***
ни к какому семейному психологу они не идут. юнги запирается в студии, чимин в их квартире. со стороны даже кажется, что ничего и не изменилось. что не готовится никто к разводу, что не были биты подаренные наборы и статуэтки о белоснежные в кухне стены. только собранный один из десятка чиминов чемодан в спальне, пустые наполовину ящики шкафов юнги - говорят об обратном. о рождестве и тем более никакой речи не шло. в кладовке так и стояла в коробке ёлка. стояли рядом ящики с множеством купленных за совместные годы игрушек. стояли полки с гирляндами тех цветов,, о каких даже подумать невозможно. чимин всегда просто что-то хотел. юнги просто делал всё, как хотел чимин. всё, что хотел чимин. всё для чимина. с очередным бокалом непривычного вина, он бродит тенью по спальне, даже не удосуживаясь складывать, и бросает в открытый чемодан какие-то вещи. вроде бы его футболка. вроде бы его кофта. целый ящик белья, который он держит за ручку и вытряхивает поверх. шкатулка с украшениями. шарф, кажется, не его. но сейчас было слишком плевать. в ночь перед рождеством, когда все по домам, все друг с другом уютно под мерцающей ёлкой с горой подарков - они с юнги, впервые за несколько лет, врозь. впервые даже не звонили друг другу с самого утра. чимин допивает залпом всё, что есть в бокале и швыряет его, что есть сил в другой конец спальни, попадая прямо в красивое напольное зеркало. которое юнги заказывал ему аж из германии. просто потому, что чимину оно однажды во время прогулки после концерта понравилось. просто потому, что всё, что хочет чимин - он получает. с разводом только вот всё как-то не получается. но тут не вина юнги. чимин дёргается, отрывая взгляд от своего разбитого в разбитом зеркале отражения, когда слышит щелчок замка на входной двери. переступает чемодан, кутается в махровый халат плотнее и торопливо выходит из спальни, останавливаясь также резко посреди их большой комнаты. - привет? - вечера, - кивает юнги, снимая обувь. на куртке его ещё не успевшие растаять снежинки, через плечо висит сумка с ноутбуком, а волосы примяты чёрной бинни. чимин ёжится, обхватывая себя руками. юнги мороз с собой принёс с улицы. ему от этого просто холодно. - я иду с ребятами в бар, - чимин вздрагивает сильнее, стискивая зубы. - здорово, - шепчет он. - вспомнил, что несколько свитеров здесь, - машет рукой юнги, указывая на спальню. - я переоденусь, ты не против? - да, конечно. он отходит с дороги, устремляясь сразу в кухонную зону, чтобы достать новый бокал и бутылку. юнги ожидаемо окликает его из дверей спальни, когда замечает брошеный посреди комнаты чемодан и разбитое бокалом зеркало у окна. - чимин? - я позвоню в клининг утром, - отзывается тот, откупоривая бутылку практически уже зубами. - ты не поранился? - неожиданно прямо за спиной спрашивает юнги. чимин едва не роняет новый бокал из рук. слишком уж много получилось бы счастья от разбитой посуды для него одного. - нормально. ты переоделся? он оборачивается, натыкаясь на юнги в одних лишь удобных чёрных штанах, и поспешно отворачивается почему-то, прикрывая лицо бокалом. почему-то неловко. почему-то не по себе. будто тело напротив ему никогда не принадлежало и теперь уже точно "не". будто бы ему вообще нужно отворачиваться, когда за все эти годы он изучил каждую родинку, каждый шрам и знает, где его губы лучше всего оставляют след. - ещё нет, как видишь, - разводит руками юнги, но почти сразу пятится назад. обратно в спальню. - извини, - бросает он через плечо. - ты не ставил ёлку? чимину рассмеяться истерично хочется. у него ощущение, что к семейному психологу юнги ходил один. с собой и своими демонами. договорился вон о чём-то так хорошо, что идёт в рождество с кем-то там в бар. что совершенно со спокойным сердцем приехал в их квартиру, чтобы переодеться. что волноваться за их развод начинает потихоньку лишь чимин один. а юнги, кажется, смирился. у него, кажется, всё хорошо. хорошо. - не ставил, - хмыкает он, глядя в пустой угол комнаты, где у них каждый год стояла огромная ёлка, на украшение которой они порой неделю тратили. - забыл вообще, что рождество. вспомнил вот, - приподнимает он бокал в руке, когда юнги выходит из спальни. - отмечаю. - не поедешь к тэхёну? - хмурится юнги, поправляя ворот чёрного свитера. чимин усмехается горько, разглядывая дизайнерские дырки. вспоминая, как они покупали эту вещь в онлайн-магазине вместе. вспоминает, как дурачились на кровати, когда чимин в нём одном был, седлая юнги и шутливо его щекоча. и опускает глаза, не выдерживая. - а что мне у него делать? смотреть, как он сюсюкается с хосоком и кормит сладостями танни? спасибо уж. - а гук? - что гук? - чимин разглядывает отражение маленьких кухонных лампочек в своём бокале. - гук с бамом у родителей. хорошо всё у него, наверное. юнги, ты не опаздываешь? - да, ты прав. немного... когда шаги юнги удаляются к входной двери, чимин, наконец, поднимает голову, позволяя слезам стечь по щекам, срываясь с ресниц. - а что ты вообще будешь делать в баре? ты ведь не начал пить? - нет, - отзывается юнги, шурша курткой. - но ребята-то не бросали. а я просто посижу за компанию. поем стейк какой-нибудь. - ну да, - бормочет чимин в бокал, делая пару глотков. - ты любишь стейки.. - я закрою сам. будь осторожен, чимин. с хлопком двери, чимин зажмуривается. и никакого тебе "счастливого рождества".***
когда кончается, кажется, третья бутылка, чимин сидит за барной стойкой в кухне, пусто глядя в выключенный экран телевизора. он не смотрел на время, но по салютам за окном предполагает, что примерно полчаса после полуночи. юнги ушёл часа за три до. удивительно, почему он о нём вообще думает? развод же. нужно думать о ком-то, наверное, новом. юнги в баре, наверняка, думает о ком-то новом. чимин усмехается сам себе. хотелось бы, чтобы так оно было. но даже, несмотря на развод, юнги - есть юнги. он не начнёт вдруг вести праздный образ жизни, как чимин бы мог. и, о, он обязательно это сделает чуть позже. он не начнёт водить в свою съёмную квартиру кого-то симпатичного и лёгкоснимаемого. не начнёт знакомиться со всеми подряд и раздавать шансы тем, кого отшивал все эти годы, выбирая чимина. а так хотелось бы. чтобы было в чём ещё обвинить. чтобы болеть хоть ненадолго перестало внутри. потому, что кажется, чимину кажется, что этот развод - ошибка. хотя ему и их с юнги семья, казалось, что навсегда будет. а вышло вот так. когда он уже тянется за полупустой пачкой сигарет, лежащей в корзинке для фркутов, замок в двери снова щёлкает. закатывая глаза, чимин злится, почему-то думая, что это хосок с тэхёном, наплевав на его запрет, и раскопав запасной ключ, приехали его "поддержать". но потом туманный от вина мозг постепенно вспоминает, что ключ у ребят всё ещё, может, и есть, а вот замки они с юнги меняли недавно. дверь меняли. потому, что чимин новую захотел. а юнги просто взял и сделал так, как хотел чимин. он думает, что допился до грёбаной белочки, когда в распахнутую дверь первой буквально заходит белоснежная ёлка, выше даже намджуна с чонгуком, и шире раза в четыре. сигареты валятся на пол, а сам чимин спешно спрыгивает со стула, боязливо отходя чуть назад и хватая с барной стойки штопор. но ёлка останавливается в холле, а дверь закрывается знакомым кроссовком. - чимин? - повышая голос зовёт юнги, бросая рядом под ёлку какие-то пакеты. - я т-тут, - отзывается чимин, глядя перед собой и пытаясь осознать, что происходит вообще. и, может, как и юнги, стоит всё-таки бросить пить? хуже уже точно не будет, наверное. юнги выходит из-за ёлки, поджимая губы и хлопая себя ладонями по бокам. щёки его розовые не то от мороза, не то от тяжести, которую он на себе неизвестно откуда пёр, волосы в беспорядке, а дыхание сбитое. он смотрит на ёлку, будто сам в неё не очень-то верит. - мы с ребятами в баре были, - говорит он, как что-то само собой разумеющееся. - ты в-выпил всё-таки? - оторопело шепчет чимин, откладывая штопор обратно на стойку. - неа. нет, просто... - юнги нервно запускает пальцы в волосы, взъерошивая их сильнее и обкусывать начиная губы. - кто-то сказал про ёлку. не помню уже даже. одно за другое, пошло поехало и...я в какой-то момент вообще из их разговора выпал. вспомнил, что ты...ты ведь.. он поворачивается к чимину, хмуря брови. - мне казалось, что ты в начале года говорил, что хочешь белую ёлку. мол надоело всё. одинаковое, банальное такое и как у всех. а белая, с голубыми, или лучше какими-нибудь там... юнги сбивается со своей бессвязной речи, потому что чимин, всхлипывая, срывается с места. потому, что чимин, огибая барный стул и едва не запинаясь о болтающийся пояс собственного халата, буквально вихрем несётся к нему. потому, что чимин, хватаясь пальчиками за холодные щёки, безумно прижимается к говорящим ещё что-то губам, зацеловывая и задыхаясь от слёз и эмоций. юнги сцеловывает каждый его судорожный вдох, ловя в холодные объятия горячее дрожащее тело. сцеловывает каждую слезинку, впиваясь пальцами в исхудавшие бока и прижимая чимина к себе ещё ближе. сцеловывает отчаяние и боль, которыми чимин без остатка с ним делится. прижимается ко лбу огненному и спутанной тёмной чёлке, не открывая глаз. - а то какое же это рождество без ёлки, а? - обыкновенное, - всхлипывает в ответ чимин, сжимая ладонями бледное лицо. - ага, - усмехается юнги, ведя губами по мокрым щекам и собирая новые слёзы. - только вот ты у меня необыкновенный, мими. совсем-совсем.. юнги всегда делал всё, как хотел чимин. всё, что хотел чимин. всё для чимина. истина слишком проста: он счастлив, если счастлив чимин. и, если для счастья чимина нужен был развод - юнги был готов его дать. но лучше уж, он ещё пару десятков раз пронесёт на себе из такси чёртову здоровенную ёлку, которую так хотелось чимину. лучше болеть будет пусть спина. но не сердце.- я люблю тебя. - я знаю.