Обречённые

      Вокруг такая огромная толпа, что буквально невозможно протиснуться. Меня как будто сдавливает со всех сторон, и тут я чувствую, как чьи-то ледяные пальцы вцепились в мою руку.       — Мне так страшно, — шепчет Лилит практически у моего уха. Её глаза расширились от ужаса, а голос дрожал, но явно не от холода.       Я не стала ничего отвечать, просто сжала руку в ответ и повернулась к сцене. В данный момент лучшее, что я могла сделать, так это обеспечить подруге тишину.       Вот уже на экране в очередной раз показывают фильм, который должен заставить нас чувствовать себя виноватыми. Капитолий пытается нам внушить, что мы заслужили всё это. На удивление, у них это выходит. Ведь родители так спокойно отдают своих детей на смерть.       — Замечательно! — писклявым голосом кричит женщина, как только погас экран. Её ярко-жёлтый костюм сильно контрастирует с жителями дистрикта. Она выглядит так вычурно, что я чувствую тошноту, комом подступающую к горлу. — Пришло время узнать имена наших трибутов! Начнём с девушек.       Женщина медленно шагает по сцене, и каждый стук её каблуков отдаётся в моей голове. Я крепче схватилась за совсем холодную руку Лилит, которая, казалось, совершенно перестала дышать.       А тем временем капитолийка уже достала небольшой листочек и начала медленно его разворачивать. Она хмурилась, пытаясь разобрать имя. Наконец, она улыбнулась, будто собирается вручить какую-то важную награду, подошла к микрофону и выдохнула:       — Кэрол Крайтон!       Мне стало так жарко, как будто температура вокруг резко повысилась на несколько градусов. Я судорожно вдыхаю воздух, а в голове так и крутятся мысли:       «Что? Не может быть такого. Мне явно послышалось» — но взгляд Лилит говорит об обратном. Я вижу слёзы в уголках её глаз. Она пытается что-то сказать, но ничего не выходит. А толпа уже начинает перешептываться. Некоторые предательски оглядываются на меня.       — Ну же, Кэрол, иди к нам! — подбадривает женщина, всматриваясь в толпу. Она уже поняла, кто должен выйти к ней, поэтому смотрит лишь на меня.       — Нет, нет, нет, — шепчет Лилит, начиная мотать головой. Она вцепилась в мою руку так сильно, что, мне кажется, оставила следы своих ногтей.       — Ничего уже не изменишь, — я пытаюсь успокоить подругу, но при этом сама еле сдерживаю слёзы. Медленно разжимаю её пальцы и освобождаюсь от мёртвой хватки Лилит.       Наконец я делаю шаг. Ещё шаг. И ещё. Не думала, что ходьба когда-то окажется таким сложным делом для меня. Мои ноги как будто онемели, а колени невозможно согнуть.       Видимо, мой выход затянулся, потому что какой-то миротворец начал грубо выталкивать меня к сцене.       «Тише, спокойно, слезами горю не поможешь», — вспоминаю я глупую фразу, которую так часто говорила мама, успокаивая меня. Но сейчас и вправду стоит взять себя в руки. Нельзя показывать всему Панему, что меня морально уничтожили ещё задолго до начала игр.       — Давай, давай, — машет руками женщина, продолжая добродушно улыбаться.       Несмотря на её наигранную доброту и поддержку, я точно знаю, что ей глубоко плевать на меня. Всё, чего она хочет, так это поскорее уехать из этой грязи в свой роскошный дом, откуда будет так удобно наблюдать за тем, как совсем юные подростки убивают друг друга на забаву капитолийцам.       И вот я уже смотрю на толпу с того места, на котором никогда не хотела очутиться.       «Это сон, шутка, бред!» — убеждаю я себя.       Стеклянными глазами пытаюсь найти в толпе хоть одно знакомое лицо: вот стоит Лилит, вытирая ладонями горячие слёзы, вот и отец. Ни нотки сострадания на его лице. Он даже не смотрит на меня. Его голова повёрнута в сторону Стивена, который потихоньку начинает выходить со своего места.       — Итак, теперь юноши, — продолжает капитолийка, не замечая нового шевеления в толпе.       Вновь наступает тишина, и вновь публика дружно задерживает дыхание.       — Стойте! — раздаётся вдруг знакомый голос. — Я доброволец!       — Стивен? — срывается у меня с губ.       «Зачем он это делает? Уж явно не потому, что хочет защитить меня на арене».       Я смотрю на происходящее сквозь пелену слёз, застилающую глаза: вот он бежит на сцену, вот поднимается, лучезарно улыбаясь, вот говорит своё имя…       — Стивен Крайтон! — повторяет женщина. И тут улыбка сходит с её лица, заменяясь какой-то другой ещё непонятной мне эмоцией. — Вы брат и сестра?       Получив утвердительный ответ, капитолийка пытается изобразить сострадание, но у неё не выходит. Либо виной всему куча грима на её лице, либо она ужасная актриса. А, может, и то, и то.       — Добро пожаловать на семьдесят четвёртые голодные игры! — наконец взрывается она радостным криком. — И пусть удача всегда будет с вами!       Я до сих пор не осознаю того, что только что произошло. Чувствую только взгляд Стивена, прожигающий меня.       Не прошло и секунды с заключительных слов капитолийки, а миротворцы уже под конвоем провожали нас в Дом правосудия, и, как только за нами закрылась дверь, я не выдержала:       — Что ты творишь?! — я резко оборачиваюсь в сторону брата, и юбка моего платья надувается колокольчиком.       Как же он надменно на меня посмотрел, будто уже вернулся победителем.       — Я хочу стать любимцем Капитолия, Кэрол, и я сделаю это любой ценой! — от последних слов по моей спине пробежали мурашки. Можно ли воспринимать эту фразу, как угрозу? Конечно, можно. Он никогда не лгал, и вряд ли делает это сейчас.       — Как вы себя ведёте? — возмущённо произносит женщина в ярко-жёлтом. Никак не могу вспомнить её имя… Зато я точно знаю, кто будет нашим ментором. И это меня не радует.       Победительницей семьдесят третьих Голодных игр стала пятнадцатилетняя Милк Келлог. Я глубоко сомневаюсь, что она сможет дать нам полезные советы, но иного выхода у меня нет…       — Прошу прощения, Хезер, — Стивен снова изображает самую добродушную улыбку, на которую только был способен.       Точно. Хезер. Хезер Блер. А Стивен не такой уж и глупый, просто кретин.       Мы шли будто целую вечность до тех пор, пока нас не развели по комнатам. И наконец я осталась одна.       Глубоко вдыхаю и медленно скатываюсь по двери прямо на пол, который мягко обволакивал мои ноги. Я уже в совершенно другом месте. Больше нет бедности и разрухи. Всё кругом такое мягкое, чистое, приятное на ощупь. На глаза попадается бархатный диван, и я просто падаю на него, думая о том, кто же придёт со мной попрощаться. У меня есть всего час, чтобы навсегда расстаться с этой жизнью. Неизвестно, что меня ждёт дальше, но всё точно не будет, как прежде. Моя жизнь резко изменилась после того, как Хезер вытянула моё имя.       И вот я слышу скрежет двери. На пороге стоит Лилит. Я сразу же бросаюсь на её шею. Мы стоим так несколько минут. Я пытаюсь подобрать слова и знаю, что Лилит делает то же самое.       — Я… Я надеюсь, что ты вернёшься сюда, — наконец говорит она, отходя от меня. Её глаза так покраснели. Я уже не вижу в ней той радостной и позитивной девушки, с которой гуляла несколько часов назад.       — Самое лучшее, на что ты сейчас можешь надеяться, так это на то, что, умирая, я буду не сильно мучаться.       Сама не узнаю свой голос. В нём совершенно не читаются те грусть и отчаяние, которые я чувствую сейчас.       — Какая же ты дура, — по её лицу скользнула секундная улыбка, и она тут же сделалась серьёзной. — Кэрол, у тебя есть шансы, ты можешь метать ножи в подвижные цели и…       Я жестом прерываю слова Лилит.       — Если получилось несколько раз по счастливому стечению обстоятельств, то это не значит, что я умею.       — Но ты можешь получить высокий балл и найти спонсора! — не сдавалась девушка.       Легко давать советы, когда сейчас ты возвращаешься домой, а не едешь в тренировочный лагерь. Но я ценю её слова. В них есть доля правды. Но всё же у меня нет шансов на победу, и я прекрасно понимаю это.       — Прошу тебя, хватит, — я провожу руками по волосам и ненадолго задерживаю их на шее.       — Время! — кричит миротворец, открывая дверь.       — Помни, кто ты есть, — это были последние слова Лилит, которые она успела сказать прежде, чем с громким лязгом закрылась дверь.       Не думаю, что она откроется снова. Я возвращаюсь к дивану и снимаю резинку, которая всё это время держала мои волосы в хвосте. А она ведь принадлежала не мне. Я как-то одолжила её у Лилит, но забыла вернуть. И, вероятно, уже не верну.       Я надела резинку приятного мятного оттенка на руку: такая мелочь, но хоть что-то будет напоминать мне о моём родном дистрикте.       Час, отведённый на прощание с родными, уже прошёл. Я была права: ко мне больше никто не приходил. Следующим этапом была станция, откуда трибуты должны отправиться в Капитолий.