Мой карманный Микрокосмос

             открывая глаза после тяжёлой, туманной ночи, чимин, в общем-то, не рассчитывает ни на что. ничто он и получает. место на кровати рядом ожидаемо пусто, лишь подушка примята, напоминая ему о том, что ночью здесь он был не один. и запах родной, оставшийся на простынях и его теле. зарываясь глубже носом в одеяло, которым был укутан, чимин изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать, но терпит поражение. вместо "доброго утра" и привычного кофе с коньяком, он встречает новый день слезами и воем в пуховую завесу, накрывшую с головой. и тычет себя мысленно раз за разом тем, что развод - был его идеей. юнги его вчера просто жалко стало. просто соскучился по теплу и сексу, а искать кого-то нового было ни к случаю. просто напомнил, что они когда-то имели. чимин не помнит, когда вообще последний раз вот так плакал ранним утром, забываясь и в голос рыдая уже несколько минут к ряду. но, видимо, накопилось. видимо, порвалось что-то внутри. видимо, развод всё-таки, был ошибкой. жаль, что понял чимин это поздно. он жмётся в комок, задохнуться пытаясь в чужом, таком родном ещё запахе, и думает о том, что, может быть, не прийти на следующую встречу с адвокатом? сменить номер, перестать брать трубки и уехать к родителям на все новогодние? но ответственность, будущие записи и выступления, намеченные фотосессии и обязанности, так некстати вспоминаются, не давая даже спокойно себя пожалеть. не давая от своими же руками созданных проблем убежать. не дадут сбежать от них и руки, которые этим проблемам помогли, а теперь стянуть пытались одеяло. что ночью держали так крепко, словно впервые, а утром исчезли, будто и не было их. что развернуть пытались, отдирая с силой дрожащие ладони от заплаканного лица. чимин в истерике открытым ртом жмётся к оголённому, влажному от душа ещё плечу. не понимая ничего, дыша через раз и захлёбываясь не то в собственных слезах, не в поцелуях, бесконечно засыпающих его щёку, ухо и шею. цепляется больно ногтями отросшими за бледную спину вовсе не в страстном порыве, но по тем же ночным следам скребя. содрать пытаясь кожу чужую, хотя хотелось бы так свою. чтобы, как змее. сменить на новую и забыть всё старое. юнги шипит ему на ухо, жёстче сгребая пальцами волосы на затылке и прижимая к себе второй рукой за спину сильнее. ждёт, что либо совсем станет плохо и гореть будут щёки и ладонь его, либо всё стихнет и гореть останутся лишь глаза чужие и горло. чимин останавливается где-то между. когда юнги, не выдерживая больше воя и прерывистого дыхания его, отрывает от себя силком и хватает за щёки, неприятно давя на скулы большими пальцами. пытаясь заглянуть в глаза то и дело закрывающиеся от всё новых и новых слёз. сжимая зубы, нехотя и несильно прикладывается к покрасневшей мокрой коже дрожащей ладонью, тут же на резком вдохе сталкивая их лбами и шепча извинения. постепенно смолкают и всхлипы, и шёпот. выравнивается дыхание и ногти покидают израненную тёплую кожу. не размыкаются только их лбы и руки, держащие чимина за затылок, не позволяя дёрнуться назад или в сторону.       - я готовил нам утреннюю ванну с твоей любимой ванильной бомбочкой после всего, что было ночью, - выдыхает юнги в раскравневшиеся и припухшие от истерики губы, - но, кажется, нужно будет набрать её заново с успокаивающей лавандой, да? чимин даже не тянется, чтобы поймать его губы, скользящие совсем невесомо по горячей и солёной коже. держится только пальцами крепко за любимое тело, и всхлипывает коротко и неслышно совсем. боится вдохнуть лишний раз, чтобы не выдохнуть чувства, застрявшие в горле. давящие изнутри. он думал, что исчезнувшие давно, когда кричал месяц назад о разводе.       - давай сделаем вид, - ещё раз осторожно целуя приоткрытые губы, шепчет юнги, переводя ладони на впалые щёки, - что тебе просто приснился кошмар? чимин кивает в согласии, не открывая глаз. чимин всё-таки тянется сам, когда ему кажется, что прикосновение пропадает. чимин вжимается в тело юнги своим, как ночью, когда старший только принёс ёлку. как ночью, когда они падали на постель, путаясь в рукавах чёрного свитера. как ночью, когда они засыпали, переплетённые, как и их чувства. юнги, не без труда, поднимает его на руки, стаскивая с кровати, но так и останавливается, не двигаясь никуда. стоя просто посреди комнаты с обнимающим его, словно в последний раз чимином, прячущим так по родному привычно мокрый нос в бледной шее. наслаждаясь совсем-совсем интимным моментом, когда, кажется, что говорят уже больше их души, нежели даже тела. когда чимин просто отдаёт своё тепло, получая ожидаемо взамен другое. своё, не чужое.       

- я люблю тебя. - я хочу, чтобы ты любил меня больше.

хоть чимин и знает, что больше, чем юнги его - никто и никогда никого не любил в целом мире.