Тьма

Сюэ Ян бежит. Бежит сколько себя помнит. Бежит от себя, от людей, от той жизни, которой вынужден жить. Снова и снова. Раз за разом… В уже ставшее привычным «никуда». А еще привычным стал страх за собственную жизнь и желание выжить в мире, где любой почти всегда сильнее тебя, и стоит попасться, как этот мир тебя уничтожит без остатка. Разломит на мелкие части, сожжет изнутри. Мир, который никогда тебя не примет. Мир, в котором ты… Этот мир никогда не был к нему добр. Впрочем, он не был добр ни к кому. Ни к женщинами, ни к старикам, ни, тем более, к детям. Он хлестко давал им по наивно протянутым рукам, ставя на место, давая понять, что ничего хорошего от этой жизни ждать уже не стоит. Виновен лишь в том, что рожден «не там» и «не в то время». И он с радостью напоминает тебе об этом раз за разом, без объяснений смешивая с грязью под ногами тех, кто сильнее и выше, тех, кто родился в «нужном месте» и в «нужное время». Очередная деревня, очередная украденная булка хлеба — первая за последнюю пару дней — и он вновь вынужден прятаться по углам, пока не поймали и вновь не избили или еще чего хуже… Такова участь тех, кто выживал. Всегда есть то, что хуже. Он помнил, каково это, когда не можешь дернуться. Знал каковы на вкус кровь и отчаянье. Как отвратительны чужие руки, что сжимают хрупкие запястья едва ли не до хруста. До кровоподтеков уж точно. Он все это ненавидел всеми фибрами, пока еще такой юной, души. Хотя и боли он уже давно не чувствовал. Со временем в нем просто что-то сломалось, отключая это поганое чувство и давая телу даже какие-то странные покой и… легкость? Наступило равнодушие ко всем этим синякам и ссадинам. Не причиняют дискомфорта — значит, не важно. Главное, что кости целы и он может подняться и продолжать двигаться. Если задуматься, то, кажется, Сюэ Ян уже даже начал забывать, каково это — чувствовать боль. — Маленький гаденыш! — голос у мужчины противный, визжащий, словно то был вовсе и не человек, а свинья… И руки, схватившие за ворот одежд, пахнут мерзко — какой-то тухлятиной. Сюэ Ян даже и не думает скрывать свое отвращение на лице. Дергается и шипит, словно дворовый кот в попытках вырваться, кусается, в какой-то момент и вовсе выхватывает из-за пояса кривенький обломанный кинжал, пытаясь не то задеть, не то припугнуть обидчика. Только вот это бесполезно. Что вообще может мальчишка девяти лет от роду против бугая? Ровно ничего, разве что рассмешить тем, насколько он жалок, а потому его все еще удерживают, словно котенка, пару раз встряхнув. — Килей, да отруби ты ему руку вместе с кошельком, раз не отдает, и все, — низкий, даже приятный на слух голос принадлежал уже, видимо, господину этой сволочи… Хотя нет, не так. Они оба сволочи. Сволочи, которых хочется разорвать на кусочки, медленно и так, чтобы умерли не сразу… чтобы сполна насладиться их болью. Тем не менее, привести приказ в исполнение не успевают — Сюэ Яну таки удается воспользоваться моментом и ткнуть мужчину кинжалом в открывшееся из-под наруча запястье, ослабляя болью чужую хватку. Он тут же выскальзывает из удерживающих его рук и срывается на бег вверх по улице под крики и вопли. Переулков или поворотов, как на зло, впереди видно не было, вынуждая полагаться лишь на свою выносливость. И угораздило же его найти приключения на главной торговой улице этого диюйского* городишки… Поток мыслей прерывает толчок в спину, и внезапно пошатнувшийся перед глазами мир. Ребра сзади начали неприятно пульсировать, отдавая в мышцы жжением, намекая их хозяину, что не все в этой жизни столь радужно и прекрасно. Впрочем, Сюэ Ян плюет на все это, продолжая петлять меж торговых лотков, выжимая из своего тела все. Дожать, дойти, добраться. Тому, кто выживает, не впервой испытывать себя на прочность. И бежать, идти, ползти даже тогда, когда силы должны были бы давно покинуть, а воля — подвести. Он мчался, пока наконец не наткнулся на закуток меж домами, забиваясь в угол — так делают животные, получив рану. Зализывают её в безопасном месте и сидят тихо. Выживают. Вслушиваются. Вглядываются. Он сидел не шевелясь около получаса и лишь после все-таки решился отломить цепляющееся за все древко стрелы, торчащее у него из спины, но так, чтобы то после можно было ухватить и выдернуть. Боли все так же небыло. Был дискомфорт и скованность движений. В итоге он так и просидел в том углу, подобно дворняге, до позднего вечера, кажется, пару раз теряя сознание, и лишь под покровом темноты вылез из своего укрытия, бредя, куда глаза глядят, из злополучного города. Ещё один день. Ещё одна гонка, ещё в одной схватке вышел победителем. А награда… Кусок хлеба да то, что ещё способен дышать и ползти. Ничего сверхъестественного, так себе трофей. И бой совсем не славный — низкий, не замечаемый теми, кто выше. Безразличный и им, и тем, кто оказался в не менее глубокой дыре и по опыту мог бы понять… Нет. Каждый сам за себя. Мальчишка не слишком осознавал, как долго и куда он шел. Сил на это осознание откровенно не было, все они уходили на то, чтобы перебороть желание упасть посреди тропы и погрузиться в такое притягательное небытие… Но что-то внутри не давало это сделать, напоминая о том, что он хочет жить. Не зря же он все это время пытался выжить? Выжить назло всем, кого это не устраивало. Осознание происходящего более-менее возвращается, лишь когда он оказывается в небольшой пещере. Хотя, стоило глазам привыкнуть к темноте, как из нее начали выступать очертания полуразрушенного заброшенного храма, сплошь и рядом облепленного какими-то обугленными старыми талисманами. Казалось, что если до них дотронуться, то они обратятся пылью. Впрочем, оно и к лучшему, вряд ли сюда кто-то внезапно заявится… Нормально достать до стрелы упорно не получалось и прежде, чем ту удалось выдернуть,неприятно выворачивая себе руку, пришлось порядком разворотить рану, добавляя себе дискомфорта и усиливая кровотечение. От ощущения стекающей по спине теплой влажной дорожки Сюэ Ян витиевато выругался, стягивая с себя и без того порванное и окровавленное ханьфу. Еще не хватало, чтобы ткань прилипла… Хотя одежду в любом случае придется искать новую — эта уже явно никуда не годилась. Порванная, потёртая, изношенная. Как и он сам. Мальчишка устало опирается спиной о шершавую каменную стену, вытирая с губ кровь, и шумно выдыхает, на пару мгновений прикрывая глаза. Затуманенному разуму упорно кажется, что тьма вокруг живая, он то и дело подкидывает мелькающие тени на задворках сознания… кажется, он бредит. По пещере внезапно прокатывается смех, заставляя вздрогнуть, опасливо озираясь по сторонам. — Ты что, так и подохнешь, не произнеся последнего слова? Вновь тот же голос, но звучит настолько близко… Словно из-за спины. Только вот позади стена и быть там никого не может… Вот еще призрака ему сейчас не хватало. Сюэ Ян вновь невольно заходится в кашле: — Да пошел ты… — Какой дерзкий… для своего-то состояния, — неизвестный будто кружит вокруг, отчего голос каждый раз звучит из разных мест, словно насмехаясь. — Но я могу тебе помочь… Дать выход всей твоей злости и ненависти. Стану ночным кошмаром для твоих врагов. С каждым словом рядом все отчетливее проступал силуэт мужчины, словно тот уже наигрался и решил показаться. — Платой же за мою помощь станет твоя душа. — Еще с нечистью я дружбы не водил, — Сюэ Ян фыркает, огрызаясь, и подозрительно щурится. — Мальчишка… Я дух тёмного меча, а не какой-то там призрак, — тень метнулась вперед, нависая и наконец позволяя рассмотреть лицо. Черты лица у «призрака» до невозможности правильные, словно тот выточен из камня искусным резчиком, но глаза… они черные как сама тьма, словно без зрачков. В них не читаются эмоции, будто это два черных бельма, как у слепцов, но другого цвета… От этого взгляда по спине ползут мурашки, и Сюэ Ян невольно сглатывает ком в горле, но старается не отводить глаз, словно едва он потеряет этого демона из виду, как тот пожрет его без остатка. — Впрочем… — дух вновь усмехается, растягивая губы в плотоядной улыбке, — Твой выбор невелик. Еще ты можешь просто сдохнуть здесь и сейчас. Это утолит мой голод на несколько лет. Холодные пальцы почти невесомо касаются щеки мальчишки, следом соскальзывая к тонкой шее, слегка сжимая, словно желая дать понять, что тот не шутит: — Так что, заключим сделку? От духа явственно веяло могильным холодом и кровью, столь терпко, словно тот купался в ней сутками напролет, только вот, он все еще дух, а значит… Сюэ Ян отмахивается, разметав всполохи темной Ци рукой, и поднимается на ноги, без особых усилий вырываясь из-под чужого натиска, не особо задумываясь о том, что на деле его просто отпустили, решив еще немного поиграть, посмотреть, на что же он способен. Мальчишка, словно ведомый, направляется вглубь пещеры, совершенно не обращая внимания на хрустящие под огрубевшими стопами босых ног кости, останавливаясь лишь возле алтаря. Хотя алтарем это звалось явно очень и очень давно. Сейчас же он представлял собой потрескавшийся прямоугольный камень, на котором лежал меч, чью рукоять безвольно сжимал мертвенно-бледный человек. По виду довольно сложно было определить, сколь давно он мертв и мертв ли вообще. Хотя, если приглядеться, то казалось, что его грудная клетка слегка подрагивала… только вот это было больше похоже на наваждение, чем на теплящуюся жизнь. — Мой прошлый хозяин, — ответ на так и неозвученный вопрос, — Славный малый… Даже остался здесь со мной, надеясь, что сможет скрасить одиночество. Вновь показавший себя собеседник легко проходится пальцами по волосам, словно бы спящего, мужчины, при этом еще и улыбаясь почти любовно, от чего по спине Яна бегут мурашки. — Возможно, мне даже жаль его. Пожалуй, все нутро Сюэ Яна вопило о том, что надо уносить отсюда ноги, но… Мальчишка все же протягивает руку, на пробу касается холодного темного металла и нерным равком забирает у мертвеца меч: — Теперь я твой хозяин, — ему бы потребовалось всего мгновение, чтобы прочесть иероглифы на лезвии, вот только… — Цзянцзай, — тень, сидящая на свободной части алтаря, улыбается, догадываясь, что тот не умеет читать, — Таково мое имя. Сюэ Ян вторит чужим словам и очертания собеседника плывут, изменяя облик, делая его более похожим на человеческий. Тот теперь выглядел как он сам, разве что старше и с узором алых языков пламени на правой руке, шее и щеке. — Не разочаруй же меня… Еще пара мгновений и в пещере становится невыносимо холодно, а мальчишку едва не сбивает с ног порывом ледяного ветра. Некогда человек, которому принадлежал меч, рассыпается пеплом, разлетаясь по крупицами, а ладонь Сюэ Яна неприятно обжигает. Лишь тогда он замечает, что из нее по рукояти течет кровь. Тень исчезает из виду и появляется уже сзади, как-то даже бережно обнимая мальчика поперек живота и закрывая второй рукой глаза. При этом словно укрывая собой от ветра. Он так близко. Он сли-ишком близко. Это точно была черта… Ее никто не проводил. Но Сюэ Ян ее почувствовал. — Спи же… мой маленький дьявол. Сознание резко проваливается в сон, едва слуху стоит уловить чужой шепот, и последнее, что запоминает Сюэ Ян — тихий звон падения меча к его ногам. *Диюй (кит. 地獄) — царство мёртвых или «ад», преисподняя в китайской мифологии.