Glass, tears and love

Умирать от любви — значит жить ею. Виктор Гюго

Юность это почти настолько же беззаботное время, как и детство, отголоски которого все еще чувствуются на эмоциональном уровне. В это время особо не задумываешься о серьезных вещах, о своем будущем, о перспективах стать тем, кем хочешь и кем на самом деле можешь стать. Нет, это период следования за мечтой. История знает много историй успеха, что сложились из-за этого, но она же гораздо больше знает неудач и трагедий. Оглядываясь назад, Фредди не может принять окончательное решение, был ли он счастлив, что все сложилось именно так? Сейчас, с высоты прожитых лет, многое приобрело совсем другой вид. В свое время он жаждал сначала признания родителей, а позже и всего мира, Фредди грезил славой, она пьянила не хуже дорогого алкоголя и уже позабытого дешёвого вина. В кажущихся сейчас уже такими далекими семидесятых они были ещё совсем зелёными, в особенности это касалось Джона, их третьего и, как позже оказалось, последнего басиста. Если им уже перевалило за двадцать с лишним, то вот Дикки было всего лишь девятнадцать. Как не трудно догадаться, именно он пришел в групу последним. В первое время казалось, что застенчивый, немногословный юноша, коим тот несомненно был, не сможет вписаться в их компанию и вскоре последует примеру предыдущих бас-гитаристов группы, но их опасения были напрасными: вместо предполагаемого ухода новый участник сделал, казалось, невозможное — Дикки сплотил их, он был немногословен по большей части, но его замечания всегда были уместны, он не был конфликтным человеком, но, вместе с тем, он же старался сглаживать острые углы между ними. Джон мало писал, но ,когда-таки брался за дело, создавал хиты, между тем помогая с аранжировкой чужих песен. Именно тогда, в начале семидесятых, Джон немного сместил Роджера, став ему лучшим другом, он мало говорил, но всегда умел слушать, и Фредди был ему искренне благодарен и за то, что слушал и что никогда не осуждал, пусть и знал всю подноготную певца. Фредди не умел хранить собственных секретов и в свое время доверил их тому человеку, которого считал за лучшего друга, впоследствии он так и ни разу не пожалел об этом решении. Джон знал о нем, казалось, больше, чем он сам, он не утаивал от него свою ориентацию, также басист знал и о каждом новом романе вокалиста, будь он длительным или ограничивался парой ночей, в отместку Дикон был так же откровенен — Меркьюри был крайне удивлен, когда узнал о пристрастии младшего к марихуане и выпивке, но куда больше он удивился бисексуальности друга. Причем тот даже не говорил об этом напрямую, вместо этого как-то однажды, после одного из выступлений в семьдесят втором, Джон попросил вокалиста сходить с ним в один из наиболее популярных клубов, правда с поправочкой, что тот клуб был исключительно для геев, и Джон прекрасно это знал из рассказов парса. В тот день басист был расстроен очередным расставанием с Вероникой, их отношения всегда балансировали на грани, Ник не устраивала ни работа Джона, ни круг его общения. До этого они уже успели разбежаться несколько раз, но проходило всего несколько недель или даже дней, после чего они опять мирились. Правда, в этот раз, Дикон, казалось, был настроен серьезно, первым делом он съехал с их общей квартиры к Фреду и Роджеру, у которых была одна пустующая комната. В итоге они стали снимать квартиру на троих, что с их скромным на тот момент заработком было всем только в плюс. С того дня совместные походы в клубы определенного направления стали обычным делом. Первое время Фредди все ждал, когда неразлучная парочка вновь воссоединиться, но шли недели, первый месяц, за ним второй, и уже к третьему стало понятно — Джон и в вправду поставил точку. Джон выглядел довольно невинно и совсем не был похож на представителя рок-движения, он был скромен и учтив при общении, но Дикон совершенно менялся, стоило ему очутиться в очередном клубе, вливая в себя новую дозу спиртного, частенько при этом покуривая косяк. Джон мог спокойно и методично напиваться, после ища себе партнёра на ночь. Он мог быть чертовски пьян, но в любом состоянии брезговал незащищённым сексом. Басист сам по себе был крайне брезглив, из-за чего его партнёрам приходилось дрочить исключительно себе самим — чужую сперму на себе он не выносил. Фредди прекрасно знал о увлечениях друга, которых не одобрял, но и упрекать не мог — сам грешил подобным. И да, как бы Фредди это не бесило, но Джон частенько вживался в роль его няньки, следящей за тем, чтобы у него всегда были с собой презервативы со смазкой — и эта его своеобразная забота могла бы быть даже милой, если бы не была такой странной. Они в то время часто ругались, серьезно и просто по мелочам. Фредди был слишком гордый, и в большинстве случаев на мировую шел сначала именно басист. У них действительно было много разногласий, как личных, так и творческих, но, даже находясь в серьёзной ссоре, Джон продолжал всячески за ним приглядывать: подкидывал контрацепцию, покупкой которой сам Фред мог иногда пренебрегать; ухаживал за ним каждый раз, стоило только парсу приболеть, закупая на сей раз уже лекарства да продукты. И все это было, чёрт возьми, неправильно, Фредди был старше и опытнее, и все, казалось, должно было бы быть наоборот. Но он был слишком занят своими проблемами — в виде отношений с в кои-то веки прекрасной девушкой Мэри. Занят настолько, что даже не сразу заметил, что творилось с самим Джоном, что вскоре после записи альбома «A Night at the Opera» понемногу стал отдаляться. Он все чаще пропадал в клубах, но теперь ходил исключительно отдельно. Казалось, он специально выбирал те места, в которые Фредди не захаживал. И кто знает, сколько бы ещё Фредди не замечал ничего, если бы однажды не появился в квартире Джона без предупреждения. Тот очевидно кого-то ожидал, так как дверь даже не была заперта, ещё из коридора было слышно шум воды — из чего можно было догадаться, что Дикки скорее всего в ванной. Вполне возможно, он ожидал Пола — их менеджера и нынешнего любовника басиста, Фредди подумал, что, возможно, ему лучше уйти и не мешать, но стоило взгляду зацепиться за сборище бутылок и, что куда важнее, за несколько маленьких белых дорожек на столике в гостиной, ошарашеный своей догадкой певец, казалось, окаменел. Да, Джон баловался травкой, но не кокаином. Фредди молился, чтобы это предназначалось хоть тому же Прентеру, только не его Дикки. Страшно даже вспоминать, скольких белая смерть погубила, и ещё страшнее, что его лучший друг мог стать новой жертвой этой гадости. Между тем, шум воды прекратился. Вместо этого, внимание привлек скрип двери и появившийся в дверном проёме хозяин дома, он был бледнее, чем обычно, с темными кругами под глазами и какой-то будто потерянный — а зрачки немного расширены. — Фредди? Что ты здесь делаешь? — Фредди даже не стал отвечать, скосив взгляд на злосчастный столик — И как давно ты ширяешься? — уже со злостью взглянул на друга, видя ответную, немного агрессивную, реакцию — Тебя это не касается, я не обязан отчитываться ни перед тобой, ни перед кем-то ещё — Джон явно не был настроен не то что на разговор, а даже на его подобие, но, прекрасно видя тревогу в карих омутах, немного смягчил тон  — Поверь, у меня все под контролем, слышишь? Все в порядке, у меня нет зависимости, но тебе лучше уйти. Это не твоя забота. — Джон улыбался, почти так же, как в самом начале, но что-то незримо отличалось. Он улыбался, стараясь не обращать внимания на боль внутри, не такой он представлял их первую за несколько недель встречу, совсем не такой.