Невеста поневоле

      Течение времени изменялось: оно, то ускорялось, превращаясь в неконтролируемый горный поток, стремящийся разрушить на своем пути любую преграду, то замедлялось, растягиваясь в длинную вереницу мгновений, каждое из которых длилось несколько человеческих жизней. Самое обидное, что последнее происходило, когда Зоя настигал очередной болезненный приступ, и он ревел и корчился от боли в присутствие многочисленных лекарей, сиделок и прочих приспешников предсмертной агонии.       Его держали, держали достаточно крепко, чтобы не дать соскользнуть в сладкое посмертное забытье, но недостаточно, чтобы вернуть к полноценной жизни. Часто сама Амели приходила и становилась его мучительницей. Зой не видел - даже просто открыть глаза было для него непосильной задачей, но не узнать эту пронизывающую до кончиков волос чужеродную колючую силу, заставляющую его сердце биться вопреки элементарной физиологии, было невозможно.       Иногда они оставались наедине, Амели обтирала его тело влажным полотенцем, расчесывала длинные пряди волос, что-то шептала. Зой не слушал. Не хотел слушать, в те мгновения он, никогда не будучи готовым к подобным физическим страданиям считал некогда любимую девушку бессердечной предательницей, заставляющей его влачить жалкое существование беспомощного калеки за то лишь, что он умудрился стать национальным героем Меркурия. Он даже подозревал, что находится вовсе не в покоях земной делегации, а в личных апартаментах ее Высочества. Надо ли говорить, что роль героического овоща, в постели принцессы его мало устраивала?       Зой злился, злился на старика, который вместо того, чтобы добить, решил подольше помучить и немного просчитался с догадливостью и настырностью принцессы. Впрочем, может того подобный итог как раз устраивал. Злился на Амели, не сумевшую повести себя достойно и отпустить. Злился на Джедайта, который мог бы понять и... добить. Злился и очень надеялся, что скоро принцесса поймет, что ничего путного из ее упрямства не выйдет и проще будет оплакать незадачливого героя, чем продолжать дальше мучить.       Так прошла вечность, а может быть и не одна, Зой не знал. Каждый раз, получая порцию силы, часть которой тело предательски использовало для поддержания своего бренного существования, он просто пережидал боль, не предпринимая никаких действий. Единственное, голоса звучащие вокруг раз от раза становились все более громкими, и он понемногу, вопреки собственному желанию, начал разбирать слова. В основном болтали лекари и сиделки, причем болтали на меркурианском, так что отключиться от этой болтовни было довольно просто.       Сложнее, когда говорила Амели, она намеренно использовала даже не всеобщий, мерзавка выучила его родное наречие, впитанное с молоком матери, и абстрагироваться от обвинений в эгоизме и малодушие, призывов оказать его спасителям активное содействие, а потом и заверений в вечной любви было просто невозможно. Хотелось отдубасить ее подушкой, припомнив все прегрешения, начиная от талантливо разыгранной смерти и заканчивая банальным воровством его блокнота с дорогими сердцу адресами, паролями и явками, и выставить за дверь. Но Зой мужественно держался, не желая показывать, что спасительница на верном пути, сильно подозревая, что если он поведется, то его мучения еще очень долго не закончатся, а то и усилятся.       Фраза, произнесенная на всеобщем: “Может его молнией шарахнуть?” внесла в его скучное существование элемент интриги. Голос он не узнал, но был абсолютно уверен, что принадлежит он знакомому человеку. Зой вдруг начал осознавать, что все это время он словно находился в каком-то коконе, который искажал его восприятие всего происходящего, выискивая негатив даже там, где его не было. А этот задорный, немного насмешливый голосок, словно заставил этот кокон треснуть. Это событие настолько застало Третьего лорда врасплох, что он все же открыл глаза…

***

— Мне уже кажется, что все бесполезно, - в голосе Амели не было грусти и безысходности, скорее в нем слышалась бесконечная усталость.       С момента попытки переворота на Меркурии прошло около трех месяцев, а в состоянии Зоя мало, что изменилось. Собственный резерв мага, оторванного от родной планеты, восстанавливаться не спешил, а та сила, которую вкачивала в него Амели лишь незначительно усваивалась, причиняя при этом едва переносимую боль.       Удивляло, что он совсем не боролся. Эндимион, прибывший на Меркурий по официальной версии для подписания двустороннего договора о сотрудничестве, на деле же, чтобы попытаться помочь другу выкарабкаться, осмотрев своего лорда лишь невесело усмехнулся. — Надоест валять дурака - очухается, - заявил он после нескольких попыток наладить ментальную связь. - Мои силы на Меркурии слишком малы, а попытку переправить его на Землю, он вряд ли переживет. Нам остается лишь ждать.       Он добавил что-то еще, подозрительно напоминающее отборную портовую брань, которую Амели доводилось слышать во время своего путешествия под видом малышки Ами, но девушка отбросила подобное предположение - так выражаться было бы недостойно принца. Даже при всем уважении к его горю.       Хотя, именно за повторением подобных выражений и застали ее явившиеся засвидетельствовать свое почтение Нефрит и Литавра. Амели с Нефритом долго говорили о перевороте, сравнивали с тем, что некогда происходило на Земле, пытаясь докопаться до причин, происходящего с Зоем. Нехотя, Нефрит рассказал, что случилось тогда конкретно с ним, и какое неизгладимое впечатление произвели его увечья на впечатлительного младшего товарища.       Все это время Литавра, принимающая мало участия в разговоре, ходила вокруг постели умирающего. Девушку не покидало ощущение, что все это какой-то очередной грандиозный розыгрыш, и друг, неподвижно лежащий на постели, цветом лица напоминающий белоснежные простыни, просто затеял очередную игру. Проблема была в том, что сейчас было очень неподходящее время для игр. — Может его молнией шарахнуть? - задумчиво произнесла Литавра, кидая на супруга сомневающийся взгляд: будь она на сто процентов уверена в успешном ну или хотя бы безопасном исходе своей затеи - даже спрашивать бы не стала.       Пройдя множество сражений, пережив переворот и просто являясь членом королевской семьи, Нефрит был готов ко многому. Но не к столь откровенной прямолинейности собственной супруги. Он осекся на полуслове, пальцы, держащие чашку из тончайшего фарфора разжались, и она бесшумно упала на ворсистый ковер, расплескивая на белоснежную поверхность крепко заваренный марсианский кофе. — Лита, милая, - собрав всю свою выдержку в кулак Нефрит пытался найти слова, которые могли бы объяснить его любимой супруге, что одного друга он уже потерял и не хотел бы терять еще и Зоя. - Я не уверен… — Твоя сила тут еще меньше, чем у Эндимиона, - вздохнула Амели, краем глаза поглядывая на Зоя. — Да много сил и не надо, - Литавра задумалась. - Один малюсенький разряд. Конечно, дозировать будет сложно, но я постараюсь его не сжечь… Наши с тобой силы имеют общую природу, но, в тоже время, моя все же ближе к огню. Если наши атаки совместимы, то может мне удастся запустить в его организме процесс…       Нефрит прекрасно понимал, что изучение тонких материей не являлось сильной стороной его супруги, он и сам не очень смыслил в преобразовании видов магической энергии, да и никто из них, включая Эндимиона, не смыслил, иначе им бы удалось спасти Джеда и сотни других, обращенных Тьмой землян, но вот откуда взялась эта тяга к экспериментам над пока еще живым человеком? — Суу… - звук больше похожий на шипение, заставил Нефрита завертеть головой, в поисках источника. — Что? - Литавра невинно хлопала глазами, глядя на попытку Зоя что-то сказать и пряча улыбку.       Глаза-то он открыл, только по прежнему ничего не видел: мелькающие расплывчатые тени на светлом фоне. От попытки произнести одно единственное слово горло пересохло так, словно его засыпали раскаленной солью и вместо ругательства изо рта вырвалось малопонятное бульканье. — Амели, - Литавра хмыкнула. - Я, конечно, в медицине не сильна, но кажется, твоему мужу немного лучше…       Уже почти смирившийся с тем, что обругать громовержицу (ну а кто же еще это мог быть?!) не получится, Зой икнул и попытался поднять руку, чтобы протереть глаза - похоже, что он все же в пред, а может уже и постсмертном бреду. Рука слабо дернулась, оставшись при этом неподвижно лежать на кровати. — Похоже на то, - задумчиво произнесла Амели, нащупывая пульс на запястье Зойсайта и с удовлетворением отмечая, что он участился. — Охр… - снова напрягся Зой, стараясь наиболее емко описать новость о внезапной смене своего семейного положения.       Он тяжело дышал и на этот раз действительно старался хоть что-то произнести, но если прежде Зой полагал, что просто не хочет дальше существовать, то теперь был в легком шоке от осознания того, насколько он беспомощен. — Зой!       Следующим испытанием на прочность стал ошалевший от радости Нефрит, который, поддавшись наиглупейшему сентиментальному порыву, оттолкнул с дороги свою подозрительно притихшую жену и попытался стиснуть едва живого друга в медвежьих объятиях. — Зой, ты жив! Действительно жив! “Уже нет, придурок!” - хотелось крикнуть Зойсайту во все горло.       Но, что странно, эта боль была совсем не похожа на ту, что он раз за разом испытывал во время мучительных процедур. На этот раз Зой почувствовал свое тело, как когда после изнурительных многочасовых тренировок, кажется, что ты разваливаешься на куски, но вместе с тем испытываешь какое-то моральное удовлетворение. — Иди… - Зойсайт снова не смог закончить фразу, но учитывая, насколько быстро ретировался Нефрит, некой долей эмпатии друг все же обладал.       Три слова, три чертовых незаконченных слова и одно движение рукой, вернее его попытка, а словно пробежал сотню километров под палящим солнцем. Наконец, Амели догадалась поднести стакан с водой к его губам. Интересно, хватит ли сил, чтобы сделать хотя бы пару глотков? Столь же безмолвно и на этот раз весьма аккуратно Нефрит приподнял Зоя, чтобы помочь ему хотя бы попытаться напиться. Его хватило на три глотка, но казалось, это была самая вкусная вода, которую он когда-либо пил.       Когда Нефрит осторожно опустил его обратно на подушки, Зой улыбнулся. У него возникло стойкое ощущение, что череда простых действий, запущенная “невинным” предложением Литавры шарахнуть его током разрушила какие-то чары, сковывающие до сих пор его сознание. По крайней мере сейчас Зой не понимал, почему так фанатично стремился умереть. Нет, в особенно болезненный момент, на берегу, от души проклиная Амели, он смалодушничал, но потом-то? Неужели магия старика была не так проста, как ему показалось по-началу? Если это так, то остается лишь раскланяться перед хитроумным колдуном и снять шляпу, признавая гениальность его задумки. Впрочем, у него еще будет время все это осмыслить, а сейчас…       Глаза медленно закрывались, погружая в приятную дрему. Зой надеялся, что когда он проснется, у него появятся силы выразить возмущение от предложения Литавры, изумление скоростью оформления браков на Меркурии и отсутствием в процедуре необходимости узнавать желание сторон и усомниться в мыслительных способностях Нефрита - там бы и у здорового ребра затрещали… Ну а пока… — Как ты это сделала? - прищурившись, Амели настороженно посмотрела на подругу. - Толпа врачей… месяцы борьбы, а тут...       Литавра стушевалась. Честно говоря, она не думала, что ее заподозрят в намеренных действиях и надеялась, что благополучный исход спишется на случайное стечение обстоятельств. — Лита, милая… - Нефрит взял жену за руку. - Расскажи нам, может это сможет помочь… - он замолчал, отводя взгляд. — Нет… тут другое, - тихо заговорила девушка. - Зой ведь не отравлен Тьмой, он был… как я…       Вспоминать как по собственной наивности привела в логово Берилл Нефрита и едва собственноручно его не убила было невыносимо стыдно. — Гипноз? - удивленно спросил Нефрит. — Да… - кивнула Лита. - Я просто решила попробовать и сказала то, чего он точно не ожидал услышать. Как ты, тогда… — Ну, это многое объясняет, - вздохнула Амели, впервые за последние месяцы улыбнувшись. - Надеюсь, что теперь Зой пойдет на поправку.       Лита и Нефрит кивнули, они уже потеряли Джедайта, потерять еще и Зоя они никак не могли.