«Вы как обезьяны в зоопарке» - Ким Хонджун

Хонджун проснулся рано утром из-за головной боли и с не пониманием, из-за чего она возникла ведь парень точно помнит, что в рот не брал ни капли, в отличие от тех, кто веселился от всей души. И мало того, что парень не в лучшем расположении духа и давил весь прошлый вечер из себя улыбку, так ещё и решил недавно отказаться от алкоголя, отчего, среди пьянствующих друзей вокруг, чувствовал себя не в своей тарелке. Присев на кровати и держа ладонь на лбу, Джун вдруг заметил огромную гору рядом с собой, укутанную с головой в одеяло, только пятки сверкали. Вероятней всего, это Сан (Джун понял это по бурчанию и громкому сопению). Парень спит на стороне Уёна, крепко обнимая подушку. Хонджун не удивляется присутствию младшего рядом, и это при том, что тот мог устроится в любом другом месте. Однако старший может поклясться, что Чхве оказался здесь далеко не из-за того, что хотел спать на мягкой и удобной кровати. Сана всё ещё мучает совесть. Ким поджал губы, вспоминая, насколько подло поступил с этим человеком ранее, а ведь он искупил свою вину сполна. Однако всё ещё продолжает винить себя в случившемся. Так ведь нельзя. Вина не должна губить, она вообще никак не должна действовать на другие, более важные, чувства, поэтому если она есть в сознании, то просто какое-то время должна быть и после пройти, не тревожа до тех пор. У самого Хонджуна так было. Да и вообще каждый хотя бы раз в жизни испытывал такое чувство вины перед близким, из-за которого хотелось со слезами на глазах, стоя на коленях, просить прощения. Только вот это ненормально. Ким глубоко выдыхает, даже не сделав вдоха, дабы прояснить мысли, но в одно мгновение замирает, чувствуя как пальцы сжимает тёплая ладонь. Старший смотрит, как одеяло сползает вниз, открывая вид на спокойное лицо Сана. Да, оно-то спокойное, а то, с какой силой младший сжимает пальцы назвать ничем, кроме как знаком помощи, Хонджун не может. Сан не в порядке, как бы он не улыбался и не веселился. И быть таким, каким он себя показывает сейчас, позволяет исключительно в присутствие одного Джуна. — Хён… — еле тихо, практически не уловить. — Мне страшно… — Шепчет Чхве и притягивает руку старшего ближе к себе, словно маленький ребёнок, пытаясь обнять. Ким лишь подчиняется и ложиться рядом, утыкаясь своим лбом о чужой. — Мне тоже. Но всё будет хорошо, Сан-и. — Редко можно увидеть младшего в таком подавленном состоянии, когда слёзы сами по себе текут из глаз, смачивая губы и пропитывая собой всю одежду. Хонджун стирает влагу с чужого лица и старается улыбнуться искренне, что у него, к слову, получается, хоть и с трудом. — Ты уверен?.. — Сан шмыгает носом, приподнимая уголки губ в ответ на такой тёплый жест. Хонджун и правда такой уютный и родной. Не удивительно, что они с Уёном два сапога пара и выбрали друг друга. Но и не смотря на огромное количество положительных качеств старшего, сам Сан никогда бы не выбрал его. Так уж вышло. Парень не понимает, на какие признаки он опирается, и что влияет, это происходит неосознанно, с выстрелом осознания в голову. — А ты — нет? — Старший смахивает прилипшие от пота волосы со лба Сана, заправляя их за ухо, и после укладывает ладошку на плечо, похлопывая успокаивающе. — Я скучаю. — Совсем тихо отвечает Чхве, поднимая скомканное возле себя одеяло. — Пошли ко мне. Думаю, что тебе тоже нужна поддержка. — И когда Джун залазит под одеяло, младший поправляет то и прижимается макушкой к шее хёна, крепко обнимая. А Киму правда она нужна. Хонджун впервые чувствует себя заботливым старшим братом, который сейчас утешает и делает всё, что в его силах, но главное, чтобы младшему было комфортно. Сан старается не расплакаться снова, прижимаясь к Киму, а второй не против. Он понимает, что творится на душе друга, поэтому даже с радостью готов делиться объятиями. Да и не та сейчас ситуация, чтобы характер проявлять. — Когда я пришёл в больницу, мне сначала отказали. — Окончательно успокоившись, говорит Чхве. — Я закатил скандал, накричал на глав.врача. Думал, что меня выгонят из больницы. Они имели полное право на это. Но нет. — Парень чуть улыбнулся, когда к голове прижалась щека Джуна, а рука на плече переместилась на спину, начиная медленные поглаживания. — Знаешь, о чём я думал, пока лежал рядом с Уёном в операционной? — Нет… — Я думал, что он меня не простит, когда очнётся, а узнав что я рисковал ради него жизнью, вообще прекратит общение. Не представляю, что бы Уён натворил, вдруг бы я умер… — Перестань говорить такие ужасные вещи. Ты живой, и Уён тоже. И он тебя не возненавидит. — Недовольство сквозит в словах, что прекрасно можно понять. И Сан сжимает зубы, решая, что больше не будет поднимать эту тему. Хватит уже мусолить прошлое. Прошлое надо вспоминать только тогда, когда оно счастливое и не причиняет боль. А у Чхве чаша боли переполнилась и уже через край льётся. — Я правильно поступил… — Да, ты правильно поступил. Если бы не ты… — Старший замолкает. — А как у тебя дела с Джисоном? Вы хорошо, смотрю, сдружились с ним. Житьё вместе поспособствовало? — Ким решил сменить тему разговора, иначе всё зайдёт слишком далеко и не дай бог закончится истерикой младшего. — Всё нормально. Он добр ко мне, и с ним классно проводить время, хоть и заставляет часто есть. — Бурчит Сан в шею и вздыхает, пролистывая в памяти смешные и неловкие моменты, когда Хану приходилось насильно кормить нового сожителя, пихая ложки с супом в рот. — Правильно делает, что заставляет. А то не хватало ещё, чтобы ты в больницу слёг с истощением. — Ворчит Хонджун, мысленно кивая и ставя галочку на пункте «заботы» Хан Джисона. — Да нормально же я ем, что ты начинаешь, хён!.. Ой… — Сан брыкается, пытаясь выбраться из объятий, но всё, что у него получается — это драться ногами и бить пятками. Хонджун гораздо сильнее, хоть и выглядит не соответствующе. — Я и не заканчивал, знаешь ли. — Старший улыбается и щипает обиженного ребёнка, отчего тот пищит и ещё сильнее брыкается. Вскоре маленькая потасовка заканчивается. Сан, утративший все силы, снова засыпает, но теперь уже без возможности проснуться хотя бы в течение двух часов, а Джун, выпутавшись из цепких обнимашек, поднимается с кровати и выходит из комнаты, направляясь на балкон. Срочно, нужно срочно подышать свежим воздухом. Время только практически пять утра, а голова уже забита всем, чем только можно. Но больше всего — Саном. Хонджун его ненавидел, это правда, да и сколько раз он уже себе признавался. Младшего прощать не хотелось, и за это у Кима на душе кошки скребут. Ему была нужна груша для битья в сложный период времени, дабы было легче, но чёрт… Какой же нужно было быть тварью, чтобы вот так, с лёгкостью, обвинить во всём ранимого до невозможности человека, тем более, в тот момент у Сана и так было много проблем… А Хонджун ещё и выпендривался, когда младший просил прощения. Строил из себя невесть что, отнимал у Чхве надежду. Стало очень тошно находиться в одном помещении с Саном. У старшего такое чувство, будто он — слишком многого требует от всех вокруг, а вот сам ничего взамен не даёт. Они ему доверяют, готовы всегда прийти на помощь, успокаивают и поддерживают. А Джун накинулся на подавленного и без того Сана, вымещая на нём свою боль и вгоняя в тёмный угол, словно побитого котёнка. Уродство. Не рассчитав силы, парень резко открывает дверь на балкон и подпрыгивает от испуга, когда слышит испуганное «ой» и видит Чонхо. Что, неужели не только Кима бессонница посетила своим скромным визитом? Интересно, что у младшего случилось. Ах да, у него Сохо случился. Чхве, увидев хёна, отворачивается, будто обижен и молча продолжает рассматривать ранне-утренний город. А Хонджун же мигом вспоминает, как весь прошлый вечер высказывал недовольства по поводу новых открытий. Чонхо встречается с Сохо. Это как такое могло случится вообще? Сохо, у которого не всё в порядке с головой и явно присутствует сильно-выраженная повышенная самооценка. И Чонхо, который простой, невинный, спокойный, уравновешенный, без каких-либо тараканов в голове, и без нормального опыта в отношениях. Не того он человека выбрал, ой не того. Ким уверен на все сто, что младший пожалеет о своём выборе, но озвучивать эти мысли в слух не станет, всё-таки Чонхо сам вправе поступать так, как хочет, и он, вероятно, понимает, на какой идёт риск, начиная эти отношения. — Почему не спишь? — Преодолевая неловкость, спрашивает Хонджун. — Не спится. — Чонхо, похоже, не хочет разговаривать со старшим. Ему обидно. За себя, и за Сохо в большинстве. Хотя реакция Хонджуна вполне понятна. Он не видел, как менялся Гонмин в течение всего времени, и он с ним не общался так, как общался Чонхо. Однако и с другой стороны, хён не должен плохо и некрасиво отзываться о человеке, которого не знает от слова совсем. И не смотря на то, что сам Сохо сказал, что всё нормально, пусть не беспокоится об этом, Чонхо слушаться его не намерен. Голова есть на плечах, мозги тоже на месте и Чхве не маленький, в конце концов, способен сам решать, что и как ему поступать. — А тебе? — Тоже. Волнуюсь. Сан вот тоже проснулся со мной, а может вообще не спал всю ночь… Не знаю. Но приходилось его недавно убаюкивать. — Киму почему-то захотелось поделиться этой информацией… — Сейчас спит сном младенца. — Он сильно встревожен. — Кивая, говорит младший. — Вчера, когда шум стих и ребята перестали так активничать, хён сидел один на кухне и плакал. А когда он меня увидел, даже слёзы с лица не вытер. Просто улыбнулся. — Чонхо впервые в жизни захотелось покурить и стереть чёрное воспоминание из памяти. Он знает о фразе «улыбка сквозь слёзы», но всегда думал, что это когда человек с виду такой весёлый и ведёт себя, словно он самый счастливый, а когда остаётся один — выпускает наружу всё скопившееся дерьмо. Однако одна фраза после одного случая сразу поменяла смысл. Теперь для Чонхо, улыбка сквозь слёзы — это когда человек плачет, не сдерживаясь, а когда видит кого-то, даже не пытается скрыть свою боль, а его улыбка — не больше чем обыкновенный жест. Она ничего не значит. Ничего хорошего. Это не способ сказать «я в порядке, просто поплачу немного и всё пройдёт.» Чонхо вообще не понимает, какой идиот придумал такой помойный закон. Умываться слезами никогда не сделает лучше, а лишь хуже. Это отпечаток на душе и очередная рана. Это не урок жизни. — Я никогда не встречал настолько сильного и одновременно слабого человека. Он сломался, хён, понимаешь? Сломался… Он не смог выдержать. Я даже представить не могу, какая в его душе пропасть. И её уже ничем не заполнить. Даже со временем. Всей жизни не хватит. Хонджун ничего не отвечает. Он молча разворачивается, хлопает по чужому плечу и уходит в комнату. К Сану. Которого оставил одного. Хотя не должен был.

***

Просыпается Хонджун не от будильника и назойливого Сана, сопящего рядом, а из-за кошмара. Буквально подрывается на кровати, чем будит и младшего, у которого чуть сердечный приступ не случился. Зачем же так резко, господи боже. Старший трясёт головой и переводит спёртое напрочь дыхание, сжимая одеяло в кулак. Сердце колотится бешено, губы дрожат. У Хонджуна плохое предчувствие… — Что случилось? — Сан сонно трёт глаза и поднимается, смотря на скрюченного хёна перед собой. Он вдруг внезапно подскочил, как ошпаренный и сейчас даже не реагирует на то, что Сан его зовёт. — Хён? У Кима перед глазами кладбище, яркое солнце, две могилы, два надгробного камня. И на обоих лишь по одному имени. Уён и Сан. В груди водяной шторм, а в ушах звук громко шумящей воды. И разрываяющая грудную клетку боль, от которой парню прямо тут хочется закричать. — Хён, не пугай меня… — Сан-а… От телефонного звонка парни вздрагивают одновременно, а Джун быстро пододвигается к краю кровати и, не задумываясь, берёт трубку. Почему? Почему все мысли только о плохом? Почему ему кажется, что в следующую секунду жизнь буквально рухнет?.. — Здравствуйте. Вы, Ким Хонджун? — звучит спокойный женский голос. Сан, что сидит рядом и внимательно слушает, напрягся. — Да. — Вам звонят с больницы, в которой ваш друг лежит — Чон Уён. Приезжайте, пожалуйста. — Что-то случилось? — тут же спрашивает Ким, не дав, кажется, женщине положить трубку. Парень тут же чувствует чужую сильную хватку на плече. — Да. У него случился приступ. На данный момент его повезли в опер… Однако договаривать — нет смысла. Старший бросил телефон и, кое-как одевшись на пару с младшим, помчался к выходу, встречая взволнованного Чана и его друзей. — В чём дело? Что произошло? — Кричит в панике Крис, но не получив от Джуна никакого ответа, ловит за руку Сана. — Что? — У Уёна приступ. Отпусти меня, чёрт тебя дери! — Чхве вырывается и спешит догнать Кима, который, даже не одевшись нормально, выбежал на улицу. Так вот почему у него такая реакция, когда он проснулся. Видимо, что-то приснилось, а после звонок и… — Хён, стой! — Чхве хотелось бы сорвать голос в истеричном крике, пока он догоняет старшего. Парень не может больше сдерживаться. Хватит. Нет сил. Сколько можно прятаться, сколько можно уродовать себя изнутри? — Хён, держи себя в руках. Хён, пожалуйста. Но его никто не слушает. Хонджун, поймав такси, садится и говорит водителю адрес, а после смотрит на Сана. Младший видит, как трясутся чужие руки и ноги, как глаза наполняются слезами и как Ким еле-еле дышит, задыхаясь кислородом. Сан садится рядом и машина сразу же трогается с места. Перепуганные ребята выбегают из дома в разрез в десять минут, но уже никого знакомого не видят. — Где они? — Ёсан запахивает куртку и ровняется с Чаном и Чанбином, которые стоят, считая мелочь для такси, которое им вызвал Джисон. — Уехали в больницу. Чёрт, блядство. — Ругается Крис, бросая нужную сумму в карман джинс. — Где носит это грёбанное такси, когда оно так сильно нужно. — У парня трясучка и душа рвёт и мечет. Он упустил момент, не углядел, не остановил и так и не помог. Друг называется. Надо было приложить больше усилий к тому, чтобы Хонджуну стало легче. Но теперь уже поздно. У младшего затмило разум и не дай бог он выкинет что-то эдакое, не дай бог доведёт себя до крайности. Потому что может. — Я вызвал ещё одно, ибо мы все в одно не поместимся, — Чонхо убирает телефон в карман кожанки и, заметив слишком взволнованного Ёсана, спешит к нему, чтобы обнять. — Всё будет хорошо. — Ничего не будет. — Кан утыкается в плечо младшего лбом, прижимаясь. — Ничего… — Держите себя в руках. Вот приедем и разберёмся во всём! Что вы сопли распустили, я прям не знаю? — Из дома выбегают остальные, а Сохо сразу же начинает говорить, хотя не то время, если честно. От этих слов лишь поганее становится и всё, что хочется сделать, по крайней мере, Ёсану, это разорвать Ли на куски. Но что-то…даёт толчок, отчего Кан стискивает зубы и сжимает руки в кулаки. Однажды он дал волю эмоциям и они его чуть не убили, но не в этот раз. И он обещал… Уён обещал, что останется с Ёсаном и ребятами до конца. Как он смеет вообще… Две машины подъезжают к дому уже спустя пять минут и первыми залезают Ёсан с Чонхо и Минги.

***

Как только такси останавливается, Сан с Хонджуном, благо они заранее заплатили, выходят и проносятся средь людей, забегая в больницу и прямиком к регистрационной стойке. Ноги еле шевелятся и подкашиваются у обоих, а на людей, смотрящих как-то косо и недоброжелательно, парням абсолютно всё равно. Хонджуну в принципе на весь мир всё равно, ему нужно быть рядом с Уёном. Ему нужно видеть Уёна прямо сейчас. Пока он ещё дышит… — Мы к Чон Уёну. Он сейчас в операционной, нам звонили. — Быстро лепечет Сан, пока женщина листает журнал пациентов. — Да, да, да. Кабинет 312. Операция всё ещё идёт. Там уже двое человек пришли. — Сообщает женщина. — Спасибо. Парни по лестнице несутся на третий этаж, а дальше останавливаются, оглядываясь. Если двое, то, скорее всего, родители Уёна приехали. Хонджун кусает губы, уже жалея практически обо всём на свете и желая, наконец, нормальной жизни, в которой никто не будет страдать и мучится. Неужели это так много… — Хонджун! Сюда! — Из конца коридора машет Юнхо, что стоит рядом с Гонхи. Точно же. Гонхи недалеко от больницы живёт. Тут пешком можно дойти за почти пятнадцать минут, а Джун с Саном на такси ехали двадцать. Чхве выдохнул облегчённо почему-то, но вот старшему никак не легче… Парень рванул с места, различая глазами только дверь. За ней Уён. Уён умирает… Боже, почему всё так. Почему? За что? Кима ловит во время Юнхо и не даёт старшему ворваться и прервать срочную операцию. Чон крупнее и сильнее, но даже так ему с трудом удаётся удержать Джуна на месте, лишь бы тот не натворил делов. — Пусти меня! Я должен быть там! Я должен быть с ним! Отпусти, Юнхо! Я убью тебя! Уён, борись! — У Хонджуна истерика и слова льются беспрерывным потоком, непонятно что кому адресовано, создают громкое эхо, что, вероятно, слышат все этажи, а особенно сосредоточеные врачи, у которых от этих криков поджилки трясутся… — Прошу… — Ким перестаёт сопротивляться, истратив все силы, как ранним утром то случилось с Саном, и оседает на пол в руках друга, что обнимает старшего крепко-крепко и пытается не поддаться эмоциям, чтобы не ухудшить ситуацию. — Не бросай меня… Уён… Почему всё так?.. — Старший закрывает лицо ладонями, возвращаясь к тому состоянию, которое у него было в те первые дни, что Уён находился в больнице, а Джун у Чана. Сан садится рядом и гладит вместе с Юнхо спину старшего. Они не пытаются успокоить. Это бессмысленно в данной ситуации. Не в тот момент, когда остаётся последняя ниточка надежды. Душа кровью обливается и вкус металла во рту. Хонджун искусал себе губы, прикусил до боли язык, чтобы быть потише, чтобы не мешать врачам делать свою работу. Хонджун надеется уже на любой исход, но только не на смерть. Пусть Уён снова будет в коме, пусть. Пусть он очнётся без памяти. Ничего страшного. Его выходят и поставят на ноги. Его научат заново говорить, ходить, его вылечат от любого недуга. Что угодно, пожалуйста, но только не смерть… Юнхо смотрит на Чхве и в следующую секунду проклинает весь мир. Сан всегда был самым ярким из них. Улыбка — была его вторым именем, парень чуть ли не излучал свет и пытался в любой ситуации всех развеселить и подбодрить. Он часто устраивал мини-срачи в чатах, лишь бы у возможных лиц без улыбки, она появилась. С Юнхо такое прокатывало постоянно, и он был благодарен вселенной за то, что та подарила такого человека, как Чхве Сан. Однако… Насколько же всё перевернулось с ног на голову, что из самого счастливого паренька, Сан превратился в тело с потухшим взглядом и мокрыми от слёз щеками. Эти двое были одними из самых близких Уёну людьми. Для Юнхо этот человек Гонхи. Даже представить страшно, что чувствуют сейчас люди рядом… поэтому Чон никогда не подпускал к себе мысли о плохом. Но он видит, что происходит перед глазами и понимает, что хуже, чем цепляться за последнее изо всех сил, не может быть ровно ничего. — Ребят! Как он… — К палате подбегают оставшиеся прибывшие, но Чан первым падает на колени перед Хонджуном и осторожно поднимает того за плечи, чувствуя собственными руками вес совершенно неконтролируемого тела. Младший как манекен. Сам не пошевелится. Но как человек может только смотреть в никуда и плакать. — Крис… — шепчет Ким, падая головой на чужую грудь. — Не дай…мне отключиться. Я должен дождаться… — всхлип, — когда всё закончится. Чан лихорадочно кивает, прижимая друга к себе и, можно сказать, забирая его из рук Сана и Юнхо, но те и сами не имеют ничего против. Каждый понимает, что для Криса — это ответственность. Он приютил в своё время младшего, дал ему крышу над головой и в первую очередь руку помощи. Он стал самой важной опорой для Джуна, стал его личным психологом и братом. Стал тем, кому можно беспрекословно доверить любую проблему. Просто потому что это Бан Чан. Добрее него не существует никого на свете. И Хонджун, понимая это, тянется к нему, сжимая в кулак одежду на спине и всхлипывая снова. — Вы давно тут? — Чанбин подходит к хмурому Гонхи, тихо интересуясь. — Пришли на пять минут раньше. — Также тихо отвечает Ли. — Хон… — Сонхва осторожно хлопает Чана по плечу и передаёт ему стакан с водой и таблетками. — Это успокоительные. Пусть выпьет. — Не надо. — Резко подаёт голос Хонджун и отрицательно машет головой. — Мне это не нужно. Я хочу быть в здравом уме. Ким поднимает голову, делая глубокий вдох. Присутствие Чана немного успокоило. И как он это делает. Даже без слов, обыкновенными объятиями заставляет сердце успокоиться и дыхание выровниться. Парень отлипает от друга и с помощью уже Пака поднимается на ноги. И в этот же момент дверь в операционную открывается, выпуская врача на свежий воздух. Хонджун с Саном незамедлительно сокращают расстояние, и теперь уже обоих приходится сдерживать в кольце рук, чтобы они не припечатали мужчину к стене. — Что с ним? Он жив? Как всё прошло? — Заваливают вопросами оба, но не вырываются, ведь прекрасно понимают, что действительно могут натворить глупостей. — Жив. — На этом слове у абсолютно всех присутствующих огромная глыба падает с плеч, однако это ещё не всё. Хонджун хочет услышать больше. — И у меня отличные новости. Приступ спровоцировал выход из комы, поэтому пару дней, и ваш друг очнётся. Терпение. — Врач посмотрел на неверящего в происходящее Хонджуна, положив крупную ладонь ему на плечо и улыбаясь. — Всё будет хорошо. Больше жизни этого парня ничто не угрожает. Он сильный. Надеюсь, вы в нём не сомневались? Хонджун таращиться на мужчину, не веря своим ушам, а потом вовсе закрывает рот ладонью и цепляется рукой за чьё-то запястье сзади. Кима окружают все, кто пошёл следом за ним, чтобы присутствовать рядом, и обнимают одной дружной гурьбой, под довольное лицо врача. Для него это — спасённая жизнь. Для друзей этой спасённой жизни — чудо. Ради таких моментов стоит жить и выполнять свой долг. Спасать. К мужчине подбегает молодая девушка, что замечает краем глаза только Сонхва, на ухо что-то шепчет и, когда врач отмахивается рукой, кивает и убегает снова, но бросает мимолётный встревоженный взгляд на парней, ловя на себе пронзительный — взгляд Пака. — Мне надо сказать ещё кое-что, — прочистив горло, начинает мужчина, отчего ребята расходятся. Разве могут быть ещё какие-то новости столь важны, как то, что они услышали раннее? — Вам. — Врач обращается к Хонджуну. — Если я правильно понял, то вы молодой человек того парня, верно? — Ким кивает, пока не особо понимая, к чему тут клонят и говорят всё это. — Пройдёмте со мной.

***

Просмотрев запись ещё несколько раз, мужчина поставил на стоп, останавливая запись на том моменте, где лицо видно лучше всего. — Как вы знаете, в палате были установлены камеры видео наблюдения. Родители юноши настаивали на этом, а мы не имели права отказаться. Ради безопасности пациента. Это запись была произведена за десять минут до того, как у него случился приступ. Хонджун скрипит зубами, смотря в монитор компьютера. Внутри рекой течёт лава и всё, что теперь ему хочется после всего пережитого — уничтожить то, что жить не должно. — Вам известна эта девушка, так? Экспертиза ещё устанавливает вещество, но она что-то ввела через шприц в капельницу, это и спровоцировало приступ. — Да, я знаю её. «Тварь… Решила отомстить, видимо, отец мозги промыть пытался, да не вышло. Вот же сука.» — Спасибо, что показали это. Могу я изъять у вас запись? — Конечно. Либо вы это сделаете, либо родители юноши. Но я хочу вам сказать, что если бы не она, ваш друг бы не выбрался из комы никогда. Держите это в своей голове, когда будете писать заявление в полицию. И не совершайте не обдуманных поступков. — Мужчина перемещает запись на флешку и отдаёт ту Хонджуну, но крепко держит ладонь в рукопожатии. — Я знаю, как выглядит отчаяние. Но у вас есть все шансы на счастливую жизнь. Удачи. Через пару дней он очнётся, а через две недели уже можно будет выписывать. — Спасибо вам ещё раз. До свидания. — Парень кланяется, будучи теперь более чем спокойным. Даже ненависть к той самой девушке пропала. Она и этого не достойна. Они ничего не достойна. Абсолютно. Стало намного легче. — До свидания. И всё-таки выпейте успокоительное. Ради профилактики. — Врач улыбнулся доброжелательно, отчего не получилось не улыбнуться в ответ. Хонджун счастлив. У них и правда. Всё хорошо.