Glass, tears and love

Шекспир сказал: «Всё заканчивается встречей влюблённых». Редкая по красоте мысль. Лично я ничего хоть чуть-чуть похожего не испытала. Но очень хотелось бы верить, что Шекспиру удалось. А вообще, мне кажется, я думаю о любви больше, чем надо. Но меня восхищает, что любовь обладает такой силой, которая способна перевернуть нашу жизнь. Кстати, Шекспир изрёк ещё одну мудрость: «Любовь слепа». И вот под этим я могу подписаться. У кого-то совершенно необъяснимо любовь исчезает. А кто-то просто теряет свою любовь. Ну и, само собой, любовь можно найти (пусть и на одну ночь). А есть совсем иной род любви — самый жестокий. Такая любовь не оставляет своим жертвам надежды. Это безответная любовь… В любовных романах люди в основном влюбляются друг в друга. Но, а как же мы, все остальные? Кто расскажет про нас, про тех, кто одинок в любви? Мы жертвы одностороннего чувства. Мы проклятие мира любимых. Мы нелюбимые. Мы ходячие больные. Мы инвалиды без преимущественного права парковки. (Отпуск по обмену) ©Айрис Симкинс

Джон не был увлечен музыкой с детства, как многие могли бы подумать. Даже подарок на семилетие от родителей в виде гитары в то время не вызвал бурного развития интереса к музыке. О, нет, в детстве ему нравилась техника, новые технологии и разная электронная дребедень. Он ещё лет с семи был ей увлечен, читал много книг и статей из газет. Его отец, заметив тягу к электронике, старался всячески способствовать продвижению сына: покупал учебники, газеты специальной направленности и т.п. В школе он даже ходил в кружок робототехники, где и научился мастерить свои первые приборы, изначально им преподавали теорию и потихоньку подготавливали к практике. Увлечения музыкой для него началось ближе к двенадцати годам, тогда вовсю крутили Битлз, Элвиса и многих других. Но пожалуй именно эти две фигуры были ответственны за становление будущего басиста «Queen». Ими он восхищался и на них же ровнялся — достичь их уровня мастерства было той целью, благодаря которой он сначала обучался игре на электрогитаре, позже — басу, и даже попробовал обучится играть на ударной установке — с последней по итогу не сложилось. Его вокальные данные заставляли желать лучшего, но он не сильно переживал по этому поводу. Не всем ведь быть талантливыми певцами, ему хватило бы и роли гитариста, к тому же инструменты давались ему легко. Нотная грамота также была для него не трудной, по крайней мере, если сравнивать с уравнениями по физике или сборке усилителя звука. Родители, как ни странно, не были против и этого увлечения, им, казалось, было все равно, что он в итоге выберет, лишь бы с умом и искренним желанием этим заниматься. И Джон ценил это, на него не давили и не заставляли выбрать тот или иной путь, давая едва ли не полную свободу. Мистер и Миссис Дикон были консервативны, но всеми силами старались поддерживать увлечение сына, хоть и не понимали всех этих новых веяний в музыке. Их семью нельзя было назвать особо обеспеченной, но тем не менее они понемногу откладывали деньги на инструменты, да, не новые, но в неплохом состоянии. Большего Джон бы не посмел хотеть, прекрасно понимая, как тяжело зарабатывать деньги. В четырнадцать он создал в школе группу «The Opposition», с которой выступал в школе и на праздниках. В то же время, чтобы хоть как-то помочь родителям, он устроился разносчиком газет и иногда выгуливал собак соседей за небольшую плату, хотя, чего лукавить, последнее ему искренне нравилось. В шестнадцать он устроился помощником в небольшую мастерскую по ремонту различной техники, от маленьких тостеров, радио и до больших холодильников, и эта подработка приносила немного больше денег, впоследствии чего он смог купить новенькую бас-гитару от Фэндер. В будущем Джон с теплотой вспоминал то беззаботное время. Сейчас же было чувство, что его жизнь медленно, но верно идёт под откос. А он даже не может точно сказать, с чего все началось, а, возможно, просто не хочет признаться, что началось то все с того самого дня, как он впервые увидел концерт «Queen» в октябре тысяча девятьсот семидесятого. ***** В то время они так и не смогли его заинтересовать, концерт, откровенно говоря, был провальным: проблемы с освещением, да и техника то и дело давала сбой. Они ещё и толком сыграться не успели, что было заметно. Новый коллектив, что с них взять. Ребята с колледжа говорили что-то о недавно ушедшем от них прошлом вокалисте и последующей смене названия. Как бы там ни было, Джона «Queen» не зацепили: они неплохо выглядели, в особенности вокалист, имеющий экзотическую внешность, но, пожалуй, больше ничего из себя не представляли. Некоторым сейчас кажется, что ребята были так же круты и в самом начале, но, на самом деле, им, как и всем, сначало предстояло привыкнуть друг к другу, и только с опытом научиться всему тому, за что их, собственно, и любят. ***** В следующий раз пересечься с группой ему пришлось в феврале семьдесят первого, на вечеринке их общего знакомого Джима, который, собственно, и познакомил их лично, в придачу едва ли не воспевая умения Джона как бас-гитариста и ловкость пальцев последнего. Хорошо хоть никто не подумал о двойном дне данной фразы, но это стало хорошим уроком для Дикона — выбирать партнёров со стороны, а не из близкого круга общения. В ходе этой встречи его пригласили на прослушивание, которое состоялось два дня спустя в лекционном зале «Лондонского Имперского колледжа науки, медицины и техники». Из этого зала Дикон вышел уже полноценным участником группы. Подумать только, в прошлом году они даже заинтересовать его не смогли, а теперь он стал последним недостающим участником. Он неплохо поладил с ребятами, но в большинстве случаев предпочитал компанию Фредди, тот и не возражал. Джон был неоднозначным человеком, он всячески старался радовать Веронику: после долгой разлуки или же просто так устраивал ужин при свечах, мог подарить цветы или небольшой подарок. Он всячески старался уделять Тецлафф как можно больше свободного от работы времени, но этого явно было мало. Вероника хотела тихой семейной жизни и не видела перспектив для Джона в качестве члена группы, стараясь убедить его найти работу по специальности. В каком-то смысле он ее понимал, вероятность успеха была действительно мизерной, но сдаться, даже не попробовав, было не в его планах. Он не был столь же амбициозен, как его друзья, тем не менее, приблизиться к своим кумирам все ещё было его целью. Тецлафф же мечтала примерять белое платье невесты, да и их родители понемногу пытались подтолкнуть своих детей к брачным узам. Джон же чувствовал, что не готов ни к браку, ни к, тем более, детям, уж точно не сейчас, когда даже не понятно, чем он будет заниматься через несколько лет. На фоне всего этого ссоры становились все более частым явлением, по итогу они несколько раз пытались разойтись, в конце концов окончательно поставив точку лишь в семьдесят втором году. В каком-то смысле он любил Веронику, причисляя ее к кругу семьи, при этом ей удалось стать Джону близким другом. Вскоре после разрыва, их отношения окончательно направились в дружеское русло, перетекающее в года. Между тем, отношения с Фредди перестали иметь однозначный характер, Джон перестал воспринимать его как простого друга, и единственное, что радовало басиста, так это то, что Меркьюри кажется не заметил изменений в его поведении. Сам вокалист все также был неисправным романтиком в вечном поиске любви своей жизни, и первое время, казалось, у Джона был шанс стать для Фредди чем-то большим. Если этот призрачный шанс и был, то ровно до того момента, как в жизни Фреда появилась Мэри Остин. Мэри была прекрасна, на самом деле: она была милой, умной и безусловно по уши влюбленной в Меркьюри, это было так же очевидно, как дважды два. И, что куда важнее, Фред был влюблен едва ли не больше, он мог говорить о ней, казалось, бесконечно. Фредди был романтичной натурой и всячески выражал это в своих песнях, чего только стоила «Love of my life», вышедшая в семьдесят пятом, в том же году Джон написал свою знаменитую «You my best friend». Пока парс радовался жизни вместе с милашкой Мэри, Джон все глубже погружался в прогрессирующую депрессию. Как бы там ни было, он не собирался портить их счастье своими проблемами, и, тем более, пытаться все разрушить. И как бы больно осознавать это ни было, его лучшие друзья даже не замечали ничего, а, может, просто не хотели. Джон даже не помнит, в какой момент Прентер все понял. Он ожидал чего угодно:, от насмешек до шантажа, но никак не предложения помочь забыться. Своеобразной помощи, правда — Пол никогда особо не скрывал своей симпатии к нему. Чем он руководствувался тогда, соглашаясь? Возможно, разбитым сердцем, а, может, ещё чем. Разве теперь это так важно? По правде говоря, нет, не было важно тогда, не стало и сейчас. Пол неплохо справлялся со своей ролью, он не был наивным и понимал, что Джон просто собирался пользовался его услугами, пока ему это будет нужно. И обоих это устраивало, пусть и по разным причинам. Пол был опытен во многом, и в употреблении веществ не меньше. Именно он с марихуаны подсадил басиста на более тяжёлые наркотики, постепенно, с более лёгких таблеток до кокаина на котором сидел и сам. Прентер, хоть и с недовольством, но принимал тот факт, что Джон не ограничивался только им. Со временем Джон все больше проводил время в компании Пола и парнями из клубов, намеренно сокращая общение с некогда лучшим другом. Фредди все также был ему дорог, но, вместе с тем, был его личным криптонитом*. В перерывах между записью «A Night at the Opera» он проводил ночи в компании менеджера и очередного косяка, Пол же, забывая об осторожности, часто оставался до самого утра в комнате басиста. Что не могло оставаться долго незамеченным. Как-то однажды Фредди, по старой привычке ещё с времен совместной аренды квартиры, ворвался с утра в обитель Дикона, желая поделиться новой песней. Неловкость — пожалуй, слабое определения для того дня. Фредди с того времени имел привычку стучаться, прежде чем входить куда-либо. И, по закону жанра, спустя время ситуация повторилась, правда, вместо Пола тут была злосчастная наркота. Джон не хотел ссориться, он просто хотел быть как можно дальше от объекта своих проклятых чувств. Да хоть сквозь землю провалиться, только бы не видеть тревоги вперемешку с жалостью в в глазах напротив, в тех самых, что раньше заставляли юношеское сердце трепетать от восторга от одного только взгляда глаза в глаза. — И как давно ты шыряешься? — Серьезно? Он и вправду стоит тут сейчас, полыхает злостью и думает, что имеет право обвинять его в чем-то? После того, как даже не удосужился что-либо заметить? После всего он смотрит на него вот так? Будь на его месте Мэри, он бы понял с самого начала или так же был бы слеп? Джон даже не хотел знать ответа на последний вопрос. Он чертовски устал и просто хотел побыть в одиночестве. Сейчас он особенно сильно хотел вернуться в то время, когда он считал Фреда за лучшего друга, хотел бы никогда не влюбляться в него. Насколько же проще было жить, не терзаясь в безответной любви. Быть по-прежнему лучшими друзьями, пожалуй, это все, что он вообще хотел.