Танец белой цапли

Он приближался, а я не мог совладать с собой. Я был изумлен столь неожиданной встречей с тем, кто вдохновил меня. Я не хотел выглядеть обескураженным дураком перед ним и взял себя в руки. Мой холодный рассудок твердил мне тогда, что если ты не соберешься, проявишь свою слабость, то некто подобный ему тебя даже не заметит. Такие люди, как он предпочитают таких же победителей, коими являются сами. Я знал кем я являюсь сейчас и кем должен буду стать в будущем, поэтому мне не составило особого труда задавить в себе первобытный страх и трепет и обратиться к нему так, как бы я это сделал будучи не настолько сильно восхищенным его натурой и желанием сблизиться с ним. — Добрый вечер, — поприветствовал я его с улыбкой, выступив вперед, когда его острый взгляд вдруг остановился на мне, как на том, кто преградил ему путь. — Могу ли я выразить свое восхищение? — Вечер и в самом деле недурен, — произнес он весьма сдержанно, с едва уловимой улыбкой, на мгновенье проскользнувшей по его губам, от чего я ощутил, как будоражащий холодок пробегает по моей спине. — Только я не пойму Ваших слов о восхищении. Кем? «Неужели я ошибся?» — закрался в мое сердце страх. Затем я быстро отмел его и произнес: — Ну как же, — хмыкнул я, — несколько дней назад, я видел одно выступление и тот, кто произвел на меня неизгладимое впечатление, сейчас стоит передо мной и как благодарный зритель я выказываю свое восхищение этому человеку, разве это не справедливо? Разумеется, это Вы. — Хм, хотите сказать, что интересуетесь театром? — надменно поднял бровь мой собеседник. Мне показалось, что он не очень-то поверил мне тогда. Оно и не удивительно. Детям вроде нас не интересен еще такой вид развлечений. — Отнюдь, мне больше по нутру верховая езда, бильярд и шахматы, — усмехнулся я, решив не кривить душой. Мне было это ни к чему. — Я оказался в зале случайно по воле моего уважаемого родителя. — Вот значит как, — его глаза сузились. В них я заметил, что-то вроде отвращения. — Я что-то не то сказал? — просто поинтересовался я, даже не думая чувствовать вину. После моих слов он быстро изменился в лице, будто вспомнил о чем-то важном и попытался вести себя в соответствии той мысли. — Нет, совершенно ничего, — сказал он. — Я вовсе не хотел ставить Вас в неловкое положение. Виной тому, вероятно, мое первое появление среди множества высокопоставленных людей. Я пока еще не адаптировался. «Он шутит? То, какую свободу он проявляет своим поведением, не проявляют те, кто изо дня в день появляются на таких мероприятиях» — И, тем не менее, Вы отлично держитесь, — улыбнулся я, желая подыграть той комедии, которую он решил разыграть передо мной, притворяясь эдаким несмышленышем. — Благодарю. Умение держать себя перед публикой первое чему обучают нас наши наставники, — заявил он без тени бахвальства. — Без этого шанса на успех не видать. — Планируете добиться успеха? — кротко осведомился я. — Не удивительно, с таким талантом. Впрочем, я не специалист. Я наблюдатель, которому все ужасно понравилось. — Это не планы, это моя реальность, к которой я однажды приду, — спокойно и твердо ответил он. Тогда же его внимание привлек кто-то из гостей и он отвернулся. «Ого, как самоуверенно» — подумал тогда я. Моему восхищению не было границ. Я смотрел на этот жесткий профиль, в силу возраста уже почти лишенный детской припухлости, и мысленно был готов покориться этой несгибаемой воле. «Он всего лишь приемный сын, но ведет себя так, будто является неоспоримым наследником. Такая уверенность достойна уважения. Должно быть взрослые признают его» Я слегка улыбнулся и от его взгляда это не ускользнуло. — Эту наглую усмешку вызвали мои слова? — надменно взглянул он на меня. — Извините, — сказал я. — Мне еще не встречались такие занимательные личности. Он смотрел на меня с некоторым недоумением. — Могли бы мы еще как-нибудь встретиться? Я бы хотел продлить это приятное знакомство. — Я не покидаю пределы поместья Тамасабуро, — строго ответил он. — А как же театр? — мягко спросил я, желая слегка подразнить его. — Не покидая поместья, Вы не можете выступать в Кабуки или я чего-то не знаю? Может быть совершаются тайные рейды на место театральной деятельности? — Это работа, совсем другое, — холодно ответил он. — А мы говорим о развлечениях. На это времени у меня нет. — Отлично, тогда встретимся после спектакля. Я обязательно приду, — засмеялся я и махнув ему рукой, пошел в сторону дома. — Моё имя — Шикама Доджи. Был рад знакомству. Я проходил как раз возле него вполне довольный тем, что вывел его из равновесия. Он был обескуражен моим легким ответом на свой весьма категоричный отказ, задевший бы кого угодно, но не меня, ребенка, самого любящего поиграть. В душе я ликовал, что смог заставить такого как он растеряться. Пара шагов разделяла нас, когда я услышал его голос. — Ферид Батори. Ничего не ответив, я пошел дальше, посчитав, и как оказалось в дальнейшем не зря, такая реакции заинтригует его. Меня разрывало от осознания, что он сам назвал свое имя, хотя совершенно не собирался представляться мне изначально. Так я сделал первый шаг к нему, что оказалось весьма успешно. И тогда же ко мне пришло осознание — чтобы ни произошло между нами, я всегда должен находиться рядом. Несмотря на возрастное ограничение посещающих Кабуки мне не составило труда повторно явиться в храм искусств. Появление тут моего отца в прошлый раз произвело должное впечатление, чтобы позже я мог беспрепятственно приходить в театр. Меня не столько воодушевляло представление (как я и говорил, я был равнодушен к театру), хотя любил литературу, живопись, сколько осознание, что после спектакля я снова буду иметь возможность остаться с ним один на один. Когда Ферид Батори появился на сцене, я расслабился, будучи до этого напряженным. Я наблюдал за ним и его поведение забавляло меня. Я понимал, он играет свою роль точно также, как я играю свою перед отцом. У нас разные цели и задачи, но исполняем мы их одинаково. На самом деле мы оба лжецы, ибо не являемся теми, какими показываем себя пред другими. Я улыбался, рассуждая о нашем незримом сходстве. Я думаю он сразу увидел меня среди зрителей, потому как на протяжении всего выступления ни разу не взглянул в мою сторону. Я не мог прочесть эмоций на его лице из-за толстого слоя грима кумадори, нанесенного канонными штрихами из красного, черного и синего цветов на общем белом фоне. Посему скорее напоминал маску, сквозь которую разглядеть истинную эмоцию актера крайне затруднительно. Очень жаль, ведь я хотел знать, о чем он думает. После завершения я остался сидеть в зале. Я смотрел как неспешно расходиться народ, как их интерес угасает по мере того, как они приближаются к выходу. Выступление, как яркая вспышка. Прекрасна и незабываема лишь пока сверкает, а после ее затмевают насущные дела. Тогда я еще не знал, что выступление — это только первый аккорд в жизни почти каждого актера, после звучания которого начинается истинная симфония человеческой извращенной природы. Оставаясь сидеть на прежнем месте, я размышлял над жизнью людей, связавших с себя с этим видом искусства. Я гадал, стал бы он актером театра, если бы не родился в семье потомственных актеров? И если нет, что мог избрать для себя. Работники театра не торопились прогонять из зала тринадцатилетнего мальчишку, по каким-то причинам не торопящегося уходить. Они знали, кто я такой и по молчаливой договоренности предпочитали не трогать меня. До следующего спектакля было несколько часов, а за это время, так рассудили они, я сам может покину зал, когда мне наскучит, и не придется разбираться с моим родителем, которому явно придется не по вкусу, что его сына выставили вон. Никакого точного сговора о встрече не прозвучало, единственным звеном в этой сумасшедшей цепочке событий, являлось мое обещание прийти на выступление. Я исполнил его, а все дальнейшее было окутано неизвестностью и отдано на волю случая. Я ничего не ждал, оставаясь в зале, где мне было весьма комфортно размышлять. Соответствующая традиция оформления обстановка действовала благотворно на течение мыслей в моей голове. Прошло больше часа, а я продолжал сидеть в первом ряду. Человека, приставленного наблюдать и охранять меня, я попросил подождать в холле сразу по окончании представления, так как он не давал мне сосредоточиться, напоминая о том, что отцу не понравиться, что я самовольно отправился сюда, пропустив занятие с учителем. Он сопротивлялся, но потом все же был вынужден повиноваться моей воле и стоя подле двери в зал, то и дело поглядывал в щель, нервозно проверяя время. — Сколько еще ты намерен тут сидеть? Погрузившийся в свои думы слишком глубоко я вздрогнул и устремил взгляд на того, кому принадлежал голос. — Приятный антураж, — усмехнулся я, выражая свое истинное отношение к данному месту. — Зачем ты вообще здесь? Спектакль окончен. Ты должен уйти. Дружелюбия, как такового в голосе Ферида не звучало. Я бы сказал он был даже зол. Только меня это совершенно не смутило. — Почему? — я сделал вид, что удивлен. — Тут ведь никого нет. — Потому что нельзя находиться в зале, после окончания спектакля, — строго сказал он. — Почему? — повторил я. — Нельзя и всё. Это правило, — произнес он твердо, но потом вздохнул и опустился рядом со мной в кресло. — Вот ведь… — он с досады прикусил губу. — Только не говори, что ты остался здесь нарочно, дожидаться меня, — покосился он на меня. — О, это немыслимо, — улыбнулся я тому, что он так запросто раскусил мой план. — Я понятия не имел, что ты выйдешь и попытаешься уговорить меня уйти. Я остался лишь потому, что мне здесь понравилось. — Звучит не убедительно. Я вижу, когда человек врет, а когда говорит искренне. Не забывай, я мастер лицемерия и за версту чую подвох, — мрачно напомнил мне Батори. — Как я и думал, от тебя ничего не скрыть. — Так ты понял, что я наблюдал за тобой в одной из лож? — Мне показалось я заметил тень наверху и решил остаться, дабы проверить не обманули ли меня глаза, — спокойно ответил я. — А что бы ты делал, если бы я не заметил тебя в зале или же ушел, как и все, после окончания спектакля? — Хмм, пожалуй, тоже ушел бы. Ферид глубоко вздохнул и выпрямился. — Вставай. Тут скоро начнется подготовка к следующему спектаклю. Не хорошо будет, если мы станем мешаться под ногами. Я последовал зову его резкого, повелительного тона, не потому, что боялся его, того, что он прогонит меня. Мне было интересно наблюдать за ним. — Пойдем, — сказал он и двинулся к выходу из зала. — Только впредь не делай таких дурацких вещей. Если захочешь увидеть меня неформально не стоит прибегать ко всяким фокусам. Скажи мне прямо. — Хорошо, — не думая пообещал я, хотя, надо признать, крайне редко следовал своему обещанию в дальнейшем. Мне нравилось шокировать его и наши встречи в основном носили характер неожиданности и спонтанности. Он злился, но я знал, в душе он совсем не возражает против моей манеры. Часто встречаться нам не удавалось. Мы с детства занимали особое положение каждый в своей стезе и нагрузок у нас было побольше, чем у обычных детей нашего возраста. Однако когда нам удавалось освободиться от ежедневного груза обязательств, мы прекрасно проводили время. Болтая в основном о пустяках, мы долгое время не затрагивали темню сторону нашего происхождения. Ни он не стремился открыть передо мной тайны своей жизни в доме Тамасабуро, ни я, будучи сыном главы якудзы в Киото не торопился поделиться с ним родословной. Это случилось многими годами позднее. Мы стали старше, умнее, научились шире смотреть на многие вещи и оценивать их соответствующе. В тот момент, я уже многое знал о нем, о его стремлении освободить себя от пут чужого семейства и выйти на свою собственную дорогу успеха, как представителю своего рода. Также я узнал тогда о специфике их работы в театре Кабуки и том, как относился Ферид к подобной деятельности. Я не знал причины его отвращения к занятиям своих коллег, подыскивающих себе клиентов, но видел насколько ему претит подобное. Тогда я окончательно уразумел, что даже если в моей голове появиться мысль о сближении, я просто оттолкну его от себя. Я принял роль его ближайшего друга и поверенного тайн его души. Мне этого было достаточно. Я был рядом и не желал претендовать на что-то большее. Я ценил его независимость, которую довольно сложно удерживать в подобном месте, где на каждом шагу расхваливают преимущества их второй работы, и право выбора жить так, как он хочет. Он принял новость о том, кто я на самом деле и какие у меня связи с должным спокойствием. Даже бровью не повел, что стало для меня некоторой неожиданностью, потому как он всегда отзывался о бандах крайне негативно, как собственно и о продажной или однополой любви. Исключительно исходя из его отношения к такого рода занятиям я довольно долго держал это в тайне, но когда случилась авария и наши с Доном родители погибли, а следовательно я занял место отца, мне так или иначе пришлось в скорости сказать ему правду. Я знал, что он должен принять мою позицию, но в глубине души все же опасался, что он не захочет больше видеть меня. Потому я испытал прилив радости, когда он сказал мне: — Не понимаю, почему ты молчал об этом раньше, Ши. Я был бы сдержанней в выражениях. — Это было моей ошибкой, — склонив голову, с горечью ответил я. — Никогда не обманывай меня и не утаивай своих мыслей. Я прощу это кому угодно другому, только не тебе. Мое сердце отчаянно забилось в груди, я схватился за рубашку в том месте. Я смотрел ему в спину широко распахнув глаза, а он наблюдал пейзаж за окном его комнаты, будто нарочно давая мне возможность не скрывать своих эмоций. Ведь смотри он на меня в тот момент, мне пришлось бы быть сдержанней, подавить потрясение моего сознания после его слов. Тогда мне впервые захотелось обнять его, не по-дружески, как иногда бывало ранее, а по-настоящему, как человека, которым я восхищаюсь и которому предан всей душой. Мой порыв был настолько силен, что я неосознанно сделал шаг вперед и тогда же, он резко развернулся на каблуках и поглядел в мою сторону. Его взгляд пронзил меня до костей своей холодностью. — На тебя не похоже так отреагировать на обычные слова, смысл которых тебе давно известен. Будь осмотрительнее в действиях и главное — желаниях. Его взгляд был таким красноречивым, что нельзя было истолковать его иначе. Меня точно пронзило стрелой. Я вдруг понял, что он все знает обо мне. Знает, что движет мной, знает почему я продолжаю находиться рядом, знает, чего я опасаюсь. Он видел меня насквозь, но не позволял мне понять это. Я был потрясен такой ловкой игрой. — Право слово, ты великий актер, — усмехнулся я. — Почему не сказал раньше? — О чем ты? — он поднял бровь. — Не понимаю тебя. — Ни о чем, забудь, — ответил я и подумал, раз он не хочет открывать карты и говорить на чистоту, пускай это останется тем единственным серым пятнышком в наших отношениях, которое всегда будет держать нас на должном расстоянии друг от друга. Ведь стоит сказать о чем-то прямо и это положит конец всему, что было до этого. А мы оба не хотели, чтобы наши отношения претерпели изменений, а для этого не должны были высказываться прямо о том, что каждый из нас итак уже знает. Пусть это будет тайна, которая только больше свяжет нас, как самых близких друг другу людей… — Ты обеспокоен? Голос Ферида Батори возвращает Шикаму к реальности, в которой они уже далеко не дети и за их плечами лежит тернистый путь сложных отношений, завершением которого станет полное взаимопонимание между их двумя разными и в то же время сходными во многом личностями. — Нисколько, — кротко усмехается Доджи. — Я же вижу тень озабоченности на твоем лице, — Ферид скептически глядел на друга. — Я не обманываю тебя, если ты об этом, — спокойно заключил Шикама. — У тебя неприятности? — серьезно осведомился Ферид. Доджи усмехнулся. Все же не легко скрыть что-либо от того, кто привык менять свои лица как перчатки, а, следовательно, замечать, как лукавят другие. Впрочем, Шикама не пытался утаить своих эмоций от Ферида. Если бы он действительно вознамерился это сделать, актер никогда бы не прочел его мыслей. Шикама Доджи был искусным игроком по части лицемерия, мало в чем уступающим профессиональному актеру. Ведь как ни крути, а его деятельность также порой требовала изворотливости и умения притворяться. — Не настолько значимые, чтобы мы портили их обсуждением такой замечательный вечер. Ферид с некоторым недоверием покосился на друга, но вид у того был настолько безмятежный, что мужчина предпочел отступить. Разговор возобновился и потек плавной, размеренной рекой, принося особое удовольствие каждому из ее участников. «На самом деле мое беспокойство не такое уж незначительное, — думал Шикама, когда в их беседа наступила пауза. — Воспоминания о прошлом лишь дали мне небольшую передышку в проблеме, которую я считаю крайне важной на данный момент. Разумеется, я не в силах тебе ее озвучить. Ведь эта проблема становится некой дилеммой лично для меня. Мне приходиться выбирать между молотом и наковальней. Я сказал Дону, что не остановлюсь ни перед чем, если потребуется убрать с пути такую досадную неприятность, как этот вездесущий мальчишка. И я не шутил. Я в самом деле пойду на все, лишь бы моя семья была в спокойствии. Но тут возникает вторая сторона медали, о которой Дон никогда не должен узнать. Она же заставляет меня задуматься и не торопиться в действиях — это ты. Доджи бросает взгляд на Ферида, который в этот момент давал какие-то распоряжения на завтра слуге. Мне известно какую важность представляет в вашем кругу Микаэль и что будет, если я совершу необдуманное действие на его счет. Знаю, как это отразится на тебе. Случится катастрофа. На этом мальчишке, как бы это ни было невероятно, сейчас сосредоточено немалое количество внимания, за счет выгоды, извлекаемой через него из широких карманов его покровителя дирекцией театра. Его жизнь весьма ценна. Сколько бы ты внутренне не противился такому положению дел, какие бы личные чувства не питал, ты сознаешь эту важность, блюсти его, и миришься с выставленными условиями, приносящими тебе определенное благо. Как могу я помогаю тебе сохранять спокойствие в отношении твоего подопечного, следя за человеком, который мне по меньшей мере безразличен, а если говорить о большем — крайне неприятен. Ведь я давно знаю об увлеченности ним Дона. Поневоле я следил за судьбой этого мальчишки и с каждым разом только сильнее укоренялся в суждении, что я не желаю видеть его рядом с моим младшим братом. И вот незадача, я нахожусь на перепутье — с одной стороны находится мой брат, интересы которого я поклялся блюсти, а с другой — ты, Ферид, тот, кому я меньше всех желал бы доставить неудобств. Так что же мне выбрать? Черные глаза Доджи дьявольски блеснули в полумраке длинной гостевой комнаты. По губам пробежала саркастическая усмешка. Интересно, как бы ты поступил на моем месте, Ферид?..

***

Юичиро подошел к балкону, с чашкой горячего кофе в руке. Легко отодвинув одну из створок двойной двери, он ступил на бетонный пол. В лицо вейнуло приятной ночной прохладой. В начале февраля началась оттепель. Все считали ее преждевременной, но это ничуть не умоляло радости от солнечных деньков, которых за последний месяц можно было насчитать 1-2. Пусть даже потом снова станет холодно, короткая передышка от дождливых, снежных дней вносила толику того разнообразия, что делает нашу жизнь прекрасно неповторимой и удивительной. Правда в этот вечер Юичиро не испытывал особой радости от улучшения погоды. Глядя на вздрагивающие при каждом порыве ветра ветви деревьев, подсвечиваемые мягким светом фонарей, на величественное небо с проплывающими серебристыми облаками, будто кто-то разлил молоко, он не находил в них отрады для души. Во-первых, его тяготила ситуация с Гоши и Шиньей. Он так и не разговаривал с ними с того дня. За исключением краткого момента, когда он, как и обещался, вернул Гоши деньги. Специально ради этого позвонив ему и договорившись о встрече. Он был краток в своей просьбе и также сдержан, когда пришел на место встречи. Он был немного удивлен тем, что Норито явился один. «Надо же, как это он не взял с собой Шинью? Неужели ничего не сказал ему о моем звонке?» Впрочем, так было даже лучше для Юу. Поскольку он не собирался объяснять с друзьями в случае с Гоши ограничился лишь парой общепринятых фраз, после чего отдал ему деньги. — Ты с ума сошел! Думаешь я их возьму! — возмутился здоровяк. — Мне без разницы, — холодно ответил Юу, опустив купюру на землю. — Да выслушай ты! Я хочу объяснить тебе, как все было! Ты заблуждаешься! — воскликнул Норито. — Он играет с тобой, а ты позволяешь! — Это ваше мнение, — отозвался Амане. — Я же больше не обязан к нему прислушиваться. До встречи. Юноша направился к ожидающему его такси. — Юу! — Норито бросился за ним. Он все же хотел донести до него, что если они с Шиньей и ошиблись, то исключительно в целях спасти самого Юу от опасности сближения с человеком, подобным Мике, а также об обмане Шиндо, выставившего их в дурном свете перед Юичиро, а после нагло ухмыляющегося, празднующего свою победу над ним и Шиньей во время последней встречи. Подбежав, Гоши взялся за плечо Юу пока тот не сел в машину, однако парень одним резким движением отверг Норито. — Оставь меня в покое, — попросил Юичиро приглушенным тоном, и сел в машину. — Юу, ты же будешь жалеть об этом. Почему бы нам не поговорить? Ты ведь тоже хочешь выговориться! — Что же… если и буду жалеть, значит так тому и быть. Но желания разговаривать у меня нет никакого, — с этими словами он закрыл дверцу машины и сказал водителю отправляться. После этого оба его друга не давали о себе знать. Юу понимал, что возможно поступает слишком жестоко и где-то был несправедлив с людьми, попытавшимися может и в несколько неуклюжей манере позаботиться о нем, однако простить им такое варварское вторжение в его жизнь, в его отношения с Микой, он пока не был в силах. Может потом, позже ему станет легче, да только не сейчас. Тем не менее, ему не хватало веселых историй Норито и мудрых, основательных замечаний Хиираги. Все же тут они были единственными близкими ему людьми и только в общении с ними он находил утешение все прошлое время, даже если не признавался в этом самому себе. Второй момент заставляющий появляться складку между его бровей касался самого Микаэля. С их совместного ужина они больше не встречались. Прошло несколько дней, а Шиндо он видел исключительно на сцене и как бы не хотел подать ему знак, Мика четко соблюдал свои традиции не смотреть в зал. А после выступления, сколько бы Юичиро не торчал в холле или на улице, Мика не показывался. «Может быть я сделал что-то не то?» — спрашивал себя Амане, надеясь отыскать причину. Только анализируя разговор и вспоминая реакции Микаэля он не видел в них повода для отказа ему в общении. Все было на редкость благодушно. Все, кроме… Юичиро сжал уголки губ. «Что если это из-за того, что в разговоре я ненароком снова завел тему Маэна?» Юичиро закрыл глаза. Ему казалось это весьма безобидным. — Я понимаю, — сказал он тогда, — ты хотел шокировать Гоши и Шинью упомянув о моем желании забрать тебя. Тогда Микаэль прекратил есть и пристально взглянул на него. — Не думай, что это укор с моей стороны. Я бы вообще не стал вспоминать об этом… — Вот и не стоит, — слегка сердито отрезал Мика, принимаясь за пюре с подливкой из говядины от которой его не должным образом отвлекли. — …если бы, — продолжил Юичиро несмотря на возражение, — ты не подал эту информацию в таком свете. Ты говорил это, но звучало будто ты сам не веришь в свои же слова, а я хочу чтобы ты понял — тогда я не шутил. — Сделай одолжение, не отвлекай меня. — Ты ведь и сейчас не веришь мне, я прав? — удрученно взглянул на него Юичиро. — Дело не в доверии, — ответил Микаэль поднося к губам бокал с вином и надпивая. — А в том, что я уже говорил ранее. — О благоустроенной жизни? — Именно. — Это не важно, — покачал головой Юичиро. — Важно то, чтобы ты знал — я не обманываю. — Честный и открытый, — хмыкнул Шиндо. — Чего еще ожидать от выходца из приличной семьи, ха-ха. А теперь, уважаемый господин, — Микаэль сделал плавный жест рукой, — Вы позволите мне доесть свой картофель, а то еще пара тройка вопросов и он станет холодным, потеряя в моих глазах всю свою привлекательность? Не дождавшись ответа, Шиндо принялся за еду. «Видимо он и сейчас мне не поверил» — с сожалением был вынужден признаться себе Юичиро. — И все же он прекрасен, — он украдкой поглядывал на своего собеседника. — Движения его рук так изящны и грациозны, чтобы он ни делал ними. Нет, прекрати разглядывать. А то он еще заметит и начнет смеяться, а я сейчас этого не выдержу. Надо что-то сказать. Если буду молчать, то не удержусь от того, чтобы смотреть на него» — Хорошо, я понял, ничего менять ты не намерен, — заговорил он. — Недолго музыка играла, — хмыкнул про себя Шиндо. — Тогда что насчет учебы? — Учебы? — поморщился Микаэль. — Ну да, учебы, после школы ты ведь намерен куда-то поступать, — кивнул в знак подтверждения Амане. — Ну конечно, в моих планах поступить в духовную семинарию, а получив сан священника, проповедовать где-то в Бразилии диким племенам о важности религии в жизни современного человека! — Я серьезно, — сконфузился Юичиро под колким взглядом изумрудных глаз. — И я серьезно, — не унимался Шиндо. — Или ты что-то имеешь против католической веры и тех, кто проповедует ее? — Слушай, я только сейчас подумал, как тебе удается совмещать учебу в школе и работу в театре? — сделав вид, что не заметил очередной колкой фразы продолжил Амане. — Очень просто, — спокойно ответил Микаэль. — никак. — Что это значит? — распахнул глаза Юичиро. — То и значит, — улыбнулся блондин. — Постой, но ведь тебе… Ты же должен учиться в школе! — И что? — насмешливо взглянул на него Микаэль. — Как тебе втолковать, что моя жизнь — театр и кроме него меня ничто не заботит. — Хочешь сказать, ты не единого дня не посещал занятия в школе? — Юичиро был сражен. Как такое может быть? — Это единственная интересующая тебя тема? — подперев подбородок рукой с улыбкой смотрел на него Мика. — Нет, но… — Вот и хватит нести чушь. У меня есть все необходимое для жизни, а на большее мне не хочется тратить время. «Все понятно, он даже не помышляет о поступлении куда-либо, да и куда ему если у него даже среднего образования нет. Довольно странно, сколько с ним общаюсь он не выглядит необразованным. Порой удивляюсь оборотам его речи. Может быть… он все же учился, просто мне не хочет говорить? Но одно я вижу точно и почему-то мое сердце сжимается в тисках от того, что я вижу — он совсем ничего не видит вокруг кроме своего театра. Неужели он в самом деле готов отдать этому всю свою жизнь?..» — Нет, — сказал себе Юичиро, вспоминая, что кроме этого момента не было ничего, что вызвало бы у Мики негодование, — даже тут, где я проявил нетерпение и чрезмерную настойчивость в попытках узнать что-то, он не выглядел раздосадованным или недовольным моим вмешательством, а значит, дело в другом. «Что если, — его осенила догадка, — все дело в его покровителе? Может он что-то заметил и теперь запрещает Микаэлю самостоятельно передвигаться? Этот старик… В его власти сделать все что угодно и Мика не сможет ему воспротивиться. Ох, как бы я хотел избавить его от этой зависимости. Но я не могу ничего сделать, пока Мика не намекнет мне, что готов на это, а судя по его отношению, ему это совсем не надо» Ход его мыслей прервала подъехавшая к крыльцу их дома черная, блестящая машина. Юичиро не обращал на нее особого внимание, вплоть до того, как ее пассажиры покинули салон. Юичиро содрогнулся и едва не вцепился обеими руками в перила балкона, вовремя вспомнив что во второй руке удерживает чашку. Поставив ее на парапет, он во все глаза смотрел на ночных пришельцев, надеясь, что ни одному из них не придет в голову посмотреть вверх. Однако им было не до того. Белокурый юноша что-то негромко говорил своему спутнику — довольно высокому, хорошо сложенному мужчине, одетому в темный, экстравагантный наряд. «Кто он? — звучал вопрос в мозгу Амане, в то время как сердце обволакивало темное облако. — Я впервые его вижу. Почему Мика с ним?» Сердце забилось еще сильнее, горький ком подступил к горлу, когда вдруг мужчина крепко прижал к себе Шиндо. Их головы оказались так близко друг к другу, что невозможно было рассмотреть, что происходит. Но Юу и не надо было всего видеть, дабы понять, что близ его окна разворачивается очередная любовная сцена. «Нет. Нет, я не могу. Это ужасно. Нет!» — он готов был ринуться вниз лишь бы только помешать происходящему, но ноги не слушались, будто бы приросли к полу. Тщетность усилий, боль увиденного стягивали шипованым обручем сознание. «Неужели Микаэль пропадал эти дни потому, что был вместе с ним?» Все надежды, все планы, все выстроенные вокруг несчастного, связанного обязательствами актера были развеяны в пух и прах одним этим появлением. Крепко вцепившись в перила Юу созерцал пылкий поцелуй, не имея возможности отвести взор от ранящего зрелища, ведь как известно ужас обладает притягательной силой. К счастью, не прошло и десяти секунд, как все завершилось в один миг. Разорвав поцелуй и оттолкнув партнера, упершись ему руками в грудь, Микаэль высвободился из кольца рук мужчины и независимой гордой походкой двинулся к подъезду, в котором скрылся так ни разу не оглянувшись назад. Дон, а это был именно он, провожал Мику жадным взглядом до самой двери с вожделеющей ухмылкой. Юичиро не в силах больше оставаться там, забежал в гостиную и зашторив балкон, зажмурился. «Почему? Почему он так поступает?» Чувства какого-то предательства со стороны Шиндо поселилось внутри и разрывало на части. Юу понимал, что не должен так реагировать, Мика не принадлежал ему, но все равно после того совместного вечера он как-то обосновался во мнении, что для Мики он что-то да значит. Он волновался и беспокоился эти дни, предполагая самые разные варианты событий, а что делал Микаэль в это время? Наслаждался в обществе другого? Он невыносим. Просто невозможен. Как он так может? Зачем ему все это?! Юу готов был разреветься прямо сейчас, разгромить все вокруг, но остатки здравого смысла все же не давали ему утонуть в отчаянье. Лифт раскрылся и Шиндо вышел на площадку. — О, какие люди, да так поздно, — хмыкнул он, увидев стоящего под дверью Юичиро. Мрачного и с каким-то укоризненным выражением на лице. Как ни в чем не бывало, юноша приблизился к двери своей квартиры. Вставив ключ в замочную скважину, он трижды провернул его. — Здравствуй, — приглушенно произнес Юу. — Давно тебя не было… — Да, верно, — улыбнулся блондин с каким-то мечтательным выражением. — Не заметил, как и время пролетело… Когда приятно занят, счет времени теряется, — он хихикнул. — Пожалуйста! — взмолился Юичиро. Слышать нечто подобное ему было невыносимо. По сердцу будто бы резали ножом. «Он так говорит… Он выпивший?» — Странный ты сегодня, — Микаэль поглядел на него, пожав плечами. — Микаэль, скажи, где ты был? — Что? — брови юного актера поползли вверх. — Где ты был, ответь пожалуйста, только честно. — С каких пор я должен перед тобой отчитываться! — надменно вскинул голову Шиндо, но потом догадка осенила его и одномоментно губы расплылись в восторженной улыбке. Юу этого не видел, ибо не мог поднять глаз на Мику, потому продолжил: — Я не прошу тебя отчитываться, я лишь хочу узнать. Кто был тот человек, который привез тебя только что. Ты же любишь Акито, так почему ты был с тем мужчиной? Внезапно Юу получил резкий удар по щеке от которого искры посыпались из глаз. — Какое твое дело с кем я был?! К черту Акито! Никогда больше не смей напоминать мне о нем, слышишь меня?! А то, с кем я провожу свое свободное время тебя не касается! — Мика, но ты же не прав! Нельзя так поступать! — Это как же это? — фыркнул Шиндо, гордо выгнув спину. — Думаешь я изменяю Акито или беспокоишься о себе? Что, уже решил, если я один раз поужинал с тобой я уже не имею права встречаться с кем-то помимо тебя? Ты уже возомнил из себя моего хозяина? — Да нет же! — горячо возразил Юичиро, однако в его голосе скользнула предательская фальшь. На самом деле. Он был бы и рад сказать «Да, я не желаю видеть тебя с другими. Я хочу чтобы ты был только со мной и точка!» — Просто… Просто… — его голос дрожал. Амане не знал, что еще сказать, как донести до этого человека свои чувства, свои опасения, свои терзания, если он в упор не видел их или же отказывался видеть. — Значит ли это, что ты не любишь Акито и никогда не любил? Ты любишь этого человека, потому спал с ним?.. Амане не успел никак отреагировать, как получил второй удар по щеке. — Да сколько можно раздражать меня? — воскликнул Микаэль со смехом. — Дон? Люблю ли я Дона? «Значит, этого человека в кожанке зовут Дон» — отметил про себя Юичиро, но это сейчас в меньшей степени занимало его. — Он смеется надо мной, снова. И смеялся с самого начала» — Он безразличен мне, как и все остальные, — смеясь, дерзко выдохнул Микаэль. — Я уже говорил тебе, что я люблю и что важно на самом деле! — он приблизился к Юичиро вплотную. Его взгляд был невыносимо притягательным. — Связываться грешной однополой любовью… — он провел кончиками пальцев по скуле Юичиро. — И этим вечером, и прошлым, и позапрошлым… мы отдавались друг другу раз за разом, без остановки, пока хватало сил, а после, отдышавшись, снова и снова получали удовольствие, которого и словами не описать.… Юу… Юичиро ощутил, что его дыхание сейчас остановится, так сильно он переволновался. — Перестань… Хватит! Мика…эль… «Его прикосновения такие нежные, такие волнующие, я чувствую его руку на своей щеке, его губы совсем рядом и более всего мне хочется схватить эту руку, как можно крепче, чтобы тот, кому она принадлежит, никогда больше не сбежал от меня, хочется впиться в эти губы, множество раз знавшие вкус чужих поцелуев, чтобы навсегда стереть с них чужие прикосновения! Ох, Микаэль… Мой разум… Ты поглощаешь его…» — Мика… прошу, не надо! — простонал Юичиро, когда Мика накрыл его губы. «Неужели, неужели нет иного способа удержать тебя рядом с собой, кроме как ласкать твое тело?.. Не могу удержаться. Мысли путаются…» Поцелуй опьяняет его. Близость Микаэля действует будоражащее. Он так любит его, так хочет, чтобы тот принадлежал только ему. Прекратил сбегать. «Он такой ласковый, так приятно пахнет… Его шелковистые волосы касаются моего лица… Я теряю рассудок» — Мика, — шепчет Юичиро. — Так не должно быть… И в ту же секунду Мика отстраняется. — А? — Юу распахивает глаза. Он весь красный и напряжен. Какая странная реакция. Он был уверен, что Микаэль не остановиться, что ему не говори. Раньше во всяком случае нужно было только силой отпихнуть его от себя, уговоры не действовали ни на грамм. А тут… Буквально одно слово и он послушался, выпустив его из своих объятий. Амане в недоумении смотрел на блондина, который с улыбкой, выражающей принятие поведения соседа, отошел от него к своей двери, намереваясь войти в квартиру. «Он уйдет, он ведь сейчас уйдет и в этот раз навсегда… После такого, он больше не захочет меня видеть. Если я сейчас позволю ему уйти — это конец! Может… и к лучшему? Амане стоит и смотрит, как открывается дверь напротив. «Может это идеальное решении проблемы? Я не могу так как он… Это не для меня… Пусть уходит. Я тоже уйду… Он разворачивается к своей двери. «Уйду и пусть все так закончится. Он требует невозможного… В конце концов, прошло столько времени, а я как был, так и остаюсь для него пустым местом. Он сам сказал — мне все безразличны! Все, значит и я тоже. А если так… то зачем мучиться и терзаться, когда можно просто уйти и забыть?» Он делает шаг, другой. Все шире становиться пропасть между ними. С каждым шагом крушатся надежды и мечты. "И пусть, и плевать, и пусть он меня не любит, зато я люблю его! Я больше не могу сдерживаться! Пропади оно все пропадом!" — Стой, Микаэль! — Юу развернулся на полпути и ринулся к Шиндо. Прежде чем тот успел закрыться, он распахнул двери и заключил парня в такие крепкие объятия, которых сам от себя не ожидал. — Не уходи! Никогда не уходи от меня! Я люблю тебя, — горячо прошептал он на ухо актеру. — Мне все равно, даже если ты не любишь меня, даже если ты никого не любишь, я люблю тебя… Так сильно, что схожу с ума! Взяв лицо Мики в свои ладони, он заглянул в эти лучистые, смотрящие в напряженном ожидании и неверии зеленые глаза, а затем накрыл желанные губы своими в страстном и отчаянном порыве, будто желал напиться из холодного источника, отыскав его в пустыне. Юу даже не заметил, как припер парня к стенке, как безумен был сейчас его собственный взгляд. «Не отпущу тебя. Никогда и ни к кому. Я больше не могу быть без тебя…» — Юи…чиро… — только и выдохнул потрясенный Микаэль. — Ты…