А разбитое сердце ноет от боли И тело скручивает от слез Я знаю, что больше тебя не увижу Но не могу перестать шептать «вернись»
Антон сидел на кухне, растягивая горький виски уже не первый час и куря одну за одной сигарету. Перед его глазами, как призрак из прошлого, бегал Арсений. Его Арсений в домашнем треко и мятой футболке, всколоченными во все стороны волосами и голубыми глазами, горящими как два фонаря. Вот он готовит завтрак. Неумело, в первый раз, виновато улыбаясь. Знает, что пересолил, но Антон все равно радуется и говорит, что очень вкусно. Моет посуду. Обнимает его со спины и жмётся как котёнок, разве что не урчит. Дышит Антоном и не может надышаться. Зарывается руками в волосы, тянет немного на себя и едва ощутимо целует в шею. Антон устало прикрыл глаза и выдохнул дым сквозь стиснутые зубы, сжимая челюсть до болезненного скрипа. Мурашки пробежали по спине, и он вздрогнул, обернувшись. Никого, лишь стена. Ненавижу. Это чувство бежало по венам, обжигая сильно, как и алкоголь. Оно туманило разум, и сердце гулко стучало в груди, разгоняя это чувство дальше и дальше. Ненависть можно было ощутить на кончике языка, и на вкус она была как желчь. Все, что Антон когда-либо знал, рассыпалось перед ним, как карточный домик. И он не хотел его собирать, смотрел мутным взглядом, переворачивал карты рубашкой вверх и сбрасывал на пол. Смотрел, как они летят вниз и оседают на полу, и лежат там, пыльные и пожелтевшие. Внутри — пусто, холодно. Пустота затянула в себя все чувства, поглотив, прожевав и выплюнув обратно бесформенным комком. Он так и остался валяться на грязном полу квартиры, вместе со скрюченным телом парня. ⁃ Я ухожу. — и Антон посыпался сам. Как хрупкое стекло, которое небрежно протирали, пошел трещинами и разлетелся во все стороны так, что уже не собрать никак. А сейчас он сидел на кухне, заливая дыру в груди дешевым виски. Глушил без закуски и льда, опрокидывая внутрь, морщась от горького вкуса на языке, и глотал, стараясь забыться в этом обжигающем в груди ощущении. Он цеплялся за него, как за соломинку, и эта горечь во рту давала осознание того, что еще живой. Пока еще здесь. Антон сглотнул. Н е н а в и ж у. Сам себе об этом напоминал, постукивая стаканом и сбрасывая пепел прямо на стол. Антон почесал подбородок и вернулся к ноутбуку, стоящему на столе. Было открыто множество вкладок, на которых он искал лицензии и оружие. Он листал сайт за сайтом, просматривая и изучая. В отдельном окне была открыта страница социальной сети Попова. Антон переключился между окнами и снова смотрел на улыбчивого мужчину, который уже никогда больше так на него н е п о с м о т р и т. Антон знал, что сам проебался. Зашёл слишком далеко, забыв, что может обжечься. И обжегся, сильно одернув руку, неловким движением сломав то хрупкое, что между ними было. Хруст и шелест — Антон смотрит себе под ноги и видит, как его прежняя жизнь валяется, скомканная и никому не нужная. А Арсений продолжает смотреть на него с экрана, такой же, сука, красивый, с тем же теплым взглядом и этой улыбкой, которая принадлежала только Антону. Он очень четко для себя понял, что не может ни с кем делить этого человека. Он настолько глубоко пустил свои корни в сознании парня, что даже если и вырвался, то какая-то его часть продолжала жить в Антоне и медленно убивать, как яд. Арсений стал слишком большой и значимой деталью пазла, что Шастун не мог просто отпустить. Отпустить и забыть это, как прекрасный сон, пытаться жить дальше и делать вид, что ничего не было. В том-то, сука, и дело. Б ы л о. Слишком много произошло между ними, это не сотрешь никаким ластиком или специальной ручкой, как в людях в черном. Шастун помотал головой, отгоняя от себя противный дым, и почувствовал, как его ведет в сторону от количества выпитого. Время давно за полночь, и Шастун думает, что пора идти спать. И спит он плохо, потому что каждую ночь в его сознание проникает Арсений. Арсений — это боль. Арсений — это кошмар. Арсений — это его персональный ад.***
Что-то романтичное было в кофе и сигарете по утрам, как ритуал. Шастун сидел на кухне, подогнув одну ногу под себя, и что-то задумчиво рассматривал в стене. Мысли очень медленно двигались, цепляясь одну за другую. Мелькали образы, возникали идеи, но тут же исчезали, как дым рассеивался под высокими потолками высокой кухни. Шастун нахмурился, когда от Арсения пришло сообщение. Мужчина сообщал, что уже выехал и взял для Антона его любимый американо с сиропом. Шастун зажал сигарету между зубов, немного щурясь от дыма в глаза, и ответил. Пока ещё не до конца, но Шастун начинал немного понимать, как много Арсения стало в его жизни. На работе они были, или после неё, этот человек маячил, так или иначе, перед глазами, все время напоминая о себе. И если Попов не видел в этом ничего, то Антон начинал напрягаться. Ещё одно сообщение. И ещё одно следом. Шастун потушил сигарету и встал со стула, на ходу хватая куртку и рюкзак. Арсений проникал в его жизнь шаг за шагом, медленно сокращая дистанцию. Он был навязчив, но не сильно, но даже это напрягало Антона, привыкшего к определённым формальностям, . Он все чаще и чаще задумывался о мужчине, который, кажется, даже воздух вокруг Антона заполнил собой: мятным гелем для душа и сладким кофе. Когда-то на первой встрече Антон назвал Арса своей правой рукой, и он действительно стал незаменимой частью команды. И, видимо, жизни, потому что Антон уже не помнил, как это, просыпаться не от сообщений утром. Не помнил, как это приезжать на работу и не наблюдать довольное лицо у монитора, с улыбкой поглядывающего на него немного исподлобья. Не помнил, как это: покупать себе кофе и не опаздывать, чтобы этот кофе не остыл. Арсений прочно зацепился за эту работу, и ещё прочнее переплелся с Шастуном. Сам того не осознавая, он подбирался ближе и ближе, и их разговоры в курилке все чаще были о личном, чем о работе. Мужчины стояли плечом к плечу, переглядываясь, и курили синхронно: затягивая дым в лёгкие, и почти сразу выпуская. Первым звоночком для Антона стало то, что вместо привычного красного Мальборо, который саднил горло, он купил в магазине парламент. И то, и другое слабо напоминало по вкусу сигареты, но от парламента Арсений не хотел кашлять. Арсений. Это имя теперь чаще и чаще мелькает в рассказах Шастуна. Друзья с усмешкой комментировали, что, кажется, Антон нашёл себе парня на работе. Шутили, что влюбился, иначе, почему каждая история теперь связана с этим мужчиной? Шастун и сам не знал. Он припарковал авто на заднем дворе жилого дома и поспешил к зданию гостиницы. Арсений привычно стоял на второй ступеньке, в одной руке держа подставку для кофе, а другой пытался прикурить. Утро июля радовало солнцем, и Арс стоял в одной футболке, перекинув пиджак через плечо. Мужчина жмурился от солнца, забыв дома одни из дюжины своих солнечных очков. Шастун приветливо махнул рукой, и ускорил шаг, на ходу вытаскивая пачку сигарет и зажигалку. Арс все ещё боролся с огнём, никак не справляясь. Шастун перехватил подставку с кофе, позволяя подчинённому, наконец, закурить. — Спасибо, — Арс сверкнул своей белоснежной улыбкой, и забрал свой стаканчик с подставки. Он всегда пил кофе с молоком и каким-то супер сладким сиропом. Шастун не понимал таких извращений, предпочитая классический американо, чуть разбавленный сиропом. Антон отпил кофе и, щурясь на солнце, посмотрел на мужчину рядом. На сантиметр ниже, но с комплекцией близкой к Аполлону. Чёрные волосы аккуратно уложены гелем. Белая футболка обтекала торс мужчины, а низкие чиносы выделяли стройные ноги. Арсений начал носить ремни, и сегодня на нем блестела позолоченная пряжка с неизвестной Антону гравировкой. Он пытался разглядеть, что было изображено, но вовремя сообразил, как это может выглядеть со стороны. По утрам они курили молча, каждый в своей голове, настраиваясь на рабочий лад. Им предстоял тяжелый день, и тяжелым он был отнюдь не из-за количества работы. Июль, погода зашкаливала, и все вокруг выкладывали в сеть, как прекрасно проводят дни в компании друзей или любимых. А Арсений и Антон запирались в душном офисе, не открывая окон, и перекидывались парой фраз в час. Дежурных, привычных. — Курить? — Курить. Или. — Кофе? — Два. Света забегала к ним только на чай, или конкретно к Антону, многозначительно стреляя глазами в Арса. Мужчина закатывал глаза и рукава, и, подхватив какие-то важные бумаги и трубку, выходил из офиса «гулять» на час другой. Он понятия не имел, чем они там занимаются, но его это безмерно бесило. Раздражало до оледеневших ладоней, до колик в животе, то хмурого взгляда светлых голубых глаз. Арсений пытался разгадать ребус в своей голове, думая, что его больше раздражает: что Света тет-а-тет с Шастуном, или что его прогоняют с собственного места, как пса выгоняют с дивана обратно в будку.Но вот уже неделю как «левая рука» Шастуна уехала в отпуск на море, прихватив с собой нового парня, и Арс загадочно улыбался, пролистывая ее ленту в Инстраграмме. — Арсений, отдел продаж, — мужчина откинулся на спинку кресла. Антон отвлекся от чтения письма и выглянул из-за монитора, наблюдая за коллегой немного исподлобья. Зеленые глаза блестели любопытством. — Да, конечно, спущусь через минуту. И прежде чем Антон успел вставить свои пять копеек, Арс встал и вышел из офиса, через плечо обернувшись и подмигнув Шастуну. Антон смутился и почувствовал, как румянец расползался по ушам и щекам. Арсений делил с ним кабинет уже почти два месяца, и за это время их отношения слегка переросли классические начальник — подчиненный. Это напрягало Шастуна лишь немного, в остальное время он радовался тому, как Арс легко поймал их общую волну. Перестал дергаться от каждого звонка, знал почти всех сотрудников по именам и так легко и просто общался с клиентами, что чувство зависти незаметно подкрадывалось к Антону со спины, дыша в затылок. Точнее, это Арсений дышал ему прямо в затылок, работая так, словно был тем самым недостающим элементом в их команде. Он завораживал и притягивал взгляды, наделенный природным обаянием. Шастун чувствовал, как потихоньку начинал сам слабеть и робеть перед мужчиной, когда они оставались наедине, и Арс оказывался как-то опасно близко к нему. Шастун не был из робкого десятка, никогда не жаловался на отсутствие внимания, и всегда получал то, что хотел. Он был видным парнем с хорошей должностью, машиной и квартирой, да и внешность позволяла ему менять одну красотку за другой. Но как-то внезапно с появлением Арса в его жизни с горизонта исчезли все другие. Антон, будь он романтиком, сказал, что весь мир сузился до одного Попова, и теперь он стал центром вселенной, вокруг которой крутятся планеты Шастуна. Арсений всегда был рядом, всегда внимательным и добрым, и улыбался порой так, что Шастун на мгновение забывал, как дышать. Антон не любил лето, потому что летом основной сегмент гостей менялся с корпоративных на туристических. Россия с недавних пор стала популярной страной для путешествий, и все, кому не лень, бронировали туры для себя и своих родных. В целом, ничего плохо в этом не было, потому что туристов было много, платили они тоже много, а чем больше продаж — тем лучше для зарплаты. Туристические агентства продавали пачками разные туры по городам, а потом рассылали заявки по гостиницам, которые сейчас и обрабатывал Антон. Он битый час сидел, разгребая почту, раскидывая то, что было уже оформлено и отвечая на то, что требовало его личного вмешательства. Туристы слетались к ним в гостиницу, как муравьи на сладкое. Испания и Португалия, кучка немцев и швейцарцев, и в этом году даже пафосные французы решили удостоить своим вниманием Россию-матушку. Антон положил голову на руки, одним глазом подглядывая в блокнот, в котором были выписаны группы на ближайший месяц, которые нужно внести в программу и отправить заявку в отдел бронирования. Он втянул в себя воздух и, ощутив сладкий мятный вкус, резко обернулся. Над ним, сложив руки на груди, стоял Арс. — Францию можешь вычеркнуть, еще утром оформил. — Арс поправил очки на носу, которые стал носить с недавних пор, боясь, что может испортить зрение. — Ага, — Антон потянулся за ручкой и заметил, как его слегка бьет дрожь. Арсений стоял близко, разве что не вплотную, и Шастуну чудилось, что его затылок щекочет теплое дыхание мужчины. Хотя Арс стоял за его спиной, просто наблюдая за начальником, думая, стоит ли ему предлагать еще кофе. Руки уже трясутся, а дальше что? Сердечный приступ? — Отправишь тогда еще немцев? Меня уже не хватит на них, а вечером еще придут клиенты смотреть зал для юбилея. — Антон провел рукой по лицу, не моргая смотря перед собой глубокими зелеными глазами. Арсений всегда удивлялся им, читая в этих глаза куда больше, чем Антон мог сказать ртом. — Да, займусь после перекура. А юбилейников я могу сводить, если ты устал. Еще половина заявок не обработано, а Света только завтра возвращается. — - Шастун согласно кивнул и издал гортанный звук «а-а-а», больше походивший на сдавленный крик отчаяния. — Пойдем проветримся, — Арс положил теплые ладони на плечи Антона, оттягивая того на спинку кресла. Он круговыми движения начал разминать плечи, слабо массируя, и Антон под его руками блаженно прикрыл глаза и откинул голову назад. Он откинул голову назад, затылком коснувшись живота Арсения, близкий к тому, чтобы заурчать от удовольствия. Возможно, — в который раз про себя думал Шаст. — Арсений именно тот человек, которого не хватало в их работе. Не хватало конкретно тебе, — подсказывал внутренний голос с усмешкой. Арс хорошо справлялся с ролью правой руки, порой претендую и на левую, а то на вовсе главенствующую роль, врываясь ураганом в самую гущу событий. — Я забыл купить сигареты, — жалобно протянул Антон, когда Арс отстранился. — Покуришь мои, — и мужчина двинулся в сторону двери, — можем даже одну на двоих. — Какая пошлятина… — фыркнул Антон, вставая со своего кресла, привычным движением смахивая невидимую пыль с пиджака, разглаживая несуществующие складки. Они стояли на крыльце, тихо переговариваясь. Тихий и спокойный вечер укрывал собой город, как теплым одеялом. Люди снова туда-сюда, возвращаясь домой из душных офисов, или медленно измеряли шагами тротуар, прогуливаясь по улицам. Арсений наблюдал за ними поверх очков, рассматривая мутные фигурки и думал, что пора бы записаться ко врачу на коррекцию зрения. Хотя, Антона, который сейчас стоял в полуметре от него, он видел очень даже хорошо. Мог разглядеть светлые пряди, складочки на лбу и в уголках губ, и длинные ресницы, на которых можно было взлететь, как в песне Братьев Гримм. Арсений понимал, почему Антон так нравится женщинам. Спокойный и уверенный, с лицом еще подростка, но уже начальник. Антон умел находить общий язык с людьми за пару фраз, кружа голову девушкам одной своей улыбкой, и внушая доверие бизнесменам, приходившим к ним к предложениями своим профессионализмом. Арсений восхищался тем, как легко и просто Антон умел лавировать между людьми, переключаясь с одного дела на другое, и ничего не забывал. Как будто в шастуновской голове висела доска со списком на день, рядом с которыми он ставил галочки, когда выполнял цель. Конечно, и Арс не мог жаловаться на то, что ему чего-то в жизни не хватает. С проявляем этой работы, все в жизни резко пошло в гору: отношения с родителями, общее финансовое положение, да и внутреннее ощущение Арса стремились к наивысшему значению, наконец, найдя в этой канители гостей и писем гармонию. Попов знал, кто из сотрудниц к нему неровно дышит, ловил на себе много взглядов и стрелял в ответ, пронзая сердца голубыми, как лед, глазами. Вот только эти девушки не трогали самого Арсения, ни одна из них не могла задеть за живое или даже дотянуться до него. Мужчина был этим немного обеспокоен, каждый раз пытаясь найти ответ на то, почему так происходит. Он покосился на Шастуна, который, наверно, никогда и не задумывался над такой темой, как любовь, предпочитая ей связи на одну ночь. В голове Арсения образ Антона ни разу не был похож на образ примерного семьянина, бежавшего домой после смены. Скорее, баловник и озорник, гуляка и пьяница, клубный завсегдатай, которого знают все местные бармены и охранники. И хотя Попов был близок к истине, он не знал Антона так хорошо, чтобы утверждать об этом со стопроцентной уверенностью. А узнавать Антон не давал, сворачивая личные темы в шутки и колкости. — Антон, — Арс повернулся лицом к начальнику. Он вопросительно выгнул бровь, убирая телефон в карманы брюк. И только Арсений хотел спросить его, почему же тот, сука, такой скрытный, трубки коллег зазвонили одновременно. Они приветствовали звонившего стандартной фразой, отходя друг от друга, чтобы не мешать разговору. Арсению передавали, что группа французов, которую он утром отправил на оформление, «не помещается» в их гостинице. На Антона кричали, что какого хера он не смотрит на табличку номеров, подтверждая заявки тур-агентам и вводя гостиницу в безумный овербук. — Так, блять, тихо. Что по смежной гостинице? Мы можем перенести брони к ним, — предложил Арс, отодвинул трубку от уха, чтобы не оглохнуть. — Делай что хочешь, но чтобы у нас не было релокантов. — Понял, понял, — вздохнул Арс и повернулся к Шасту, который продолжал объяснять новенькой из отдела бронирования, что этих гостей скорее всего переведут в смежную им гостиницу. Девушка требовала письмо-заявку от Шастуна. — Да отправит он сейчас, мы не в офисе. Да, через пять минут.Ну я же сказал, точно отправит, господи… — Тупая? — шепнул Арс, сочувственно поглядывая на подчиненного. Антон кивнул и, затянувшись, пробурчал что-то нечленораздельное в трубку, очень похожее на «пока, тупая пизда, и больше не звони мне». — Франция? — Она, блядская, она. — Шастун махнул Арсу, что нужно возвращаться в офис. Они быстро поднялись по лестнице, одновременно упав в кресла, и что-то строча. Десятки писем тут же разлетались по всем отделам, уведомляя об изменениях. Трубка звонила, требуя к себе повышенного внимания, и мужчины шумно вздыхали. Время летело незаметно, и вот Арс уже собирается домой, а Шастун так и сидит, уткнувшись в экран монитора. — Я задержусь, — даже не отрывая взгляд, бросает он и что-то начинает писать, стуча по клавиатуре красивыми пальцами. Браслеты брякали в такт движениям. — Ты скоро здесь жить будешь, — проворчал Арсений, хватая свою сумку с дивана. Он смотрел на парня, который даже не обратил внимание на замечание, настолько увлечённый своей работой, что, кажется, весь остальной мир перестал существовать. Светлая челка упала на лоб, и Антон постоянно смахивал ее назад смазанным движением. Губы поджаты в тонкую линию, и все лицо было напряжено, мышцы на скулах опасно двигались, выдавая раздражение. Зеленые глаза, покрасневшие за целый день, блестели в свете монитора. Арсений вышел из кабинета, тихо прикрыв дверь за собой, но вернулся через двадцать минут. Он подошел к столу Антона, который все еще сидел в одной позе, бегая глазами по строчкам текста, и поставил перед ним пакет с едой и кофе. Антон, почувствовав запах еды, оторвался от работы и растеряно посмотрел на Арса. Тот лишь пожал плечами, и, скинув пиджак, сел за свой стол, запуская компьютер. — А ты что? — Антон потянулся к пакету, раскрывая его. — А я тоже работаю. — хмыкнул Арс, потягиваясь в кресле и раскачиваясь из стороны в сторону. Их почта была полна необработанных заявок, и Арсений понимал, что Антон не выйдет отсюда, пока не разберет все. И это могло затянуться до самой ночи, если не утра, потому что пока обрабатываешь одну, приходит ответ на другую. Антон нахмурился, отпил американо, и попытался объяснить Попову, чтобы тот шел домой. Нашел себе девушку, наконец, и спешил после работы на горячий ужин и страстный секс, а не просиживал теплые летние вечера в этом офисе. — Мне это не нужно, — Арс пожал плечами. Антон удивленно округлил глаза. — Не верю. Ты слишком крутой мужик, чтобы тебя… не замечали. — Шастун пытался говорить ровно и избегать слов «безумно красивый», «потрясающий» и «идеальный» в своей речи. — Замечать-то замечают, да мне это не важно. Я не хочу просто красивое тело у себя дома, мне там хватает деталей интерьера. Я любви хочу. — А что это для тебя значит? — Антон, наконец, позволил сделать себе перерыв. Он распаковал пакет с едой, вытаскивая оттуда салат и какой-то бургер. — Это когда у тебя не только член стоит, а еще в груди ёкает. Как душу цепляет, знаешь. — Арсений задумчиво жевал салат, пытаясь подобрать слова. — Для меня любовь — это прежде всего когда ты не просто хочешь человека здесь и сейчас. Секс, конечно, важно, но важнее, чтобы ты хотел одного и того же человека. Всегда. И даже не мог думать о других, потому что твой человек настолько прекрасен, что другие как-то меркнут на его фоне. — Ух ты, не думал, что такой романтик. — хмыкнул Шастун, жадно вгрызаясь в бургер. За работой он даже не заметил, как сильно проголодался. — А для тебя что такое любовь? — Дай подумать, — Антон облокотился локтями на стол, и смотрел в стену. Смотрел несколько минут, пытаясь сообразить, потому что до этого ему редко задавали такие вопросы. Только в школе на уроках литературы, но и там Антон тоже терялся. — Наверно, это когда у тебя с человеком все взаимно. Интересы, мнения, чувства. Когда ты уважаешь его не только за медали и достижения в жизни, а за то, какой он в самом деле. Мне кажется, что в любви самое главное — быть честным и не пытаться носить маски, потому что однажды их так или иначе придется снять. — Так если ты любишь человека, разве ты не захочешь показывать себя настоящего? Антон покачал головой отрицательно, жестом говоря, что прожует и сможет ответь. Арсений потянулся за кофе. — Иногда тебе настолько нравится кто-то, что ты из кожи вон лезешь, чтобы показать себя идеальным. Было такое? Арс согласно кивнул. — Вот, а потом спустя время ты устаешь играть эту «идеальную» роль и становишься обычным. А человек, глядя на эту метаморфозу, говорит тебе «ты не такой, как раньше». Так я блять и не был таким. Поэтому я стараюсь с людьми быть откровенными в своих чувствах и не строить из себя хуй пойми что. Арсений щурился, прокручивая фразу в голове, понимая, что в словах Шастуна есть истина. — Я об этом не думал, потому что и маски-то не ношу. Я что в жизни, что в отношениях всегда такой. Но пока никому такой не приглянулся. — Да прекращай, по тебе половина гостиницы с ума сходит и в койку свою мечтает затащить. Мне даже завидно. — Вот видишь, тебе завидно, а мне все равно. Я-то этих людей не хочу, у меня на них, так скажем, душа не стоит. Антон хохотнул. Арсений поглядывал на начальника украдкой из-под сбившейся челки. Дальше они ели молча, каждый думая о своем. Антон переваривал сказанное Поповом, примеряя на себя и понимая, что это не его история. Пока ему не хотелось любить одного, хотя где-то в будущем, конечно, ему хотелось и семью, и детей, и чтобы дома красивая жена, и дом за городом с шашлыками каждое лето. Но все это было далеко в перспективе, что даже не мелькало перед глазами. В глубине души Шастун понимал, что, может, именно родственной души ему все это время и не хватает. Он пытался анализировать все свои отношения, но сходился все время на том, что был тем самым парнем с понтами, который как только расслаблялся, переставал быть таким интересным и нужным. Это сознание больно кольнуло в груди, и Шастун впервые подумал о том, что хочет быть кому-то нужным не только как топ-менеджер, не только как организатор и контактное лицо, не только как спонсор пьяных вечеринок, а как простой человек. Со своими тараканами и комплексами, со своими сбитыми в кучу мыслями и неконтролируемой привычкой курить одну за одной, когда скучно. Арсений следил за Антоном, за тем, как меняется его выражение лица. Парень то хмурился, то сам себе кивал, то прикрывал глаза не то от усталости, не то воображая что-то в голове. Арс был рад, что смог закинуть мысль в голову Шастуна, и как-то вывести на откровенный разговор. Паззл этого сложного человека в идеальном костюме тихонько складывался, но еще слишком много неизвестных переменных, чтобы можно было решить это уравнение. Арсений чувствовал нутром какие-то сдвиги в голове Шастуна, как тектонические плиты двигались под их ногами, так и мыслительные процессы в светлой голове заполняли собой пространство. Вокруг Шастуна образовалась какая-то тягучая, как резина, аура, и Арсению захотелось ее коснуться. Почувствовать себя частью этого, окунуться с головой, рискуя не вынырнуть обратно. Ему хотелось подобраться еще ближе, и интерес загорелся в глазах, запуская в голове сложные механизмы. Мужчина отложил поздний ужин в сторону и теперь открыто смотрел на Антона, ожидая, когда тот тоже отвлечется и поймает его взгляд. Антон продолжал сидеть, разглядывая стену перед собой, и только почувствовав на себе изучающий взгляд Попова, с трудом вынырнул из своей головы, встречаясь взглядами. Голубые глаза смотрели внимательно и немного испытывающе. Антон видел маленьких чертиков, пляшущих в этих зрачках, которые заполнили собой всю радужку. Они, как черная дыра, притягивали к себе все вокруг и засасывали. У Антона пробежал холодок по спине, и он смущенно потупился, не в силах больше играть в гляделки. — Что? — А ты когда-нибудь любил? — и вопрос повис в воздухе. Антон зажмурился и тряхнул головой. — Может и любил, но сам этого не понимал. — Тогда это и не любовь вовсе. Когда любишь, точно знаешь, что это оно. — Арс с видом знатока откинулся на спинку кресла, продолжая буравить Антона взглядом. Парню было неуютно, он сжался в кресле, будто пытаясь с ним слиться. — Тогда, наверно нет. Никогда не думал об этом, как о чем-то важном. — Разве тебе никогда не хотелось чего-то больше, чем просто трах на одну ночь? — Антон готов был скулить от того, как внутри все болезненно сжалось. Арсений знал, куда бить, выбивая воздух из легких и мысли из головы. Арсений давил собой, даже будучи в нескольких метрах. — Я же сказал, что не знаю. Не думал. Всегда хватало того, что не страдал спермотоксикозом. — глаза Антона опасно потемнели, сверкая молниями. Ему не нравилось, когда давят, когда задают такие вопросы, когда лезут в душу. Потому что за этим образом менеджера не было ничего. Антон прожигал себя в клубах, не задумываясь о моральной составляющей. И не хотел, чтобы Арсений знал об этом, хотя, судя по хитрому прищуру, Попов и сам обо всем давно догадался. Просто зачем-то хотел слышать это от Антона. — Не думал, что это глупо? Что однажды обернешься и поймешь, что проебал столько хороших людей в жизни? — Думал. — втянуть в себя воздух и сдерживаться, чтобы не сжать кулаки и не выдать клокочущую в глотке злость. — Только времени достаточно, и я никуда не спешу. Если тебе, романтику, раз и навсегда, то я хочу попробовать от жизни все. Я не моногамный. — Но ведь полигамия — это болезнь. — Арс встал из кресла и двигался в сторону Антона плавно, будто зверь перед нападением. — Попытка найти всё и сразу во всех, да только так не бывает. Это страх, это комплексы, это проблемы, Шастун. Арсений оперся обеими руками на стол начальника, нависая над ним. — Я старше, я знаю о чем говорю. Если в работе тебе нет равных, то уж в жизни я смыслю больше. Ты тратишь себя на клубы и женщин, ты не считаешь деньги и травишь себя алкоголем. И чем больше говорил Арсений, тем меньше воздуха оставалось в легких Антона. Он резко встал из-за стола, едва не столкнувшись с Поповым головой, и посмотрел на него горящими глазами. Арс на секунду растерялся, понимая, что вот оно — задел за живое. Выцепил, нашел и подковырнул, да так, что зеленые глаза дымкой подернуты от сильных эмоций. Он впервые видит Антона таким. Таким я р о с т н ы м. — Не твое собачье дело. — выплюнул Шастун, дав волю эмоциями. — Я тебя не просил лезть ко мне в душу, понял? Пришел помогать — садись и помогай, а если почесать языками хочешь, то вали отсюда нахер. Мне не нужны папочки и мамочки, чтобы учили жизни. Если ты считаешь мне больным, то это твое мнение, и мне похеру. Ложь. Арсений почувствовал нутром, что не все равно. Что Антон злится не просто так, и что за всей этой внешней обманчивой легкомысленностью есть что-то, до чего ему пока не добраться. Шастун знал, что там ничего нет. Что за душой — пусто, и как бы Попов не пытался что-то там разглядеть, там была чернота. Разглядывать нечего и второго дна нет, Шастун прост в своей естестве, и, наверно, боялся этой мысли больше всего. Осознавать, что ты — пустая оболочка, кукла, не слишком приятно. И Антон делал вид, что все хорошо, его это устраивает, он не хочет строить из себя хуй пойми кого. Но строил. Чтобы заинтересовать, а потом опять остаться ни с чем. Загружать себя работой, чтобы отвечать приятелем «не сегодня», «устал» и «работа», чтобы опять не испытывать эту боль, когда в глазах напротив только разочарование. Когда не оправдываешь ожиданий. — Хорошо. — голос Арсения вывел Антона из транса. Голубые глаза как-то странно сверкали в свете офисных ламп. — Я уйду, если ты хочешь. Только знай, что мне интересно. Мне хочется знать, что ты скрываешь вот тут. — Арсений больно ткнул Шастуна в грудь и развернулся на пятках, подхватил сумку с дивана и направился к двери. — Так если там нет ничего… — почему-то тихо, с надрывом, ответил Антон. Арс обернулся через плечо и сжал кулаки. — Там слишком много, и ты сам еще об этом, видимо, не знаешь. Закрылся на семь замков и никому не даешь ключи. — А зачем? — уголки зеленых глаз наполнились влагой.Арс сглотнул, понимая, что все-таки перегнул палку, пережал, передавил, сделал больно. — Люди делают больно, а мне не нравится боль. Они смотрят разочарованно, когда понимают, что я — самый обыкновенный. Им нужна моя изюминка, а у меня этой изюминки нет. Арсений сделал шаг вперед. — Я отличался ростом и харизмой. Я был самым умным в классе, закончил универ с красным дипломом и добился место топ-менеджера в таком возрасте. Только кому это интересно, если каждый хочет знать мои внутренности? Только их нет. Там пусто. Чернота. Арс скинул пиджак и сумку обратно на диван. — И я не хочу никого обманывать, но видеть разочарование… — Антон сжал кулаки, впиваясь идеальными ногтями в мягкую кожу ладоней. Арсений преодолел разделяющее из расстояние в два шага и грубо толкнул Антона к окну. Парень стукнулся поясницей о подоконник, сильнее вжимаясь в него, когда Попов сократил расстояние между ними до пары сантиметров. Голубые глаза опасно сощурились. — Ты сейчас принижаешься, чтобы я тебя пожалел? Сказал, что нет, Тох, ты не такой? Арсений решил идти вабанк, соприкасаясь с Антоном носами, дыша на него тяжело и горячо, так, что сводит скулы. — Мне эти оправдания н е н у ж н ы. Каждый человек обладает чем-то особенным, и я хочу знать, чем обладаешь ты. Спать не могу, как интересно. - Арс чеканил каждое слово, выплевывал каждую букву, давился звуком собственного голоса. Антона потряхивало не то от страха, не то такой близости. Он каждой клеточкой ощущал тело мужчины, обжигался и пытался отодвинуться, боясь, что костюм сейчас воспламенится. Но пока горели только голубые глаза напротив, ища ответы в зеленых. — Ты коллекционер что ли? — сдавленно прошептал Антон, судорожно сжимая подоконник руками, ощущая, как ладони взмокли. — Ага, гребанных человеческих душ. Антон сглотнул и смотрел испуганно, как загнанный в угол зверь. Арсений, наконец, смог совладать собой и сделал резкий шаг назад, глубоко дыша. Антон размяк и начал заваливаться на бок, ощущая слабость во всем теле и нехватку кислорода. Легкие горели, а губы все еще чувствовали горячее дыхание Попова. Сердце стучало быстро-быстро. Тук-тук. Тук-тук. Пропускает удар. И по кругу. Антон смотрел в спину Попова, который почти выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью напоследок. В голове бегущей строкой слова, которые въелись в сознание: «у каждого есть своя особенность, и я хочу знать, чем обладаешь ты».