ID работы: 9082693

Последняя возможность увидеть солнце.

Джен
NC-21
Завершён
15
автор
Размер:
81 страница, 21 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
15 Нравится 3 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 20

Настройки текста
Вечер очередного паршивого дня. С момента последней записки прошло трое суток. Я готов к тому, чтобы завершить все. Я совершенно готов к тому, чтобы выполнить свою работу и наконец-таки освободиться от бремени, что гнилым крестом тащится вслед за мной, оставляя на поверхности земли глубокую колею. Сегодня я проделал огромную работу по подготовке. Сегодня был невероятно тяжелый день. Словно к этим суткам были прибавлены еще одни, возможно, к этим двум была прибавлена еще пара суток, возможно, даже больше, я этого не знаю. Мое желание покончить со всем туманит разум, не дает мне адекватно смотреть на ситуацию... Это выше меня. Сегодня вечером я был в своем любимом баре. Там я взял бутылку «дряни» с собой. Там я выпил бутылку «дряни». Там я повстречал старого знакомого. Там мы разговаривали о многом. А сейчас я сижу и думаю о том, как все произойдет. Хочу спланировать все до мельчайших деталей. Конечно, я понимаю, что по плану не будет, и в итоге меня ждет импровизация, но я хочу иметь хотя бы приблизительный план! Я спокоен впервые за долгое время. Наверное, впервые за все те жизни, которые я уже успел прожить. За все то время, пока я назывался разными странными, чужими, не принадлежащими мне именами. За все те годы, которые я провел в компаниях, которые становились мне семьей... Я очень устал от всего этого и в предвкушении окончания успокоился, смирился. Теперь только два исхода, очень прозаичных: все или ничего. Я готов к любому. Вместе с этой готовностью время, словно вода, утекает сквозь пальцы, и наступает очередной паршивый и холодный день декабря в этом ненавистном мне городе. Выхожу на работу, выхожу копать могилы. Но мои враги не лягут ни в одну из этих ям. Я приготовил для этих людей нечто более шедевральное, нечто более интересное. Затем меня отправляют в город с очередной партией Сансары для школьников, политиков, работяг и прочих, кому, как сказала она, просто не хватает кайфа в этой дерьмовой жизни. Я бегаю с одного конца города на другой. Я суечусь, как одна из пчел улья, что старательно собирает нектар. Сердце стучит как бешеное. Оно словно заранее готовится к своей остановке и поэтому вырабатывает максимально возможное количество ударов... Я как дерьмо в проруби... Мне кажется... Нет!... Я точно уверен в том, что за мной следят. Я чувствую это, чувствую тот взгляд, что выискивает мою фигуру в биомассах, пульсирующих по городу, но мне не страшно. Смирение, оно пришло внезапным пинком под задницу, оно явилось ко мне осознанием возможной скорой смерти. Очередная возможность моей скорой смерти вновь ворвалась в очередную мою жизнь осознанием конечности всего сущего. Теперь в случае чего будет не так обидно сдохнуть и провалить миссию... Будет не так обидно сдохнуть и не закончить это важное дело. И вот вечер этого самого дня. Разбавляю нитрозепам в двух стаканах воды на кухне этой проклятой церкви. Беру их со стола и иду в главное помещение. Там меня уже ждут два совершенных демона. Отец и сын, что пропитали святое место грехом. Они меня ожидают, потому что я сам попросил их об этом. Сказал, что есть кое-что очень важное, что мне необходимо им сказать. Встречаюсь с ними и передаю стаканы. Без задней мысли они берут их и отпивают по глотку. Ловушка захлопнулась. – Я хочу вам сказать огромное спасибо за то доверие, что вы мне оказали… «Теперь вам, мразям, не уйти, не избежать кары», – думаю я и продолжаю произносить свою хвалебную речь. – Вы сейчас самые дорогие и близкие люди, что даровали мне кров, тепло, работу и пищу... – Если на этом все, – перебивает меня сын жирного ублюдка, – То мне пора идти. Он зевает, затем делает два шага и падает на пол. Смотрю на священника. Он замер. Глаза открыты и бесчувственны... Он сверлит стену напротив. Указательным пальцем надавливаю ему на лоб, и он, словно неподвижная статуя, опрокидывается и падает на спину. Он уже спит. У меня есть примерно час, чтобы подготовить все. Начинаю перетаскивать тела этих двоих. Пока я вожусь с телом коммерсанта, из кармана его брюк выпадает небольшая вещица. Это тот самый портсигар, который принадлежал Снежинке. Открываю, он заполнен до упора. Забираю себе этот подарок обстоятельств. Кое-как веревками привязываю их к кресту, под которым, лежа в купели, я жрал «дрянь» вместе с той девушкой в белом халате. Пока они все еще находятся в плену мира Морфея, я притаскиваю из своей лачуги канистры с бензином. Последние штрихи. Я стою за трибуной. Позади меня крест и заключенные на нем демоны. Передо мной канистры, трибуна, на ней лежит святая книга. – Поехали! – первый голос. – Начинаем! – второй голос. – Подрубай шарманку! – третий голос. – Шоу продолжится, как только закончится эта часть! – четвертый голос. – Пришло время для живописного убийства! – пятый голос. – Поджигаем! – темная материя. – Во имя отца и сына, и святого духа, боже всемилостивый, прости меня грешного и услышь мои мольбы, – начинаю бубнить себе под нос. В этот момент окончательно собравшийся с мыслями коммерсант начинает орать на меня. – Будь благосклонен и выполни одну мою просьбу. Сотвори из бензина воду. Воду пропитай духом святым, сущностью своею, а после позволь жидкости святой вспыхнуть праведным пламенем, что очистит души падших от тел их бренных и вознесет к тебе на небеса, дабы предстали пред тобою на суде. – Что ты творишь, гнида безумная?! – доносится до меня крик. Просыпается священник и взглядом, полным недоумения, окидывает зал. – ... Господи боже, прости меня грешного и позволь быть очищающим оружием твоим на земле грешной. Прости мне мою слабость и прости мне мое участие в совершении злодеяний, а после и мою душу прими у себя, дабы совершить суд. – Что происходит? – поверх крика коммерсанта возникает голос жирного ублюдка. – Он читает нам реквием! – сын отвечает отцу, и в этот момент к ним приходит ясное понимание твердости моего намерения. – Сынок, отпусти нас, – обращается ко мне. – Каждого может бес попутать, и ты не исключение. Мы все поймем, я все пойму… Ты лишился всего, и это до сих пор гложет тебя. Это не дает тебе переступить через прошлое, что ты не можешь вспомнить, и жить дальше, – говорит он, и я начинаю понимать, почему люди по второму кругу покупают могилы, почему приходят на службы, что тот ведет, не придерживаясь священного писания. – Господи всемилостивый, услышь мои мольбы и сквозь священную жидкость, что несет очищающий огонь, прошу тебя, упокой те души, что ошибочно попали во владение проклятой земли, и освяти это место через сожжение нечестивости, – продолжаю бубнить и беру первую канистру с бензином. Начинаю поливать освященной жидкостью зал, стены, скамейки. Вторая канистра тоже расходуется на это. Третья же выливается на демонов, что плотно связаны веревками. Осталась всего одна канистра. Она понадобится мне позже. – Во имя отца и сына, и святого духа. Господи, прости меня грешного и позволь прожить еще несколько дней под твоей опекой. Даруй мне дар быть дланью карающей твоей, что несет в себе гнев твой, – проговариваю я сквозь крики коммерсанта, сквозь попытки его отца убедить меня. – Молю, будь добр к душам заблудших и охраняй души чистые... Я подхожу к трибуне. Забираю с нее томик библии и иду к дверям, ведущим прочь. – Я верующий, но религия – это яд для человеческой души. Все то, что вы делали, очерняло веру, и теперь этому конец. Сказав это, я достаю коробок спичек. – Прощайте, – говорю я. – Да пощадит всесильный господь ваши души. С этими словами я запускаю зажженную спичку в зал. В следующий миг пламя вирусом охватывает помещение церкви. Я смотрю на это. Будто бы фрагмент фильма в замедленной съемке. Пламя расползается и наполняет собой пустоты. Оно взаимодействует со средой и выделяет большое количество тепла, оно жадно пожирает кислород, оно выплевывает дым. Крики наполняют это место. Это те двое, которых я связал. Они, их тела протестуют и наполняют последние мгновения жизни нестерпимой болью. Эти двое, они проклинают меня, они ненавидят меня, они не боятся меня, они готовы вцепиться зубами в мое горло и пустить горячую кровь по обугленным телам. Я смотрю на то, как они стараются избавиться от веревок, которые крепко держат их на кресте. Достаю из кармана портсигар, оттуда беру скрученный косяк и подкуриваю его о пламя горящей церкви. Делаю глубокую затяжку. – Прощайте, – говорю я и отворачиваюсь от этих двоих. В это время пламя поглощает все комнаты. – Уничтожу! – священник освободился от веревок. Его тело горит. По какой-то причине он все еще жив, все еще может двигаться. Он снимает распятие с обгоревшей жирной шеи и берет его в руку как нож. Я был прав, это не человек, это демон. – Уничтожу! – кричит он и срывается с места. Дряблое тело колышется во все стороны. Прилипшие куски одежды догорают на нем. В глазах его безумие и жажда крови. Я заворожен этим зрелищем. Даже не могу двигаться. Просто наблюдаю за тем, как он несется на меня... Такое ощущение ты испытываешь, когда смотришь на автомобиль, что с большой скоростью приближается к тебе, а ты не можешь уйти с дороги, потому что тело не двигается, потому что никаких мыслей нет... Это как погрузиться в состояние гипноза. Внезапно жирный ублюдок спотыкается. Крест из его руки вылетает и делает длинную дугу в мою сторону. Это, как щелчок пальцев, возвращает меня в Мир, и я отклоняюсь в сторону. Крест вылетает из церкви и втыкается в снег длинным концом вверх. Следом за ним, потеряв равновесие, по инерции, летит обгоревшее тело, наполненное безумием и ненавистью. Оно минует меня, оно следит глазами за тем, как я проплываю мимо, оно поворачивается вслед за моей фигурой в поле зрения. Еще через миг священник падает головой на крест. Длинный конец пробивает череп и выходит по центру лба. Теперь это тело очищено от демона с помощью огня и артефакта. Я смотрю на это. В одной руке канистра, в другой косяк. Сильный ветер декабря уносит дым церкви в сторону города. А я направляюсь к лачуге, чтобы сжечь ее, спалить дотла. Заливаю жидкостью это место... Заливаю бензином и вспоминаю этот сплошной ужас жизни в этом месте. Но теперь с этим покончено. Я заливаю бензином это место, наслаждаясь звуком каждой капли, запахом, пропитывающим стены. Вдалеке слышны звуки сирен. – Это полицаи, это пожарные, это скорая помощь, они приближаются к пожару, что освободил своим праведным пламенем две души. В скором времени слепцы потушат его и вновь воцарится власть хаоса, – произносит пятый голос. – Ты видишь спрута? – четвертый голос. – Он старательно кидает свои щупальца на пламя церкви, обжигается и бросает вновь, – третий голос. – Он пытается потушить пламя, сотворенное тобою, потому что религия этого города – основной приток его пищи, его кайфа, его еженедельного воскресного рациона, – второй голос. – Теперь ты точно знаешь, кто этот спрут! Теперь ты точно знаешь, кто за тобой следит! Теперь ты точно знаешь, кто виновен во всем! – кричит первый голос. – И, если ты выживешь, если ты все сделал правильно, то мы сможем обрубить его щупальца, вместе! – Мы отомстили демонам за смерть близких и докопались до сути, до правды... – внезапно тихо и спокойно начала свое движение темная материя внутри меня. – Личные счеты сведены, а цель, она убежала от меня, как кусок ваты от гончей, бегущей по кругу. Я – бешеный пес и я не могу остановиться. Большая часть мозга повреждена... Рассудка, разума, мыслей – всего этого больше нет. Я слепо идущий к своей цели. Я глупец. Стою на улице. Новые сирены щупальцами спрута приближаются ближе к полыхающему оплоту религии. Холодный ветер декабря уносит дым церкви в сторону города. Где-то там, в одном из зданий, одинокая фигура смотрит на багровое шоу пожара. Я стою на улице. Ноги утопают в снегу. Холодно. Пахнет гарью. За спиной шумит контроль над ситуацией. Вновь достаю портсигар. Подкуриваю. Делаю глубокую затяжку. Чувствую взгляд, сверлящий мою спину. Смотрю на спичку – маленький кусочек дерева, что чернеет и съеживается от маленького огонька. Бросаю в снег. Она гаснет с шипением. Поджигаю еще одну и бросаю в лачугу. За несколько секунд ее поглощает прожорливый демон пламени. – Если все пойдет по плану, мы еще сможем увидеть рассвет, – первый голос. – Если все пойдет по плану, мы сможем догнать этот кусок ваты, – второй голос. – Если все пойдет по плану, мы выпьем «дряни» в «Посадочной полосе», – третий голос. – Если все пойдет по плану... – начинает четвертый, но его перебивает пятый. – Мы забыли «дрянь» в хижине! – вот что он орет бешено. – С этого момента не все идет по плану, – произносит темная материя, а я разворачиваюсь и ухожу в сторону кладбища. Последняя возможность увидеть солнце. Открываю глаза. Холодно. Темно. Тесно. Нет возможности двигаться. Я в могиле... Меня все-таки поглотило это кладбище... Оно поглотило меня заживо, и теперь я лежу среди трупов. Недалеко от девушки с кожей цвета облаков и веснушек цвета огня. Затылок болит. Эта боль проникает под кость черепа. Помню, как подошел к могиле той самой малолетки и бросил под мрамор портсигар. Все это время я четко чувствовал давление глаз человека, за мной следящего. Я знаю, что это его работа. Я в курсе того, что этот хомосапиенс – один из щупальцев того самого спрута. Он поймал меня... Лежу в могиле, в гробу. Здесь хорошо, здесь удобно. Единственный минус – отсутствие свежего воздуха... Еще один минус, если подумать, это ограниченность времени, которое я могу провести здесь и не сдохнуть. Из-за этого приходится контролировать дыхание, чтобы протянуть как можно дольше. Возможно, по причине кислородного голодания, я начинаю слышать галлюцинации, начинаю их придумывать... Кто-то вновь подрубил мультипликатор моего сознания к сети 220, и теперь тот работает на полную катушку. Становится страшно. Начинаю молиться. Я вновь слышу нечто похожее на шуршание, нечто похожее на попытки вдохнуть, нечто похожее на скрежет зубов. Мне вновь кажется, что мертвецы начали двигаться, и они подбираются все ближе. Я представляю то, как сверху, на поверхности стоит смерть и смеется. Она видит то, как я покину мир живых и отправлюсь вместе с ней в мир мертвых. Самое страшное, что в такие моменты я сам во все это верю. Я слышу, как по земле наносятся удары, слышу шаги. Я слышу, как мой гроб окружают, как в земле, так и над ней. Всем им нужна моя плоть, чтобы утолить свой голод. Я питательный кусок мяса. – Не дергайся, – первый голос. – Успокойся, – второй голос. – Глубокий вдох, – третий. – А за тем выдох, – четвертый голос. – Ты просто лежишь в могиле, – пятый голос. – Ты же был готов к этому! Встречай действительность своей готовностью. Тем более, что назад не откатишь, не отмотаешь. Я слушаю голоса, которые сплотились и сейчас выступают на моей стороне. Впервые за долгое время они делают это, для того чтобы стабилизировать мое состояние. Они отвлекают меня, они отвлекают фокус моего сознания от мультипликатора. Мне становится спокойнее. Дыхание стабилизируется. В момент начала галлюцинаций оно сбилось, участилось и это сыграло плохую службу: теперь отведенного мне времени еще меньше. Пытаться выбраться отсюда нет никакого смысла. Единственное, что мне остается, это ждать. Ждать спасения, на которое я рассчитываю согласно плану, что я разработал. Согласно ему меня должен вытащить один друг. С этими мыслями приходит осознание, что все эти звуки, так всполошившие мою фантазию, они могут предвещать не смерть от голодных мертвецов, а спасение от рук все еще живого. Это расслабляет меня еще сильнее. Это дает надежду, что ночь еще не окончена, что это все тот же паршивый день в этом ненавистном мне городе, где я родился и вырос, где я прожил несколько жизней и где, рано или поздно, я умру. Эти мысли мелькают во мне ленивым калейдоскопом, пока я лежу в гробу, под землей, среди трупов других таких же, как и я, людей, только мертвых. – Что же дальше? – появляется вопрос. – Дальше лишь вечность ожидания здесь, где нет понятия времени. Возможно, на самом деле я уже мертв... Просто то, что называется душой, не может оторваться от гниющей плоти... Еще не минуло сорок суток. Или же моя упертость тверже камня, как кованая сталь, и она держит какую-то часть квинтэссенции меня в уже остывшем теле? Размышления уносят меня рекой вниз по течению. Звуки извне становятся четче и громче. Она все же следила за тем, кто следил за мной. Ночь еще не окончилась... Эти сутки, они чертовски длинны. Я слышу, как по поверхности гроба начинают скрести... Не самый приятный звук. Он вселяет холодные ветра декабря прямо внутрь меня, и теперь я чувствую леденящий ужас. – Живой? – девичий голос проникает под крышку. – Да, – с трудом выдавливаю из себя. – Отлично, значит, я не опоздала. Сейчас, подожди минуту. Слышу треск дерева, металлический скрежет, мат. Она возится с оболочкой, в которую я спрятан. – Как ты? – вновь с трудом выдавливаю из себя. – Слышь, молчи там! Во-первых, у тебя обезвоживание, во-вторых, с тебя причитается, сечешь, дядя? – злобно ворчит она. Решаю заткнуться в ответ на такую речь и лежать смирно. – Толкай крышку! – кричит она. Делаю так, как она сказала. Сверху на меня сыплется пыль и грязь. Мои глаза вгрызаются в ночь, в свет луны... Больно. Она стоит на краю ямы и смотри вниз на меня. Протягивает бутылку воды. – Пей! – говорит она, и я начинают пить. – Эй! Тихо! Маленькими глотками! Чувствую, как желудок наполняется водой... Слишком много жидкости сразу... Меня рвет водой. – Я четверо суток палила за тем, как палят за твоей могилой. ЧЕТВЕРО СУТОК! Уже думала, что ты отошел из этого дерьмового мира! Прикинь! – А я здесь... – Да... И даже не особо воняешь. Короче, быстро вылезай, быстро закапываем место и валим отсюда. Жопой чую, сюда еще явится наблюдающий. Молча соглашаюсь с ней и прилагаю все силы, чтобы выбраться из своей могилы. Мышцы уже успели атрофироваться... Тело само по себе согласилось с погребением, со смертью и начало умирать... Силы начали покидать каждую клеточку моего существа. – Плохо! Очень плохо! Мне придется дергаться самостоятельно, – суетливо говорит она. – Короче, там... за сортиром, в деревьях, я оставила машину. Крути свои педали туда, двигайся в ритме вальса, я догоню, как закончу здесь. Вновь молча соглашаюсь и выдвигаюсь в назначенное место. Каждый шаг дается с трудом... Представляю себя годовалым ребенком, что с трудом держит баланс и кое-как переставляет пухлые ножки. – Если бы я сейчас увидел здесь такого карапуза… – первый голос. – Решил бы не идти ему навстречу… – второй голос. – А лучше развернуться и уйти прочь… – третий голос. – И больше никогда сюда не возвращаться, – четвертый голос. – А что, если младенец погонится?! – дичайше смеясь, задается вопросом пятый голос, и по спине проползает холодная змея. Через полчаса преодолев пятиминутную дистанцию, усаживаю свои кости, свои складки, свои кости и органы на пассажирское сиденье. Обычная девичья машинка. От мягкой игрушки на заднем стекле до мягкой прокладки на руле. – А, с другой стороны, все очень даже неплохо, – первый голос. – Ну да... Черная маленькая машинка для мисс в белом, – второй голос. – Она и сама, знаете, как зебра, – третий голос. – Полосатая, как и жизнь... – жестко стебясь, говорит четвертый голос, подхватывая общую волну. – Заткнитесь! – внезапно появляется пятый. – Спасибо сказали бы ей! Она, только подумайте, как ангел-хранитель, который во второй раз вытаскивает нас из болота полного дерьма. Пока бешеная моя и самая молодая прошлая жизнь отчитывает другие по полной программе, я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза. Желудок начинает громко урчать. – Голод?! Не уж-то голод?! – думаю я. – Сейчас я бы согласился даже на те бургеры, что приносил сыночек проповедника. А они были не такими питательными, как те помои, которыми я питался последнее время... Проваливаюсь в липкий тяжелый сон. Мелькают моменты моих прошлых жизней. Иногда всплывает лицо усатого мужчины, который разговаривает со мной, который внимательно слушает, который думает о каждом сказанном мною слове... Вижу, как мы стоим на краю одной из могил покинутого мною кладбища. Мы бросаем горстки холодной земли. А до этого я плыл сквозь формирование каждой из моих жизней с первой до пятой... Потом эти похороны... Все это было со мной, все это мое, все это я. Сквозь этот сон я помню, как хлопает дверь автомобиля. Она смотрит на меня. Громко ругается. Потом мы куда-то едем... Сквозь сон я помню, как она помогает мне выбраться из салона... Появляется еще одна личность. Мы знакомы, но сквозь этот смазанный сон в реальности я не могу разобрать, кто это. Я словно сильно пьян, фокус на реальном мире не задерживается больше, чем на секунду... Они помогают мне куда-то зайти, а потом наступает глубокая тишина и полная темнота. А потом, не открыв глаза, не успев открыть глаза, заранее, начинаю проклинать весь мир и этот дрянной город, наполненный гнилью, желчью, пороком, продажными политиками, снами девушек и девушками-снами, мертвыми душами, душами живых мертвецов и пока что живыми, но уже мертвецами, щупальцами спрута, наполненного песенкой того чертенка. Тело ломит, голова болит, желудок пуст и, кажется, прилип к позвоночнику. Так паршиво мне не было уже много лет. Сквозь веки не проникает, не ломится ужасный электрический свет, не пытается пробраться солнечный свет. Темно. Тепло... Я не в лачуге, не в гробу... Я где-то... Открываю глаза. Вместе с этим я понимаю, что меня напрягает одно не совсем понятное ощущение. Оно расположено в районе вены, и туда ползет моя свободная от этого рука. Под кожей игла. От нее отходит длинная трубка и поднимается вверх. – Капельница. Через миг слышу какие-то движения. Приподнимаю голову, чтобы осмотреться. Ко мне приближается черный силуэт. Он потирает лицо руками, стараясь избавиться от сна, в котором тот пребывал несколько мгновений назад. – Да... – тянет знакомый мне голос. – Вот это тебя колбасит. Даже не могла бы подумать о том, что в итоге ты будешь валяться на моем диване в состоянии, граничащем со смертью. – Кто ты? – Прикольно! – оскорбленно выпаливает она. – Вместо «Спасибо!» услышать «Кто ты?», Ты совсем берега перепутал местами? – Не, серьезно... – А я тоже не шучу, – сказала она и насупилась. Я это понял, почувствовал сквозь темноту, но не увидел. Ее личность по-прежнему оставалась для меня инкогнито. – Значит, когда тебя сюда притащила Мила, я, вся такая добросердечная, должна была пустить тебя сюда, хотя она все время держала меня в курсе событий, с самого начала вашего плана. «Меня предали, – мелькает в мыслях и остается там же. – Она обещала никого не просвещать, никому не открывать...» – Выдергивай иглу, – первый голос. – У тебя хватит сил, чтобы перебороть эту девку, – второй. – Потом приставь острие к сонной артерии, – третий. – Давай! Тебя предали! Это ловушка, чтобы растоптать и сжечь в печи крематория твою надежду! Они заодно с головой спрута, заодно с его щупальцами! Они тоже его щупальца! – четвертый истерит у меня в голове. – Заткнитесь! – злобно рычит темная материя. – Я знаю эту девушку. Она неопасна. – Что?! – в один голос возникают все мои прошлые жизни, кроме смеющейся пятой. – Да-да-да! Этот голос... – начинает говорить пятый и вновь заливается смехом. – Как же я раньше не понял! – Кто она?! – встревожено вопрошает четверка. – «Посадочная полоса»... – на выдохе произносит темная материя, и в эту же секунду тьма в комнате, она словно немного отступает, появляются блики, которые полутонами белых и серых очерчивают лицо девушки. – Так это ты... – выдавливаю из себя. – Так-то лучше, – отвечает девушка, и я вижу, как ленты губ растягиваются в улыбке. – Как ты? –Как я вижу, дерьмово. – Что это? – указываю на иглу. – Это Мила. Она поставила тебе капельницу из физраствора и чего-то там еще. Это чтобы ты немного пришел в себя. Тебе бы еще поесть, и вообще будешь как новенький! – Где она? – Как где? На службе своей клятве. – Где? – На смене, в больнице. Ты проспал два дня, и от тебя воняет. Она придет через час-полтора и освободит тебя от всего от этого, –она махнула рукой в сторону капельницы.– Потом ты пойдешь привести себя в порядок, а после мы подкинем тебе в топку жратвы... – Почему ты так добра ко мне? – Зуб за зуб, если так можно сказать, –говорит она, и я вспоминаю ту ночь и переулок с теми ублюдками. – Спасибо... – В расчете, – говорит она, а затем уходит в соседнюю комнату. Там включает свет, и он тонкой линией проникает в помещение со мной сквозь щель между приоткрытой дверью и рамой. Она начинает возиться, иногда ругается матом, иногда чем-то стучит, и так длится минут пятнадцать, а потом я начинаю улавливать запах готовящейся еды. Нет ни треска, ни шипения, и это позволяет мне сделать вывод о том, что девушка варит суп. Желудок резко съеживается, требуя пищи. – Ну, ты же понимаешь, что это еще не все? Ты же понимаешь, что наша задача, наша цель достигнута только наполовину из-за выяснившихся, из-за появившихся, подтвердившихся опасений? – темная материя пробирающим шепотом начинает свое движение внутри меня. – Да... – выдыхаю я. – Рыба начинает гнить с головы, и пускай спрут – это головоногий моллюск, он, как и другой обитатель вод, гниет, как и все, начиная с головы. В нашем же случае мы уже опоздали, и единственное, что нам остается, так уничтожить эту заразу. – Да... – выдыхают она и пятый голос вместе. – Мы должны подарить этому городу кровавый дождь, что послужит назиданием, что послужит примером, что послужит историческим событием, равно как изгнание религии; как выжигание бородавки-религии из непорочного тела веры! – Настало время сделать это... Пришло время признать, что он был прав, и выслушать его план, – говорю я, уставившись в потолок. – Ну что, усатый, жди меня. В скором времени я приду. – Эй! С кем ты там разговариваешь? – крик из соседней комнаты возвращает меня из мира размышлений. – Нет! Ничего. Просто мысли. Когда Мила приедет, я вам все расскажу, – кричу в ответ и закрываю глаза. «Мне необходимы силы, мне нужно восстановление, хотя бы пара дней, чтобы прийти в себя, и только после этого я смогу дать этому городу еще одну, последнюю возможность увидеть солнце, – вот о чем я думаю, лежа в темной комнате на диване. Через некоторое время раздается стук в дверь. Мое вынужденное заключение на благо организма окончено. Мила заходит в комнату и включает свет. Он резко врезается в кристаллики глаз. Больно. Слишком долго, слишком много времени мои глаза не получали свет, и теперь он доставляет мне только мучения. Это все равно, что всю жизнь стремиться попасть в рай, соблюдать заповеди, не есть жирной пищи, не заниматься сексом, читать молитвы, переводить через дороги сварливых мерзких старух и потом уже, после смерти, оказавшись в раю, понять, что все это было круто и даже правильно, но здесь слишком светло! То есть вся предыдущая жизнь была настолько наполнена мраком и серостью, что теперь, там, где всего должно быть в меру, все должно приносить счастье, все то, что должно быть раем, лишь режет глаза. И нельзя сказать, что ты несчастлив, нет! Ты добился своей цели, прожил праведную жизнь, и ты в раю, ты – молодец! Но жизнь в этом месте лично для тебя сопровождается постоянной, мерзкой, ноющей болью... Вот же лажа! – Ну, что! Готов жрать? Мыться, бриться и в последний, самый сложный, бой направиться, чтобы очистить улицы от скверны?! – выпаливает она. – С чего такой энтузиазм? – От скучной размеренной жизни, которая для меня, как петля на шее! Не могу я так... А ты постоянно вносишь хаос! Ты словно пророк, посланный древним богом Хаосом, чтобы всполошить этот омут. И ты делаешь то, что должен, и делаешь это прям очень круто! – В смысле? – А, ну да, ты же у нас восстал из могилы и был возвращен с того света уже здесь, на этом самом диванчике для гостей... Ты же не в курсе. – В курсе чего? – Ну, ты сам-то как думаешь? Тебя ищут. Точнее как, ищут того, кого можно было бы назвать твоим именем и спихнуть на него все твои поступки, связанные с огненным шоу на окраине города. – Политиканы... – Они самые, мой дорогой. Так что, знаешь, ты в любом случае нужен этому городу еще, как минимум, один раз. Только так, чтобы это было основательно. Конечно же, навсегда не получится, но на пару лет... Так-то можно жахнуть! – Сделай одолжение, – говорю я. – Какое? – Дай мне ручку и листик, я напишу номер телефона. Потом позвони и скажи, где мы находимся. Скажи, что я здесь... Тогда он точно придет. – Придет кто? – спрашивает она. – Да так, один усатый персонаж, – говорю я. «И почему же я так ненавижу твои усы?!» – мелькает в мыслях вопрос. – Ты уверен? Может, сам позвонишь и расскажешь, а, главное, подальше от этого места? – Нет, все нормально. Если ты боишься предательства, то ты вообще зря согласилась на эту игру. – В этом есть смысл, – говорит она и уходит, чтобы через минуту вернуться и протянуть мне то, о чем я просил. Кое-как пишу номер телефона и имя человека. – Разберешь? – Да. И что сказать? – Скажи что «он» увидел всю картину и теперь согласен. А потом можешь сказать адрес и попросить его приехать сюда. – Ты думаешь, что по слову «он» этот человек поймет, о ком пойдет речь? – Я не думаю, я уверен в этом, – отвечаю я, а после добавляю: – Скоро ты все узнаешь. – Интриган! – говорит она, разворачивается и уходит из комнаты прочь. Минут через пять возвращается, смотрит на капельницу, а после с довольным видом вынимает иглу из-под моей кожи. Девушка помогает мне встать и дойти до ванной. – Сам справишься? – с улыбкой произносит она, открывая передо мной дверь. – Уж с чем, а с этим справлюсь. Не стоит так переживать, – язвительно отвечаю ей и захожу в помещение, обшитое белым кафелем. Эта картина возвращает меня к тому разговору с сыном жирного ублюдка, о подвале для свежевания человеческих тел как туш животных, и от этого по спине пробегает холодный ветер декабря. – Как же хочется жрать, – вслух произносят все голоса. Желудок урчит и, кажется, вновь обволакивает позвоночник. Начинаю быстро, насколько это возможно, двигаться и приводить себя в более-менее приличный вид. Примерно через полчаса выхожу из ванной комнаты. За это время я порядочно устал стоять. Мышцы отвыкли от нагрузок. Я понимаю, что мне необходима неделя, чтобы прийти в норму. Все же мое тело приняло смерть, и лишь протестующая душа по сей час продолжает дергать за ниточки, чтобы этот кусок мяса двигался. – Садись, будем кушать, – говорит барменша из моего любимого заведения. – Только давайте для начала помолимся о том, чтобы живыми выйти из-за стола. Готовить я не умею. – Значит, мешать алкашку и заваривать кофе мы умеем, а вот приготовить суп для нас слишком сложно? – ядовито выдавливает из себя Мила. – Знаешь, могла бы и сама приготовить, раз такая умная, – отвечает девушка. – Ладно-ладно, шучу я. В любом случае, я вообще не готовлю, и не готовила. Вот найти вену – вот это мое. А готовить... – Бабы, хватить скалиться друг на друга. В следующий раз с меня ужин. – О как! – взрывается Мила. – Да, так. Вообще, ты позвонила? – Да. – И? – Он сказал, что приедет чуть позже. – Хорошо. – Но его голос. Слишком знакомый. Кто он? – Увидишь, – отвечаю я и вспоминаю последнюю встречу с усатым стариканом. Это было не так давно. Я пришел к нему. Я каждый месяц приходил к нему с отчетом о проделанной работе. Он всегда смотрел на меня с усталостью и печалью. Он говорил о том, что все то, что я делаю сейчас, все это напрасно. Что все кроется намного глубже, что я всего лишь усугублю ситуацию, что убивать, уничтожать зло такого рода надо отрубая голову, а не начиная с рук или ног, но я не слушал его... Глупец. Именно поэтому теперь, ошибившись, но воплотив возмездие в жизнь, я могу спокойно согласиться с этой старой предпенсионной рожей и сказать ему об этом. Я глупец... Теперь мы будем действовать вместе. Так надо было действовать с самого начала, но, вполне возможно, моя амбициозность и слепота не давали мне сделать это. Ведь всю свою жизнь я шел только вперед, напролом. И, конечно, сейчас меня никто и ничто не держит на месте, но, очутившись в гробу... После этого мне резко захотелось жить... Даже не смотря на то, что мое тело уже смирилось с погребением и начало умирать. И, да, я обещал нормально жить, а в итоге лишь нарушаю обещание... Это неправильно! Это совершенно неправильно! Все слишком сильно запуталось. Прозрачное, чистое стремление выжигать бородавки из тела общества привело меня к множественному расслоению личности, и я это понимаю, осознаю. Именно поэтому я практически всегда молчу, именно поэтому редко отвечаю и вступаю в спор тех, кто остался в моей голове... Ведь они больше не нужны мне, больше никому не нужны, но из-за преданности делу они считают, что нужны мне. Поэтому неотступно продолжают сопровождать меня... Как же я устал... Погрязнув в болоте своих мыслей, я пропустил длинный диалог девушек, что спасли меня. Даже не знаю, что они обсуждали, но потом Мила спросила меня: «Что ты думаешь?». И единственное, что я смог сказать: «Вы обе правы ровно наполовину». Не было смысла принимать чью-либо сторону. На самом деле я подписал сам себе тем самым смертный приговор. Теперь эта пара накинулась на меня, закидывая аргументами и отстаивая свои точки зрения. По какой-то странной причине каждой из девушек было важным отстоять именно свою точку зрения. А я сидел и молил Бога спасти меня. Возможно, он услышал меня... Возможно, он посчитал, что за ним должок и теперь, именно в этот момент, решил расплатиться со мной пустяком, тем самым избавив себя от возможных проблем в дальнейшем... Возможно, мне просто повезло. Раздался стук в дверь, и девушки замолчали и напряглись. – Мы с вами разговаривали по телефону, – крикнул голос за дверью, и Мила приподнялась со стула. Она медленно пошла к двери. В этот момент она была похожа на крадущуюся кошку. Стук в дверь повторился. – Открывай уже, – не выдержала давления вторая девушка. – Либо сдохнем быстро, либо будем сидеть и трястись. В этот момент Мила открыла дверь, и в квартире повисла тишина. Усатый человек вошел в комнату и окинул всех взглядом. Глубокие морщины на его лице могли сказать лишь о преклонном возрасте мужчины. Большие мешки под глазами и уставший от всего, наполненный грустью взгляд. Девушки знают его. Мила пятится от двери к столу. Тихо, не издавая ни единого шороха. Вторая девушка встает со стула. Ее руки дрожат, и это видно даже издалека. Зрачки расширены, дыхание частое... Адреналин лупит, страх наполняет сердце. Она направляется в сторону кухни. Я читаю каждую из мыслей на ее лице: нож, самозащита, побег, немедленный переезд из этого паршивого города... Тем временем мужчина просто застыл посреди главной комнаты и уставился на меня. Пускай его лицо старо, пускай работа оставила на нем отпечаток и он в состоянии контролировать и свои эмоции, и даже мимические мышцы, но я вижу, что он рад меня видеть живым. – Здравствуй, – говорю я. Девушки напрягаются еще сильнее и переводят взгляды с фигуры старика на меня. – Я был неправ. Я был ослеплен жаждой справедливости. – Справедливость и месть – два разных понятия, и вершить одно во имя другого глупо. Я тебе об этом уже говорил. – Я не хочу рассматривать вопрос понятий и значений... Просто хочу покончить со всем с этим. Его брови сдвинулись, а на переносице собралась складочка. В глазах взорвался атомный снаряд, и там, в черных зрачках я увидел вздымающееся облако пыли. – Ладно... – сквозь зубы говорит он. – Не будем. Что ты в итоге хочешь сделать? – Я хочу, чтобы ты мне помог. Я хочу нести свой... Наш крест до конца... Мне это необходимо. – Зачем?! Ты хочешь, чтобы тебя нашли и закопали в яму? Там, где ты работал, чтобы совершить то безумие, что ты уже совершил... Ты посмотри, послушай новости, тебя ищут на каждом углу! А я уже устал отвечать на тупорылые вопросы! Я еле избавился от хвоста, что плелся за мной. – А ты знаешь, что технически они ищут не меня? – В смысле? – Вот эта девушка, – указываю рукой в сторону Милы, которая в данный момент похожа на сжатую пружину, готовую распрямиться и тем самым выстрелить. – Она раскопала меня из могилы... Меня уже похоронили, я уже мертв! Ты понимаешь это!? Ты понимаешь, что все, то что происходит с тобой и вокруг тебя, все это лишь для того чтобы... – Отвлечь и сотворить что-нибудь страшное... Подставить кого-нибудь, сказав, что это ты... – медленно, практически шепотом произносит старик – Сансара... Ты думаешь, что ему нужна Сансара? – А что еще? – спрашиваю я. – Это то, что необходимо спруту, чтобы вырасти и закинуть свои щупальца куда-нибудь еще, в другие города, и сейчас он должен забрать себе производство... А я, получается, тоже был лишь марионеткой, и я сыграл ключевую роль этого спектакля, этой холодной войны за кайф. – Что?! О чем вы?! Что происходит? – вмешиваются девушки. – О ком вы? Что будет дальше? Мы просто молчим, просто смотрим друг на друга и оба понимаем, к чему это приведет. – И? Что ты хочешь? – спрашивает старик. – Как думаешь, что может сделать самый высокопоставленный полицай нашего проклятого города? – спрашиваю я. – В принципе, все зависит от желания... Так что я способен на все. Никаких границ, – отвечает он. – Отлично, – говорю я. – Именно это я и хотел услышать. Мне нужна твоя помощь, папа... Конец.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.