Перекроить по живому

      Так прошло ещё несколько дней. Встреча с приёмным сыном почти у самой кельи Эсмеральды лежала валуном на сердце.       Клод выполнял все обязанности, как обычно, но мысли пребывали далеко от кабинета в капитуле и от судебной залы Дворца Правосудия. Даже молитву твердил, почти не вдумываясь в слова, — все попытки отвлечься от этих самых мыслей оказывались тщетными.       Каждый новый день превращался в пытку. Колокольный звон — пытка. Визиты к Эсмеральде — тоже пытка. И Эсмеральда, и Квазимодо вели себя так, будто ничего не произошло, — и Клод тоже.       Бегство к религии не принесло столь желанного успокоения. Часы молитв, отслуженные мессы, строгий пост — всё бесполезно. На этот раз вытравить из души оскорбительную ревность и терзающую бесплотную надежду — выше его сил.       Клод коротко навещал Эсмеральду раз или два в день — и спешил к себе. Даже запирал дверь, будто кто-то осмелится его потревожить. Разве что Жеан на такое способен, но тот отчего-то притих в последнее время и покидал дом лишь два-три раза в неделю, чтобы посетить службы. Словом, опасаться некого. Клод просто знал, что ему хочется закрыться в келье, как улитка в раковине, хоть и понимал с горечью: это всего лишь очередное постыдное бегство.       Алхимия вновь стала отдушиной. Пусть она пока не дала ответов и не принесла успеха, но хотя бы не била так жестоко.       Изредка он позволял себе отвлечься и посмотреть в окно. Что ожидал увидеть — неизвестно. Каждый день, каждый час вид открывался один и тот же: торговцы, фигляры, попрошайки да время от времени отряды городской стражи.       Да, это ложь — бессмысленные попытки распрощаться с мыслями об Эсмеральде. Он опять потерпел поражение; будто зимы не хватило. Казалось бы, после случившегося в Реймсе должен был распрощаться со всеми иллюзиями — но вот Эсмеральда здесь, и этих месяцев, проведённых вдали от неё, словно и не существовало. От себя становилось противно, но что, что он мог поделать? Он не мог — никто не смог бы! — отказать, когда она постучала в дверь этой кельи. И за это пришлось платить.       Видеть приёмного сына тоже выше его сил, но сегодня избежать встречи не получилось бы. Можно было бы придумать отговорки, но дела их не терпят. К тому же, сколько ни откладывай, а рано или поздно придётся это сделать. Вот потому Клод, бесконечно мрачный, шёл между пустых рядов скамеек по направлению к Южной башне. И даже успел подняться на несколько ступенек, как его едва не сшиб… Квазимодо.       — Господин, о, хорошо, что вы здесь, — выпалил тот, и от удивления Клод смог только вопросительно приподнять бровь. — Она… там… Я увидел её и сразу побежал за вами.       — Господь милосердный… Где она?       — На колокольне, на самом верху…       Он отодвинул Квазимодо в сторону — и почти взлетел наверх. Осталось всего несколько ступенек, когда Клод замер, глядя на Эсмеральду.       Она стояла на краю, держась одной рукой за стену. Платье развевалось на ветру.       Неслышно он подкрался к Эсмеральде — она не пошевелилась. Одним рывком обхватил её за талию, повалил назад — они упали на грязные доски.       — Проклятье! Ты с ума сошла? — Клод встряхнул её за плечи, и она разрыдалась, забившись в его руках:       — Пустите меня! Я не хочу!.. Я не могу больше!..       Он крепко прижал её к себе, молясь и дожидаясь, пока она успокоится. Наконец её перестала колотить дрожь и дыхание почти выровнялось. Он коснулся губами её макушки и ослабил хватку.       — Господь милосердный, что ты удумала? Идём, проведёшь остаток дня в моей келье. А потом… потом я решу, что делать.       — Я не могу больше! Пустите меня! О, ну почему вы не позволили мне…       — Ты сознаёшь, что говоришь? Самоубийство — смертный грех! — Эсмеральда затихла и обмякла в его руках. — Не смей даже думать о таком — ещё и в стенах собора. — Клод медленно выдохнул: — Идём, тебе нужно отдохнуть…       Он поднялся, опираясь на стену, и только тогда ощутил, как его всего колотит. Пара глубоких вдохов не слишком помогли успокоиться, но это лучше, чем ничего.       Эсмеральда по-прежнему сидела на полу, тяжело дыша. Клод присел на корточки рядом:       — Ты можешь идти? — Она неуверенно кивнула. — Хорошо. Если я понесу тебя на руках, некоторые могут это превратно истолковать.       Эсмеральда попыталась встать сама, но, пошатнувшись, едва не упала, но Клод поймал её и обхватил за талию. Они уже подошли к лестнице, когда его осенило:       — Твоё белое платье привлечёт внимание… Кажется, у Квазимодо был здесь плащ.       Он не отпустил её, опасаясь, что она вновь попытается претворить безрассудную задумку в жизнь. Плащ в самом деле нашёлся в каморке рядом, но оказался слишком длинным и волочился за Эсмеральдой по полу. Впрочем, сейчас это меньшая из проблем — предстояло преодолеть Галерею Королей, притом, как можно быстрее.       Эсмеральду знобило, каждый шаг давался ей с трудом. Она сжимала на груди сцепленные в замок руки и, казалось, вовсе не чувствовала, что Клод не ослабил стальную хватку.       Он, быть может, и хотел — но не мог. Мысли, что чуть не потерял её, потрясали. О том, что случилось бы, опоздай он хоть на минуту, думать слишком страшно. А поверить в то, что всё позади, — почти невозможно. Только её близость и боль в напряжённых пальцах, едва не вонзавшихся в её тело, успокаивали, давая понять, что Эсмеральда всё же жива. И в безопасности. Но что делать дальше? Оставлять её в соборе больше нельзя. Сейчас гуляющие в клире слухи показались столь ничтожными, что Клод даже не удостоил их вниманием. Но если не здесь — тогда где?       Наконец, они переступили порог его кельи. Эсмеральда сбросила плащ и села в кресло, обхватив себя руками, пока Клод запирал дверь.       Что делать теперь? Вопрос не оставлял в покое, но и ответа на него не находилось. Оставить её в этой келье? Он осмотрелся. Нет, здесь слишком много опасного. Эсмеральду всё ещё мелко трясло, а глаза блестели так, что стало ясно: ещё немного — и плотину прорвёт.       В угловом шкафчике нашлась непочатая бутылка вина и пара стаканов. Клод наспех протёр их и, разлив вино, протянул один Эсмеральде:       — Выпей. — Она отхлебнула и тут же закашлялась. — Прости, воды у меня нет. Но, может, это и к лучшему…       Она покорно допила и поставила стакан на стол. Клод потягивал вино, задумчиво глядя перед собой. От свалившихся как снег на голову событий разболелась голова. Что вообще произошло? Что он упустил? Она ведь шла на поправку! И вдруг такое. Грош ему цена, значит, как священнику… Но это всё пустое. Важно лишь то, что он не увидел, не уследил, не заметил, не предотвратил… и что это едва не закончилось трагедией.       — О чём вы думаете? — робко спросила Эсмеральда, не осмеливаясь поднять глаз.       — О тебе конечно, — выдохнул он.       — Я понимаю, — она вытерла сбежавшую по щеке слезу, — после того, что я сделала… Я не могу здесь больше оставаться, ведь так? Мне и без того здесь не место…       — Прекрати нести эти глупости. Я тысячу раз говорил тебе, что это не так, — строго сказал Клод. — Здесь храм, а не зал суда. И я здесь священник, а не судья. Но оставаться в соборе тебе больше не стоит, ты права. — Она всхлипнула, закрыв лицо руками. — Это слишком опасно для тебя. Но я решу до вечера, где ты отныне будешь жить.       — Куда вы отправите меня? В монастырь?       — Разумеется, нет. С чего ты это взяла? Тебе нечего там делать.       — Но ведь таким, как я, путь только в монастырь или… к таким, как моя мать.       — Ты не отправишься ни в монастырь, ни к… ни к таким, как твоя мать. Запомни это и больше не смей думать, что я отошлю тебя в одно из этих мест.       — Куда же тогда?       Клод поднялся и отошёл к окну. Если б он знал! В голове мелькнула мысль. Он отмахнулся от неё, но она вернулась снова. Безрассудство — но всё же это выход. Хороший или плохой — кто знает? Другого всё равно нет.       — Ты будешь жить в моём доме.       Эсмеральда подняла на него круглые глаза, и он обернулся, почувствовав на себе этот взгляд.       — Тебе… не нравится? — Клод через силу выдавил этот вопрос, понимая, что даже ответь она «Не нравится», это ничего не изменило бы.       — Разве так можно?       — Ты уже жила у меня, помнишь? Никто ни о чём не догадается. А если вдруг это случится, я скажу, что ты… моя кузина. Да и вряд ли кто-то посторонний тебя узнает.       Она кивнула и съёжилась в кресле. Клод подошёл к ней, присел перед её креслом и строго сказал:       — Не смей впредь даже думать о таком. О Эсмеральда… Когда Квазимодо сказал мне, что ты стоишь там!.. Я боялся, что уже потерял тебя. Не помню, когда последний раз так молился. Но ты ещё медлила. Кто знает, быть может, Господь внял моим молитвам — не позволил тебе сделать тот роковой шаг? Не знаю. Но знаю, что если бы я потерял тебя… — он чуть сжал её пальцы, и она не одёрнула руку. — Выкинь эти ужасные мысли из головы. Ты уже почти здорова, скоро всё совсем наладится. Верь мне.       — Я… Я постараюсь. Но это так ужасно! Мне кажется, все знают про это! И винят в этом меня. Наверное, только вы и Квазимодо так не думаете.       — Это не так. Господь знает, что в том нет твоей вины. А тому… кто совершил это, воздастся по заслугам за его злодеяние, — непререкаемым тоном сказал Клод. — Господь не оставит этого безнаказанным.       Она вновь кивнула в ответ — и зашлась слезами. Он опешил, застыв на мгновение, и притянул её к себе, едва ощутимо поглаживая по спине. Эсмеральда обвила руками его шею и рыдала, уткнувшись в плечо. Клод боялся пошевелиться лишний раз.       Наконец, она успокоилась и медленно отстранилась. Некоторое время сидели молча, пока он не спросил:       — Ты голодна? Уже, кажется, обед.       — Да, немного. Спасибо…       Архидьякон вышел за дверь. Почти сразу же наткнулся на одного из звонарей, которому передал свою несложную просьбу, и вскоре забрал у остиария корзинку с едой.       Время до вечера прошло спокойно. Эсмеральда погрузилась в одну из редких книг со сказаниями, отыскавшуюся среди алхимических трудов. Клод же тщетно пытался заниматься расчётами. Но отвлечься от размышлений о сегодняшнем происшествии никак не удавалось. Он раз за разом прокручивал в голове ту почти секундную сцену: вот она стоит на краю, не решаясь шагнуть, — и вот они уже лежат на пыльных досках пола и он прижимает её к себе. Кажется, до сих пор чувствует, как её колотило. Что могло произойти, если бы они с Квазимодо разминулись даже на пару мгновений, — представить страшно. И эта ревность… Она словно отбросила его назад, стёрла из памяти события прошедшего года.       Но теперь Клод положит этому конец. Она будет жить у него, её будет видеть только он и… Жеан. Проклятье!       Клод откинулся на спинку кресла и так сильно сжал перо в руке, что сломал. Как можно позабыть, что брат теперь живёт у него? Эсмеральда пугается даже священников — одному Богу известно, как она отреагирует на эту новость… Впрочем, после истории с Шатопером Жеан присмирел и притих. Особенно после того случая, когда девушка на мессе испугалась его. На удивление, даже не пытался улизнуть на улицу Глатиньи, хотя до неё всего пара перекрёстков. И всё же…       — Эсмеральда, скоро закончится последняя служба и все покинут собор. Тогда сможем уйти и мы. Но прежде я должен тебя предупредить. Быть может, ты помнишь моего брата? Ты видела его однажды, прошлым летом.       — Да, я припоминаю. Кажется, я даже видела мельком его во Дворе Чудес тогда. Ну, ещё до того случая… А при чём тут ваш брат?       Клод вкратце изложил ей историю злоключений Жеана. Об уговоре — о том, как Жеан его нарушил и как пришлось сказать, что отныне ему предстоит обеспечивать себя самостоятельно. О том, как узнал от Гренгуара об ужасном происшествии с капитаном; о том, в каком виде обнаружил Жеана во Дворе Чудес… Клод говорил долго, но этот рассказ, как долго бы ни длился, не бесконечен:       — И… мне пришлось перевезти его к себе.       — Постойте… Вы хотите сказать, что ваш брат… живёт сейчас в вашем доме? Где буду жить и я? — Эсмеральда вздрогнула и подняла полные ужаса глаза.       — Да, именно так. Тебе не стоит опасаться его. Та история его совершенно переменила. Не знаю, стоит мне этому радоваться или печалиться, но такова действительность. К тому же, вряд ли он и сам захочет попадаться тебе на глаза.       — Хорошо. Если вы так говорите, то я вам верю.       Клод кивнул: то ли в подтверждение её слов, то ли своим мыслям. Теперь осталось поговорить с Жеаном. К счастью, впереди целая ночь, чтобы обдумать, что сказать.       Вскоре зазвонили колокола в Южной башне; Клод принялся наводить порядок на столе. Эсмеральда же сидела в кресле почти не шевелясь и только время от времени едва различимо вздыхала.       Наконец снизу послышались звуки запираемых дверей. Чуть погодя Клод подал Эсмеральде плащ, завязал шнурки на своём, взял фонарь — и они вышли на лестницу.       Ночной собор казался неземным. Сейчас в нём особенно ярко раздавался гул шагов и шуршание одежды. Сзади послышался бег, и Фролло обернулся. Эсмеральда успела скользнуть за его спину, так что ночной сторож, спешивший за ними, не заметил её. Когда же он увидел архидьякона, торопливо извинился и, откланявшись, скрылся. А они — вышли в Красные врата.       Дорогу до дома преодолели быстро. Но, когда до двери осталось несколько шагов, Эсмеральда вдруг сжала руку Клода, по-прежнему глядя под ноги, — он легонько ответил ей тем же — и они вошли внутрь.