«Вы как обезьяны в зоопарке» - Ким Хонджун

      — Ты мне нравишься.       К сожалению, нет такого, чтобы можно было отмотать время назад, потому что сказанная фраза вмиг кажется той, что сейчас разрушит абсолютно всё. А так, в принципе, всегда и кажется. Когда язык работает быстрее, чем мозг успевает дать команду, последствия могут ждать весьма и весьма печальные. И Гонхи как-то выкручиваться их ситуации не собирается, потому что он нисколечко не жалеет. Уж лучше сказать правду, получить отказ и извинения, чтобы потом значительно быстро оправиться, чем промолчать как ссыкло и потом долго мучиться от не взаимной любви. Ли терпел полгода, на большее он, увы, не способен. Терпение тоже не железное. И Гонхи давно для себя решил. Если ответом будет «нет, прости», то ничего страшного, главное, чтобы хотя бы друзьями остались. Юнхо же поймёт?       Он же не бросит из-за этого?       Это ведь его Юнхо.       Мальчик позитив, с широкой от души улыбкой, от которой хочется улыбнуться самому, и большими добрыми бездонными глазами, внушающими только доверие.       Но Юнхо лишь молчит, будто бездумно смотря сквозь лучшего друга, но на деле просто что-то пытаясь найти. А что именно? Кто бы знал…       Для Гонхи это молчание — мучительно, смертельно. Ситуация слишком щекотливая, ткань психоза слишком тонкая, чтобы банально не порваться, но слёз не будет точно. Уж что-что, а плакать о подобном парень не будет, не тот случай.       Минута, две, две с половиной, но будто пол жизни отняли. А для чего? Для пустой тишины.       Но вдруг младший поднимается и подходит настолько близко, что имеет возможность заключить тельце в крепкие и надёжные объятия. И вот именно в сейчас Гонхи захотелось тупо расплакаться. Запах Чона по привычному такой родной, мягкий и сладко забивающийся в ноздри. Его размеренное дыхание куда-то в лоб. Они не так часто обнимались, только если это было сильно необходимо, просто в один момент Гонхи понял, что хочет обнимать младшего постоянно, в любое время; хочет просыпаться с ним по утрам, ловя важные мгновения и солнечных зайчиков, что внаглую крадут поцелуи у любимого; хочет готовить завтрак, обрезать пальчик якобы «случайно», лишь бы поухаживали. Гонхи всё это очень хочет, но не сможет получить. Взаимность для него — нечто непостижимое.       Поэтому старший обнимает в ответ, без какого-либо подтекста и. Расслабляется в чужих, но своих, руках, считая, что теперь он пластилин и пусть из него лепят, что душа пожелает.       — Ты думал, что своими словами меня испугаешь? — Гонхи буквально чувствует улыбку на своём ухе, отчего сердце предательски дрожит, пальцы сжимают серую футболку, а шея начинает гореть, выдавая состояние парня с потрохами. Юнхо, конечно, любит подразнить, но не в подобной же ситуации. Может, он воспринял всё, как шутку и теперь пытается грамотно сыграть роль? Если это так, что Гонхи играть в теарт не намерен. Решение принято, осталось лишь оттолкнуть.       Оттолкнуть

Как?

Никак. Боже, да зачем? Гонхи, ты полнейший дурак…

      — Я не стану осуждать. А знаешь, почему? — в ответ отрицательные покачивания головой и многозначительный хлюп носом. — Потому что я сам мало чем от тебя отличаюсь.       — Чт-. — Ли совсем перестал понимать, что-либо. Где реальность, а гле плод больной до Чон Юнхо фантазии? Парень кусает губы и пытается остраниться, чтобы посмотреть в эти большие, добрые глаза и увидеть в них ложь, но нет. Младший прижимает сильнее к себе, не давая и шанса на нужное сейчас личное пространство и спасение, потому что ещё минута и Гонхи взорвётся, позволяя себе то, о чём мог раньше лишь думать. Долго думать, представлять. Парень с этим рывком утыкается губами в плечо и стоит молча, боясь сделать лишннн движение и мысленно паникуя. Кстати говоря, ритм чужого сердца Чон прекрасно чувствует. Он вполне может понять, какого сейчас Гонхи.       — Для меня это очень важно, что ты признался первым, потому что…я трус тот ещё. — Лёгкое, почти воздушное прикосновение теплых, чуть влажных губ к виску, отчего Гонхи вздрагивает незаметно для себя, но вот внутренняя дрожь в теле уже не укрывается от вскипевшего мозга. Это чувство пугает и одновременно успокаивает, но также оно заставляет и волноваться. — Даже не знаю, смог бы я когда-нибудь так же… Знаешь, я так нервничаю. Боюсь посмотреть на тебя, мне кажется, будто я сбегу после этого. Но я не стану, даже если очень захочется. — Складывалось впечатление, будто Юнхо говорит сам с собой, но Гонхи знает, что он — лучший друг — отнюдь не безумец. Правда не делает человека умалишённым, а эмоции не всегда ослепляют. Иногда они могут освещать. — Возможно, спустя какое-то время, два месяца или месяц, я бы признался, в прочем, сегодня была моя очередная попытка…

Что значит «очередная?

      Гонхи напрягся, внимательно слушая и стараясь запомнить каждый момент, отпечатать словно на цветном принтере каждый стук сердца, а ушами — сохранить память о каждом прикосновении губ. — Гонхи, ты слушаешь? — Юнхо, наконец, позволяет отлепиться от себя, хотя пару секунд назад старший уже вполне себе так освоился и привык в кольце рук. — Ты весь красный. Я что-то не то ск-. — договорить не дают настойчиво прильнувшие губы старшего к чоновским. Гонхи, от не пойми откуда взявшейся злости (возможно, на себя, возможно на Юнхо, а возможно на насмешливую Судьбу) и уверенности, зарылся в волосы на затылке младшего и с силой сжал. Волна адского жара прокатилась по телу Чона, мозг отключился напрочь, а мир в одно мгновеник сузился до конкретного человека, его прекрасных губ, блуждающих под одеждой рук и томных вдохов в поцелуй. Сносит крышу.

Или уже снесло.

      Гонхи склоняет голову на бок, чтобы максимально глубоко почувствовать внутри себя младшего. Всё нутро горит и плавится от того, насколько желанно и чувственно. Ли не особо умеет целоваться, но поцелую с Чон Юнхо он смело ставит высший балл.       Старший внезапно пищит, стоит только Юну подхватить под бедра, переместившись на обеденный кухонный стол, а если быть точнее, усадив красивой задницей на него изумлённого старшего. Многочисленными поцелуями — на шею, заставляя запрокинуть голову назад, поддаваясь требовательным ласкам. И лучше пусть Чон сам узнает, какое место на теле Ли самое чувствительное.       Гонхи захлёбывается в очередном негромком стоне, когда Юнхо его валит спиной на твёрдую поверхность, раздвигает собственнически ноги и прижимается своим отчётливым воздуждением к начинающему появляться старшего, начиная совершать подобия толчков. Кровь бьёт в висках, отгоняет лишние мысли и чувства, лицо несчадно горит, остальное — уже догорает, глаза прикрыты, а губы соеденины в безумном поцелуе с чужими, но такими любимыми и всё же своими. Слуховой аппарат ни в коем случае не собирается улавливать настойчивые звонки в дверь. И почему он заработал именно сейчас, чёрт возьми?!       — Юнхо-о, прошу-у, — в перерывах между поцелуями и непрекращающимися «фрикциями» молит Гонхи, — там кто-то пришёл, ох, чёрт… — парень выгибается дугой от слишком жаркого прикосновения большой ладони к собственной возбуждённой плоти. Юнхо двигает рукой плавно, мучительно, смертельно медленно, растягивая удовольствие на максимум и сам сходя с ума от мелодичных стонов, иногда переходящих в отчаянный скулёж, и своего возбуждения, что стягивают спортивки, потому что Юнхо любит спортивки. Они свободные и удобные. Правда, сейчас с этим можно легко поспорить.       Чон припадает спутанным поцелуем к губам старшего, двигая вместе с этим рукой уже значительно быстрее, и буквально через несколько таких движений получает в награду прокусанный язык, влажную ладонь, но восхитительный донельзя стон в рот. Это приятно окупается.       — Прости…я не сдержался, — мямлит виновато младший, пока наблюдает за приводящим себя в порядок Гонхи. — И прости за… — парень пальцем показывает на свою шею, — засос. Я опять не сдержался.       — Ты дурак, — чеканит тут же Гонхи, сокращая расстояние между ними. — Как я теперь буду кушать за этим столом? Боже, срань коровья…       Вновь звонок в дверь.       — Да кого там чёрт принёс?! — чуть ли не завизжал на высоких тонах старший и потопал в сторону выхода. — Время обеденное, какого хуя лешего?       — Обед? — следом вылетает взволнованный, растрёпанный, прекрасный Юнхо, — Стой на месте! Не дыши, не смотри! Не смотри и не дыши! Я сейчас прибегу!       Вот теперь Ли ничегошеньки не понимает. Какого хуя лешего, намбер ту?       Гонхи, как ему и сказали, остался ждать на месте, почему-то даже не сгорая от любопытства, куда так рванул со всех ног Юнхо. Единственная рациональная мысль, которая была в голове, это то, что младший сбежал. Но мысль эта испаряется так же быстро, как и зародилась. В дом зачем-то спиной входит Юнхо, и на моменте когда Ли уже хочет спросить «what a you problem?», парень поворачивается с весьма обаятельным и сверх-милым существом в руках. Мокренький черный носик сталкивается с человеческим, а шершавый язык лижет подбородок и слегка выше. Длинные белые уши с кудрявой на них короткой шерстью, совсем крохотное тельце и глазки бусинки, в отражении которых Гонхи видит свои собственные слезящиеся глаза. Он бесконечно счастлив.       — Это…ещё одна причина, из-за которой я пришёл. Ты давно хотел себе завести щенка, — Юнхо осторожно передаёт сокровище в руки парня, напоследок огладив мягкую шёрстку. — Как ты его назовёшь? — Чон смущённо улыбается и ничего не говорит, когда его притягивают за шею и целуют. Практически неощущаемые прикосновения, кончики языков еле коснулись друг друга. А щенок тоже решил подключиться лизнув оба подбородка одновременно, отчего старший засмеялся, прерывая поцелуй и отвечая на вопрос:       — Юнхи.