Белый зов

Квартиру Стас оперативно сдал при помощи Эллы Аркадьевны. На осторожные вопросы, далеко ли он сам собрался, недолго думая, ответил словами дяди: на Кавказ, мол, здоровье поправлять. Тут у Эллы Аркадьевны с губ и сорвалось: — Ох, Станислав, а я уж подумала было, что вы к маме… Стас замер. Вот как было объявить почти постороннему человеку, что он понятия не имеет, где его матушка? — Далековато… — промямлил он наконец. Элла Аркадьевна понимающе закивала. — Да-да, потом, на Багамские острова и визу получить надо… Вот те и на. Мама Фима и правда на Багамах. Мама мимо. — На Кавказ друзья посоветовали. У них там альпинистская база поблизости, — сымпровизировал Стас. — Вы что же, в горы полезете? — испугалась Элла Аркадьевна. — Да нет, куда я без подготовки. Так, воздухом подышать. Выслушал оду целительному воздуху кавказских высот, сунул Элле Аркадьевне в руку брелок с запасным ключом и сбежал. Машину Стас оставил в гараже. Бежать так бежать. Пусть даже добираться до Затонска предстояло на электричке с перекладными. Много вещей он с собой брать не собирался, да и дядя Костя говорил, что в доме есть все необходимое. На перроне Затонска Стаса встретила завеса раннего колкого снега. Это был тот неумелый, но упрямый снег, который по-птичьи клюет лицо и руки, кусается, упав на воротник, но безнадежно и неминуемо исчезает, едва коснувшись земли и слившись с неподвижными темными лужами. За белесыми нитями, мелькающими в сумеречном воздухе, угадывались очертания дремлющего провинциального городка: тусклые казенные коробки зданий, в которых с равным успехом могли ютиться и горсовет, и универсам, и парикмахерская, а за ними хохлились крыши частных домов. Стас вытащил из кармана куртки распечатку с Яндекс-карты и развернул ее. Бумажка тут же сделалась сырой и вязкой, и Стас, прикинув маршрут, спрятал ее обратно побыстрее, пока она совсем не размокла. Закинул сумку на плечо, спустился по мокрым ступеням с перрона и зашагал по горбатому неровному асфальту по почти безлюдной улице. Редкие прохожие появлялись откуда-то и тотчас исчезали за дверями домов, не всегда даже разберешь, жилых или служебных. В таких уголках ложатся спать рано, это тебе не гудящий рой вечернего мегаполиса. Сейчас это было именно то, чего хотелось Стасу — тихая берлога, где можно залечь в спячку. Он понятия не имел, долго ли сможет продержаться в этом медвежьем углу, но задумываться наперед и не хотелось. Снег усиливался. Стас с тоской огляделся по сторонам. Идти оставалось метров восемьсот, насколько он понимал. А автобусы в этой глуши — явление краснокнижное. Если и пробегают, то только по междугородным маршрутам. Ладно, доберемся. Только согреться бы… С кафешками в Затонске явно был дефицит, но в скудном свете фонарей Стас разглядел впереди что-то, напоминающее заправочную станцию. Это давало надежду на чашку горячего чая. А то и кофе. Стас поправил сумку на плече и решительно двинулся вперед. Это оказался пункт автосервиса. Маленький, обклеенный обрывками рекламных плакатов и объявлений, с облупившейся краской. При всей этой задрипанности сердце у Стаса екнуло. Он вспомнил свою нарядную, сверкающую свежей побелкой и никелем автомастерскую. Да, теперь уже не свою. Стоп, хватит об этом. Он здесь, чтобы оклематься, а не растравливать себя. За полуоткрытой дверью слышалась какая-то возня. Стас заглянул внутрь. Возле старенькой “Киа” с открытым капотом стоял взъерошенный парень с волосами, мокрыми от пота. Услышав шум у двери, он оглянулся. — Добрый день, — сказал Стас. — Закрыты мы, — обреченно сказал парень и, шмыгнув носом, с тоской уставился на машину. — Да я пешком, вообще-то, — ухмыльнулся Стас. — Спросить хотел. — Чего? — Тут чая или кофе нигде поблизости нету? Следующее “чего” прозвучало совсем с иной интонацией. Стас даже прикинул, далеко ли его сейчас пошлют, но парень неожиданно расхохотался. — Экие роскошества. Мы ж не на трассе. Возле вокзала буфет есть, только они, наверное, закрылись уже. — Ясно. — Теперь обреченные нотки звучали уже в голосе Стаса. Тащиться обратно на вокзал, прошагав уже полдороги, он смысла не видел. Тем более что буфет, вероятнее всего, и в самом деле уже закрылся. Парень снова шмыгнул носом и склонился над машиной. До Стаса донеслось задумчивое “вот же хрень”. Стало любопытно. Стас, придерживая сумку, чтобы не задеть дверной косяк, шагнул внутрь. — В чем там проблема-то? Из невнятного ответа он уяснил, что это известно только неким малоизученным субстанциям. Стас себя к таковым не причислял, но вызов принял. Поставил сумку на табурет, подошел к машине и стал вникать в ситуацию. Через двадцать минут “Киа” отозвалась на попытку завести ее таким бодрым фырчанием, что казалось, будь у нее хвост — завиляла бы. Парень отер лоб той же тряпкой, какой протирал детали в машине, и устремил на Стаса сияющий взгляд из-под темно-серых разводов. — Спасибо, братан. Без тебя бы я тут до полуночи колупался. Он протянул руку. — Никита. — Стас. Они обменялись рукопожатием, и Никита тотчас завертелся по сторонам. — Слушь, ты не торопишься? Ты же чаю хотел? У меня тут термос есть, и бутерброды еще. Спустя несколько минут на тумбе, застеленной газетой, устроили "завтрак аристократов". Хотя по времени ужин, конечно. Никита поглядывал на Стаса с любопытством. — Где я тебя видеть мог? Ты не местный, вроде. Стас чуть не поперхнулся бутербродом, мигом сообразив, в чем дело. — У меня родственники здесь, — промямлил он, надеясь, что вдаваться в степень родства не придется. Он сам еще не настолько освоился с мыслью о воссоединении семьи, чтобы делиться такими подробностями с едва знакомым человеком, пусть даже располагающим к себе. — А где живут? — спросил Никита. — На улице Чехова. Это недалеко, вроде? — Недалеко, — подтвердил Никита и вдруг просиял. — Ты не Уваковых родственник? Челюсти вдруг перестали двигаться. Стас с трудом кивнул головой. — Похожи, — по-прежнему улыбаясь, сообщил Никита. — И на Константина Петровича, и на Леонида Петровича. А где ты так в тачках наловчился разбираться? — Я автомеханик, — сказал Стас, чувствуя, как отлегло от сердца. Похоже, родо-племенные связи его нового знакомца не слишком занимали. — Везет тебе, — заметил Никита. — Мне? — удивился Стас. — А ты сам кто? — Да я тоже, — вяло сказал Никита. — Это у нас, знаешь, семейная традиция. У нас сколько поколений механиков было. С прошлого века, считай, если вообще не с позапрошлого. Меня вот тоже приспособили. А я к этому делу не очень. Стас молчал. В голове звучали тихие гитарные переборы. Учительница музыки сколько раз в школе говорила, что у него способности. Мама Фима даже не считала нужным отвечать на эти намеки. Музыка была предметом несерьезным и рассмотрению в качестве профессии не подлежала. Ха, в качестве профессии. Мама Фима позаботилась даже о том, чтобы гитара и как хобби не занимала слишком много времени. — А ты бы кем хотел стать? — спросил Стас наконец. Никита подался вперед и подпер голову кулаком. — Геологом, — поведал он. — И прикинь, может, и сладилось бы, если бы у меня братья были. А я у родителей один. Мне с пеленок и долдонили: семейное дело, мол, продолжать надо… А мне бы в тайгу, да с гитарой у костра… — С гитарой… — эхом отозвался Стас. Никита внимательно посмотрел на него и оба они, не говоря ни слова, чокнулись пластиковыми стаканчиками с горячим чаем. До дома Стас добрался уже в полной темени. Фонари на улице горели через один, но, по счастью, родовое гнездо находилось по соседству с краеведческим музеем. Там площадка перед входом была худо-бедно освещена, и справиться с калиткой удалось без проблем. Стас поднялся на крыльцо небольшого, но крепкого, добротного дома, нашарил замочную скважину. Дверь открылась с первой попытки. Стас шагнул в прихожую и нащупал на стене выключатель. Вспыхнул свет. Нет, здесь не было стильных интерьеров вроде того, который мельком просматривался в португальской обители отца. Но было то, что Стас подмечал в квартирах приятелей — коренных москвичей. Так называемая "наборная мебель", которая хозяевам дороже самых модных гарнитуров, потому что вон в том кресле дремал у телевизора дедушка, а вокруг этого стола ты носился с друзьями в свой пятый день рождения, а ту нарядную полку подарили родителям однокурсники на годовщину свадьбы… Наверняка у Уваковых была уйма воспоминаний, связанных со старинной тумбой, на которой лежал кнопочный телефон, и с вешалкой из совсем другой породы дерева. Фотография возле зеркала — тропинка, ведущая к реке, мостки, окруженные камышами. Что за река? Здешняя или это была дорогая чьему-то сердцу поездка? На полке сидел маленький деревянный клоун, видно, что очень старый — разноцветные ромбы на его костюме совсем поблекли. Но он явно был очень важен, раз занимал почетное место, встречая гостей. Дом был наполнен жизнью его отца и дяди — и Стас ровным счетом ничего об этой жизни не знал. Он скинул ботинки, нашел тапки в ящике для обуви, повесил на вешалку куртку и прошелся по дому, поочередно зажигая свет в каждой комнате. В гостиной он остановился перед книжным шкафом. Здесь на полках стояла целая галерея фотографий. Отца и дядю Костю Стас узнал без труда, хотя они были на снимке лет на десять моложе, чем сейчас. Оба стояли, улыбаясь, на краю футбольного поля. Они же смотрели и с детского снимка: один держал велосипед, другой — удочку. Рядом стояла улыбающаяся женщина в платке. Бабушка?.. Мужчина в гимнастерке и с медалью, целая толпа народу в старомодных пиджаках… И еще одно очень знакомое лицо. Ага, все под ту же копирку. Но этот снимок, кажется, был самым давним. Это уж никак не дядя Костя и не отец. Фотография, похоже, начала двадцатого века. — Илья Петрович Уваков, — произнес голос у Стаса за спиной. — Родоначальник, можно сказать, затонской ветви Уваковых. "Я что, дверь не запер?" — пронеслось у Стаса в голове. Он точно помнил, что с улицы в доме нигде не было света и здесь никто не мог находиться до его прихода. Он обернулся. Лохматый парень в мешковатых штанах и шерстяной безрукавке поверх линялой ковбойки улыбался ему с порога гостиной. В таком наряде он точно не мог явиться с улицы, заносимой сырым снегом. И еще он не мог быть полупрозрачным, и все-таки именно таким он и был, и Стас различал сквозь его правое плечо очертания той самой вешалки, на которой только что оставил свою куртку. Лохматый широко улыбнулся. — Лад, — представился он. — Домовой здешний.