Glass, tears and love

Чем Queen были для Джона? Он не раз задавался этим вопросом в течение многих лет. Как ни странно, ответ был всегда разным: в начале существования «Queen» это было что-то вроде увлечения, несерьезного и, как он тогда считал, мимолетного. Но проходило время, а, вместе с тем, изменялось и его отношение. «Queen» становились все популярнее, во многом благодаря Меркьюри, который, казалось, был рожден для сцены. Публика его обожала, едва ли не боготворила, что было неудивительно. Фредди был чертовски обаятелен на сцене. Его харизма, вокальные данные, очаровательный тенор, а также чувство стиля могли творить чудеса. В то же время, за пределами сцены он был совсем другим, он будто преображался, становясь уже привычным для Джона Фредди, что не играл шоумена, а просто был собой. В то время Джон бы не признался, что настоящий Меркьюри нравился ему куда больше сценического. Он всегда украдкой наблюдал за ним, напоминая себе очередного фаната. Зачастую Джон предпочитал отмалчиваться, он неоднократно игнорировал споры Фредди и Роджа, если не считал их чем-то действительно серьезным. Будь то выбор сингла или запись нового трека. Споры в группе были нередки, временами Джон задумывался, как долго они продержатся на плаву. В отличии от вспыльчивого Роджа, Брайан был образцом умиротворения да здравомыслия. Мэй был эдаким катализатором для Роджа, помогая тому избежать множества проблем. От Джона не ускользнуло осознание их истинных отношений, пусть те и пытались скрываться. Если катализатором Роджа был Мэй, то у Фредди это была Мэри, к которой Джон относился весьма неоднозначно: с одной стороны, он был ей благодарен за всю ту поддержку и понимание, адресованное Фреду, но с другой, он завидовал той легкости в их общении. Иногда он ловил себя на мысли, что хотел бы значить для Фредди не меньше, чем тот значил для него. Ему хотелось быть чем-то большим, значимым. Наверное, именно поэтому он был счастлив, когда стал замечать пристально-заинтересованные взгляды Фреда на себе. Тот смотрел так, будто знал его маленькую тайну, более того, кажется, он не был против. Будто давал свое молчаливое согласие. Джон не был глуп, он понимал, что будет для Фредди очередным увлечением, понимал он и то, что Мэри всегда будет в приоритете, впереди них всех. В то время как он будет где-то там, позади. ****** Джон никогда не считал себя рисковым человеком. Осторожным — да, скрытным — может быть, но вот рискованным — ни разу, нет. Так что когда они с Фредди, время от времени, начали уединяться в дешевых мотелях, в которых уж точно никого из знакомых встретить бы не смогли, Джон, откровенно говоря, был шокирован столь сомнительным своим решением. В первую такую встречу ему было до безобразия неловко, более того, в какой-то момент он было хотел остановиться, пока все не полетело к чертям, и их и так уже сомнительной дружбе не пришел конец. Хотел он это сделать ровно до первого соприкосновения со столь желанными губами. После же — просто отдался охватившим их чувствам, тому безумию, что затмило здравый рассудок, в ближайшем мотеле, на чертовой скрипучей кровати, еще и, будто в насмешку, с розовой постелью. В дальнейшем он еще не раз с иронией вспомнит этот момент, но тогда все, казалось, было неважно. Был только он, Фред, жаркие поцелуи, граничащие с укусами, умелые ласки и первые, слегка болезненные, толчки, сменяющиеся последующим наслаждением, сплетение тел в жарком танце для двоих, с сопутствующим ему удовольствием. Одним словом, тогда все было почти идеально. В тот момент он просто был счастлив, он и не мечтал о подобном, считая, что, в лучшем случае, Фред просто не заметит его чувств. Ну, или сделает вид, что не заметил. Подобные их встречи происходили обычно под разными предлогами для вторых половинок, во время турне, когда они, не опасаясь, просто брали номера неподалеку. Они колесили по городам, не останавливаясь подолгу в одном месте, и, к удивлению Джона, часто находили время для уединения. Иногда он думал о том, встречается ли Меркьюри еще с кем-то, кроме него, но не был уверен, что хочет знать ответ. *** Джон прекрасно осознавал, что ходит по минному полю с самого начала этих странных отношений. У Фредди была Мэри, а у него самого — Вероника. Идеальный пример заботливой невесты, с которой ему всегда было в действительности хорошо. С ней он, кажется, был по настоящему счастлив, именно благодаря Веронике, он смог хоть немного отвлечься от чувств не к тому человеку. Она, как могла, окружала его теплотой и той искренней любовью, будто хотела завернуть его в некое подобие кокона, сплетенного из этих самых чувств. Иногда ему казалось, что Вероника догадывается, так порой она смотрела на Меркьюри в моменты их редких встреч. Фред, в свою очередь, старался меньше попадаться ей на глаза, должно быть, чувствуя некую долю неловкости. В каком-то смысле, Джон считал себя настоящим ублюдком, каждый раз возвращаясь домой к любящей невесте с очередного мотеля. Перед тем, как возвратиться, он всегда приводил себя в порядок, и каждый раз старался не допускать возможность появления засосов и синяков. Так как однажды допустил подобную ошибку, едва сумев вовремя придумать правдивое оправдание, пусть так и не понял, поверили ему или нет. Как ни странно, Вероника и Мэри неплохо поладили, частенько устраивая совместные закупки, и успели вместе неоднократно промыть косточки возлюбленным в своей излюбленной критичной манере. Не сказать, чтобы Джон был против, но все же немного опасался, что их интрижку таки-раскроют. Что делать в таком случае, он, откровенно говоря, не знал. Джон предпочитал не думать об этом, отдаваясь этим недоотношениям полностью. Как, при этом, он успевал проводить время с Вероникой: то прогуливаясь до ее любимых ресторанчиков, небольших и уютных, то в домашнем быте, а то и таскаясь по разным художественным выставкам, которые она посещала с завидной регулярностью, как в качестве зрителя, так и автора некоторых многообещающих полотен? Будучи личностью творческой, Вероника часто изображала на своих полотнах Джона и других участников группы. Как-то Джон задумывался, когда же именно он совершил, должно быть, худшую из своих ошибок. В какой момент интерес и уважение к Меркьюри переросло в нечто гораздо более глубокое и личное. Может, это случилось во время первого турне, в рамках которого они едва от усталости с ног не валились, а может, на одной из многочисленных вечеринок группы. Сказать точно Дикон бы не смог, настолько неожиданным было это чувство. Беспокойство никак не отпускало Джона, мысль о разоблачении их с Фредди отношений с каждым днем все более давила на него, заставляла сомневаться в своем стремлении быть с Меркьюри, несмотря на всю неправильность ситуации. В придачу, еще и недавно стало известно, что Вероника беременна, из-за чего свадьбу было решено перенести на более раннюю дату, впоследствии это привело к всеобщей суматохе и свадебным приготовлениям, вроде: поиска ресторана, его бронирования, чем, впрочем, занялся, как ни странно, Мэй, еще и по собственной инициативе; также покупка платья, туфель и прочих предметов гардероба для невесты, с чем Веронике помогала уже Мэри, вместе с которой они пустились в небольшой загул по магазинам; Роджер занимался чем угодно, кроме стоящей помощи, по большей части просто путаясь под ногами, или же, как обычно, крутился рядом с Мэем, не особо заботясь наличием жен у обоих, впрочем, уж точно не ему их судить; самому Джону с выбором одежды вызвался помочь Фредди, не забыв перед этим ехидно упомянуть, что, мол: «С твоим чувством стиля, на свадьбе ты скорее будешь напоминать недоразумение, чем презентабельного молодого человека, Дикки, так что, так и быть, побуду твоим личным стилистом». Сам же Джон чувствовал себя весьма неловко, выбирая свадебный костюм, фактически, со своим любовником, очередная встреча с которым запланирована на ближайшие дни, отчего Джон чувствовал себя еще большей сволочью. Вместо собственной женитьбы, он думал об одном до неприличия горячем вокалисте, с, временами, воистину королевским эго, вперемешку с неуместной робостью. Казалось бы, как вообще столь разные черты могли уживаться в одном человеке? Но, тем не менее, судя по всему, пусть и непонятно, каким образом, таки могли. По большей части Фредди был воистину необычным человеком, что проявлялось как и в экзотической внешности, так и в способности притягивать людей к себе, словно магнит, и неоспоримом таланте, не заметить который мог, разве что, совсем недалекий. Черные, как смоль, длинные волосы до плеч, выразительные скулы, чего стоил только взгляд карих очей: пристальный, глубокий, неповторимый. В иной раз Джон не понимал, чем заслужил возможность быть с ним рядом, не питая иллюзий касательно ответных чувств? Не мог же Меркьюри в самом деле питать к нему более серьезных чувств, нежели обычной заинтересованности. Что отлично подтверждало столь трепетное отношение к Мэри, со стороны казалось, будто ничто это не сможет изменить. Ни бисексуальность Фредди, ни его же измены. *** Воздух в клубе затхлый и отдает неприятным мускусом, пóтом и чем-то еще, больше похожим на разврат: — если бы, конечно, у разврата был запах, — чуть ли не каждая девушка пренебрегает нижним бельем, а подавляющее большинство противоположного пола считает своим долгом прижаться к горячим, почти обнаженным телам как можно ближе, увлекаясь случайными знакомствами. Фредди пьет восьмой по счету шот текилы и отдает алкогольному опьянению всего себя, — неуклюжие движения бедрами, прикрытые в наслаждении глаза, — сливаясь воедино с танцующей под ненавязчивую музыку толпой. Он танцует хаотично, но самозабвенно: пот мелкими каплями стекает по вискам, оседает на груди и заставляет его смуглую кожу блестеть под светодиодными огнями. У него почти получается достичь своего апогея, вызванного высоким градусом и появившимися весьма знакомыми руками на своей талии, так обычно его обнимает только один человек — его губы бормочут слова одобрения, теряющиеся в общем шуме, а задница упирается в чужую промежность, он поворачивает голову вбок чтобы иметь возможность посмотреть на своего партнера — сразу получая в ответ страстный поцелуй со смешанным привкусом текилы и, судя по всему, бренди. — Извини, пришлось немного задержаться, Никки попросила заехать к ней, — Джон решил сразу объясниться за свое приличное такое опоздание в добрых полтора часа, вызванное задержавшей его, теперь уже как несколько месяцев, новоявленной супругой, сейчас та находилась в больнице на сохранении, хоть до родов еще больше месяца, но, в целях безопасности, они решили, что будет уместнее находиться под наблюдением врачей. — Что-то серьезное? — Слегка обеспокоенно решил поинтересоваться тут же посерьезневший Фредди, сумев, сам того не понимая, вызвать теплую улыбку басиста. — Нет, просто попросила прикупить всяких вкусняшек да вещей. Не стоит беспокоиться, сам же уговаривал сходить наконец развеяться. — Тут же ответил Дикон, вовлекая Фредди в новый поцелуй, тот целуется жадно и страстно, прижимает к себе обеими руками и улыбается в чужие губы. Стоит ли говорить, что они еще долго танцевали, тесно прижимаясь друг к другу, поглаживая и, откровенного говоря, дразня в перерывах между крышесносными поцелуями. Со стороны, должно быть, выглядело чертовски соблазнительно, хотя, кого это волновало? В столь дешевых заведениях мало кто вообще обращал внимание на них, принимая за обычных посетителей. Что в принципе не странно, учитывая ещё сравнительно небольшую популярность их группы. Уже позже, ближе к утру, добравшись на такси до своей квартиры, Меркьюри захлопывает дверь с оглушающим грохотом, моментально прижимая раскрасневшегося Джона к стене, и садится на колени, не давая ему и секунды на собственные действия, желание гудит в висках приятной пульсацией, болезненно отдающей в паху. Джон дергается под давлением цепких пальцев, тяжелым грузом опустившихся на его эрекцию — ткань джинс плотно обтягивает и ощутимо трётся о член, почти до физической боли, — и запрокидывает голову назад, сдавленно рыча на резкие, неаккуратные движения в отчаянной попытке расстегнуть чертову пуговицу. Руки Фреда подрагивают, в глазах темнеет не то от волнения, не то от выпитого алкоголя. Джон смотрит на Меркьюри с упоением, закусив губу, и просто ждет, — как ему хватает терпения? — изо всех сил подавляя рвущиеся наружу стоны. Когда Фред чуть не психует из-за собственного глупого опьянения, в разы замедляющего его действия, ширинка наконец-то расстегивается, и он облизывает губы, одним рывком стягивая плотную ткань вместе с боксерами. Дикон шумно выдыхает, а после — шипит и издает хриплый стон, стоит Фредди небрежно лизнуть стоящий член от основания до головки, тут же обхватывая её влажными губами. Джон готов поклясться, что его рот — это сладкий плен, сущая пытка, и вид Меркьюри, прикрывающего глаза, стоит ему положить окольцованную руку на его затылок, сводит с ума, вместе с тем, как он смыкает губы, вбирая глубже, помогая себе языком и руками, мягко массирующими яички. Дикон закатывает глаза в удовольствии и бесстыдно громко стонет, когда тот расслабляет горло и заглатывает до основания, начиная интенсивно двигать головой в совершенно бешеном ритме, и Джону кажется, что он совсем-совсем близко: рот Фреда такой горячий, узкий и податливый, его собственные пальцы путаются в мягких волосах, тянут отдельные пряди, и глухие стоны любовника, отдающие вибрациями — это выше его сил. Тот сосёт быстро и грязно, не беспокоясь о нежности и продолжительности, буквально позволяя Джону, который протяжно скулит в исступлении, сжимая до побеления костяшек спутанные черные волосы, трахать его рот, упираться головкой в стенку горла и умолять «быстрее, быстрее, быстрее, вот так, Фредди, хорошо!». Дикон мягко двигает бедрами, сходя с ума от тёплого бархатного рта и языка, проходящегося по всей длине немыслимыми узорами, — и губы того, так красиво и, блять, дьявольски маняще растягиваются по всей толщине члена, что Джон готов кончить в эту самую секунду от разрывающих его на части ощущений. Фредди поднимает на него взгляд, и его глаза наполнены греховным, почти сумасшедшим желанием: Дикон гортанно стонет и толкается в его глотку особенно сильно, заставляя того едва не подавиться и прикрыть слезящиеся глаза — но он не прекращает сосать и облизывать, и эта картина отпечатается в сознании Джона яркой вспышкой, прежде чем он сильно сожмурится до искр под сомкнутыми веками. Джон не выдерживает, не успевает предупредить — и понять — и резко сжимает длинные пряди на макушке, кончая с громким вскриком прямо в горло любовника: Меркьюри цепляется ногтями за его бёдра, царапает кожу, но упорно глотает — почти без остатка. Маленькая белоснежная капля остается на уголке его раскрасневшихся — тёмно-бордовых — губ, а сам он пытается отдышаться: перед глазами всё плывет то ли от алкоголя, то ли от сильного напряжения между ног — тело отчаянно требует разрядки. Дикон садится на колени рядом с ним, впиваясь в испачканные губы требовательным поцелуем — он считает это ахуенно горячим, резко сжимая член Фреда через джинсовую ткань. После и вовсе пробирается сквозь одежду, надрачивая изнывающий член, и, опускаясь ниже, накрывает открывшуюся головку ртом, заглатывая глубже, опускаясь практически до основания крупного члена, начиная двигаться быстро, не забывая при этом втягивать щеки, чем только добавляет удовольствия своему партнеру. Оргазм накрывает довольно быстро с тихим отчаянным стоном, и Фред прикусывает себе губу, стараясь быть сдержаннее. *** Вечерние сумерки накрывали комнату, играя тенями по углам. На кровати лежали, практически в обнимку, два человека, прикрытых одеялом в хаотичном порядке. Джон проснулся несколько минут назад, но не шевелился, наблюдая за переливами света и тени на лице своего любовника. При таком освещении тот казался каким-то неземным, волшебным существом, невероятно сильным и красивым, но, в то же время, хрупким и нежным. Такого Меркьюри хотелось прижать к себе крепко, целовать, пока не заболят губы, шептать на ухо всякую романтическую чепуху и никогда от себя не отпускать, вечность наслаждаясь теми чувствами, что он вызывал.