Glass, tears and love

Во всем одни контрасты До самой глубины. Тихони только страстны, Пророки все лгуны. И эта сила слабых, И эта нежность злых. И недоступность славы — Спасенье для иных. И тупости парадной Незыблемый гранит. Спокойствие неправды И правды динамит. Меняются иконы, И четких формул нет. И временны законы Для звезд и для планет. И тянутся мгновенья, Сжимаются века. Что стоят откровенья Седого старика? Во всем неравномерность, Повторов страшных круг. О, наша непомерность! Ты нам и враг и друг. То, что сегодня вечность, — Минуты все сомнут. О, жизни быстротечность! О, медленность минут! © Франсуа Вийон

Фредди влюблен, до искр в глазах и ноющего сердца, влюблен в совсем ещё мальчишку и самого юного члена их группы. Дикки только недавно исполнилось девятнадцать, в то время как самому парсу было двадцать пять лет. Фредди все не устает рисовать портреты Джона: на одном он задумчиво смотрит куда-то вдаль, в одном из своих концертных нарядов, с неизменным басом в руках. На другом он в объятиях Роджера, восседает на стареньком диване в их общей гостиной, умостив свою тушку между ним и Брайаном, при этом Роджер, совершенно не стесняясь, умостил свою мордашку на груди басиста. Сколько нервов стоила Фредди эта картина, пожалуй, и не стоит вспоминать, да и Роджер тогда явно делал все, чтобы заставить ревновать не то Фредди, не то Брайана, с которым уже в который раз успел поссориться. Их отношения, кажется, с самого начала были крайне странными, они не спешили объявлять о себе как о парочке, но из красноречивых взглядов, бросаемых друг на друга, не заметить чувства между ними смог бы разве что слепой. Роджер любил задирать излишне романтичного, по его мнению, Фредди, стоит ему заикнуться о любимом басисте, Фредди же, в свою очередь, не брезгует давить на больную мозоль друга — представляющую собой их извечные переглядывания с Мэйем. А вот ещё одно полотно: здесь уже Джон спит едва ли не в обнимку со скомканным одеялом, волосы цвета каштанов разметались по подушке, и лишь несколько прядей украшают лицо басиста. Как же он прекрасен сейчас, освещаемый лучиками солнца, что едва касаются все ещё спящего человечка. В такие моменты Фредди вспоминается знаменитая фраза Фауста из одноименного произведения*, и в правду очень подходящая для описания его чувств. Они встречаются, кажется, что целую вечность, но в действительности лишь несколько месяцев, несколько самых лучших месяцев в его жизни, если говорить откровенно. Фредди все еще трудно в это поверить, но каждый раз, просыпаясь в объятиях своего малыша, он хочет, чтобы это все не оказалось просто затянувшимся сном. Джон всегда смущается, позируя для очередного полотна своего любовника, а парс лишь ещё больше загорается творить от этого. Не сказать, что в их отношениях не было места ссорам, но Фредди никогда не мог долго сердиться на своего мальчика, зачастую прощая ему мелкие проступки без особых проблем. Дикки же, по своей сущности, человеком вспыльчивым не был и всячески старался избегать лишних конфликтов. ★★★★ («Ненавистный мотив») Ожидаемо. Как же это было ожидаемо, рано или поздно, они бы все поняли. Он прекрасно понимал это, но легче от этого не было. Столько всего произошло за последние годы, столько откровенного дерьма успело произойти, казалось бы, должен привыкнуть, но каждый раз, как впервые. Каждый чертов раз все также больно, спустя столько лет постоянных ударов от судьбы. А ведь так много ещё хотелось сделать, столько планов постоянно роилось в голове, а что сейчас? По прогнозам осталось только несколько лет. Несколько лет в ожидании неизбежного, лекарства только экспериментальные, да и от них, вполне возможно, только быстрее все закончится, вот, что его ждёт. Какая ирония, кажется, как-то на интервью, он что-то говорил о том, что не хочет дожить до семидесяти, ну, что же он, возможно, и до пятидесяти не дотянет. Когда все закончится, газеты будут пестрить заголовками с чем-то вроде — «Басист Queen скончался от СПИДА» или «Очередная трагическая смерть в истории рок-н-ролла». Быть может, он станет посмертной легендой или кумиром нового поколения среди басистов. Как мало нужно будет сделать, всего-то ничего, просто умереть. Фредди, Брайан и Роджер, вот что останется от «Queen» после его смерти. Именно они будут разгребать то дерьмо, что выльется на группу после этого, единственное, на что он может надеяться, лишь бы они не сломались под всеобщим давлением, ну и, может, немного от его кончины. Он не раз пытался покончить с наркотой, сейчас же это не имело смысла, ничего не имело, если точнее. Под ней ему было плевать на все так сильно, что становилось даже хорошо, никаких лишних мыслей, переживаний и страха, блаженная пустота. После неё становилось уже плохо, апатия сменялась приступами тревоги, вперемешку со сковывающим все нутро страхом. Становилось больно, дышать будто бы было нечем, наступала спустя некоторое время самая настоящая ломка. Которой раньше не наблюдалось, ну, тут, скорее всего, сыграло то, что он увеличил дозу, да и частоту принятия. Ну и, конечно же, при подобном раскладе уже вскоре было заметно, что с ним что-то не так. Он немного потерял в весе и имел нездоровый вид, так что да, они-таки заметили. Он не горел желанием говорить о своей болезни, да и зачем? Чтобы его жалели и сочувствовали? Или чтобы заставить ребят чувствовать вину? Это было его проблемой, результатом только его выбора и его же способа жизни. И пусть они немного отдалились друг от друга, это не повод в чем-то винить кого-то, кроме самого себя. Как там любил говорить Бри? «Мы семья, и ссориться иногда нормально, во всех семьях бывают ссоры, но семьёй от этого быть мы не перестанем». Как же его бесили эти слова, что в самом начале, что сейчас. Ещё больше он ненавидел тексты Фредди, тот ведь грёбаный романтик, и песни в основном посвящал этой теме. А Джон готов был кровью харкать, лишь бы никто не понял почему он так их недолюбливал. Лишь потому что был влюблен в их создателя. Фредди души не чаял в Мэри, пока глупышка Джон безнадежно был влюблен в него. Фредди признавался в своих чувствах перед многотысячной толпой, а Джон боялся признаться даже самому себе. Единственное, на что его хватило, это «You my best friend», но никто так и не разглядел тонкой грани, что разделяла это чувство от дружеского. Фредди любил эту песню, он и вправду был счастлив ее исполнять каждый раз. И от этого где-то внутри становилось теплее. Пусть и не так, как хотелось, но он смог донести частичку своих чувств до адресата. У Фредди была благоверная Остин, а Джон все искал, чем бы заполнить пустоту внутри, и довольствовался компанией похожих на парса мужчин. А потом они объявили о своей помолвке, просто объявив это на одном из совместных ужинов у них дома. Пока Роджер с Браем вовсю поздравляли пару, он все никак не мог отвести взгляд от обручального кольца. Потом он, чтобы сгладить неловкость, пошутит о том, что якобы старался понять, не продешевил ли Фред с кольцом. После того вечера он включит режим самоуничтожения и уже через неделю впервые попадет в больницу с отравлением из-за алкоголя. Никто из ребят об этом так и не узнает, никто кроме Прентера, которому он позвонит как только немного придет в себя. С того случая они как-то даже сблизятся и, пожалуй, это вторая его самая большая ошибка после влюбленности в вокалиста. К семьдесят восьмому году он-таки найдет свое лекарство. Кокаин, как окажется, вышибает все лишнее только так. Сосчитать сколько было мужчин, он даже не старался. Некоторые задерживались на несколько месяцев, но были и так называемые однодневки или мальчишки на ночь. Он все старался забыть Фредди, но неизменно в каждом любовнике было что-то от него, те же глаза или угольно черные волосы.