Чуя просыпается резко. Его вырывает из сна с поразительной скоростью, заставляет едва ли не подпрыгнуть на кровати и стукнуться об что-то твердое сверху. Волосы мягко падают на лоб, и Чуя привычно сдувает их с глаз. Он прикрывает глаза и переворачивается набок, стараясь унять колотящееся в груди сердце. В нос ударяет незнакомый запах, исходящий от подушки, да и сама кровать кажется какой-то недостаточно мягкой, одеяло слишком теплым для такого времени года. Что-то здесь определенно
не так.
Но Чуя решает разобраться утром. Может быть спросонья ему всякая ерунда и мерещится, как никак, он заснул практически под утро! Новая игрушка, купленная на карманные деньги, оказалась на редкость увлекательной; настолько она притягивала своей яркостью картинки и живостью персонажей, что в пору было не отлипать целую ночь.
Его никогда и не пугала перспектива проснуться в чужом теле, но этого не происходило уже целых пятьдесят два дня. (не то чтобы Чуя
считал) Поэтому пора было принять тот факт, что пробуждение может быть неожиданным и пугаться абсолютно нечего: просто Накахара был старше. Может быть на месяц, может быть на два, может вообще на год или десятки лет. А может и не предназначена ему родственная душа. С характером Чуи, пышущим пылкостью и дерзостью в полной своей красе, было сложно сблизиться с людьми и удержать их рядом. Пусть парень и обладал привлекательной и яркой внешностью, это не отнимало того, что порой он вел себя, как скотина полная.
Нет, это не были те крысиные или мудачьи поступки за чужими спинами, распускание грязных слухов и стравливание между собой учеников школы. Скорее из-за своей прямолинейности и честности его считали слегка… странным. Мама всегда говорила Чуе, что врать —
плохо, но она никогда не упоминала, что есть ложь во спасение, от чего в подростковом возрасте приходилось учиться врать, что выходило не совсем хорошо.
И даже так Чуя со всей своей честностью и прямотой, снова заснул в кровати, так и не заметив, что его конечности стали немного длинней, чем у него, а руки слегка побаливали от того, как бинты их передавливали.
С утра первое, что он увидел — милое и чудесное личико маленького мальчика. Сначала Чуя сонно моргнул, подумав, что от той цветной игрушки и недостатка сна у него начались чертовы
галлюцинации. Но мальчик обнял его за шею и уткнулся своим маленьким холодным носиком, а цветная макушка защекотала Чуе ноздри. Парень поморщился и потер нос, задрав теперь голову подальше от неприятных ощущений.
— Доброе утро, братик! — весело и бодро произносит мальчик, крепче прижимаясь к так называемому
братику. А в Чую будто фура въехала. Он почувствовал себя разбитым на несколько частей, подавив совершенно честное желание отстраниться от шока и убежать, посмотреться в зеркало, покрутиться по комнате. И как ему, чудесному такому, целый день
притворяться другим? — Братик?
Пауза затянулась еще на две секунды, прежде, чем Чуя ломано улыбнулся и полузадушено выдал:
— Доброе,
малыш.
— Малыш?! — удивленно вскрикнул мальчик и отстранился, правдиво посмотрев в глаза парня, склонив пушистую голову под углом. Его карие глаза высматривали что-то в глазах чужих. — А мне нравится… называй меня так чаще, а то все со своим «мелким»…
Мысленно Накахара выдохнул, что не прогадал и снова выдал из себя улыбку. Как ему вести себя, если он даже представления не имеет, кто он? Только то, что он парень.
Подождите-ка.
Парень.
От выстрела осознания в голову захотелось завыть подстреленной сукой и спрятаться под подушку. Накахара до последнего хотел верить, что все его эти
голубые наклонности — подростковые шалости гормонов, и на самом деле это подвисание в мужской раздевалке просто временные помутнения. Нет, конечно, с
эстетической точки зрения тела некоторых его одноклассников, — а порой и некоторых учеников с параллели, — можно было рассматривать, как образец искусства.
Но все это лишь глупые отговорки, которые не смягчают то, какой может быть правда. Он гей не только от рождения, но и по судьбе. Восхитительно.
— Что-то не так? Ты... как-то странно нахмурился, — теперь уже темные бровки мальчика, чье имя он не знал, поползли вниз и образовали очаровательную хмурую складочку между бровей. Кажется, он сам пытался повторить выражение лица братца.
— Нет-нет, все в порядке, давай лучше пойдем завтракать.
Примирительный тон Накахары угомонил мелкого и тот расцепил свои руки за чужой шеей, выползая первый. Чуя кивнул самому себе и сел, не предвещая подвоха. Острая боль была ему ответом, что-то металлическое впилось в затылок с нещадной силой, что у Чуи из глаз искры посыпались. Позади раздался звонкий смех мальчика, который следом разразился сильнейшим кашлем. Несмотря на боль в затылке, пострадавший подскочил и опустился на колени перед мальчиком, смотря и не понимая, что сделать.
Через долгую минуту мальчик прекратил кашлять и только хрипло и надломлено задышал, разворачиваясь и выходя из комнаты. Чуя посмотрел ему вслед и после опустил взгляд на свои руки, замечая белую марлю. Несколько раз удивленно уставившись, в глаза бросилась каштановая челка.
— Нет, нет, нет, — пробормотал Накахара и бросился к ближайшему зеркалу, уследив то на дверце большого платяного шкафа. — Пиздец.
Красочно выругавшись, Чуя наконец-таки рассмотрел себя в этом проклятом, он уверен, зеркале. Взъерошенные каштановые волосы, постоянно падающие на глаза и вьющиеся вообще без причины; какие-то домашние тряпки, карие глаза и улыбка на тонких бледных губах, которую он видел по
меньшей мере миллион раз. Высокий рост только подтвердил опасения Накахары.
Дазай Осаму. Собственной персоной. Со своей натянутой дурацкой улыбкой, шутливой манерой постоянно поддевать любого, кто находится на расстоянии вытянутой руки, и сраные белые бинты. Неужели он их и дома носит? Нет, конечно Чуя знает, что противоположности притягиваются и бла-бла-бла, но не могут же быть настолько разрозненные соулмейты?
Осаму был придурком, каких только стоит поискать. Он постоянно шутил, юлил, уходил от ответа и врал. Большего лицемера и искать бы не пришлось, даже Достоевский на его фоне выглядел пай-мальчиком, а ведь на колкости тоже был падок, и ведь не даром — закадычные лучшие подружки они с этим Дазаем. И отчасти это в шатене и пугало, его умение фантастически выкручиваться из любых ситуаций. Осаму был красавчиком, еще и на пару лет старше самого Чуи. А эти бинты и загадочная улыбка покоряла дамские сердца, от чего складывалось впечатление, что по нему сохла едва ли не вся половина старшей школы. Это ему точно в наказание о патетичных размышлениях о том, что ему никто в этой жизни не подходит. Окажется подходит, и даже очень!
Чуя открыл шкаф и посмотрел на полки, найдя нужную. Вытащил одну однотонную футболку и что-то наподобие домашних шорт, быстро переодеваясь. Он
честно старался не смотреть в зеркало. Но рука сама легла на груди и тонкой шеи, скользнула дальше, ощущая чистую кожу под пальцами. Ни одного засоса или укуса, что было в какой-то мере даже удивительным. Глаза сами скользнули вниз. Нет, конечно, он не станет этого делать! Или станет? Будет повод защищаться, если Осаму вдруг захочет его поддеть.
— Извини, что напугал, я сам не ож- Брат?! — встревоженный голос мальчика отвлек Чую, который прикрывал зардевшееся лицо. Неужели у этого тела есть и такая функция?! — Ты почему стоишь, э… голый.
— Я подумал переодеться, — выдает Чуя и моментально натягивает на себя вещи, поворачиваясь с ослепительной улыбкой.
Сейчас ему предстоял шанс рассмотреть мальчика перед собой. Небольшого роста, едва ли достает до плеча настоящему телу Чуи, каштановые непослушные волосы, одна половина из которых какого-то черта
белая, бледный и худой, как сама смерть. А глаза, большие и чистые, совсем еще детские.
Кто бы мог подумать, что у такого придурка, как Дазай, может быть такой очаровашка младший братишка? Осталось только узнать, как его зовут и будет уже легче, наверное. Будет хоть какой-то шанс нормально провести день и проснуться с утра уже в своем теле. Это только одна проблема.
— Ладно… ты же приготовишь поесть, да?
Ладно, у Чуи
две проблемы. Как узнать имя мальчика, и как черт побери готовить на этой шайтан машине? Кроме того, что он большую часть жизни ел приготовленную матушкой еду, а если дома ничего не было, покупал полуфабрикаты в магазине, появилась проблема номер три.
«Как приготовить полезный завтрак ребенку, если в холодильнике шаром покати?»
Чуя на серьезных основаниях набрал это в гугле, и первый же ответ на данный им вопрос был «сходить в магазин». Элементарно, но невыполнимо. Поэтому Накахара осмотрел хлеб, выудил пару яиц, которые были запрятаны не хуже кодов пентагона, прогуглил, как правильно готовить яичницу и принялся за дело.
После быстрого завтрака они вернулись в комнату. Накахара растрепал свои волосы на затылке и его взгляд скользнул по письменному столу, заваленному учебниками. В комнате в разных местах стояли книги или стопки газет, чистотой не блистала, но Накахара сам чистюлей не был, поэтому это даже в расчет брать не стал. Но хотя бы из банальной вежливости он заправил кровать на первом этаже и только после этого подошел к столу. Это не сразу бросилось в глаза, но по всей комнате лежали или висели
бумажные журавлики. Десятки или даже сотни птиц были повернуты в разные стороны от Накахары, но наводили не меньший ужас.
Фура, кажется, врезалась в Чую во второй раз. Он резко повернулся на бледного мальчика, покачивающего ногами на кровати, а после на журавликов и
все понял. Легенда о тысяче журавликов, что исполнит любое желание. Кажется весь спектр эмоций отразился на лице, вся боль и удивление от осознания, неверие и разрыв того самого шаблона. Со стороны брата последовал мягкий смешок.
— Ты ведь не Осаму, да? — тот бросил на него пронзительный взгляд и откинулся на кровать, рассматривая койку над собой.
— А ты наблюдателен.
— Нет, просто ты делаешь много ошибок… Осаму ненавидит яичницу и всегда делает омлет. И уж тем более не переодевается перед зеркалом, честно, он вообще их избегает. И мой брат
никогда в жизни не назовет меня «малыш», — кареглазый посмотрел на Накахару и мягко улыбнулся. — А если ты не Осаму, то значит тот, кто ему предназначен, да?
— Что-то типа того, — кивнул Чуя и сел на стул, повернув тот к мальчику, рассматривая его. — А раз так, то не хочешь представиться?
— Дазай Юмено, но я больше люблю просто Кью, — добродушная улыбка снова появилась на детских губах, а сам Юмено перевернулся на живот и с любопытством посмотрел на Накахару, покачивая ногами. — А тебя как зовут?
— Накахара Чуя, мы учимся с Дазаем в одной школе, — сразу же предугадывая следующий вопрос, выпалил Накахара и накрутил каштановую прядку у лица на палец, как он обычно делал со своими длинными рыжими. — Что ж, Кью, где ваши родители?
— Отец на работе, а папа в командировке, — пожал плечами мальчик и продолжил поглядывать на своего гостя, ожидая, какие еще интересные вопросы тот может задать. Лучше бы конечно рассказывать какие-нибудь истории, но так тоже неплохо.
Чуя был в замешательстве первые десять секунд, а после кивнул, кажется, самому себе. Разве это был не блестящий момент, чтобы расспросить о Дазае побольше? Раз уж они родственные души, им все равно придется обсудить это, а лучше при всем этом иметь козыри в рукаве.
— Расскажи мне о своем брате побольше, мне очень интересно, — Чуя вальяжно развалился на стуле и слегка покачался на его скрипящих ножках. Спрашивать о чем-то личном он не будет.
— Он заботливый и очень трудолюбивый. У него хорошие оценки, а еще его любят на работе… даже не знаю, он всегда помогает родителям и много-много улыбается, но я знаю, что глубоко в душе он очень тревожный и грустный. Вы же будете потом вместе, да? Значит, что ты, наверное, имеешь право посмотреть на руки?
На последнюю часть Накахара пожал плечами, мол, это спорно и решать уж точно не ему.
— Подожди, Дазай
работает? Вот реально работает?
— Угу, мне тоже это не очень нравится, но ему на месте не сидится и он ездит аж в другую часть Йокогамы!
Мысль о том, что Осаму Дазай, тот самый Осаму Дазай, на которого липнут девчонки, который имеет кучу пустышек-друзей и явно садистские наклонности, работает? Он заботливый? Тревожный? Чуя чувствует, как что-то внутри него трескается и школьный образ Осаму попросту летит в тартарары, кидается в дереводробилку и разбирается на пазл, который придется собирать заново.
— А почему он работает? И где? И мне тоже надо идти на-
— Нет-нет! Сегодня выходной. Братик хочет помогать родителям и мне, говорит, что ему проще жить уже на свои деньги, а родители пусть откладывают, а где я не знаю… Но возвращается он всегда поздно и очень уставший.
Вопросы начинают сыпаться один за другим, и с каждым из них Накахару раздирает на куски от того, что он позволил себе судить о человеке, не познакомившись с ним лично. Внутри рождается и рокочет неприятное чувство отвращения к самому себе. Грудную клетку схватывает спазм, который проходит и отдает только фантомной болью дальше.
— Что-то случилось? — Кью очень заботливо интересуется и наконец-таки встает с кровати, подходя ближе к Чуе. — Почему ты выглядишь таким удивленным?
— Твой брат в школе имеет слегка
специфическую репутацию, — неловко улыбнулся Чуя, вспоминая все те слухи, которые сейчас казались лишь глупыми заносчивыми разговорчиками. — Поэтому сейчас для меня твои слова кажутся немного противоречивыми.
— Уу, школа, — поморщился Юмено, усаживаясь на второй стул и подтягивая к себе худые колени. — Там всегда много слухов и чуши. Но мне бы хотелось туда вернуться.
Голос мальчика прозвучал довольно скорбно и тоскливо, что даже у Чуи что-то сжалось в грудной клетке. Или может это непроизвольная реакция тела Дазая? Вероятно, ему еще больнее слушать что-то подобное.
— А... чем ты болен? — Чуя еще раз оглядывает журавликов, часть из которых сделана из старых тетрадей, каких-то газет, старых конспектов или эссе. И все размеры, от больших до самых крошечных.
— Что-то с легкими, я не запомнил, как это называется. Лучше спроси у папы, — в какой-то степени смирившись, произнес мальчик, ставя острый подбородок на коленки. — Ты, наверное, интересуешься количеством журавликов…
— Старая легенда… — Чуя слегка улыбнулся, вспоминая, как мама в детстве рассказывала ему ту. — Надеюсь, ваше желание исполнится.
— Их еще мало, — Кью поджимает губы и отводит взгляд в сторону. — Мы делаем их вечерами, когда Осаму не на работе, или уже ночью. Он всегда молчит… не люблю, когда он грустный.
Вздыхает Кью и еще сильнее сжимает губы в тонкую полоску. Чуя понимает — еще чуть-чуть и он заплачет. Поэтому пододвигается ближе на своем стуле на колесиках и заключает младшего в объятия. Большая рука успокаивающе скользит по спине, а плечо мокнет от невинных слез. Хрупкий мальчишка плачет, вот-вот распадаясь на осколки.
Даже если Чуя имел смутные чувства к Осаму, в его младшего брата он точно влюбился.
***
Звонок в дверь застает их, когда Юмено просто грустно утыкается в братское плечо. Чуя осторожно поднимается и просит его подождать, сам напуская самоуверенный вид, смотря в дверной глазок. Федор,
мать его, Достоевский. Стоит прямо там и ждет, когда ему откроют. Самоуверенность летит в тартарары.
Чуя осторожно дергает дверную ручку на себя, предварительно отперев все три замка на двери. Натягивает улыбку и смотрит на выпускника, прислонившись боком к дверному проему.
— Привет,
бро.
—
Бро? — Достоевский аристократически поднимает одну из бровей и патетично закатывает глаза. — Ладно, неважно, напился ли ты
опять, но я здесь не для того, чтобы читать тебе морали.
Опять? Чуя едва ли не строит возмущенную мину, потому что он вполне уверен, что пить этому придурку не позволено. Он вообще о Юмено думает? А потом в руках Достоевского мелькает подарочная упаковка и до Чуи
доходит. По его сознанию прокатывается поезд. Вчера у Дазая был
день рождения.
— В общем, держи, извини, что не поздравил вчера, — Федор, на удивление Накахары, выглядит искренне и даже, черт побери,
улыбается. Не холодной школьной усмешкой, а дружеской спокойной улыбкой.
— Спасибо, правда, — кивает Чуя, сам улыбаясь от такой теплой сцены.
— Федор-сан! — Юмено махнул, выглянув из коридора с улыбкой. — Хотите чаю?
Вот уж чай пить с Федором Чуе хотелось в меньшей степени. Но к его счастью Достоевский отказался, сославшись на важные неотложные дела. Мир медленно рушился в глазах Накахары. Люди оказывались не такими, какими стремились себя показать.
Его также заинтересовал один вопрос: если Осаму уже
восемнадцать, а ему шестнадцать, почему вселенной понадобилось целых
пятьдесят два дня для того, чтобы поменять их телами?
***
За окном уже вечереет, когда дверь в квартиру открывается хозяйским ключом, а мужской голос устало интересуется, дома ли мальчики. Чуя понимает, сейчас будет главный босс — отец. По рассказам Юмено Огай вполне спокойно отреагировал бы на тот факт, что дома у него соулмейт: конечно это уже повседневное явление по всему миру. Но его мальчику вот-вот стукнуло восемнадцать, буквально через неделю начнутся выпускные экзамены.
И вся эта романтика так
не вовремя.
Кью буквально вылетает из комнаты и прыгает прямо в руки отца, крепко обнимая и широко улыбаясь. Чуя чувствует себя буквально
не в своей тарелке, особенно, когда мужчина подходит и заботливо треплет его по волосам. Отец Чуи, конечно же, делает также, только сейчас это казалось более любящим и необходимым.
— Эм, — Чуя выдает этот неловкой звук и прячет руки за спиной. — Я не ваш сын.
Огай сначала смотрит несколько долгих секунд, а после кивает и дружелюбно ему улыбается. Врачебной уставшей улыбкой.
— В таком случае, приятно познакомиться?.. — Мори неловко улыбнулся, убирая выпавшую прядь за ухом. Он все еще не знал имени.
— Чуя, Накахара Чуя, — кивнул тот и немного неуверенно пожал протянутую ему руку.
— Мори Огай, можно просто Мори-сан, — кивает мужчина и ставит двухцветного ребенка на пол, немного улыбаясь. Его взгляд приходится на кухню.
Взгляд карих глаз приходится туда же. Кажется, из кухни должен идти приятный пряный аромат готового ужина, вот только
Чуя абсолютный ноль в готовке. И поэтому ради всеобщего блага и национальной безопасности, а также крепкого сна пожарников, он оставил эту зону не тронутой, кроме своей утренней попытки приготовить завтрак.
По крайней мере, как успокоение для совести эта отмазка работала восхитительно.
— Дайте мне тридцать минут, — мужчина скрылся в спальне и после в ванной, моя руки. — Поможешь мне?
Мальчик с готовностью кивнул, а Чуя, чтобы не чувствовать себя неудобно в чужой квартире, сел за стол на кухне. От просьб отца и веселого их выполнения Кью, внутри Чуи снова расползлось тепло. Дома у Дазая было по-настоящему тепло и уютно, семейная обстановка так и проникала в чужое сердце, заставляя улыбаться.
— Чуя, — Кью вновь оказался рядом и протянул свои маленькие ладошки к нему, беря за руку. — Давай построим домик из одеял и подушек? И будем делать там журавликов! Ты удивишься, но я хорош в оригами.
— Хорошо,
солнышко, — Накахара расплывается в теплой улыбке и сжимает чужие ручки, беспрепятственно выпуская, когда Юмено захотел вернуться к отцу.
— Слышал, пап?! Я солнышко! — он ослепительно улыбается и несколько раз кашляет, прикладывая маленький кулачок к своей груди, морщась от неприятного спазма.
— Ты пил сегодня лекарства? — Мори треплет сына по волосам и с болью смотрит на того, вздыхая. — Юмено, я же тебе столько раз говорил.
— Прости, пап… Обычно,
Осаму мне напоминает, но сегодня, да, это моя вина, прости. Я сейчас же выпью!
Когда двухцветная макушка скрывается в спальне, Чуя переводит взгляд на мужчину и сцепляет пальцы между собой. Это, конечно, не его дело,
но
Но Кью такой очаровательный.
— А что с ним такое? С утра ему стало плохо, и я так испугался. Простите, это не должно меня касаться…
— Рак. Пока что, все не настолько плохо, чтобы нужна была операция, но и не так незаметно, чтобы шли какие-то жесткие меры.
Внутри, кажется, все обрывается. Чуя что-то бормочет и опускает голову ниже, а перед его глазами стоит добродушное лицо Кью. Неужели этот мир бывает
так несправедлив?
***
Подушки, подушки,
бесконечные, кажется, одеяла. Чуя осторожно крепит один из пледов за верхнюю кровать и после поправляет подушки внутри «домика». Кью на стуле вырезает квадраты из разных газет, откладывая те в сторону. Ему все еще предстоит научить Чую искусству оригами.
Когда с домиком покончено, Кью искусно крепит фонарик за верхнюю койку и заползает внутрь с предвкушающей улыбкой. Чуя залезает следом и на этот раз минует бедной дазаевской головой балку, усаживаясь в мягких подушках. Как
атмосферно.
Малыш кладет стопку газет и только после спокойно усаживается. Ему приходится проявить некоторое терпение, чтобы у Чуи все начало получаться также аккуратно. Но Кью привык, что время понятие растяжимое, поэтому был на удивление спокоен.
— Чуя-я, — имя звучит внезапно, а в общую кучу приземляется еще один аккуратный журавлик. — Расскажешь о себе? А то ты целый день только задаешь вопросы.
Мальчик слегка хихикнул, прищурив карие хитрые глаза. В этом они с Дазаем были удивительно схожи: от милой улыбки до вопросительного изгиба бровей.
— А что ты хочешь знать? — легко перекрывает вопросом его вопрос Чуя и берет очередной лист газеты. Его пальцы делают все с ювелирной осторожностью, ведь как показала практика — газеты довольно хрупкие.
— Ну, — Кью запинается, останавливаясь и раздумывая над его вопросом долгие десять секунд. — Всё! Чем увлекаешься, например.
Чуя взвешивает все свои слова. Кто он? Профессиональный задрот в видеоигры, мастер по сливанию карманных в донаты и прожигатель своего времени. Не подавать же
такой пример этому ребенку?!
Вдруг Осаму разозлится.
— В основном, конечно, учебой, — для
убедительности Чуе приходится кивнуть. — Точные науки у меня выходят достаточно хорошо, — а вот здесь уже правда. В физике Накахара точно был хорош.
— Ты ужасно врешь, — хихикнул тихо Юмено и поднял
самые честные во всем мире глаза на Накахару. Тому стало непозволительно стыдно.
— Про науки я не вру. Но учебу в целом не люблю, — пожал плечами Чуя, под взглядом таких глаз растеряв весь смысл во сокрытии правды. — Я люблю видеоигры. Часто засиживаюсь допоздна. Но тебе лучше так не делать, зрение еще посадишь. Да и Дазай будет ругаться.
— Может быть…
— А еще у меня есть огромный рыжий кот, — Чуя продолжает рассказывать.
Кью кивает, слушая еще небольшие рассказы из жизни Накахары. За окном темнеет все сильнее. Чуя осторожно укладывает мальчика на кровать, продолжая вещать какую-то очередную школьную историю. Он впервые чувствует себя настолько
заботливым. Все журавлики и остатки бумаги убираются на стол. Фонарик с тихим щелчком выключается, а плед забрасывается на верхнюю койку.
За запястье цепляются чужие ледяные пальцы и тянут к себе. Чуя молча укладывается к ребенку и приобнимает его, поправляя одеяло и чужие мягкие волосы. Он так и не спросил, почему они
двухцветные.
— Чуя, — сонный и уставший голос тихо шепчет прямо под ухом. — Ты придешь проведать меня и Дазая еще? Правда ведь, придешь?
— Конечно приду. А теперь спи.
Чуя и сам прикрывает глаза. Но он старается во всех красках запомнить сегодняшний день и то, что узнал. Ведь ему это кажется крайне важным. Как и то,
как делаются бумажные журавлики.
***
Чуя просыпается уже дома. Он тянется за телефоном, который,
удивительно, стоит на зарядке. Время на часах только-только перевалило за десять, что удивительно, при его фантастической привычке просыпаться после обеда. Чуя сонно садится на кровати и оглядывается.
О боже мой.
У него в комнате
порядок.
Видеоигры стоят на полке под экраном телевизора, все учебники стоят на полке, а тетради ровной стопочкой на столе.
Даже пыль была протерта. Накахара поднялся, заглядывая под кровать. Ни одной пачки из-под чипс. Как
страшно.
— Этот придурок, что,
правда у меня убрался? — Чуя поджал губы и огляделся вновь. Он поднялся, проходя по комнате и качая на это головой. Видимо, Осаму было достаточно скучно.
На полупустом столе лежит аккуратно свернутый лист. Накахара поднимает рыжую бровь вверх и впервые радуется своему телу. Чувствует в нем себя намного привычнее, чем в долговязом теле Дазая. Белый листок разворачивается в его руках.
«Ну у тебя и бардак. Я немного прибрал. А еще у тебя очень милая мама, Чуя-кун. Не огорчай ее и чаще делай уроки, потому что я случайно заметил, когда убирался на твоей полке. А еще под твоей кроватью лежал табель. Прячь получше ;)»
— Пф, — фырчит Чуя и откладывает лист бумаги в сторону. Сказать, что такое смущает, значит, что ничего не сказать.
***
После продолжительного занятия домашней работой и прокрастинации, Накахара резко садится. В его голове пылает желание. Он находит аккаунты малыша Кью и, смотря на его фотографии или посты, чувствует невероятную
тоску.
И единственное, что он может сделать — это чертового
бумажного журавлика.
Руки складывают из белоснежной бумаги одну птицу за другой, пока у Чуи не кончается небольшая стопка! На часах давно переваливает за восемь, родители слегка гремят на кухне, доготавливают ужин и переговариваются о работе. А Чуя сидит, как идиот, складывает последние листы в маленьких птиц и резко вздыхает.
Он бы, наверное,
заплакал, будь чуточку сострадательнее и знай Юмено чуточку дольше.
Но сейчас лучшим решением кажется эта самая эмоциональная поддержка, те самые птицы, которыми увешана вся комната. Даже если он не может как-то помочь, приободрить.
Порой просто нужно
чудо.
А у Чуи есть целых семь дней выпускных экзаменов и бессонные ночи, чтобы это самое чудо
сложить. Старые конспекты летят в одну большую коробку, рефераты, доклады, все подходящие листы бумаги, которые Чуя только может найти. А после спрашивает у родителей, есть ли у них ненужная бумага и складывает ее к остальной.
Он пару раз порезался, несколько раз случайно рвал, когда уставал то и дело механически проделывать одно и то же. Чуя даже не заходил в свои любимые игры, только изредка, чтобы отвлечься.
В школе он все также общался с друзьями, нормально учился, но
чаще стал делать домашнюю работу. Дазай в школе ему
улыбался, но не подходил — экзамены. Ему и правда сейчас не до соулмейта. Но Чуя мальчик терпеливый, дождался заветного дня, подождет еще недельку.
Ведь…
так поступают соулмейты?
Не то чтобы Чуя прямо
мечтал о встрече со своей родственной душой. Но ему хотелось знать, кто для него предназначен, с кем ему было бы
комфортно. С кем он был бы счастлив.
***
Понедельник на следующей неделе становится для Чуи очень нервным. Он подходит к Дазаю, который мелодично болтает со своими друзьями, оперевшись спиной о подоконник. Сразу, как он заметил рыжую макушку рядом, Осаму отошел от друзей и махнул Чуе.
— Ты что-то хотел?
— Я хочу увидеться с Кью, — Чуя посмотрел на Осаму и его лицо приобрело немного грустное выражение, а после он с практически несчастным видом кивнул. — Спасибо.
— Сколько у тебя еще уроков?
Они тихо переговариваются, а после расходятся. Чуя поводит плечами, сбрасывая с себя цепкие взгляды дазаевских друзей.
Не дай бог Федор Достоевский догадается.
Большая коробка неудобно лежит в руках, но Чуя терпеливо ждет Дазая за углом. Он ни за что ему не скажет,
что внутри. Внутри неделя его стараний и совсем немножко магии.
— М, кстати, — когда Дазай оказывается рядом, он начинает говорить сразу. — Спасибо за Кью. Он рассказал, и это… было довольно
мило с твоей стороны.
— Не за что, — мигом отозвался Чуя, и сам улыбнулся. — Кью слишком очарователен, чтобы вести иначе. А вы очень похожи.
— М, да? — насмешливо поинтересовался Дазай, сворачивая в сторону своего дома и бросая взгляды на ношу в чужих руках. — А что в коробке?
— Не скажу, — показал ему язык Накахара и осмотрелся, стараясь запомнить дорогу. — А ты, ну, нормальный. Лучше, чем я думал.
Осаму покачал головой и посмеялся, ничего не отвечая и доставая ключи из кармана рюкзака. Чуя не заметил, как они подошли к его дому и почувствовал прилив небольшой встревоженности. Вдруг с Юмено что-то случилось? Ступеньки постепенно исчезают одна за другой: второй этаж не требовал лифта.
— Юмено!
Две секунды, топот ножек в мягких носочках и цветная макушка, появляется в проходе. Сначала карие глаза сканируют большую коробку за спиной брата, а уже после переводят взгляд на рыжие волосы.
— Братик и…
Чуя? — Юмено улыбается и подскакивает, пытаясь обойти как-то обнять, но вместо этого заботливо подхвачен на руки.
— Дай нашему гостю разуться, — треплет его по волосам Дазай, и Чуя впервые видит его правда таким
заботливым. — Ты пил сегодня лекарства?
Они переговариваются, проходя глубже в квартиру, а Чуя разувается и проходит следом в их комнату. Почти ничего не изменилось, кроме того, что стало немного чище, но рядом со столом лежат стопки учебников и книг для подготовки к экзаменам.
— А что в коробке, Чуя? — Кью наконец-таки может его обнять и прижаться щечкой к плечу, снова расплываясь в своей милейшей улыбке. — Там сюрприз?!
— Да, и тебе нужно прикрыть глаза, хорошо?
Дазай смотрит на это со стороны, Чуя ощущает его взгляд своей спиной. Пронзительный и заинтересованный. Ну да,
забавно, когда твоя родственная душа ладит с младшим братом больше, чем с тобой.
Кью послушно отстраняется и также послушно прикрывает глаза. Чуя осторожно срывает скотч с коробки и раскрывает ее. Та до самого верха наполнена журавликами. У Дазая распахиваются глаза, когда он это видит и смотрит на Накахару
абсолютно другим взглядом. Чуя с веселым
«Открывай!», медленно вытряхивает птиц прямо над головой маленького Кью.
— О боже, — трепетно пищит Кью и оглядывается, пораженно хлопая глазами. — Да их тут не меньше тысячи! Чуя, ты просто волшебник!
— Честно говоря, я не считал, — Чуя смеется и обнимает радостного малыша, хваля его и говоря, что
только благодаря ему, он смог столько сделать.
После чего они в шесть рук осторожно перекладывают всех птиц обратно в коробку и оставляют ту в угол. Кью с самой счастливой улыбкой убегает, а Дазай оказывается рядом с Чуей
непозволительно близко.
— Я могу тебя как-то отблагодарить? — он не позволяет себе лишних движений, но ему и не нужно, ведь сейчас Чуя достаточно самодоволен, чтобы оказаться к Дазаю еще ближе
самостоятельно.
—
Пока что одного свидания будет достаточно.
И после легкого поцелуя в щеку, непринужденно удаляется в сторону кухни. Кажется, все будет куда более интересно, чем могло быть.
