Не все шпионы носят маски

      Запах лекарств ударил в нос, заставляя невольно разомкнуть веки. Однако, лишь попытавшись открыть глаза, скаут ощутил, что в них словно насыпали пригоршню песка. Тело между тем отказывалось слушаться и двигаться хоть на миллиметр. Тяжелая усталость не давала даже соображать как следует, хотя туман в голове начинал постепенно рассеиваться. Первым, за что удалось зацепиться шаткому сознанию парня, оказались голоса. — Мне так нравится твой халат, Руди. Он как… Средневековый рыцарский плащ, развевающийся за спиной~? — девичий звонкий голосок царапал уши и временами сводил с ума. — Может быть это из-за того, что он тебе непомерно велик? Ты могла бы надеть свой в конце концов, как и перчатки. И прошу тебя, не паясничай, это же операционная, — второй голос, спокойный и уставший, уравновешивал и даже убаюкивал. — Ну, не будь таким серьёзным, всё ведь прошло хорошо. Ты даже не похвалил мою работу, — женский голос в итоге перестал так давить на сознание и наконец стал узнаваем. — Разве тебе не понравились мои швы? — говорящая игриво и заискивающе Феска, судя по всему, постепенно приближалась ко второму человеку. — Я буду доволен лишь тогда, когда эти бессмысленные смерти прекратятся, — Рудольф тяжело вздохнул. — Oh mein Gott, шесть человек… — Не знала, что ты верующий, — голоса стали звучать подозрительно близко друг с другом.       Скаут снова попытался открыть глаза, и на сей раз начало получаться немного лучше. Медленно и с большими усилиями ему удавалось рассмотреть сквозь прищур слепящую лампу прямо над ним. — Прекрати это. Ты… Ты не можешь вот так заявиться сюда и распускать руки, Krankenschwester, — послышалась возня, хотя сквозь ослепительный свет разглядеть что-либо было попросту невозможно. — О, ты прав, agréable. Я не могу, — внезапно голос совершенно изменился вслед за легким шуршанием вдруг возникшей маскировки и теперь скорее напоминал нахальную речь какого-нибудь юнца. — Зато я могу. — Oh nein nein nein, убери это лицо. Ты не… Sofort aufhören, — медик почти шептал, словно тихо моля о помиловании. — Ну же, док. Ты чё, дохрена недотрога?       И скаут вдруг закашлялся. Сам того не ожидая разошелся на мокрый кашель, содрогаясь на кушетке так, словно был готов выплюнуть собственные лёгкие. Оба голоса затихли, и снова послышалось шипение снимаемой маскировки. Питер ощутил, как его укладывают на бок, после чего из горла вместе со сгустками крови вылетело что-то, что явно не должно было там находиться. — Доброе утро, lapin. Вижу, что тебе уже лучше.       Однако глаз скаут не открыл, ощущая, как снова проваливается в небытие. В нос ударил резкий запах аммиака, что теперь уже заставило его внезапно отпихнуть от себя ненавистную дурно пахнущую ватку. Недалеко от него что-то щелкнуло, и дышать стало привычно легче. Медиган заработал в полную силу, и перед прояснившимся взором Питера предстали старший медик и Феска в непомерно большом для неё халате. В лазарете, как оказалось, царила полутьма, в которой островками яркого света были операционный стол, на котором и лежал скаут, а также небольшая тележка с различными лезвиями, пинцетами и… Пригоршни окровавленных пуль. — Что болит? — Штайнер без лишних формальностей начал светить поочередно в глаза паренька, от чего тот снова начал щуриться. — Да вроде уже ничего, — наконец привыкнув к освещению, Питер сумел осмотреться. — Так… Мы выиграли? — Oh oui! — шпионка вдруг завертелась на месте, едва ли не прыгая от радости. — Впервые за месяц, мой мальчик! И ты к этому причастен, — остановившись, она указала на него пальцем, поправляя солнцезащитные очки.       Она всё это время была в них? И как она что-то видит в такой темени? — Правда? — неуверенно скаут посмотрел на врача, который в свою очередь утвердительно кивнул, начиная осматривать стремительно затягивающиеся раны.       А Феска продолжала паясничать, время от времени останавливаясь, чтобы сложить в металлическую посудину окровавленные инструменты. — Ты особенно! Видел бы ты лица красных, когда вагонетка снова начала двигаться. Они были красные. От злости, — скаут не совсем понимал, от чего она вдруг захохотала. — Оставь инструменты в раковине и иди к остальным, — Рудольф не разделял её настроя, словно был сыт по горло подобными выходками. — Уверен? Быть может я могу… — Уверен. Иди и помяни с остальными погибших, я… Присоединюсь к вам позже.       Явно расстроенная подобным настроением врача, девушка тем не менее послушно направилась на выход и, перед тем как исчезнуть, послала воздушный поцелуй опешившему скауту. Что это сейчас было? — Раны уже затянулись. Как ты себя чувствуешь? — поймав на себе измотанный взгляд медика, Питер не нашел ничего лучше, кроме как попытаться быть максимально оптимистичным. — Лучше некуда, — голова оставалась тяжелой. — И рука совсем не болит, — мышцы ныли и пробирала непонятная дрожь. — А пули откуда? — Не знаю как, но ты был как решето. Некоторые пули остались внутри, и я предполагаю, что по тебе начали стрелять все и сразу, стоило тебе начать толкать вагонетку. Скажи мне, — медик прищурился, словно в нем взыграло любопытство, — неужели ты совершенно этого не замечал?       От такого пристального взгляда Питеру было откровенно не по себе, при всём при том он и сам не находил, что ему ответить. Он и правда был настолько напуган, что даже не замечал, как его едва не убили. — Неа. Я, типа, запаниковал, а потом всё как-то само получилось. — Gut, — Рудольф отстранился, после чего скаут смог спокойно вздохнуть. — Тогда, раз ты уже в норме, можешь идти к остальным.       Его не надо было просить дважды. Питер соскочил с кушетки, мгновенно осознавая себя в одних трусах, что заставило его немало смутиться. Какого хера? Где вся…? — Свежая униформа на тумбочке за ширмой. К несчастью предыдущую пришлось разрезать прямо на тебе, уж прости.       Скаут тут же юркнул в указанное место, поражаясь своей невнимательности. Из-за наброшенной на него легкой простыни он и не заметил, что всё это время был почти без одежды в комнате, где только что шпионка внаглую клеилась к медику. Оставалось, надеяться, что они не заметили его пробуждения. По крайней мере они и сами надеялись, что он всё это время находился в отключке. Одевшись, Питер наконец вышел из-за ширмы, заметив, что за это короткое время Штайнер успел прибрать в операционной, включить другое освещение и выйти в соседнюю комнату, где теперь он сидел за столом, отгородившись от мира несколькими внушительными стопками документов. — Я пойду?       Медик кивнул, и скаут в свою очередь почти выбежал прочь, поражаясь чудесам здешней медицины. Он и правда чувствовал себя намного лучше, едва ли не родившись заново, с той лишь разницей, что его одолевала усталость. По крайней мере последнее можно было наверстать хорошенько выспавшись.       Однако сон подождет. Первым делом стоило кое-что проверить. Быстро разгоняясь, Питер уже почти мчался в сторону столовой, откуда доносился приглушенный гомон и манили аппетитные ароматы. Дал о себе знать и пустой с прошлого вечера желудок, который почти взвыл от одолевающего голода. Когда же скаут оказался на пороге столовой, его ожидала весьма грустная картина. Наёмники расселись по своим углам, без особого интереса ковыряя в мисках с наваристым супом. Кто-то и вовсе прикладывался к бутылке с пивом вместо полноценного ужина, однако больше всего скаута интересовал стол, за которым сидели знакомые ему лица. Понурый и сгорбившийся над тарелкой солдат слушал что-то, что втирал ему снайпер, для которого не хватало слов, чтобы выговориться, либо отвлечь своего друга от переживаний. Мгновение, и Майк заметил возникшего в проходе скаута, по-дружески толкая янки.       Секунды потребовались Льюису, чтобы внезапно подняться с места, обернуться к Питеру и, расплываясь в счастливой улыбке, ринуться к нему на встречу. — Страна должна знать своих героев! Черт возьми, если б не этот пацан, жрали бы мы пыль за красными сегодня! — то, как парень оказался зажатым в крепких объятиях солдата, он и сам не понял, однако уже спустя мгновения его окружили и остальные наёмники, что хлопали его по спине и просто поздравляли с первой удачной миссией.       Удивительней всех оказалась даже не реакция почти светящегося радостью солдата, а подрывника, вдруг схватившего скаута на пару с пулеметчиком, поднимая его над остальными. — Качай его!       Питер… Не ожидал такого. Нет, конечно, не все как один ринулись проявлять к нему своё дружелюбие. Шпионов в столовой вовсе не было, в то время как второй скаут просто проигнорировал общую шумиху, продолжая ковырять ложкой в миске. Снова оказавшись на земле, когда толпа наконец расступилась, Питер наконец сел за свой стол, с благодарностью посмотрев на поставившего перед ним тарелку с едой снайпера. — Удивительно, как ты не помер, — не того он от него ожидал услышать. — Я тоже рад, — не дожидаясь подходящего момента, скаут тут же приступил к еде. — Фто фы фел. — Ешь молча, камрад! Не хватало, чтоб после твоей самоубийственной выходки ты захлебнулся похлёбкой Шоу.       Питер кивнул. Действительно не хотелось вот так умирать от пустяка после пережитого. — Если честно, — снайпер взял в руки кружку с чем-то ароматным, время от времени пригубливая её, — то, как вы двое взлетели из той дыры в земле, было поразительно. Я п’думал, что в след за т’бой мы и его потеряем, когда он туда сиганул. Ан нет, взлетели как на реактивной тяге. — Обижаешь! Я свои полёты знаешь как долго тренировал? Скольких оторванных ног и рук мне стоило научиться слать на хер гравитацию? Это тебе не из куста по банкам стрелять, тут практика нужна. — Ну, раз уж ты упомянул, то если бы не я, пацан бы помер ещё до ваших с ним полётов…       Словесная перепалка длилась весь последующий вечер и продолжалась в баре до тех пор, пока все трое сами по себе не устали от выяснения кто и насколько был лучше во время боя. Все и так устали. Когда же вдруг объявился измотанный бумажной волокитой медик, неожиданно оказалось, что вместе собралась вся команда. По крайней мере выжившая её часть.       Молча, словно по команде, Феска достала из недр бара несколько бутылок чего-то явно крепкого до чёртиков, начиная разливать их содержимое по многочисленным стаканам. Постепенно у каждого в руке оказалась положенная ему стопка и все выжидающе уставились на ожидающего окончания раздачи медика. Стало до неуютного тихо, и даже потрескивающее время от времени радио выключили в ожидании речи Рудольфа. — Сегодня мы потеряли шестерых, — начал доктор, окинув холодным взглядом присутствующих наёмников, — кого-то из них мы знали лучше, кого-то хуже, но… Будем надеяться, что это того стоило. — Будем! — подрывник поднял стакан вверх. — Надерём эти красные задницы!       Мгновенно медик помрачнел, но, кажется, это осталось без особого внимания. Опустошив стаканы, наёмники потянулись обратно к бару, где их ждало разочарование в виде дающей от ворот поворот шпионки: «Нет, на сегодня это было всё пенкоснимательство. И не уговаривайте, иначе закрою к чёрту бар» — никто не хотел и дальше погружаться в тоску по умершим. Никто, кроме медика, что опрокинул в себя весь налитый ему алкоголь, даже не дёрнув бровью. Бар он покинул чернее тучи, а следом за ним, предварительно выдав не забесплатно несколько бутылок креплёного, выпорхнула и Феска. — Я, наверное, пойду, — наступила очередь скаута покидать шумную компанию. Он не умел пить, а алкоголь как назло оказался достаточно крепким, чтобы в глазах начало плыть от одной несчастной стопки. — Так рано? — солдат оказался явно разочарован таким поворотом событий. — Я с тобой тогда, — на удвоившееся замешательство Льюиса, он кивнул в сторону бурагозящих наёмников. — Тут шумно. — Да не, я спать скорее всего. — Чё? Так время детское, ещё девяти нет, — даже снайпер был поражен такому раннему окончанию веселья. — Да прост, ну… Устал я. Глаза слипаются. — У, предатели! Вот возьму и напьюсь без вас в усмерть. И умру самой пьяной на свете смертью, — словно в подтверждении своих слов, солдат тут же приложился к купленной у шпионки бутылке виски. — Никто тебе не г’ворит напиваться в одиночку, приятель. Пит и правда за сегодня натерпелся, а я не люблю, когда шумно. — Тогда, — поднявшись с кресла следом за скаутом, солдат прихватил с собой ещё даже не початые бутылки алкоголя, — п’шли отсюдава. Проводим этого вот слюнтяя до кроватки и пойдём кутить на крышу. — А так можно? — недоверие в голосе стрелка можно было понять.       Всё-таки навлекать на себя гнев человека, который продаёт им весь местный алкоголь, было как-то недальновидно. — Ну, думаю, если мы ей не расскажем, то госпожа бармен будет не против.       Скаут не встревал в разговор между снайпером и солдатом. Оба были навеселе и кажется совершенно не устали. По крайней мере на первый взгляд. Даже когда он наконец дошел до своей комнаты, ему не сразу удалось отделаться от настаивавших на продолжении вечеринки друзей. Ему хотелось, правда, но… Он слишком устал. За закрытой дверью ещё было слышно, как эти двое посмеиваются над его усталостью, когда скаут, лишь положив голову на подушку, погрузился в глубокий долгожданный сон.       Сон, сквозь который он не слышал ни бузящих товарищей, ни храпящего на соседней койке скаута, ни тяжёлых шагов, постепенно к нему приближающихся.