обгоревшую правую сторону тела и обугленную грудь, он осел на пол, неслушающимися руками хватаясь за голову, сминая шляпу, и его стали поднимать, но он не реагировал. Парня била судорога, а часть лица, не тронутая огнём, посерела. К его груди потянулся живительный сизо-голубой луч, курившийся лёгким туманом, и раны, едва заметно, стали исцеляться. Дрожь прекращалась. На лицо возвращался бледно-здоровый цвет. Ожоги исчезали. Шпион сидел рядом, кренясь над ним, осторожно поддерживая под голову. Он отпустил руку парня, коснулся его лица, всматриваясь в его слишком ровные черты. Стрелок не понимал, что происходит. — Почему ты не лечишь его? — услышал Снайпер. Луч больше не тянулся к груди Скаута. Рана на груди была не долечена. Медик опускал медиган. Шпион вперил в него обезумевший взгляд ледяных глаз, дёрнувшись, потом снова взглянул на сына. У Снайпера внутри всё обмерло, а потом разлилась стылая тишина. Скаут был мёртв. Скаут был мёртв. — Эммануэль, отпусти его, — послышался тихий голос Инженера. — Шпион, положите его, — жёстко произнёс Медик, пытаясь отстранить его. Механическая рука Инженера легла ему на плечо. Тот не отпускал сына. Будто в первый раз. — Шпион! Он вздрогнул, как от удара, и отстранился, путаясь в полах тёмно-синего плаща. Медик возвысился над парнем непоколебимой белой фигурой, от которой, казалось, шло свечение. Два сильных длинных пальца скользнули ему на шею, задержались и не нашли ничего. Док засуетился, ослабив себе шинель, и, нависнув над Скаутом, быстро и точно сложил крепкие руки на его грудной клетке, что повлекло охи и ропот среди толпы. Он собрался с силами, каменея в мускулах. И начал массаж сердца. Раз, два, три. Вдох. Луч не появлялся. Раз, два, три. Вдох. Снайпер сидел у стены, посеревшим взглядом смотря на парня, безвольно покачивающегося от жёстких толчков. — Давай, давай, Schatz… Скаут не дышал. Раз, два, три. Вдох. Раз, два, три. Вдох. Раз, два… Скаут резко и рвано вдохнул, потом ещё, с сипом, а потом зашёлся в хриплом мокром кашле. По группе прокатились вздохи и облегчённые возгласы. Снайпер стянул шляпу с очками и уткнулся лбом в ладони, подрагивая в широких плечах. Медиган снова делал свою работу.***
Остаток дня Скаут спал. Его привезли на базу спящим и положили в лазарет спящим. Несколько часов он пробыл под дулом стационарного медигана, позже Медик поставил капельницу. В остальном не было нужды, его организм был в рабочем состоянии, во сне он восстанавливался. Шпион сидел у его постели иссиня-чёрной сгорбившейся фигурой, источающей холод и печаль. Под прохладно-голубыми глазами лежали тени, черты на лице стали глубже, а в серебристо-чёрных волосах, чуть растрёпанных сейчас, стало ещё больше серебра. Он сидел, сцепив тонкие пальцы в замок, опираясь локтями о колени, и смотрел в пол. Слушал его ровное и глубокое дыхание. Это уже происходило однажды, и не только со Скаутом. Повезло ему с семьёй. Снаружи в коридоре сидел Снайпер, посеревший, безвольно откинувшийся на стену, полностью измотанный. В длинных жилистых пальцах висела перемотанная цепочка с армейскими жетонами. Они обронили, когда несли его. Пустой взгляд скользил по такому же пустому тусклому пространству лазарета. Послышалось, как открывается и закрывается дверь вдали, а потом эхом раздался звук тяжёлых сапог. Звук приближался. В конце коридора показался высокий статный человек в светло-серой шинели, полы которой развевались от каждого шага, и на его плече рисовался голубой крест. — Герр Снайпер, — мягко позвал Медик, приближаясь к нему, но Снайпер всё равно дёрнулся, будто от окрика. Старший мужчина стал над ним, вперяя в него взгляд живых голубых глаз поверх блестящих круглых очков. — Ты хорошо подумал? Ты сильно переутомлён, это поможет. — И добавил чуть тише: — Я побуду рядом с ним. Снайпер скрыл глаза за полями шляпы, сжал челюсти. Качнул головой. Медик кивнул, распрямляясь, принимая к сведению. — Если передумаете, вы знаете, где меня найти. — И с этими он словами он направился в палату Скаута. Снова тяжёлые шаги. Дверь осталась приоткрытой. — Docteur, — услышал он напряжённый и глухой голос Шпиона, — когда он проснётся? — Отдохните. Мы пока не сможем ему ничем помочь; следующие часов… — пауза. — …двенадцать он будет спать. — Из-за чего? У него что-то с сердцем? — Herr Spion. — Почему ты не можешь вылечить его сейчас? У него обыкновенное ранение. Он переносил хуже, почему он не приходит в себя, Эрих? Медик молчал. Шпион продолжал холодно и низко. — У него что-то с сердцем? — прямо спросил он. — Или с ногой? Я знаю о деле Разведчика Красных, и понимаю, как всё устроено, но я хочу знать, что у Джеймса не будет… последствий. Медик, наконец, ответил. — Herr Spion. — Ровно и спокойно, но без холода. — Я врач. Я сделал всё, что от меня требовалось. С мальчиком всё будет в порядке, — мягче продолжил он. — Но существует ряд правил и устав, которые мы с вами отлично знаем, — послышался раздражённый смешок Шпиона, — за нарушение которых следует наказание. Особый контроль установлен за Инженером и мной, — вкрадчиво говорил он, — и я стараюсь делать всё, что в моих силах, рискуя головой, чтобы сделать всё правильно. Молчание, гудение ртутных ламп. — Вам нужно отдохнуть. — Пауза, снова молчание. — У нас всех был тяжёлый день, — и отчеканил медленно и со сталью так, что не оставил места для спора. — Если вы что-то скрываете, — глухо и еле слышимо ответил лазутчик, и судя по тому, как он шипяще произносил согласные, он стиснул зубы, — клянусь, я узнаю об этом. Такова моя работа. Снайперу крутило желудок. Снова послышался стук массивных каблуков, но внезапно всё прекратилось и будто воздух застыл, и вокруг зазвенела пронзительная тишина. — Дже… Шпион с Медиком резко обернулись к просыпающемуся Скауту. Парень сжимал и разжимал руку во сне, пытаясь очнуться. — Джек. Шпион вышел за Снайпером.…
Когда Скаут проснулся, Снайпер был рядом. Сидел на кушетке, прислонившись к стене, сдвинув шляпу на глаза, и спал. Первые золотисто-оранжевые лучи солнца силились пробиться сквозь плотно задёрнутые шторы, прорезая блёкло-серый мрак комнатушки. В палате было прохладно и пахло чистыми простынями. Тикали часы. Скаут сощурился, пытаясь посмотреть, сколько времени. Около восьми. Второй сирены нет. Выходной. Парень взглянул на мужчину, глубоко дыша со сна, и потянул к нему плохо слушающуюся руку. Снайпер очнулся, как только Скаут коснулся выступающей вены на его кисти. — Билби, — заёрзал Снайпер, подрагивая, кренясь ближе, крепко беря его руку в свою, более крупную. Скаут широко заулыбался, щурясь в искреннем счастье. — Привет, — пробормотал паренёк, прикрывая глаза. Вторая рука оказалась на лбу, шершавая, и горячая, и родная. Мужчина не заговаривал. Он просто смотрел в его просветлевшие черты, поглаживая большим пальцем ему меж бровей в успокаивающем жесте. Он потом развалится. Но не сейчас, не здесь, не перед ним. Он сглотнул, чувствуя, как начинает гореть горло. — Ребята нормально? — тихо спросил Скаут. — Да, — машинально ответил Снайпер, даже сначала не понимая, о чём тот говорит. — Ты нормально? — ещё тише продолжил Скаут и раскрыл глаза. Снайпер смотрел в открывшуюся голубизну, будто июльское небо, жаркое и свободное. — Да, — неслышно ответил он, кивая. Парень смотрел в его влажные глаза, не отрываясь, и улыбка медленно исчезла с его обветренных губ. — Снайпс? — Хм-м? — Не играй больше в неё, — прошептал он и осёкся, хрипя и глотая. Он моргнул. Луч, что смог пробиться сквозь штору, упал на длинное лицо Снайпера, очерчивая его усталые жёсткие черты, подсвечивая золотым густую щетину. Снайпер застыл, и, судя по желвакам, стиснул челюсти. — Снайпс, пообещай мне, — дрожаще забормотал Скаут, стараясь повернуться к нему, сжимая руку, что держала его кисть. — Я знаю про револьвер. Как он у тебя оказался. И почему вы ругались со Спаём. Снайпер молчал. — Ты обещаешь? Снайпер спрятал глаза. И кивнул. Он тихо выдохнул через нос. — И, и… и ты должен пообещать мне ещё одно. Снайпер вновь поднял на него взгляд, печальный и блестящий. — Не уходи больше, — вырвалось у него совсем сыро, а в глазах плескалось почти отчаяние. — Ты уходишь, и я не знаю, где ты… Снайпер приблизился, гладя по лицу, стараясь успокоить его сорвавшееся дыхание. — Нет, Джим, я… я здесь, и никуда не уйду. И чёртов револьвер… я верну, только не надо, Джим, всё хорошо. — Как я тебя смогу защитить, если не знаю, где ты? — заёрзал в постели Скаут, приникая ближе, хватаясь за верблюжий свитер и тычась ему в шею. Снайпер обнял его, будто накрывал собой, защищая. Он гладил его по голове, пытаясь качать. Тишину комнаты, как оранжевые лучи, прорезавшие серый мрак, прорезали тихие всхлипы и шёпот утешения.***
Солнце нехило припекало, по-весеннему злое и ясное. Стрелка это не заботило — он стоял на свету и будто сам светился, согревая промёрзшие в горах кости и суставы. Костяшки на правой руке снова покраснели и опухли. Он стоял у старенького пикапа Инженера и курил, лениво посматривая на прохожих и редко проезжающие машины. Городок был уютным настолько, насколько можно было судить о городках глубинки. По крайней мере, вид на ряд старых сизых гор на горизонте был прекрасным. Скаут выскочил из почтового отделения, почти распахивая дверь на всю и грохая ею. — Э-эй, пришло! Две штуки! — рассмеялся он, высоко задирая руку с двумя конвертами в руке. Снайпер обернулся и улыбнулся, сжимая губами фильтр. Скаут подскочил к машине, собираясь залезать, но, не сдержавшись, вскрыл конверт. Снайпер не переставал улыбаться, ласково щурясь. Ярко-голубой взгляд парня забегал по строкам. Мужчина ждал, сложив руки на крышу пикапа. Парень читал долго, потом вскрыл второй. Развернул одностраничное письмо, стал читать. И читать. Снова и снова. Потом первое, снова. — Ну? — тепло позвал Снайпер, жуя губами фильтр. — Все поздравления изучил? Скаут не отвечал. Снайпер усмехнулся. Дорогой сын, Дорогой Джеймс, надеюсь, у тебя всё хорошо, надеюсь, у тебя всё хорошо, у нас всё в порядке, все здоровы, у нас всё в порядке, все здоровы, я по тебе скучаю и очень хочу быть рядом. я по тебе скучаю и очень хочу быть рядом. С днём рождения, сынок, С днём рождения, братишка, Ма. Джек. — Джим, тебе помочь прочитать? — засмеялся Снайпер без зла. — Неужто дар речи потерял? Скаут оторвался от строк, пространно глядя куда-то на дорогу с высыхающими лужами. Девочка в платьице в горошек играла в классики с подругами, громко смеясь. — Не, — закачал он головой, складывая листы. — Не. Из дома поздравляли, — сглотнул он, пряча конверты в карман. — Всё нормально? — мягко спросил мужчина, затирая бычок подошвой сапога. — Да, — нахмурился парень, сжимая губы и засовывая руки карманы. — Давай… поехали. Нам много ещё куда. Снайпер не переставал улыбаться, чуть тронутый переменой настроения. — Есть, сэр, — спаясничал он и открыл дверь пикапа, садясь внутрь. Скаут всё ещё оставался стоять, и лёгкий весенний ветер трепал ему куртку, заставляя синюю футболку прилипнуть к подтянутому телу. Спустя несколько мгновений он забрался следом, хлопая дверцей, вперяя настороженный взгляд голубых глаз в ветровое стекло. — Куда хочешь? — поинтересовался Снайпер, заводя мотор. — Э, — сбился Скаут, соображая, что тот спросил. — Куда хочешь. Я не против. — Хм, — дёрнул уголком рта мужчина, щурясь, и снял машину с ручного тормоза. — Включи что-нибудь. Веселее будет. Парень послушно потянулся, включая и настраивая радио. Они тронулись под весёлое тарахтение мотора. Снайпер взглянул на Скаута посиневшими глазами, не переставая улыбаться, и снова вернулся к дороге. Скаут смотрел вперёд, где солнечный свет резали туманные тёмные горы на горизонте. Из радиоприёмника, мешаясь со статикой, лилась песня. Сколько смертей потребуется, чтобы понять, что умерло слишком много людей? Ответ, друг мой, витает в воздухе.¹