Стопка тетрадей, перевязанная чёрным шнурком

      ... — Рики? — неуверенно прозвучало за спиной. Причём, конечно же, ровно в тот момент, когда я собрался заправлять установку и даже крышку её открыл. Заказчица какая-то, что ли, голос знакомый... а, наверно, та, которая недавно звонила насчёт открыток.       — Да-да, иду, буквально минуточку, — я пересыпал порошок в кювету установки, завинтил банку, повернулся... и чуть не выронил эту банку из рук. Потому что в дверях мастерской стояла Тономи. И теребила ремешок розовой сумочки — той самой, с которой она была на вечеринке.       — Извини, я не знала, что ты тут работаешь, — она всё-таки шагнула через порог, но тут же потупилась, опустила голову, и я заметил, что у неё в волосах широкая лента, тоже розовая. «И вибратор тоже был розовый», — вспомнилось мне совершенно некстати, и я тут же мысленно дал себе по голове, потому что думать сейчас стоило ну вообще не об этом.       — Привет, очень рад тебя видеть, — я поставил банку на полку, отодвинул от стола табурет и смахнул с него пыль. — Проходи, садись. Это ведь ты хотела открытки заказать?       — Да, я, — Тономи сказала это шёпотом и по-прежнему не глядя на меня. Потом откашлялась и добавила чуть громче: — Традиционные, к цветению вишен. Только, — она прервалась, перевела дыхание, — мне надо много. И разных.       — Сейчас посмотрим, какие у нас остались; если что, ещё напечатаем, — мне, если честно, тоже очень хотелось впериться взглядом в пол и смущённо мямлить, но это бы точно не привело ни к чему хорошему. Поэтому уж лучше держаться... как бы это сказать, непринуждённо, что ли. Как будто между нами ничего не произошло. Тем более что ничего вот прямо страшного действительно не произошло, и в этом произошедшем Тономи совершенно не виновата. — Вот, выбирай, пожалуйста, — я поставил на стол четыре коробки с открытками. — Чаю сделать?       — Чаю... не знаю; а вообще да, сделать, — моё поведение, похоже, возымело действие, потому что Тономи немного расслабилась и перестала говорить смущённым шёпотом. И наконец-то села на предложенный табурет. Я отошёл в угол, где у нас с Протом стоит водонагреватель и висит полка с чаем и разномастными чашками, и чувствовал, что Тономи вовсе не открытки перебирает, а смотрит мне в спину. И от этого было очень неуютно. Я сделал что-нибудь — ну, тогда, у неё дома? Может быть, не плохое — за мной сроду не водилось обижать девчонок, даже по пьянке — а что-нибудь стыдное или дурацкое, о чём ей теперь неприятно вспоминать, да и рассказывать мне тоже не хочется. Вообще-то запросто мог; и если так, то очень жаль. Хотя я ничего такого не помню, но мало ли... И расспрашивать-то неудобно, она, скорее всего, просто смутится ещё больше.       — Вот, держи, — я поставил перед Тономи чашку. — Никакого печенья к чаю, увы, нет. И патоки тоже, мы обычно несладкий пьём... Ну как, ты выбрала что-нибудь?       — Я... да. То есть нет, — она отложила в сторону три или четыре открытки, которые до этого держала в руках, и судорожно вцепилась в одну из коробочек. — Я хотела сказать... Рики, ты здесь один?       — Ну да, — я, честно говоря, удивился вопросу. И порадовался, что сейчас середина дня и начало недели, в такое время заказчиков бывает мало. — Так что ты хотела сказать? Можешь спокойно говорить, никто не услышит.       — Что... всё получилось неправильно, — Тономи вздохнула, перевела дыхание, а потом её унесло: — Я вообще-то не такая, понимаешь. Я никогда раньше на парней не набрасывалась... особенно на незнакомых. Ни с поцелуями, ни с... со всем остальным. Я утром буквально в ужасе была, когда всё вспомнила. Ты ведь поэтому ушёл — не хотел со мной встречаться с утра, да?       — Да нет, что ты, — мне сразу стало стыдно за то, что я сбежал, — у меня и правда дела были. Ну и... мне показалось, что это я на тебя набросился, — она покачала головой, и я добавил: — А даже если и нет, то... я ничего такого о тебе не подумал. Ну и потом, мы немного выпили всё-таки, это ведь тоже действует.       — «Немного», ага, — Тономи даже улыбнулась чуть-чуть. — Да мы с тобой на ногах не стояли... но всё равно, я никогда такого не делала. Заниматься сексом на лестнице... и вибратор... и деньги в сумку засовывать... нет-нет, какой ужас, — она опять покачала головой и закрыла лицо руками.       — Небо великое, так это твои деньги! — я, наверно, сказал это слишком громко — обрадовался, что дурацкая загадка двух сотен разрешилась так просто. Я ведь всё утро потратил на расспросы — и выяснил только, что никто ничего не знает, не видел и ничего подобного мне в сумку не клал. Тономи дёрнулась от моего восклицания, отняла ладони от лица, неловко двинула локтем — и столкнула со стола кружку с чаем, хорошо ещё, что не себе на юбку. Я рванулся было подхватить кружку, но сделал ещё хуже — она отскочила от моих пальцев и, разлив чай по полу длинной изогнутой линией, улетела к дальней стене, где и разбилась, брызнув веером осколков. Мы с Тономи одновременно подорвались с места (и, видимо, с одной и той же мыслью — убрать поскорее беспорядок), но столкнулись в этом рывке и нелепо свалились на пол, да ещё и табурет своротили. Тономи сразу же села, выпрямилась, одёрнула на коленях задравшуюся юбку, засмеялась было — но смех получился наигранный и нервный; она замолчала, уставившись на меня, а потом расплакалась, опять закрыв лицо руками. Я её притянул поближе к себе, обнял... и застрял, не зная, что говорить или делать дальше. Честно говоря, я всегда теряюсь, когда при мне плачут девчонки, и никогда не могу угадать, как их правильно утешить, вечно говорю что-нибудь невпопад и не так. С мужскими слезами как-то проще, почему-то нужные слова запросто находятся. А тут... я просто сидел на полу, как дурак, и молча гладил Тономи по спине. Наверно, надо было усадить её опять на табурет, налить ещё чаю, сигарет достать... у Прота вроде была в шкафчике заначка приличных, вряд ли он обидится, если возьму... но я так и продолжал сидеть, не трогаясь с места. А потом услышал, как Тономи шепчет: «Всё не так должно было быть», — и вспомнил внезапно нашу с Гаем первую встречу. И как я тогда тоже чувствовал, что всё не так, как должно быть. И разозлился. То есть это кто-то, который за мной подглядывает, увидел, что с Гаем у нас всё под откос катится, и решил мне свежатинку подпихнуть? Так, что ли? А лишние части тела этому кому-то за такие дела не оторвать? А аннигилятор в задницу не сунуть? Тоже мне, нашёлся благодетель...       — Тономи, погоди... ну, не плачь, пожалуйста, — я легонько потряс её за плечи. — Если хочешь, давай договоримся, что этого ничего не было. Вот не было, и всё. Мы посидели во дворе и пошли по домам... ну, может, я тебя самое большее до подъезда проводил. Так нормально будет?       — Наверно... не знаю, — Тономи всхлипнула ещё несколько раз, но потом действительно перестала плакать. — Как-то странно... То есть мне всё просто приснилось?       — Ну да, — я кивнул. — Мало ли что по пьянке привидится. А на самом деле я у тебя не был, да и вообще твой дом не найду... кстати, реально не найду, только и помню, что там где-то рядом наша лавочка у конечной.       — А он и не мой, — Тономи повела плечом и вытерла слёзы тыльной стороной ладони. — Это квартира моей сестры, я там ночую иногда. Но редко.       — Ну тем более, — и тут же захотелось спросить, где она на самом деле живёт, но я этого, понятное дело, делать не стал. — А деньги я тебе сейчас отдам, они у меня с собой. И всё, ничего ты мне в сумку не совала. Договорились?       — Да как-то... нет, не надо, лучше оставь себе, — она сказала это слишком резко и быстро, и я понял, что с этими двумя сотнями у Тономи связано что-то неприятное. Ага, конечно, оставь себе... а мне-то зачем чужие неприятности? Ладно бы я эти деньги на улице нашёл, а так...       — Во, а давай их проедим, — предложил я наудачу. А хотя... ну да, это и будет самое лучшее. — В подвальчике сегодня блинчики с вареньем и овощной суп, я на работу шёл, и как раз меню вывесили... Любишь блинчики?       — Люблю, — Тономи улыбнулась. И, кажется, действительно перестала дёргаться. — Хорошо, пусть так... наверно, это правильно. И... я всё-таки выберу открытки, можно?       — Конечно, можно, — сказал я как можно более буднично. Помог Тономи подняться с пола, поставил уроненный нами табурет и пошёл убирать осколки кружки. И очень ясно почувствовал вдруг, что мы с ней только что вывернулись из чего-то очень нехорошего. Как будто оно неминуемо должно было случиться — но вот, просквозило мимо. Хм. Интересно, что это могло быть. И посоветоваться-то не с кем...       ... — Ну нет, настолько явного ощущения у меня не было, — Тономи выслушала и мой рассказ про нашу с Гаем первую встречу, и мою гипотезу, что за нами кто-то следит и старательно друг другу подсовывает, покачала головой и задумчиво отодвинула тарелку из-под блинчиков. — Но... И что всё это выдумки — тоже не скажешь. Странно как-то...       — У тебя что-то произошло в этот день? — я вытащил пачку и зажигалку, закурил, потом подумал и придвинул пачку ближе к Тономи. Не девчоночьи у меня сигареты, конечно, но хоть что-то. — Что-то такое, чего никак не должно было быть?       — Ну, во-первых, меня не должно было быть на этом дне рождения, — Тономи вытащила из моей пачки сигарету, покатала по ладони. — Мы с Араной не очень-то и подружки — так, знакомы через мою сестру. Я даже подарок покупать не собиралась.       — А почему же ты пришла? — честно говоря, мне всё это нравилось чем дальше, тем меньше.       — С женихом поссорилась... то есть, можно уже сказать, что рассталась, — Тономи понюхала сигарету и всё-таки решилась закурить. — Он меня ударил. Ну, и... всё на этом. Я просто собралась и ушла, даже выяснять отношения не стала.       — Ничего себе, — я даже опешил. — Мозги, что ли, у твоего жениха вскипели? Он раньше так себя не вёл, да?       — Ну как... он ругался, это да, — Тономи пожала плечами. — Он вообще человек очень резкий, вспыльчивый... но до такого раньше никогда не доходило. И завёлся ведь на тему, которую мы обсудили уже сотню раз, наверно. И всё давно выяснили... даже если ему это и не нравится. Что я не буду уходить с работы. И в Мидас переезжать тоже не буду. Если он хочет, может ехать сам, это не помешало бы совершенно, сколько народу живёт гостевыми семьями, и ничего, не умирают от этого. И вроде давно поставили точку в этих разговорах, с месяц уже, наверно. А сейчас он опять завёлся, да ещё зло так. Мол, «если ты не хочешь со мной переезжать, то ни я тебе не нужен, ни наши отношения». Я на это сказала, что на такой шантаж даже дети уже не ведутся... может, и не надо было так обидно говорить, но это же правда. Ну, и он вспылил. Толкнул меня в грудь, я спиной отлетела в дверцу шкафа, потом хотел пощёчину дать... правда, я увернулась. Потом, наверно, понял, что творит — обозвал меня и ушёл на кухню. Я тут же собрала свои вещи, увязала в платок и тоже ушла.       — Ничего себе. Вот же дрянь, — мне даже жарко стало от возмущения. — Может, ему объяснить, как надо себя с женщинами вести? Ну... на понятном ему языке?       — Ой, лучше не надо, — Тономи отмахнулась. — Ну его. А то вдруг сцепитесь, не доведи небо, убьёшь, а аннигилируют, как за нормального человека, — н-да, похоже, обиделась она крепко. А кто бы не обиделся? — Пусть он лучше один поживёт. Грязью зарастёт, концентраты поест... А то привык к хорошему и не ценит.       — Вы у него жили, да? — спросил я, хотя это и так было понятно. Тономи кивнула, загасила в пепельнице то, что осталось от сигареты, и сразу же потянулась за следующей.       — Почти, — она говорила спокойно, но было заметно, что едва сдерживается, чтобы опять не расплакаться, на этот раз от всколыхнувшейся обиды. — Всю неделю я на работе ночую... можно сказать, что там и живу. А выходные и праздники — да, у него.       — Ого, ничего себе график... Извини, а где ты работаешь? — не спросить было нельзя, потому что график действительно получался серьёзный. Впрочем... я, кажется, знаю, где и у кого такой бывает.       — В дошкольном интернате, наставником, — сказала Тономи, подтвердив мою догадку. — Вот, осенью выпускаю свою группу. Выросли уже, в школу пора. А потом опять малышей возьму. Это я для них открытки покупала, для детей, — она улыбнулась. — Дети любят писать императору и советникам и поздравлять их с праздниками. А скоро же цветение вишен... да и у главы совета день рождения был в начале месяца. Они всё это сами разузнали и записали в календаре, представляешь?       — Ух ты, здорово. Это наш интернат, здешний, да? — я сказал это, в общем, больше из вежливости, потому что умилиться любви детей к рассыланию открыток советникам что-то не получалось... ну, разве что порадоваться, что Тономи от своей обиды на жениха отвлеклась и больше вроде слёзы не смаргивает. Но потом вспомнил, что хотел залезть в интернат как-нибудь ночью и поискать, не осталось ли там чего-нибудь докатастрофского. И вот, пожалуйста, прямая возможность. Надо её не упустить, а то будет очень обидно.       — Ну да, который в парке, около станции, — Тономи кивнула. — Ты там бывал, да?       — Я там вырос, — сказал я. Она ойкнула и прикрыла рот ладошкой, а потом мы оба рассмеялись. — Слушай, раз так совпало... Я тут историей Трущоб интересуюсь; ну, в смысле не очень всерьёз, больше для себя, — я прервался на пару секунд, соображая, как бы получше объяснить, что именно мне надо, и Тономи сразу посерьёзнела. Похоже, я заработал у неё несколько фишек к репутации — не просто парень с вечеринки, по пьянке затащивший её в постель, а поди ж ты, историк. — Ну вот, а наш интернат — он же ещё до Катастрофы работал, он даже на старой карте указан... Может, ты знаешь — там что-нибудь с тех времён сохранилось? Какие-нибудь документы, записи... или, может, запертые двери есть? Тебе ничего такого не попадалось?       — Двери или записи... — Тономи задумалась. — Знаешь, наверняка что-то есть. Это ведь очень старое здание... А шестой корпус, где комнаты наставников и дирекция, ещё старше. Он не то что до Катастрофы — при первой революции был уже. Одну большую дверь я у нас в подвале видела, но там замок современный, наверно, это не то. Но я узнаю, да. Может, поспрашиваю кого-нибудь или... Погоди, да я же знаю, где есть старый план этажей! В журнале по технике безопасности.       — О, здорово! — я хотел было закурить под такие радостные новости, но обнаружил, что пачка уже пустая. — И ты сможешь его добыть?       — Скорее всего, да, — Тономи кивнула. — Он там просто лежит себе в конце журнала, подклеен вместе с другими планами... Во всяком случае, сфотографировать точно смогу, а ты потом на работе себе распечатаешь. А что, сигареты кончились, да? Может, ещё купить? Только, если можно, не простых.       — Ага, можно и не простых. Сейчас принесу, — я примерно прикинул в уме содержимое кошелька — уж как-нибудь наскребу на какие-нибудь «Мидасские огни», пачка вишнёвых пятёрку, по-моему, стоит — и собрался было идти к стойке, но тут из вечернего полумрака подвальчика внезапно возник Кураи, нервно оглянулся — и одним слитным движением сел к нашему столу на свободный стул. И сразу же сгорбился слегка, локти на стол поставил, как будто давно уже с нами сидит.       — И ты понимаешь, вот вроде дурацкая ситуация, — сказал он мне, несколько преувеличенно жестикулируя — явно ляпнул первое, что на ум пришло, — но если подумать... — потом ещё раз слегка оглянулся через плечо — и выдохнул, расслабился: — Уффф... Извините, ребята, не хотел вам мешать, но там один человек... но вроде ушёл.       Полицейский, наверно, подумал я, от кого бы ещё теневику так прятаться. Вслух, впрочем, ничего не сказал — захочет, сам объяснит, а не захочет, так не очень-то и надо, всё-таки мы с ним не такие уж близкие знакомые, а Тономи так и вообще не местная.       — Ничего страшного, уважаемый, ты нам совершенно не помешал, — сказала Тономи с совершенно невозмутимым видом — как будто это не она совсем недавно плакала в копировалке. — У тебя неприятности, да? Может быть, помочь чем-нибудь? — и сложила руки на столе перед собой совершенно наставническим жестом — как будто вызвала ученика стихи на память рассказывать и приготовилась слушать.       — Да я... — Кураи смутился — наверняка тоже ощутил себя, как в школе. — Ребят, я точно ни во что не влез? А то, может... У вас не свидание, нет?       — Нет, — Тономи засмеялась, а я сказал:       — Нет, мы просто хорошие знакомые, — и добавил, не знаю, зачем: — Мы две сотни проедаем, перепали тут лихие деньги.       — Ой, да было бы чего проедать в двух сотнях-то, — Кураи тоже засмеялся. — О, давайте я куплю чего-нибудь. За беспокойство, так сказать. Мороженое, кофе... пирожных, может? Рики, и пару пива, а?       — А давай, — я махнул рукой, соглашаясь — а почему нет, действительно, пусть купит. — И курева пачку, какие-нибудь «Огни».       — Нет проблем, — Кураи поднялся. Огляделся ещё раз — явно высматривал, не засел ли тот полицейский за соседним столом — а потом зашагал к стойке. Я развёл руками, обращаясь к Тономи — мол, ну вот, поговорили, называется. Она улыбнулась ещё раз, отмахнулась незаметным движением и сказала, сильно понизив голос, как будто Кураи от стойки мог её услышать:       — Ладно, ничего страшного. Я всё разузнаю и тебе напишу. Завтра, — и чуть оглянулась, поведя плечом, как будто внезапный озноб поймала... или пристальный взгляд. И тут я заметил, что через три стола от нас, в самом тёмном углу, сидит какой-то незнакомый тип и упорно пялится Тономи в спину. Ну надо же, какие дела... Это этот, её жених, что ли? Тогда надо будет обязательно Тономи проводить, а то кто знает, на что его занесёт. И лучше бы пойти нам с Кураи вдвоём, на одного меня он точно налезет, вид у меня несерьёзный... Прах побери, вот в такие моменты и пожалеешь, пожалуй, что ростом не вышел, так-то обычно мне наплевать. Я незаметно проверил, хорошо ли вынимается нож из ножен под штаниной, и в очередной раз выругал себя, что не обновил метательный набор. Всерьёз резать этого типа я, конечно, не собирался, но когда перед носом нож просвистит, любой подумает, лезть ли нарываться. Потом снова посмотрел в угол, где сидел тип — и увидел, что тот расплачивается с Бруном. У входа, значит, будешь ждать? Ну-ну, жди.       — Ну вот, теперь хоть есть что проедать, — вернувшийся от стойки Кураи водрузил на стол четыре кружки пива. А шедшая следом за ним Мета поставила перед Тономи кофе и большую вазочку мороженого. Улыбнулась мне, нарочито состроив безучастную мордочку — и удалилась, покачивая юбкой. Н-да, а завтра мне ехать с Метой в Мидас... ох, и нападёт же она на меня с вопросами!..       — А пирожные кончились, прикиньте, — Кураи сел на своё место и придвинул к себе одну из кружек. — И блинчики тоже. Мета посмеялась даже надо мной: «Ты бы, — говорит, — ещё под утро пришёл». А откуда ж я знаю, сколько у них тех пирожных, — он дурашливо покрутил головой, но на лице совершенно явно было написано беспокойство. И Тономи спросила — ну логично, нельзя было не спросить:       — У тебя что-то серьёзное случилось, уважаемый? Действительно неприятности?       — Да... головешка снаружи крутится, — Кураи, похоже, всё-таки решил не вилять. — В смысле... ну, полицейский. Оперативный агент.       — За тобой, что ли, пунктир нарисовали? — спросил я. Не то чтобы я хорошо знал теневые словечки, но кое-чего от Фино нахватался, вот и сейчас выскочило само собой. Кураи кивнул и с досадой развёл руками:       — Ну! И, главное, пустой пунктир-то, нет за мной ничего, я уже две недели в коробочку не лазил, да и когда лазил — не засветился. Разве что... — он запнулся, посмотрел на Тономи. — Ну, в смысле...       — Всё в порядке, я понимаю, — она смешливо сморщила нос (а мы с Кураи удивлённо переглянулись). — Коробочка — это магазин, да? Или ларёк... ну, в общем, что-то с кассой. А пунктир — это внешнее наблюдение. Правильно?       — Совершенно верно, — Кураи покивал, потом оглянулся и поджал губы. — Заполз всё-таки, вон, у стойки приткнулся... не, Рики, не поворачивайся, заметит ещё, прах его побери. Скорее всего, он ко мне наудачу прицепился — шарился тут у нас по какому-нибудь вопросу, а я мимо иду. А фотография моя у них есть, я же влетал однажды, было дело... Эх, неудобно-то как, мне сейчас в полицию попадать вот вообще не с руки, совершенно не вовремя... что бы придумать-то такое? Я ещё, как назло, сегодня весь день не на людях был, так что бери и прислоняй, как тёпленького, к любой взломанной коробочке, и не докажешь ничего.       — Не надо ничего придумывать, — Тономи открыла сумочку, порылась в ней и достала маленький картонный квадратик. — Ты, уважаемый, с самого утра был со мной на выставке... вот, возьми, это погашенный билет. Мы с тобой там всё обошли, потом послушали лекцию, а потом поехали сюда. Этого ведь хватит, чтобы твой... головешка больше ничего про тебя не выдумывал?       — «Системные технологии в образовании: обучающие модули и их применение», — Кураи вчитался в мелкие буквы на билете. — Круто завёрнуто, прямо даже интересно стало... Да, наверно, хватит, выставка — это дело такое, небыстрое... Уважаемая, а там не вспомнят, что ты приходила не со мной, а с кем-нибудь другим?       — Я там вообще одна была... но нет, не вспомнят, — Тономи засмеялась. — Это каждый раз такой беспорядок, все ходят туда-сюда, болтают, лекции всегда запаздывают... Там можно хоть целую толпу с собой провести, никто и не заметит. А в ведомости записано: я брала на своё имя два билета. Ну и всё, — она повела плечом, и это вышло довольно кокетливо. А я подумал, что ей, похоже, понравился Кураи. Ну и... ну и хорошо. Нормальный он парень, вроде не дурак и с девчонками всегда себя вёл прилично. А что теневик — да ну и ладно, может, завяжет потом. А второй билет на эту выставку Тономи наверняка брала для своего урода-жениха, который горазд руки распускать... и тут я вспомнил про подозрительного типа из тёмного угла и осторожно туда повернулся. Нет, тип обратно не пришёл; вместо него за тем столом обнаружился Сэй с каким-то широкоплечим мужиком — заметил меня, подмигнул и сразу же отвернулся. Ну понятно, он с клиентом наверняка сидит, не до нормальных приветствий. А у освещённой стойки действительно мялся какой-то высокий парень, видимо, тот самый головешка, и, судя по скучающему лицу Меты, нещадно сыпал комплиментами.       — Ну вот и договорились. И нет, мне не сложно это всё подтвердить, — сказала Тономи, и я перестал озираться и снова начал слушать. — Ой, а сколько времени? Наверно, уже поздно, да?       — Одиннадцать без малого, — отозвался Кураи — с его места как раз было видно зелёные цифры часов над стойкой. Тономи снова ойкнула:       — Какой ужас! Мне же надо бежать! — она встала, вцепившись в сумочку, как будто боялась её забыть, и огляделась. — А где здесь...       — Вон там, — хором сказали мы с Кураи и одновременно показали на дверь справа от стойки. Тономи фыркнула на такое единодушие и простучала каблучками в указанном направлении. Кураи посмотрел ей вслед, а потом повернулся ко мне и с жаром сказал:       — Какая девчонка, а! Не в моём вкусе немножко, но мозги! Эх, я бы прям... Вы точно не вместе? А то я бы шарики подкатил, серьёзно говорю.       — Да не вместе, не вместе, подкатывай, — сказал я. — Мы на вечеринке познакомились.       — У Араны на дне рождения? Ну надо же, — Кураи удивлённо покрутил головой, — а я её там и не заметил. Целых два дня потерял, выходит, мог бы уже там и подкатить.       «А там ты обхаживал тех, кто в твоём вкусе, но кому ты не очень-то и нужен», — неожиданно для себя подумал я. И сразу же эти мысли отбросил — во-первых, не моё это дело, с кем Кураи обжимается на вечеринках, а во-вторых, сейчас важно не это. А то, что Тономи у выхода, возможно, ждёт неясный кудлатый тип из угла, и с этим надо что-то делать.       — Погоди, тут такое дело... — я огляделся ещё раз. Подвальчик изрядно опустел, и да, кудлатого нигде не было. — Ты можешь её домой проводить? Только это далеко, она в интернате работает... ну, и живёт там.       — В нашем здешнем интернате? Да тоже мне, разве ж это далеко, — Кураи хмыкнул. — Конечно, провожу, это даже не вопрос, я же так и так собирался...       — Только за вами, скорее всего, будет пунктир, — добавил я, не дожидаясь, когда он договорит. — Даже два. Вторым буду я — на расстоянии пойду, незаметно, но чтобы успеть подбежать в случае чего. А, даже три пунктира, если ещё и твой головешка увяжется. И лучше бы реально увязался, в некоторых случаях с полицией спокойнее, — я замолчал и пронаблюдал, как у Кураи удивлённо-настороженно вытягивается лицо.       — Чего-чего? — он прищурился и передвинул стул поближе. — А первым пунктиром кто? В чём дело-то вообще?       — Она поссорилась с женихом, он её ударил. Она от него ушла и, по-моему, пару дней торчала у сестры. А недавно вон в том углу сидел какой-то тип и неотрывно пялился ей в спину. Потом вышел. Я никогда её жениха не видел, но если это он, то сам понимаешь, — выпалил я подряд, не давая Кураи вставить слово. И не зря торопился — едва замолк, чтобы дыхание перевести, как дверь уборной открылась. Тономи сказала что-то скучающей за стойкой Мете (головешка куда-то делся, то ли за столик сел, то ли ушёл) и аккуратно нажала на выключатель. Ну да, школьные привычки, «уходишь — гаси свет». Кураи сидел сейчас к стойке спиной, поэтому я добавил: — Всё, молчим, она идёт.       — Я не очень долго? — Тономи подошла к нашему столу, но садиться не стала, только сумочку на стол поставила, не выпуская её, впрочем, из рук. — Представляете, потеряла где-то гребешок, вот же неряха. Пришлось как попало причёсываться, — она рассмеялась, но с некоторой досадой... ну да, неприятно, когда вещи внезапно пропадают. Впрочем, я прекрасно помнил, где она его оставила — в нашей копировалке, на полочке над раковиной. Она тогда умывалась, я открытки допечатывал... и ведь даже заметил, что на полочке что-то розовое осталось, но потом мы как-то отвлеклись. Ладно, верну как-нибудь. Не последний же это у неё гребешок.       — А по-моему, отличная причёска получилась, — Кураи тоже встал. — Уважаемая, а позволь, я тебя провожу? А то и правда поздно, а такси сюда, скорее всего, не поедет, — и быстро добавил, заметив на лице Тономи некоторое сомнение: — Если что, не бойся, никаких этих... поползновений без твоего желания, уважаемая. Я с девушками вежливый всегда, вот Рики подтвердит.       — Подтвержу, ага, — сказал я. — Я бы тоже с вами пошёл, но мне опять на работу, на ночную смену — вот, уже через полчаса. — На самом деле ночная смена уже началась, и мне туда было не надо, но Тономи об этом сейчас знать не обязательно.       — Но... — Тономи перевела взгляд с Кураи на меня, потом опять на Кураи, зачем-то открыла и закрыла сумочку. — Это же далеко. Не здесь, не в Трущобах. Мне в дошкольный интернат, он...       — В наш интернат? — Кураи улыбнулся так широко и радостно, как будто ему подарили то, о чём он всю жизнь мечтал, и ведро эосского мороженого в придачу. — Уважаемая, это совершенно не далеко. И мне как раз почти туда же, на Старый Фабричный проезд — знаешь, наверно, он перед парком, — и глазом не моргнул, как соврал. А хотя, может, и не соврал, откуда я знаю, где он живёт, когда не ночует в подвальчике.       — Знаю, да. Ну раз так, тогда ладно, — Тономи, по-моему, тоже подумала, что Кураи врёт, но спорить больше не стала. — Рики, я обязательно напишу завтра днём. И спасибо тебе большое.       — Да что ты, какие благодарности, — я тоже встал со стула и пожал Тономи руку. И, честно говоря, не очень понял, за что она меня благодарит. — До связи, да. Кураи, увидимся.       — Увидимся, ага, — он явно тоже хотел пожать мне руку, но передумал, понял, что это будет выглядеть деланно и ненатурально, и изобразил уже поднятой было рукой неопределённый взмах. — Здесь же, скорее всего, и увидимся... в общем, да, удачи, — а потом аккуратно подхватил Тономи под локоток и повёл к выходу. Я выждал несколько минут, потом помахал Мете — мол, до завтра — и вышел за ними.       Снаружи снова похолодало, и в воздухе висела мерзкая водяная взвесь. Я аж передёрнулся — после тёплого подвальчика прохватило до самых костей — и с тоской подумал, что сейчас предстоит тащиться по этой погоде через пол-Трущоб, потом ещё пару кварталов до парка, да и в нём здание интерната не сразу возле ворот. Может, этот неясный тип всё-таки вымерз ждать и свалил? Или вообще не имеет к Тономи отношения и сейчас преспокойно дрыхнет у себя дома?       Ага, конечно. Только я успел это подумать, как заметил тёмный силуэт в будке уличного информера, наискосок от подвальчика. Вымерзнет такой, как же. Ишь, как хорошо устроился — в таких будках даже обогреватель есть, слабенький, да, но всё лучше, чем просто на улице торчать. Или это головешка там стоит? Тот бы тоже сообразил, где от холода укрыться, полицейские наверняка опытные в таких делах. Тогда Тономи, в принципе, ничего не угрожает — ну, проследит он за Кураи, увидит, что тот девчонку до дома проводил, да и всё, какие к ней вопросы. Ну, может, вызовут потом, подтвердить про эту самую выставку. Так что...       Но рассказать себе успокоительную байку мне опять же не дали. Дверь будки стукнула, и тот, кто в ней стоял, быстрым шагом двинулся мимо подвальчика к выходу из двора (я предусмотрительно присел в тени навеса). Увы, не повезло — это был тот самый тип, длинноносый и кудлатый, что сидел в углу и пялился в спину Тономи. И... конечно, может, я себя и накрутил, но мне даже в самой его походке почудилась опасность. Впрочем, если человек в принципе способен поднять руку на женщину, от него какого угодно дерьма можно ожидать. Я подождал, пока кудлатый отойдёт шагов на двадцать, и пристроился за ним, держась поближе к стене.       Кураи нарочно выбрал дорогу по самым освещённым улицам — да, так дольше идти, но гораздо сложнее незаметно подобраться со спины. Впрочем, тип и не пытался подбираться — наоборот, сильно отстал и старательно делал вид, что он ни за кем не идёт, а просто гуляет в сторону станции. Вон, даже витрину остановился поглядеть. И я, честно говоря, через некоторое время опять засомневался, не ошибся ли. Может, он пялился вовсе не на Тономи. А что ждал в будке информера... а кто мне сказал, что он там действительно ждал? Может, звонил кому-нибудь. И теперь топает к этому кому-нибудь. Или вообще домой. А я тут прыгаю от подворотни к подворотне, сыщика изображаю... Тем более что было довольно трудно держаться за типом так, чтобы и его из виду не терять, и чтобы он меня при этом не заметил, да ещё и Тономи с Кураи в поле зрения фиксировать. Я уже несколько раз влез в грязь, чуть не свалился в лужу и вдобавок приложился лбом о мусорный бак, когда поспешно за него нырнул, потому что типу приспичило оглянуться. Хорошо ещё, что народу на улице почти не было, а то мои прыжки и перебежки непременно бы кто-нибудь заметил. И вызвал бы полицию, скорее всего. А если полиция и так за нами тащится — ну, в смысле тот самый головешка — то он всё это видит и надо мной потешается. Ну уж извините, куда мне до профессионалов... у них наверняка задница из-за мусорного бака не торчит. А я вообще такую слежку первый раз в жизни затеял. И вспомнилось кстати — мы с Сарой, когда ещё пробовали вместе жить, часто смотрели один смешной сериал, «Господин и любимец» называется. Про элои и его слугу, и как они влипают во всякие забавные ситуации. Дурацкий сериал, но смешной, после работы под пиво самое оно посмотреть. Ну вот, и в одной серии они то ли вора ловили, то ли что-то в этом роде, я сейчас не помню уже, и этот слуга тоже крался ночью тишком вдоль домов. Снимали, по-моему, как бы не в наших же Трущобах. А может, в Цересе, но поблизости, уж больно обстановка знакомая была. Ну, и мы с Сарой поспорили тогда, нарочно ли актёр себя так глупо ведёт, чтобы смешнее было, или же любой человек тоже будет глупо выглядеть, если попробует кого-нибудь выслеживать. И вот, пожалуйста — я пытаюсь рисовать пунктир за кудлатым типом. И выгляжу при этом со стороны наверняка донельзя глупо. Эх, вот бы сейчас сюда следящий экран, который нам Отро показывал. Можно было бы тогда вообще первым выйти, засесть где-нибудь возле парка и спокойно смотреть, как там тип. Он ведь наверняка если и подвалит, то не в Трущобах — тут из каждого угла по десять рож высунется, стоит Тономи завизжать. Больше из любопытства, конечно, но могут и навалять. Но, во-первых, я про этот экран слишком поздно вспомнил, во-вторых, не умею им управлять, а в-третьих, даже если б умел, не тырить же его у Отро. Так что будем уж как есть, дурацкими перебежками в духе сериала.       Так мы, наверно, плелись где-то час, а может, и больше — впереди Кураи под ручку с Тономи, не спеша так идут, явно разговаривают о чём-то, за ними шагах в пятидесяти кудлатый тип, а за ним по кустам и углам тихарюсь я, стараясь держаться как можно ближе. Никаких дополнительных действий тип не предпринимал, и я подумал, что, может, и перестраховался, хватило бы одного Кураи. А то устроили тут процессию... А если за нами ещё и головешка тащится, то вообще полная красота.       Но ближе к границе Трущоб, обозначенной с этой стороны хлипким бетонным заборчиком-решёткой высотой мне примерно по пояс, тип заметно приободрился. Подобрался, перестал сутулиться, руки из карманов вытащил... и зашагал несколько быстрее. Я тоже прибавил ходу, стараясь по-прежнему держаться понезаметнее — и тут увидел, что со стороны станции белыми полосами стелется туман и довольно бодро ползёт в нашу сторону. Ах ты, прах его побери, вот на что он нацелился — в тёмном парке, да в тумане... Тономи даже не поймёт, кто на неё набросился. Да и Кураи тоже, он же вор, а не налётчик. Так в рядочек и лягут; и хорошо, если живы останутся.       Честно говоря, мне стало страшно. Нет, я, конечно, слышал, что бывает такое — пустяковая размолвка, в другой ситуации забыли бы через день, а тут загнались, и бац, убийство. Но чтобы вот так, воочию, видеть человека, который из-за ссоры на свою невесту руку поднял, а теперь собирается её убить... А что он собирается именно это и сделать, моё чутьё даже не шептало — в голос орало.       Я оглянулся — может, головешка и правда за нами увязался? Но нет, никого видно не было. А даже если увязался, что я ему скажу? «Уважаемый, задержи вот этого человека, я точно знаю, что он планирует убийство»? Ага, и он, конечно, сразу мне поверит, как же. Ну, может, имя у этого типа спросит, проверит по системе... да и всё. А задержит — меня. За клевету на добропорядочных граждан. Так что нет, головешка нам тут не помощник. Эх, что бы придумать-то такое...       Я огляделся ещё раз. Из Трущоб мы уже вышли некоторое время назад, и улица изменилась, как по команде — ровный тротуар под ногами, дома без трещин и облупившейся штукатурки, стеклянные светлые двери подъездов, витрины без решёток... вот только фонари горели ещё по-трущобному, через один, а то и через два.       Стоп. Витрины. Ну конечно же. Сейчас ночь, они наверняка под сигнализацией. А может, и охранник внутри магазина сидит, всё-таки не самое спокойное тут соседство. Ну всё, кудлатый, сейчас я тебе устрою развлечение.       Туман уже изрядно сгустился, но впереди, в освещённом створе улицы, по-прежнему было видно размеренно идущих Кураи и Тономи — вон, Кураи руками размахивает, рассказывает что-то, наверно. А ещё дальше вставала плотная тёмная тень, слабо подсвеченная чередой неярких фонарей... ого, да ведь это уже парк. И не заметил, как дошли. Ну всё, значит, действовать надо сейчас, ждать больше нельзя.       Фонарь над нами как раз не горел; а следующий очень удачно загородило дерево, так что он не столько светил, сколько отбрасывал на дорогу перепутанную чересполосицу теней. Я подождал, пока тип поравняется с большим магазином — готовая одежда, кажется, тряпки всякие, манекены — а потом в два прыжка подбежал к нему, обхватил за пояс и швырнул в самую середину широкой витрины.       Не самый удачный приём, когда ты сильно ниже противника — но тип не ожидал нападения и послушно вошёл лбом в стекло. И, видимо, попал как раз в точку напряжения — витрина осыпалась, осколки стекла хлынули и на тротуар, и на широкий подоконник. Тип не удержался на ногах, шлёпнулся на карачки внутрь, прямо в эти стёкла, что-то вскрикнул неясное... и сразу же над разбитой витриной мерзко заныла сигнализация. А внутри магазина мелькнул луч фонарика; ага, охранник тут есть, замечательно. Я свалил кудлатому на спину пару манекенов, сорвал какую-то длинную тряпку, бросил туда же — и припустил в тёмные дворы так, как не бегал уже давно. И успел ещё услышать, как к звуку сигнализации добавилась высокая вибрирующая трель полицейского свистка. Головешка за нами всё-таки увязался.       ... — А что, Рики, — Мета, переставляя с тележки на стол тарелки — сама же и предложила подкрепиться перед поездкой в Мидас, а я отказываться не стал, — слегка толкнула меня локтем и весело рассмеялась, — говорят, ты вчера Кураи личную жизнь устраивал? И как, чем он отдарился?       — Да ничем, мы с ним не виделись ещё, — мне, честно говоря, было не смешно. После ночных приключений до сих пор слегка потряхивало — адреналин не весь сошёл, как сказал бы Гай. Хотя прошло уже изрядно времени, кудлатого типа я уложил в витрину где-то в час ночи, а сейчас-то половина восьмого. Ну, что поделать, нет привычки у меня от полиции бегать. А побегать пришлось изрядно — головешка этот, прах его побери, всё-таки заметил, как я рванул во дворы, дёрнул на перехват, да так удачно, что почти прижал меня к линии вагончика. Хорошо, я помнил, где ближайшая дыра в ограде, ушёл за линию, на цересскую сторону, а потом такую петлю кварталами заложил, что чуть подошвы не стёр. В общем, повезло, оторвался. Да ещё надеялся, что с утра от Тономи письмо на информер свалится — а ничего не пришло. Нет, может, просто рано, она ещё спит — но всё равно немножко нервно: а вдруг кудлатый тоже сбежал от полиции и таки добрался до интерната? Не должен бы, но мало ли. — Да и вообще, рано отдариваться-то, он просто провожать её пошёл, без ничего такого.       — Может, и без ничего, — Мета принесла две кружки кофе и поставила одну передо мной. — Но ночевать он, между прочим, не пришёл. А у него тут койка оплаченная. Вооот как, — она состроила значительное лицо, явно опять подражая какой-нибудь актрисе из информера. И сразу же опять рассмеялась и села напротив меня. — Да я шучу, что ты. Ешь давай, не обращай внимания на мои шпильки. Мне просто интересно, ничего такого, я даже рада за него. А девочка не местная, да? Она тут мелькает, конечно, и довольно часто, но что-то я никак не соображу, кто такая.       — Тономи из интерната, — ответил я. А смысл отмалчиваться, всё равно же Мета узнает, хоть того же Кураи и спросит. Правда, я уже успел откусить кусок блинчика с начинкой, и говорить пришлось с набитым ртом. — Наставницей там работает.       — Вот это Тономи? — Мета почему-то удивилась, даже застыла с блинчиком на вилке. — Ну надо же, никогда бы не подумала.       — Ты про неё от кого-то слышала? — теперь мне тоже стало интересно.       — Я Риоки, её младшую сестру, хорошо знаю. Та такая, — Мета покрутила пальцами возле своей головы, чуть выше уха, изображая, видимо, ветер в голове. — И я почему-то решила, что старшая такая же. А она прямо серьёзная вся, — в голосе послышалось одобрение. — Наверняка на семью нацеливается, — тут Мета сморщила нос, и мне захотелось её стукнуть ручкой вилки по этому самому носу — легонько, чтобы выделываться прекратила. — Ну а что, при интернате и общежитие имеется, можно сказать, своя площадь, общее хозяйство есть где завести... Всё, решено, подарю Кураи набор кастрюль.       — Вот увидишь, он наденет их тебе на голову, — я очень постарался сделать вид, что тоже шучу, хотя мне по-прежнему было не смешно.       — А может, не наденет. А может, обрадуется. И побежит Тономи суп варить. Кстати, он умеет, ты знал? — Мета зачем-то выделила это голосом, как будто от умения Кураи варить суп зависело нечто важное. — А ты, Рики, сегодня зануда.       Я развёл руками — мол, да, зануда, так получилось. Мета подняла бровь, но ничего не сказала.       Доедали завтрак молча. Мета, видимо, старательно следила за тем, что я делаю, потому что стоило мне сделать последний глоток кофе, как она поднялась, собрала посуду и сказала:       — А вот теперь нам пора. В уборную пойдёшь? Нет? Тогда бери вот эту сумку, и двигаемся.       «Вот эта сумка» оказалась туго набитым тяжёлым тючком высотой мне почти по колено. И без ручек — только тонкая верёвочная петля, которая сразу же впилась мне в ладонь. Я примерился, как бы это всё половчее ухватить (внутри тючка что-то зашуршало), потом плюнул, взялся, как пришлось, и потащил к выходу из подвальчика, стараясь не задевать за стулья.       Путь с тючком получился неблизкий. Сначала до нашей автобусной конечной, где почти час пришлось ждать самого дальнего мидасского автобуса. Да ещё и народ постоянно толокся на остановке, не поговоришь толком, а я было нацелился про Бруна поспрашивать. Впрочем, Мета к этому ожиданию явно отнеслась философски — сидела себе на лавочке, улыбалась каким-то своим мыслям и смотрела на мыски ботиночек. Интересно, почему она такси-то не взяла, если надо было непременно везти куда-то такую тяжесть? Деньги у неё есть, да и не так уж это дорого. Или дело в том, что таксист — это чужой человек, а я свой и Мету, если что, не выдам и никому не расскажу, куда она сумку отвезла? Хм, тогда очень интересно, что в сумке. А хотя... какое мне-то дело? Попросила отвезти — отвёз, а если меньше знаешь, то меньше, соответственно, можешь рассказать.       Потом, в автобусе, тоже вышло не до разговоров — Мета не стала проходить в салон, прыгнула на сиденье на задней площадке (под которое как раз поместился тючок, так что, скорее всего, выбор места был не случайным). Я, понятное дело, устроился рядом, и в результате перед нами всё время кто-нибудь стоял. Особенно мне понравились две цересские тётки, чуть не в полный голос обсуждавшие, какой я Мете не пара. А на мидасском посту я немного напрягся — мало ли, прицепятся с расспросами, что мы такое везём — но охранник под сиденье даже и не глянул. Проверил у нас билеты, спросил, куда мы едем, вполне удовлетворился ответом: «На барахолку» — и всё, ушёл в середину салона. Я покосился на Мету — но она скучающе смотрела в окно, ждала, когда поедем. И явно заранее знала, что никто к нам не прицепится. Не в первый раз возит такие сумки? Ну да, похоже — весь процесс отработан, меняется только помощник. Прах побери, интересно всё-таки... ну да, я по-прежнему считаю, что это не моё дело, но спросить-то можно, наверно? Если Мета не расскажет, тогда уж ладно... но это потом, сначала всё-таки дело надо сделать.       Из автобуса мы вышли как раз возле этой самой барахолки. Раньше здесь просто лотки с овощами стояли — Продуктовый портал в двух шагах, то есть гидропонное производство внутри горы, вот и выносят к автобусному кругу всякую некондицию. А потом как-то сам по себе рядом с этими лотками сложился стихийный рынок — удобно же, за овощами много народу приезжает, вот и подержанные вещи купят заодно. Сначала, говорят, этих торговцев с вещами даже гоняли, а потом как-то плюнули — и правильно, мне кажется, какой смысл гонять, уж проще назначить плату за место, и пусть стоят. Потому что если люди надумали где-нибудь завестись с торговлей, то они всё равно заведутся, гоняй ты их, не гоняй. У нас тоже иногда стоят на автобусной конечной — у кого вещи, у кого книжки; и, кстати, вот эту куртку я как раз у такого торговца и купил — ну а чего, крепкая же ещё куртка, и недорого. А здешняя барахолка теперь размахнулась на всю площадь — лотки поставили, навесы, в общем, серьёзно всё стало. И в другое время я бы тут, пожалуй, походил — будь я один, без Меты, и не откладывай я деньги на тест. Вон, у одного книжек целая стопка, у другого под навесом вполне приличные штаны висят, дальше посуда какая-то... если хорошо пройтись, то и одеться можно с ног до головы, и дом обставить. И хоть тут и Мидас — а народ на рынке, судя по одёжке, в основном цересский, а то и вообще трущобный, почти сплошняком все в чёрном. Конечно, тут и мидасские вещи бывают, и даже эосские иногда, но тоже не запредельно дорого — пару лет назад мы с Итиро тут чайничек традиционный ухватили в подарок наставникам, красивый такой, с росписью по металлу, и всего-то за сорок монет. До сих пор этот чайник у наставников в буфете стоит, сам недавно видел.       Впрочем, сейчас мы с Метой на рынок даже не заглянули — обошли по краю, протиснулись через очередь к овощным лоткам и начали подниматься по довольно крутой дорожке к жилому кварталу над порталом; я ещё из автобуса эти домики заметил, ещё опять пожалел, что рисовать не умею, уж больно ладно они на плече горы прилепились — и на тебе, как раз туда-то нам и понадобилось. И тут, на дорожке, Мета почему-то забеспокоилась, хотя никаких внешних причин к тому не было. И чуть не поминутно начала на меня оглядываться — как я там, не отстал ли, тащу ли тючок. Тащил, конечно, куда б я делся. А потом эта самая дорожка превратилась в лестницу, тоже крутую, без перил и с неудобными ступенями, разной высоты и по-разному сбитыми. И если в гору я вполне лез, хоть и без особого удовольствия, то скакать по этой лестнице задохнулся очень быстро. И все колени этим тючком отбил — вот надо же было придумать настолько неудобную поклажу. Поэтому площадку прямо над порталом, с лавочкой и двумя утилизаторами, воспринял как подарок небес, не меньше. И сразу же приткнул тючок на эту лавочку — не рассиживаться, так хоть несколько минут дух перевести. И, может, покурить. Мете явно не очень понравилось, что я тут встрял — но она ни слова против не сказала. Тоже, как и я, достала пачку и дала мне прикурить от красивой эосской зажигалки — плоской такой, чтобы в рукав или в пояс хорошо убиралась, и целиком серебряной, только в одном уголке цветочек вишни приткнулся. Монет тридцать стоит эта красота; я ещё удивлялся у табачной лавочки, кто у нас такие купит — там целая коробка стояла на витрине. Вот, пожалуйста, покупают. И сигареты эосские по сорок пять эквивалентов пачка. И это я ещё не задумывался, сколько у той же Меты платье стоит. Или шарфик на шее — расписной, с листиками и птичками, явно ручной работы. А всё потому, что у меня в голове зачем-то засело: мол, Трущобы — это непременно бедность; по себе меряю, не иначе. А люди по-всякому живут, кто как может, что в Трущобах, что тут, в Мидасе. Вон, мы сейчас шли мимо рынка, и там с краю такой мидасский дядечка стоял — курточку женскую на продажу вынес и какие-то полотенца. Уж явно не от хорошей жизни вышел; сколько тут дадут за эти полотенца, монет по семь? И это мидасси, о которых принято думать, что они люди с достатком; и вот рядом Мета из Трущоб, в шёлковой юбке и в ботиночках вышитых. Стереотипы в клочья, как Ито любит говорить. Да и правильно, толку-то от этих стереотипов, лишние рамки только, за которые пойди ещё придумай, как вылезти...       Я оглянулся на Мету — впрочем, она на меня даже не смотрела, присела на спинку лавочки и медленно листала узкий исписанный блокнотик — и, облокотившись о парапет, он же верхний обвод портала, посмотрел вниз, туда, откуда мы пришли. Странно, вроде по ощущениям не так уж намного вверх поднялись, а рынок уже можно было весь охватить взглядом. И так здорово было стоять и разглядывать эту пёструю тесноту, что я бы тут, пожалуй, надолго застрял — если бы был один. А хотя... кто мне мешает ещё раз приехать? Погулять по рынку — просто так, не обязательно же деньги тратить — подняться сюда, посидеть... Может, и попытаться это всё нарисовать, я же давно хотел попробовать. А что не умею — так все сначала не умели. Не начнёшь — не научишься, как-то так.       Длинный зелёный автобус медленно, словно раздвигая собой рыночные навесы, вполз на автобусный круг. Как будто гусеница на пёстрый куст... если бы гусениц тоже так нещадно оклеивали рекламой. Автобусный круг отсюда тоже было видно целиком — штук пять «гусениц» там уже стояло, у них тут конечная, а ещё один автобус, поменьше, успел, пока я смотрел вниз, обогнуть по краю площадь с рынком и теперь медленно выползал на дальнюю от нас улицу — вверх, к центральному городскому медцентру. Я перегнулся через парапет, поискал глазами дядечку с курткой и полотенцами — как он, стоит ещё? — и вдруг заметил, что из зелёного автобуса выходит Марен. Присмотрелся получше, не обознался ли, всё-таки издалека гляжу, да ещё и сверху — нет, точно Марен. И куртка его, коричневая, в талию, он вроде как на заказ её где-то шил, и походка тоже его — вразвалочку, враскачку, как будто он всё время идёт по движущейся платформе. И почему-то мне так это не понравилось... Сразу вспомнилось, как мы с Гаем от него прятались, когда он на лестнице вынюхивал что-то. Или кого-то. Да, конечно, он просто мог приехать на барахолку... но я поспешно отклеился от парапета, пока Марену не вздумалось посмотреть вверх, бросил почти докуренную сигарету в утилизатор и снова взялся за тючок. Мета посмотрела на меня — и сразу же встала со спинки лавочки и сунула блокнот в сумку. Тоже дотянулась до утилизатора... а потом спросила внезапно, совершенно буднично и бесцветно:       — Кто там был?       — Марен, — сказал я. Выяснять, с чего она решила, что я кого-то внизу увидел, не захотелось. Угадала — и ладно.       — А, ага, — неопределённо отозвалась Мета и снова пошла чуть впереди меня вверх по лестнице. И больше ничего не сказала — как будто всё так и должно быть, и появление Марена тоже входит в программу. Нет, всё-таки мне очень интересно, что у них тут происходит... то есть не «у них», а «у нас», раз я тоже невольно участвую. И расспрашивать мне вроде не запрещали. Так что... Но потом.       На следующей площадке (я уже не стал останавливаться, хотя лавочка стояла и здесь) лестница круто повернула налево. А ещё через полтора десятка неровных ступеней снова превратилась в узкую дорожку, которая вывела нас наконец-то на плечо горы — широкий уступ, на котором в рядок выстроились пять одинаковых домиков-коробочек, длинных, но невысоких, этажа в три-четыре, по-моему. А дальше, за домиками, вверх круто поднимался голый скальный обрыв — я сильно задрал голову, но так и не смог разглядеть, где он кончается. И от этой картины, честно говоря, дух захватывало. Внизу, в Цересе или в Трущобах, не очень-то помнится, что наш город вообще-то на горе построен; а тут, в Мидасе, горы о себе напоминают постоянно и повсюду — то каменюка огромная торчит посреди улицы, то вот такие райончики лепятся по склону... да и вообще, положи в Мидасе на дорогу шарик от подшипника — обязательно покатится, не устоит. А когда мы в Эос ездили, такого «горного» ощущения не было, даже странно. Ну, разве что на смотровой площадке, но она для того и построена. А так — ну да, автобус ползёт всё время вверх, но очень плавно, а вокруг садики эти усадебные, заборчики красивые, и никаких каменюк. Впрочем, может, в глубине, за заборчиками, что-то и есть, мы-то видели только главную спираль. А она же основная городская дорога, по ней и император ездит, и Минк, так что эта плавность подъёма такой и должна быть наверняка. Не будешь же какое-нибудь праздничное шествие вокруг камней узлами заворачивать.       — Рики, пойдём, нам сюда, — Мета слегка потянула меня за рукав и указала на крайний правый из ряда домиков. Впрочем, не такие уж они были одинаковые — у «нашего» на торце лепились по диагонали чёрные буквы. «Готовые обеды», во как. Н-да, пообедать уже хочется... но, во-первых, не на что, а во-вторых, сначала дело надо сделать. Я оглянулся — не появился ли на лестнице Марен; но нет, его не было видно. Потом перехватил тючок в левую руку — напрочь устал уже его тащить, хорошо, что скоро, судя по всему, конец путешествия. И пошёл следом за Метой.       В подъезде, темноватом и сыром, Мета опять забеспокоилась — сказала мне свистящим шёпотом:       — Рики, давай скорее! — и побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Я, как мог быстро, последовал за ней, стараясь не смотреть на мелькающие из-под юбки очередные кружевные штанишки, на этот раз бежевые. Ну честное слово, нашёл время пялиться, у нас вообще-то дело незаконченное, да ещё и слежка нарисовалась. И вообще, это же Мета, ну; ладно бы был парень какой-нибудь... Впрочем, воображение мне тут же подсунуло образ Гая в женских кружевных штанишках на голое тело... и это было настолько красиво и желанно, что я чуть не взвыл. К счастью, почти сразу же влетел коленом в ненавистный уже тючок, и видение рассеялось, дав мне продышаться. Но... вот как теперь, а? Я ведь не забуду... и очень хочется вживую попробовать. Вот только с Гаем о подобных идеях, по-моему, лучше даже не заикаться. Он и в самом начале, когда у нас всё горело, на такое вряд ли бы согласился, а уж теперь-то... Может, к Сэю подкатиться? Мол, придумал одну штуку, а мой постоянный парень ни в какую... Нет, нечестно это и нехорошо. Получится, что я Сэя просто использую. А денег предложить — так он их у меня, скорее всего, не возьмёт. Ему-то отношений надо хоть каких-нибудь, а не потрахаться, потрахаться ему есть с кем. Да и нет у меня таких денег. Впрочем, никаких нет.       — Рики, иди сюда! — сказала Мета и тем самым окончательно выдрала меня в реальность. Мы уже зашмыгивали в коридор на третьем, кажется, этаже, когда внизу глухо стукнула дверь подъезда. Я её при входе тоже не удержал, так что теперь звук опознал в точности. Ну вот, припёрся, голубчик. А дальше теперь что? Не будем же мы сидеть в этом доме всю жизнь, как-то придётся выбираться. А если Марен, скажем, драку затеет? Тут ведь не Трущобы, в Мидасе всяко полиции побольше... А впрочем, ладно, прорвёмся как-нибудь. На крышу бы выбраться... а там через другой подъезд, и ищи нас, дорогой и уважаемый, как хочешь. Но сначала от тючка избавиться... тем более что мы, кажется, как раз пришли.       Коридор в этом доме был глухой, без окон. И поэтому тёмный — может быть, вечером здесь свет и зажигали, но сейчас светилась только стеклянная дверь, через которую мы вошли, и вторая такая же, в дальнем конце коридора. Мете, впрочем, темнота не помешала — она уверенно прошла к последней двери справа (всего их, кажется, было восемь) и нажала кнопку звонка. Внутри раздался неприятный дребезжащий звук. Я оглянулся в сторону лестницы — как там Марен, не догнал ли? Но стекло в двери было мутным, и толком ничего увидеть не удалось. Вроде нет никого, а там кто знает.       Открыли сразу же. В проёме обнаружился мужик вроде бы средних лет и немногим выше меня ростом, точнее и подробнее было не рассмотреть. Глянул на меня и хотел было что-то сказать, но Мета резко произнесла:       — Мы с пунктиром, — и он сразу же отступил, пропуская нас внутрь. Дверь за моей спиной захлопнулась сама — наверно, была на пружине. Потом зажёгся свет, и я смог разглядеть, куда мы попали. Почему-то я ожидал, что мы придём в какое-нибудь техническое помещение — мастерскую или склад — но здесь оказалась обычная жилая квартира. Только какая-то нескладная — прямо от входа шёл узкий коридор с длинной вешалкой по правой стене. Слева была узенькая закрытая дверь — наверно, уборная — а впереди, судя по всему, ещё какие-то комнаты. И оттуда в коридор доносился приглушённый звук информера — наверно, хозяин его как раз смотрел, когда мы пришли.       Этот самый хозяин молча поклонился нам — простым цересским поклоном, хотя был при ошейнике, — и забрал у меня тючок. Потом кивнул головой — пойдёмте, мол — и двинулся по коридору. Мета сразу же пошла за ним — не разуваясь, прямо в ботиночках. Я тоже не стал разуваться, хотя всё внутри против этого протестовало — ну не ходят в доме в уличной обуви, это же не общественное место. Сложно было, что ли, тапки какие-нибудь завести... А вообще, может, как раз и общественное, откуда мне знать. Гостиница какая-нибудь для своих... или просто квартира, нанятая специально для всяких секретных встреч вроде этой. Или вообще по часам сдают — ну, тем, кому негде. У нас в общежитии тоже есть такое местечко — заходишь к коменданту, берёшь ключ, потом по времени расплачиваешься. Не, я-то не брал, мне своего жилья хватает, а вот Горо, бывало, пользовался, он же коечник, при булочной живёт, куда там к себе приглашать. А Рита при почте, тоже коечница. Ну ничего, теперь будут жить в моей комнате, если всё хорошо сложится. Впрочем, пусть сначала сложится. А то запланируешь так — и непременно какая-нибудь ерунда случится.       В конце коридора оказалась кухня. Самая обычная, у Прота дома почти такая же — мягкий диванчик углом, серенькая кухонная стойка со встроенной плиткой, сбоку на подставочке электрическая кастрюля... хорошая вещь, удобная, только дорогая очень. А рядом с плиткой, смотри-ка, не ковшик, как у нас всех — кофейник на длинной ручке, даже со стеклянной крышкой... ну, Мидас, куда деваться. Хозяин указал нам на диванчик, а сам взялся за этот кофейник, уверенно и не глядя достал из шкафчика кофе... нет, всё-таки он тут постоянно живёт. Но почему ж мы тогда в обуви-то ходим?       — Итак, что случилось? — он поставил на плитку воду для кофе, повернулся к нам и наконец-то подал голос. И голос этот мне не понравился — дребезжащий, как будто сорванный, и с высокомерно-унылыми нотками. — Пунктир? Какой пунктир?       — Это Рики, — сказала Мета вроде бы совершенно невпопад и указала на меня пальцем.       — Мадаро, — коротко представился наш хозяин — не то что без поклона, но даже без малейшего кивка, что было очень странно от мидасси. — И?..       — А там — Марен, его сосед с нижнего этажа, — теперь Мета указала пальцем куда-то за пределы квартиры. — Проныра известный, надо сказать. Скорее всего, он нас увидел из окна мастерской, где работает. Но на автобус не успел, пришлось ехать на следующем. Рики его с площадки заметил — тут, на лестнице к вашим домам.       Мадаро покивал, закусив губу и сделавшись из уныло-высокомерного уныло-задумчивым. Потом сказал:       — Марен... где-то я это имя определённо слышал. Н-да, неприятная ситуация. Но ничего, разберёмся, — и повернулся к плитке, всыпал кофе в закипевшую воду. Я посмотрел на Мету — она пожала плечами. Потом достала из сумки пачку.       — Пепельница на подоконнике, — сразу же подсказал Мадаро, не поворачиваясь. Во даёт, он затылком смотрит, что ли? А хотя, может, просто слух очень хороший. Я читал про подобное — один человек ослеп, авария случилась на производстве, и долго копил на восстановление. И так у него за это время восприятие звуков развилось, что он почти «видел» слухом, по малейшему шороху мог сказать, что происходит. Может, этот Мадаро тоже так, кто его знает... Я тоже вытащил пачку, закурил и подумал, что чувствую себя неудобно и очень неуместно. Как будто уже давно надо было попрощаться и уйти. Такая неуместность у меня в любом чужом доме бывает, я уже писал про это, но сейчас оно особенно сильно ощущалось. Виду я, конечно, не подал, что дёргаюсь... да и вообще, чего дёргаться-то? Попросила Мета съездить с ней в Мидас — вот, поехал. Попросила довезти сумку — довёз. И, заметим, не лез ни с какими расспросами про то, что в этой сумке. А указаний уходить пока не было... и вообще, она мне что-то про Бруна хотела рассказать. Так что прекращаем страдать ерундой, сидим спокойно, ждём кофе... а вот, кстати, и он.       Из кружек, которые перед нами поставил Мадаро, отчётливо доносился аромат хорошего мидасского коньяка. Ну надо же, не пожалел случайным гостям. Хотя случайный гость — это скорее я, с Метой они явно хорошо знакомы.       — Значит, считаете, что этот Марен за вами приехал? — спросил Мадаро. К столу он так и не присел — выключил плитку, налил кофе и себе и прислонился спиной к кухонному столу; и получилось, что смотрит он на нас немного сверху. Может, потому так и встал.       — Мне кажется, это очень вероятно, — Мета осторожно отхлебнула горячий кофе. — Знаешь, дедушка ему не доверяет. Вот вообще ни на столько, — и показала ноготок мизинца, аккуратно подстриженный и покрытый бледно-розовым лаком.       — Понятно, — отозвался Мадаро, скривив губы, хотя понятно ему, судя по всему, было далеко не всё.       — Марен однажды и за мной следил, — сказал я. Точнее, само сказалось, я даже не успел подумать, надо ли. — Ну, или не именно за мной, за кем-то на моём этаже. — Тут на меня воззрились и Мета, и Мадаро, и пришлось рассказывать, понятное дело, без лишних имён, как Марен крался по лестнице и что-то вынюхивал и как мы с Гаем от него прятались.       — Н-да. Воистину интересно обстоят дела, — подытожил Мадаро, когда я замолчал. Состроил несколько задумчивых гримас, потёр подбородок — а потом в три глотка допил свой кофе, отставил кружку в раковину и вышел. Мы с Метой ещё раз переглянулись, и она опять пожала плечами.       Не было его довольно долго — мы успели, не торопясь, выпить кофе и просто сидели молча. Говорить как-то ни о чём не хотелось... во всяком случае, мне. Впрочем, Мета тоже не рвалась разговаривать — она опять закурила и безучастно смотрела в изрядно пыльное окно, в котором, кроме серого неба, ничего не показывали. Я подумал, не помыть ли кружки — но решил самостоятельность не проявлять. Мало ли, вдруг Мадаро это не понравится. Кстати, вроде шум в коридоре. Идёт, что ли, наконец?       — Ну надо же, и правда следит! — вошедший быстрым шагом Мадаро был уже не унылым — радостно-удивлённым, как будто мы не пунктир к нему притащили, а сделали отличный подарок, о котором он давно мечтал. — Сначала шарахался тут по подъезду — пытался, видимо, вычислить, в какую квартиру вы зашли — а теперь засел на лавке во дворе. Вот же упрямый тип, — и рассмеялся. Меня, впрочем, удивила не радость Мадаро и не то, как он это всё разузнал про Марена, а трущобное словечко «шарахаться». Так он наш, что ли? Просто попал под продажу, оттого и ошейник? Но спрашивать я, понятное дело, не стал.       — Ты по камерам посмотрел, да? — спросила Мета. — А там мимо этой лавки никак незаметно не пройти?       — По записи с камер, да, — Мадаро забрал со стола наши кружки, поставил в раковину и снова повернулся к нам. — Нет, не пройти, она слишком близко к подъезду... но ничего страшного, в этом доме гораздо больше одного выхода. Собственно, мы можем идти, если никто не против, — и он кивком указал на дверь кухни.       В уже знакомом узком коридоре Мадаро протянул мне визитку — мы стояли с ним друг напротив друга, пока Мета забежала в уборную, и он, по-моему, откровенно не знал, как себя со мной вести. Странно, с чего бы? Я ведь просто приехал помочь Мете, мы сейчас разойдёмся и вряд ли ещё увидимся. Но визитку я взял — мало ли, никогда не знаешь, кто и когда тебе пригодится. Жёлтые связи — полезная вещь. Да и вообще хорошая штука визитки; надо и себе напечатать, наверно. Обычных, на полукартоне, зачем выпендриваться. У Мадаро, впрочем, был не полукартон — дорогая бумага, фактурная, «циновка» или что-то вроде того, на ощупь я не очень разобрал, а разглядывать, по-моему, невежливо. Так что я поблагодарил, представился как следует, со статусом и поклоном, и сунул его визитку в пояс. Потом посмотрю; и в кошелёк переложу, чтобы не потерялась. А Мадаро вроде хотел что-то у меня спросить, но тут из уборной выпорхнула Мета. Не задалось, в общем. Ну что поделать, захочет — позвонит, имя я ему назвал, информер у меня и дома есть, и на работе... и, пожалуй, стоит и про личный подумать уже, почему нет. Простенький какой-нибудь взять, вряд ли это сильно дорого. Но это всё потом, сначала тест сдам.       — Пойдёмте, — сказал Мадаро. И мне показалось, что он как-то смущённо отводит от меня взгляд. Да что ж такое-то, а? Были бы мы с ним здесь вдвоём, я бы, пожалуй, напрямую спросил, в чём дело. И так-то никогда не любил недоговорённостей, а уж теперь... настолько наелся их за последнее время, что никому не пожелаешь. Но при Мете задавать подобные вопросы как-то не хотелось. Поэтому я просто сделал вид, что ничего не заметил. Мы вышли из квартиры, молча спустились на первый этаж... и продолжили спускаться, потому что лестница, оказывается, вела ещё ниже. Наверно, в подвал. Или... но погодите, там, под нами, то самое производство, куда входят через Продуктовый портал. Гидропоника, линии переработки, вот это всё... Да и вообще внутри горы куча коммуникаций проложена, и всяких технических помещений полно, это нам отец Данло рассказывал, он как раз на этих коммуникациях и работает, в обслуживании. Так что вряд ли в Мидасе есть полноценные глубокие подвалы. Да и в Эосе тоже. Но... куда же мы тогда спускаемся? Уже третий пролёт прошли вообще-то. В это самое техническое подземелье?       Только я успел это всё обдумать, как лестница кончилась. Мадаро свернул направо, в короткий коридор, в конце которого была широкая железная дверь, недавно окрашенная в ярко-красный — запах краски ещё слегка чувствовался, хотя дверь наверняка уже высохла. И уверенно настучал код на замке — по-моему, чуть ли не восьмизначный. Значит, часто пользуется этой дверью. Или просто хорошо запоминает цифры, а я опять всякое выдумываю.       — Проходите, — Мадаро кивнул на открывшийся проём, из которого тянуло душноватым тёплым воздухом. — Прямо, потом налево на мостик, потом на траволаторе до конца, потом на лифте на верхний уровень. Напротив лифта будет дверь, вот ключ, — он протянул Мете одноразовую карточку. Когда ещё напечатать-то успел? Что-то я не слышал, чтобы магнитная установка заводилась, а она штука громкая, и не перепутаешь ни с чем этот звук. Или у него запас таких ключей? Но чем же он тогда таким занимается, чтобы были постоянно нужны одноразовые ключи от запасного выхода? Нет, может, это всё и не моё дело, но я точно Мету расспрошу, когда мы отсюда вылезем. А вдруг расскажет?       — Прямо, налево, мостик, траволатор, лифт, дверь, — повторила Мета, загибая пальцы. Ключ она сразу же сунула в сумку, в кармашек на крышке, и кнопкой застегнула. Логично, а то выскочит — и плутай так по подземельям. — А где мы выйдем? Очень далеко отсюда?       — Напротив городского медцентра, в скверике, — ответил Мадаро и переступил с ноги на ногу. По-моему, ему уже очень хотелось нас спровадить. — Кстати, там рядом есть неплохое кафе, называется «Как дома». Ну, увидите. И автобус до Трущоб поблизости останавливается. — Он оглянулся — наверху, кажется, стукнула дверь подъезда. Мы тоже посмотрели наверх, а потом Мета сказала:       — Тогда... спасибо, наверно, — и они оба почему-то тихо рассмеялись. Впрочем, Мета почти сразу смех оборвала и шагнула в дверь. И уже из-за порога позвала: — Рики, пойдём.       Мы с Мадаро раскланялись — пожалуй, более церемонно, чем стоило, — и он закрыл за нами ярко-красные створки. Замок громко щёлкнул. Ну вот, теперь только через подземелье, назад пути нет. А перед нами был широкий коридор (видимо, то самое «прямо» из инструкции), в котором тускло горел технический свет.       — Ненавижу неожиданные приключения. Ну ладно, хоть в хорошем кафе пообедаем, — вздохнула Мета и взяла меня под руку. И мы пошли навстречу этим самым приключениям.       Коридор оказался недлинным и шагов через пятьдесят закончился ещё одной дверью, такой же широкой, из двух створок. Только в отличие от первой, эту дверь не красили очень давно, и она была скорее ржавая, чем какого-то цвета. Одна из створок была немного приоткрыта — только-только просочиться. Мы по очереди протиснулись в щель — двигать створку почему-то не хотелось — и внезапно оказались на металлическом решётчатом балкончике над огромным залом. А внизу ровными рядами росли... ох, небо великое, что тут только не росло. Прямо под нами, кажется, была капуста — частая сетка пола мешала рассмотреть как следует. Чуть подальше из синеватой питательной массы торчала задорная красноватая ботва — похоже, свёклу посадили. Справа от неё росло что-то пушистое, видимо, морковка... а дальше было уже не разобрать, потому что над грядками стоял лёгкий туман. Наверно, разбрызгивали что-нибудь полезное. Пахло свежей зеленью, немножко химией и какими-то фруктами. И мне сразу же есть захотелось, даже живот от голода подвело. Конечно, мы позавтракали в подвальчике, но это ж когда было... Ладно, потерплю, не привыкать; но свежих овощей хочется, конечно. А они пока дорогие, весна же. Даже здешние, гидропонные — тут ведь тоже сезоны соблюдают, я читал. Хоть и не так жёстко. Иначе нарушаются какие-то естественные процессы... в общем, положено так. А до свежих фруктов вообще ещё далеко... да я их никогда и не покупал, если честно. Разве что для Сары пару яблочек.       — Ух ты, как здорово! — Мета перегнулась через ограждение нашего балкончика. — Сколько всего растёт, красота какая... Смотри, вон там ползёт прополочная машина. Она автоматическая, представляешь. Сама сорняки распознаёт. Я по информеру передачу смотрела. Тут вообще сейчас очень мало людей работает, всё больше вот такие машины... О, а вон там помидоры! Смотри, прямо крупные такие и уже красные.       — А под нами капуста, — я показал вниз.       — Правда? — Мета присела и всмотрелась. — Точно, капуста. И тоже почти поспела, — она встала и отряхнула юбку. — Надо на экскурсию сюда сходить. Хочешь?       — Итиро своди, — сказал я — честно говоря, из дружеской солидарности. Ну а чего, Итиро же наверняка хочется бывать с Метой почаще.       — Думаешь? — она рассмеялась. — Ну ладно, посмотрим. Пойдём на выход, да?       Мы по инструкции повернули налево, и вскоре балкончик перешёл в полностью закрытую и полностью прозрачную галерейку (да, и пол тоже был прозрачный), лепившуюся к стене непонятно как — ни консолей, ни упоров видно не было, просто стеклянная трубка, и всё. Впрочем, галерейка была короткая — впереди виднелись ступени, видимо, тот самый мостик, который тоже упоминал Мадаро.       — Ого. Страшновато, — Мета постучала носком ботинка по прозрачному полу, не решаясь переступить на него с казавшейся более надёжной мелкой сетки. — Слушай, ты видишь, на чём оно висит?       — Не-а, — я даже высунулся через ограждение, чтобы посмотреть поближе, но трубка выглядела просто приклеенной к стене. — Да пойдём, вряд ли это построили специально затем, чтобы оно рухнуло. Уж нас-то двоих выдержит как-нибудь. Тут же наверняка куча народу бегает... ну, или раньше бегала. До автоматизации.       — Нну тоже верно, — Мета сказала это с изрядным сомнением, всё-таки вошла в галерейку и потрогала прозрачную стенку. — Пластик какой-то... Интересно, зачем так сделано, нельзя было просто балкон к лестнице подвести?       Я пожал плечами — ну, а что ответить, я тоже не специалист по подобным галерейкам. Впрочем, через несколько шагов мы поняли, зачем так. Снаружи что-то звонко щёлкнуло, и по пластику весело застучали капли. Мета отпрыгнула, ойкнув, а потом рассмеялась:       — Дождик!       — Огород поливают, ага, — согласно кивнул я. Впрочем, когда мы дошли до конца трубки, рукотворный дождик уже кончился. Впереди у нас были четыре ступеньки на мостик — длиннющий, на другую сторону зала... хотя правильнее было бы сказать — пещеры. С сокровищами, ага. А над мостиком висела радуга — самая настоящая, яркая такая... и это было так здорово, что я в который раз пожалел, что не умею рисовать. Нет, понятно, что это лампы на потолке водяную взвесь подсвечивают, но какая разница, радуга от этого менее настоящей не делается. Наверно, здесь часто такое получается... и даже жалко, что эту красоту в основном видят всякие машины и автоматы.       Над моим плечом раздался сухой щелчок — Мета сделала фото на информер. И воровато оглянулась, не видел ли кто.       — Разве здесь можно снимать? — спросил я. Наверняка ведь нельзя; и камер, скорее всего, везде понатыкано, не прицепились бы к Мете... А впрочем, может, и ничего. Посмотрим, в общем.       — Не знаю, — Мета спрятала информер в сумку. — Я аккуратно. Правда, у меня фотопрограмма не очень хорошая, давно не обновлялась, так что вряд ли получится. Но как не попробовать, красиво же.       — Это точно, — согласился я. И мы полезли на мостик.       Внутри радуги оказалось сыро и холодно. Мостик был скользким и слегка покачивался, поэтому торопиться не хотелось, страшновато как-то. И вниз смотреть тоже не хотелось — слишком уж сильным было ощущение, что мы идём над пропастью. Хотя не так уж высоко и шли, этажа четыре там было. Ну, может, пять, но никак не больше. То есть даже если и упадёшь — не расшибёшься особо. Тем более, внизу грядки, они, по идее, мягкие. И всё-таки я внутренне выдохнул, когда мостик кончился. Теперь перед нами был коридор, вдоль правой стены которого шуршала лента траволатора. Точнее, две ленты — одна в нужную нам сторону, а другая навстречу. Наверно, популярная дорога, с оживлённым движением... или — была популярная. А потом количество работников уменьшилось, а лента так и работает, пока кто-нибудь из начальства о целесообразности не задумается. У Гая на заводе тоже такое есть — он рассказывал, что раньше возле третьей проходной жилой райончик был, но очень старый, и вот его снесли. И ничего пока не построили, просто большой огороженный пустырь. А проходная всё равно работает, охранника там держат, турникеты стоят... хотя ходят один-два человека в лучшие дни, а то и вообще никто. Да что там завод, у нас подобное вообще везде бывает. Брун как-то говорил — это потому, что любой вопрос предпочитают решать через самый верх, самую ерунду до Совета доводят, никто не хочет на себя лишний раз ответственность брать. А у советников, хоть они и элои, ни головы не резиновые, ни рабочее время. Покааа внимание дойдёт до таких «застрявших» мест... Вообще дурость, конечно; а с другой стороны, я в шкуре начальника никогда не бывал, мне-то легко рассуждать про ответственность.       Траволатор уже довольно далеко увёз нас по тускло освещённому коридору, когда мы наконец-то увидели первых людей. Сначала попался мужик в оранжевом комбинезоне и с большой сетчатой тележкой, полной каких-то мешков. Он стоял рядом с лентой траволатора и курил (хотя наверняка же здесь нельзя). Уставился на Мету, подмигнул (она в ответ улыбнулась), но ничего не сказал. На меня даже и не взглянул, будто я пустое место. Впрочем, я и не думал на это обижаться. Не заметил — и хорошо. А потом из бокового коридора вывернули, оживлённо болтая, три молодых парня, тоже в комбинезонах. Двое мидасси, судя по ошейникам, а третий, гляди-ка, элои, их ни с кем не перепутаешь, потому что худые, высокие, с длинными светлыми волосами, и морды красивые, как с картинки. У этого, впрочем, волосы были увязаны в пучок, заколотый чуть ли не палочками для еды, да и вообще он отличался от остальных двоих только ярко-жёлтыми рабочими перчатками, прицепленными к поясу. Руки бережёт, наверно. Интересно, что здесь элои делают? В смысле — кем работают? И что бы сейчас сказал Гай, если бы увидел этого парня? Он-то мне втирал, что господа, мол, только на наши налоги роскошествуют... А впрочем, ну его. Выкрутился бы как-нибудь, стал бы гнуть, что это я ничего не понял. А признать, что был не прав и ляпнул, не подумав — да вы что, это не про Гая.       Почувствовав, что я его разглядываю, элои повернул голову в мою сторону, когда лента траволатора протаскивала нас с Метой мимо них. Взгляд был вопросительный, но без неприязни — такое холодноватое «чего тебе?». Но я всё равно отвёл глаза — да ну, спросит ещё, что мы тут делаем, и будем мы вилять и что-то на ходу придумывать. А не отвечать элои нельзя, не положено, традиция такая, можно сказать. А потом траволатор плавно повернул направо, и эти трое пропали из виду. Впрочем, ненадолго — видимо, они сообразили, что пешком по ленте выйдет быстрее, чем пешком по коридору, и вскоре нас нагнали и обогнали. Впереди шёл один из мидасси, всё время оглядывался на остальных и что-то возмущённо говорил.       — ...Да какой смысл в этих всех запросах, господин? — расслышал я, когда троица приблизилась. — Там этих запросов висит уже штук сорок, а толку? И ещё один повиснет, да и всё. Давайте, наверно, по прямой подписке, через советника... Ох, прошу прощения, — это он зацепился за сумочку Меты, когда мимо проходил. Мета с улыбкой посторонилась.       — Ну да, можно и так, — согласился элои, в свою очередь проходя мимо нас. При этом ещё раз кольнул меня взглядом — но опять ничего не сказал. — Давайте действительно по подписке сообщим, куда деваться.       — Можно ещё дефектологам сигнал подать, — сказал мидасси, шедший третьим. — И тоже по подписке через советника, тогда точно починят, — прозвучало это мрачно и мстительно.       Элои что-то ответил и ему, но что именно, я уже не услышал — всё-таки траволаторы ползают не бесшумно, а этот ещё и старенький, так что шуршал довольно сильно. А потом эти трое и вовсе скрылись за поворотом. Ну вот, пожалуйста, как Брун и говорил — всё через советников делается. Интересно, что у них такое сломалось? Наверно, не очень серьёзное, просто досадное... но всё равно в таких случаях как-то обидно: ты стучишься везде, просишь починить, с тобой даже и соглашаются на словах... но ничего не делают. Вот так и возникают в городе места вроде наших Трущоб, где дороги не чинили со времён Катастрофы и дома не ремонтировали с тогда же. Ну да, от этого в целом-то никто не помирает, мастерские работают, народ не особо ворчит, понимает, что у города есть и поважнее дела, чем в Трущобах асфальт латать, но как-то неправильно это, по-моему.       Траволатор тем временем заложил ещё один медленный плавный вираж и вывез нас в просторный холл. Слева была проходная — турникеты в рядочек, будка стеклянная, всё как положено. В будке спиной к нам стоял охранник в чёрном комбинезоне и увлечённо трепался с застрявшим рядом уборщиком — моющая тележка пыхтела вхолостую и недовольно мигала сигнальной фарой. А справа от ленты было нечто вроде зоны отдыха — лавочки, растения в кадках и несколько автоматов, как у нас на станции — кофе там, бутерброды, батончики белковые... ну, чтобы быстро перекусить, в общем. Около автоматов на диванчике обнаружилась обогнавшая нас троица — явно так и продолжали обсуждать свою поломку, только уже сидя и с кофе. А прямо перед нами был выход к лифту, широкая распашная дверь, да ещё и с указателем, и захочешь — не заблудишься. Ну всё, скоро вылезем из подземелья. А то как-то тягостно без дневного света... хотя, может, и с непривычки просто. У нас в копировалке тоже окна всё время задёрнуты — и ничего, живём же как-то. А дальше я ничего не успел подумать, потому что, пока я крутил головой по сторонам, траволатор приполз к конечной площадке, и Мета подхватила меня под локоть, иначе бы я точно полетел носом в пол. И посмотрела укоризненно, как будто она мне старшая сестра. А чего, я бы не отказался.       — Извини, засмотрелся, — сказал я.       — Я заметила, — отозвалась Мета ядовито-строгим тоном, но тут же скорчила смешливую мордочку. — Пойдём, тут уже близко, как я понимаю, — и, не выпуская моего локтя, видимо, чтобы я опять не залип на что-нибудь и не пришёл лбом в стену, направилась к лифту.       В квадратном закутке возле лифта сидел за столом ещё один охранник и сумрачно пялился в монитор. Наверно, он должен был за камерами следить, но мне показалось, что он смотрит какую-то передачу по информеру. Вон, и наушник подключил... Ну а что, здесь явно боковой вход, кто тут проверять будет, чем охрана на посту занимается. На нас он глянул неожиданно цепко, и я приготовился было врать — мол, заблудились, отстали от экскурсии, наверх выбираемся, — но он просто ощупал взглядом фигуру Меты и ничего не сказал. Снова воткнулся в монитор и больше не смотрел в нашу сторону, даже когда с грохотом открылся лифт.       — Уфф, ещё чуть-чуть, — Мета ткнула пальцем в кнопку с жирным рельефным нулём. Всего кнопок, кстати, было шесть — ничего себе размеры у подземелья.       — Ты карточку для выхода не потеряла? — спросил я. Не то чтобы я об этом всерьёз беспокоился, но застрять перед закрытой дверью не хотелось бы.       — Прыщ тебе на нос, нет, конечно! — возмутилась Мета, но на всякий случай проверила. — Думаешь, мне хочется ещё тут блуждать?       — Мне тоже не хочется, — сказал я. — Но было, пожалуй, даже интересно. А ты вроде сама хотела прийти сюда с экскурсией, нет?       — Экскурсия — это другое, — Мета заглянула в маленькое зеркальце над рядами кнопок и поправила чёлку. — А вот так, нелегально... нет, слишком нервно. Как будто вот-вот спросят, что ты тут делаешь. Или как будто за тобой следит что-то. Большое и страшное. В общем, как в подвале нашего интерната.       — А ты там лазила, что ли? — вот тут я реально удивился. Мета рассмеялась:       — Пф, конечно! Я не люблю только внезапные приключения! А так мы с девчонками где только не были. Даже в Старый город немножко зашли — так, с краешку. У Араны до сих пор есть оттуда ржавый гвоздь. Воот такой, — и показала руками размер гвоздя. — А про интернатский подвал... а ты попроси свою новую подружку, пусть она тебе покажет. Там есть таакое место... В общем, представь себе дверь... — но тут лифт остановился на промежуточном этаже, и Мета резко замолчала. Н-да, вот уж от кого не ожидал тяги ко всяким заброшенным местам... А впрочем, я Мету никогда хорошо не знал. А что до сарказма про «мою новую подружку»... нет, это их дела, конечно, но уж очень похоже на ревность. Но Тономи вроде ни на Итиро не претендует, ни на кого-либо ещё из Метиных поклонников... Это сама Мета целилась на Кураи? Или, смешно сказать, на меня? Забавно, если так... но она ничего не скажет, конечно, даже если спросить. Слишком уж тема личная.       Лифт тем временем пару раз грохотнул дверью впустую и наконец её открыл с ужасающим скрежетом, мы аж поморщились. Вошёл мужик в рабочем синем полукомбинезоне, с нашивкой «Сектор утилизации» над карманом и с зелёными метками техника на вороте застиранной рубахи. Гай тоже такие метки носит, только синие, инженерские. А вообще их потихоньку перестают использовать, как я заметил — а зачем, если и визитки можно сделать, и даже страничку системную завести, там вся информация и будет: кто такой, где живёшь, кем работаешь... Наверно, это правильно, но всё-таки привычнее, когда весь статус человека читается по внешним приметам. Ну, лично мне так кажется. Хотя я переучусь, конечно, куда деваться.       — Вверх, да? — спросил вошедший мужик. Мета кивнула. Он тоже кивнул, ткнул в кнопку закрывания дверей и сразу же задал следующий вопрос: — От экскурсии отстали?       — Ага, — сказал я; ну вот, пришлось-таки врать. — Нам сказали, что выход тут.       — Тут, это верно, — подтвердил мужик, — но его запирают теперь. Ну ничего, я вас выпущу.       Мы переглянулись. Он истолковал наши взгляды по-своему и развёл руками, продолжив рассказывать:       — Запирают, да. Какого-то пролазу поймали... но не в мою смену было, так что и не видел я его, и точно не знаю, что и как. Вроде говорят, что пытался что-то тут у нас испортить. То ли водопровод, то ли на переработке что-то. Так-то лазят сюда часто, — он усмехнулся, — но всегда тихо-мирно всё, ходят, смотрят, никому не мешают. Интересно же людям, а экскурсия дорогая же, правда? Поди-ка выложи зараз сто сорок монет. Таких тихих пролаз никто никогда и не трогал, зачем их ловить. А вот чтобы портить... И зачем? Ребята наши говорят — не иначе, головой человек повредился.       — Скорее всего, так и есть, — сказала Мета. — Это же пищевое производство. Если оно остановится — где еду-то брать?       — Вот именно, уважаемая, — наш попутчик энергично кивнул. — В общем, говорят, сдали этого человека в юридический сектор. И не просто в полицию, а туда, повыше, — он указал пальцем в потолок лифта. — Может, госпожа советница лично занялась, дело-то серьёзное... — тут лифт остановился, дёрнул дверью, но со второго раза всё-таки открылся, и даже не очень скрежетал. Мужик заторопился, перебив сам себя и не закончив историю про злонамеренного пролазу: — Пойдёмте, выход тут совсем рядом, не заблудишься. Но вот запирают, что делать.       Дверь наружу действительно оказалась почти напротив лифта, в тёмном коротком отнорке. Мужик прислонил к замку карточку-ключ — понятное дело, постоянную, с фотографией, — и раздался короткий щелчок. Ну вот, всё, выбрались, можно сказать.       — Спасибо, — сказали мы с Метой почти одновременно.       — Ох, да не за что, — наш провожатый неопределённо помахал в воздухе рукой — видимо, изобразил прощание. — И удачно домой добраться, а то с транспортом тут... Ну да разберётесь.       — Разберёмся, конечно. Спасибо ещё раз, — Мета даже изобразила короткий поклон. И мы с ней вышли... прямо под дождь. За нашими спинами щёлкнул, закрывшись, замок.       — Ой, ну фу, — Мета прижалась к стене, чтобы хоть немного укрыться от летящей сверху воды, и выдернула из сумки складной зонтик. Хлопнул, раскрываясь, ярко-голубой купол. — Такая хорошая погода утром была, вот надо же было... Рики, иди сюда, не мокни.       — Эээ, под один зонт? — я даже опешил. — А ничего, что... А если увидят?       — Ой, да и ладно, — Мета втащила меня под зонт и подхватила под локоть. — Я уж как-нибудь разберусь, с кем я под одним зонтиком хожу и зачем. Пойдём лучше кафе поищем, Мадаро говорил — тут рядом. А то уже есть хочется. И да, вот ещё — не вздумай от еды отказываться, иначе обижусь. Понял?       — Понял, — сказал я. Спорить, честно говоря, не хотелось. Хотя я действительно не собирался есть в этом кафе, самое большее кофе перехватить. Обижать Мету тоже не хотелось.       — Вот и хорошо, — она удовлетворённо кивнула. — Ну, пошли?       Выбрались на поверхность мы действительно в скверике, как Мадаро и обещал. Выход из подземелья снаружи выглядел как неприметный сарайчик, в таких обычно дворники свой инвентарь держат. Нипочём не поймёшь, что это такое на самом деле. И прямо от двери вела дорожка из красных бетонных плит — только-только вдвоём пройти. По ней мы и двинулись; и на первой же развилке Мета решительно свернула налево — к решётчатой калитке, видневшейся между кустами.       Вышли из сквера — и прямо перед нами оказался городской медцентр. Вообще-то это здание меньше всего было похоже на больницу, сколько раз я его глазом цеплял в новостной хронике, столько раз и удивлялся. И сейчас, увидев вживую, убедился, что картинка в информере не врала ни капельки. Мощные, нависающие над улицей стены, серый неровный камень, узкие высокие окна, угловатая арка главного входа, две квадратных башни на крыше... Да ещё всю левую сторону здания зимний плющ заплёл — ну, знаете, такой, тёмно-зелёный, у которого весь год листья не опадают. И так густо сел — даже окон не видно. В общем, больше всего похоже на какую-нибудь серьёзную школу. Или на юридическое что-нибудь. А хотя чего я удивляюсь, медцентр же давным-давно построили, в Возрождение, сразу после Катастрофы... стандарты-то строительные меняются. Может, тогда было вот так принято — основательно, солидно. Сейчас-то все больницы простые, коробочка с окнами, да и всё... впрочем, и жилые дома не сильно отличаются.       — Н-да, впечатляет, — Мета тоже окинула взглядом медцентр. — Так, а кафе-то где? Вот ведь дождь разошёлся, даже вывесок не видно.       — Вон оно, — я ткнул пальцем в двухэтажный домик, спрятавшийся за громадой медцентра. — У них просто вывеска голубая, бледная, вот ты и не заметила. «Как дома», правильно же?       — Ага, всё верно. Пойдём скорей, а то я даже замёрзла, — Мета подождала, пока мимо нас проедет маленький фургончик с какой-то розовой надписью на боку, и решительно шагнула на мостовую.       В кафе было тепло и пахло свежесваренным хорошим кофе. Мета уверенно прошла в глубину небольшого зала, где возле камина с имитацией огня был свободный столик на двоих. Жар от камина, впрочем, шёл вполне настоящий, чему я очень даже обрадовался, потому что тоже замёрз — и в подземелье было изрядно прохладно, и тут дождь... И, пока Мета махала рукой, привлекая внимание подавальщика, подвинул стул поближе к оранжевым сполохам и огляделся — это место почему-то хотелось рассмотреть получше, чтобы запомнить. Или не само место, а что-то в нём? Или, может, кого-то? В любом случае, выбор «кого-то» был не так уж и велик. Через стол от нас сидели и увлечённо жевали, уткнувшись в информеры, двое мидасси, судя по зелёным выцветшим одёжкам — медики среднего, так сказать, звена. Когда мы с Метой проходили мимо, они даже головы не подняли, хотя вообще-то положено здороваться с теми, с кем ты рядом ешь, это даже у нас в Трущобах знают. Впрочем, может, они после суток сменились — тогда понятно, какой церемониал, пожрать бы. А в углу у окна плотно засела весёлая компания — похоже, какой-то праздник отмечали (и все подавальщики, конечно же, вокруг них и толклись). В середине, лицом к нам, сидела девчонка — из элои, судя по светлому пучку. Красивая — слов нет, глаза синющие, огромные... а дальше я её разглядывать не стал, чтобы не бежать искать, где тут уборная. Но праздник, похоже, был именно у неё — слишком уж явно она была центром компании. Остальных я, честно говоря, рассмотреть не успел, заметил только, что все в зелёном, то есть опять же медики. Ну, логично, куда им ещё ходить поесть, как не в соседний дом от места работы. А в дальнем от двери углу, в самой тени, через два стола от нас, спиной к залу сидел ещё один мужик в зелёном. Он что-то писал, судя по позе и движениям плеч, и периодически отпивал из большой кофейной кружки; а по спине спускалась длинная светлая коса — опять элои, вот же их понатыкано тут. Я этого мужика даже не сразу заметил — понял, что там кто-то сидит, только когда Мета наконец-то дозвалась подавальщика, и тот поклонился, проходя мимо стола в углу. Не самое удобное место для писанины, конечно... а впрочем, куда только не залезешь порой, лишь бы не мешали. Мне почему-то вдруг захотелось, чтобы этот элои обернулся — как будто от того, что я увижу его лицо, что-то зависит. Чушь, ага; но он вдруг перестал писать и застыл, как будто мои мысли услышал. Я поспешно отвёл взгляд и переключился на подавальщика, который как раз до нас добрался.       — Рики, ты какой суп будешь, овощной или рыбный? — Мета перелистала тетрадку со списком блюд. — А, вот ещё есть эосский сборный, хочешь?       — Эосский, уважаемая, подождать придётся, разобрали, — подавальщик виновато улыбнулся, как будто это лично он сожрал весь означенный суп. — С полчаса где-то, как бульон закипит. Будете ждать?       — Я даже не знаю... — Мета поводила пальцем по строчкам. — Рики, мы будем ждать?       — Да я... — первым побуждением было, конечно, сказать, что я суп не буду, они же дорогие обычно, но я вовремя вспомнил, что Мета обидится, если я откажусь, и затормозил. — Давай рыбный. Он заодно и нажористее, ты же замёрзла.       — Точно, — Мета, соглашаясь, ткнула в мою сторону пальцем. — Значит, два рыбных супа. И... достойный, а посоветуй нам что-нибудь на второе. Вот что бы ты сам взял?       — Посоветовать? — подавальщик опять улыбнулся, но уже не виновато — похоже, просьба ему понравилась. — Возьмите вот это, — он указал на строчку в списке.       — «Мясные ломтики с овощами», — прочитала Мета. — А что, звучит вкусно. Значит, две порции ломтиков. И кофе. И... Рики, будешь пирожные? Или сладкий блинчик?       — Буду. В смысле блинчик, — сказал я. Сколько всё это в результате будет стоить — даже думать не хотелось. Такой обед и в подвальчике-то был бы дороговат, а тут вообще Мидас... Впрочем, Мета и бровью не повела и продолжила, обращаясь к подавальщику:       — И два блинчика. И... и всё-таки пару пирожных. И пока всё, наверно.       Подавальщик кивнул, забрал тетрадочку со списком и отбыл к кухонному окну. А Мета вытащила сигареты и зажигалку, придвинула к себе одну из пепельниц (их на столе стояло аж три) и выжидательно на меня посмотрела. Видимо, предполагалось, что я что-нибудь спрошу. Я и спросил — то, что вертелось на языке уже давно:       — И что это было? Мы зачем сюда ездили?       — Ну... — Мета повела плечом и нахмурилась. Но отмалчиваться всё-таки не стала. — Это дедушкины пивные дела. Ты же знаешь, он своё варит... ну, то есть не совсем своё, просто по старому рецепту.       — Старому — это... до Катастрофы, что ли? — уточнил я. Мозаика продолжала складываться.       — Ну да, — Мета закурила, разогнала ладонью дым. — Только он один этот рецепт и знает, в системе его нету. А регистрировать заново — это пробы возить, потом налог на производство, да и сам патент тоже недешёвый... В общем, по документам мы варим «Цересское оригинальное номер девять». Понимаешь, да? — Мета коротко рассмеялась. — Только не рассказывай это всё никому, пожалуйста.       — Не расскажу, конечно. — Я оглянулся, и вовремя — «наш» подавальщик уже двигался с тележкой в нашу сторону. Увидев, что я на него смотрю, он закивал — иду, мол, иду — и ускорился. Продолжение разговора явно немного откладывалось.       ... — Ну, а Мадаро кто такой? — спросил я, когда мы с Метой уже утолили первый голод и почти одновременно отодвинули пустые суповые миски. — Про пиво я понял. А вот зачем мы сюда ездили — пока всё-таки нет.       — В кафе пообедать, — Мета хмыкнула и придвинула к себе тарелку с мясом и овощами. — Серьёзно, если тебя будут спрашивать, скажи, что я тебя на свидание позвала. И что мы гуляли по Мидасу, а потом зашли поесть. Кстати, ешь, не сиди, остынет же.       — Угу, — я тоже придвинул к себе тарелку. — Гуляли... под одним зонтиком. Итиро, если узнает, обидится вообще-то.       — Не обидится, — Мета улыбнулась. — Итиро нормальный человек... и вообще-то сам со мной сюда ездил. Два раза. Вот Доно бы обиделся... но я ему не скажу.       — Какие у тебя с ними всеми сложности, — мне стало смешно. — Так объясни про Мадаро-то. И что такое мы ему привезли? Не пиво же.       — Почти, — Мета сунула в рот кусочек мяса и облизнулась. — Сухой концентрат. Развести его водой по рецепту, нагреть, перемешать в специальном чане — и всё, можно остужать, выстаивать и в бутылки. А Мадаро... он просто ушлый тип. Сделками занимается, сводит людей между собой... ну, в смысле без налогов. Только свои комиссионные берёт. Тут, в Мидасе, есть один пивовар, они с дедушкой сговорились — кстати, тоже через Мадаро. Ну и вот.       — А почему этот концентрат возишь ты? Чтобы не заметили? — я уже догадался об ответе, пока вопрос задавал, и Мета подтвердила:       — Ну да. Машина или курьер — это слишком явно. А я... да мало ли, куда я поехала. Но видишь, Марен, похоже, догадался. Впрочем, дедушка придумает что-нибудь.       — Наверняка придумает, ага, — сказал я — просто чтобы что-нибудь сказать, на самом деле. Потому что за всеми последними приключениями и впечатлениями я про Марена как-то подзабыл. Хотя именно из-за него все эти приключения и произошли. А сейчас, когда Мета назвала его имя — не только вспомнил, но и почувствовал сильное беспокойство, как будто он опять шарахается где-то рядом. А впрочем, даже если и так. Пусть себе шарахается, сколько хочет. Сумки с этим самым концентратом при нас уже нет, а на меня и Мету он может глазеть сколько угодно. Может, мы и правда на свидание поехали, почему нет. Я огляделся незаметно, но нигде знакомой фигуры не увидел. Зато... не знаю, показалось мне или нет, но элои в тёмном углу сидел, пожалуй, слишком прямо, как будто к чему-то прислушивался. К нам? Да нет, вряд ли... зачем? На имя среагировал, что ли? Марен сюда лечиться ездил? Нет, ну может быть...       — Ты, главное, Гаю не говори, — сказала вдруг Мета. — Наши-то ладно, даже Марен... а вот Гай, по-моему, принципиальный. Не хотелось бы в полиции объясняться, если что вдруг.       — Ага, не скажу, конечно, — я постарался скрыть удивление. С чего бы это мне рассказывать что-нибудь Гаю, особенно сейчас... а впрочем, Мета ведь не знает, в каком состоянии наши с ним отношения. Догадывается, скорее всего, это да. Но точно не знает. Поэтому совершенно логично предупредить. Но — принципиальный? А хотя кто его знает, в ситуации с явным нарушением закона мы с ним ещё ни разу не влетали... и хорошо бы и дальше не влетать. А то если и правда...       И вот тут я несколько смешался, потому что с некоторым запозданием понял: элои в углу на упоминание Гая... вздрогнул? Да, пожалуй, плечи слегка дёрнулись. А вот сейчас немного обернулся — осторожно, чтобы и нас увидеть, и своего лица не показать. Ну точно, он слушает разговор. И имя Гая для него не пустой звук. Вот же интересно... о, погодите, а если это его отец? Да, Гай про его профессию ничего не говорил, просто обмолвился, что часто в информере мелькает, это я уже себе придумал советника. А он вполне может быть и медиком, просто в передаче какой-нибудь появляться. Так-то и медик-советник есть, руководитель сектора, этот, как его... вот же прах побери, имя выскочило напрочь. Правда, тот вряд ли бы сидел в таком кафе, слишком уж оно простенькое для советника.       Элои снова осторожно оглянулся — я пырился на него неотрывно и сумел разглядеть серебряную искорку на ухе (серёжка-колечко, что ли?), — а потом как-то резко опять склонился над своей писаниной. Как если бы совершенно потерял к нам интерес. Ну и хорошо, если так. Я снял крышечку с кружки с кофе (вот это они правильно сделали, а то вечно кофе либо остывает, пока ты ешь, либо еле дождёшься, когда принесут «попозже»). И спросил Мету, которая тоже уже принялась за кофе:       — Слушай, так можно тебя расспросить про дедушку? А то у меня не всё стыкуется.       — Можно, — Мета повела плечом. Похоже, от предстоящего разговора она была не в восторге, но уговор есть уговор. И я пошёл, что называется, со старших фишек:       — Это правда, что он пережил Катастрофу?       — Да, правда, — Мета поджала губы. И добавила, пока я не успел спросить ещё что-нибудь: — Только сразу скажу — я не знаю, как так получилось. Спрашивала, конечно, а он говорит: «Ну, вот так вышло», и всё. Но да, так с тех времён и живёт. Правда, здоровье испортилось... ну, ты ж его видел.       — Ага, — я не стал уточнять, что видел Бруна в том числе и без рубашки, так что про его здоровье, в общем, в курсе. — А чем он раньше занимался, ты не знаешь? Работал кем?       — Заведение держал, как сейчас, — Мета посмотрела на меня странно, но продолжила: — Домашнее питание, своё пиво, музыка... даже танцы, по-моему, были. И гостиница тоже была. Душ, общий зал, отдельные номера... Как-то так, в общем.       — Ага, — я кивнул и закурил. Пока всё замечательно сходилось одно к одному. — А как это заведение называлось? Не «Лаура»?       — «Лаура», да, — Мета безуспешно поискала на столе спрятавшуюся среди тарелок зажигалку, потом сцапала мою. — А откуда ты знаешь?       — Догадался, — сказал я. — От одного кое-что слышал, от другого... потом карту ещё посмотрел. Это же всё было там, где я живу. Ну, в смысле в доме, который на том месте был раньше, — и тут меня осенило: — Слушай, а он никогда не упоминал похожего на меня человека? Или, может, говорил про какого-нибудь другого Рики? Ни разу не слышала?       — Похожего на тебя? — Мета задумалась. Потом произнесла медленно и глядя куда-то вбок — явно старательно припоминала: — Он про тебя говорил... что ты ему понравился. Это было после дня рождения... ну, помнишь, вы с Фино ещё огромную корзину цветов притащили.       — Помню, ага, — мне стало смешно. Это ещё в школе было, Мете двенадцать лет исполнялось. И она пригласила целую кучу народа, чуть не всю школу вообще, даже наставник Эньо был. А отмечали мы в подвальчике, едва ли не весь его заняли... тогда я там в первый раз и побывал. И с Бруном тогда же познакомился. И мы совершенно внезапно разговорились о стихах — я в то время пробовал их писать и ещё не понял, что получается ерунда полная. Брун мне тогда даже книжку подарил, «Песни Возрождения» называется, она до сих пор у меня есть, и вот там стихи действительно отличные, чёткие такие, образные... а у меня так, трескотня одна выходила. А цветы — это мы с Фино клумбу ободрали. В парке возле интерната, на боковой дорожке, где не ходит почти никто. Ну да, нехорошо так делать, но иначе вообще было нечего подарить. А Мета продолжила, всё так же медленно и раздумчиво:       — Сказал, что вы хорошо поговорили, спрашивал, дружим ли мы, из какой ты группы, кто наставник... Ой, слушай, а ведь правда, — она вперилась в меня удивлённо расширившимися глазами. — Он говорил, что ты похож на одного хорошего человека. У которого была очень сложная жизнь... и человек этот часто приходил в «Лауру» с компанией, друзей у него было много. Выпивали они там; ну, и он с дедушкой общался, как я поняла. А потом человек этот пропал. И всё, по-моему, больше про него ничего не было. И других таких разговоров я тоже не помню. А что такое? Что за человек?       — Ну... он жил тогда, до Катастрофы. То есть это я думаю, что он тогда жил. — Я прислушался к себе — не вылезет ли уже почти привычное ощущение тревоги, говорящее «ей — нельзя». Но нет, всё было спокойно и как обычно — видимо, Мета считалась благонадёжным собеседником. — В общем... давай я объясню всё сначала, так будет понятнее.       — Давай, — Мета кивнула и тут же оглянулась. И вовремя — наш подавальщик недвусмысленно маячил возле соседнего стола, делая вид, что его протирает. Мета выпалила: — Два кофейных мороженых, ещё два кофе и счёт! — и, повернувшись снова ко мне, фыркнула: — Ведь и не наругаешься даже, сама так иногда подслушиваю, — а потом, когда подавальщик ушёл с несколько разочарованным видом, подтолкнула меня локтем: — Давай, рассказывай, пока его обратно не принесло.       Рассказывать, впрочем, пришлось несколько дольше, потому что я повёл действительно сначала, и про пачку сигарет, и как Сэй драпал от трёх парней, и про наши с Ито совместные изыскания, и даже про разносчика возле станции. Мета не перебивала, хотя несколько раз принималась кусать губы — явно удерживала себя от желания вмешаться. Свои мысли начёт наставника Идана я тоже сказал — ну, что он, скорее всего, полукровка. И даже призрака своего упомянул, но так, вскользь — вот про него подробно говорить не хотелось.       — Вот, как-то так, — сказал я, когда вся эта путаная история закончилась. — Не знаю, зачем я всё это полез копать... сначала, чтобы просто отвлечься, а потом и по-настоящему интересно стало. И сейчас интересно.       — Отвлечься? Вы с Гаем расстались? — спросила Мета — так, как будто она давно это знает и сейчас только подтверждения хочет.       — Почти, — врать уже не хотелось. — Может, до осени дотянем... хотелось бы и дольше, конечно, но... А может, и не дотянем.       — Ага. Ну, понятно, — отозвалась Мета несколько невпопад и очень задумчиво. Видимо, наши с Гаем трудности её сейчас совершенно не интересовали. Ну вообще логично, зачем бы оно ей. Даже если она видела Гая с кем-то другим... Я был почему-то уверен, что если и видела — не расскажет. Во всяком случае, не сейчас. А Мета помолчала ещё немного, водя пальцем по краю стола (и явно не осознавая, что это делает), а потом, похоже, решилась: — Рики, я тебе сейчас кое-что покажу. Только вот это Ито пока не рассказывай. И вообще никому не говори, понятно? Потому что я сама не знаю, что это такое и что думать... В общем, смотри, — она достала из сумки информер. Замелькали фотографии — Мета за стойкой, Мета и Брун, Мета и Итиро, Мета и самые разные девчонки... опять Итиро, Доно с букетом, Ито и давешний тортик, Кураи у плиты и в фартуке, какие-то ещё незнакомые парни... о, даже Андро, и тоже с букетом, ничего себе, сколько народу вокруг неё толчётся. А хотя ничего удивительного — с такой-то внешностью.       — О, вот оно, — Мета задержалась на какой-то фотографии и решительно ткнула в неё пальцем. — Это историческая выставка про рекламу. Мы с Итиро ходили на прошлой неделе. На, сам листай... ага, вот так, пальцем влево. Интересно, заметишь что-нибудь?       — Нну... посмотрим, — я принялся медленно перебирать фотографии. Общий вид зала... пирожные на буфетной стойке... Итиро разглядывает какой-то плакат, чуть не упёршись носом в стенд... лектор с указкой и две девушки свиток разворачивают... рекламные тарелки на стенке висят... цветочные украшения крупным планом... праздничные почтовые наборы, у нас в мастерской тоже такие есть... стоп, а это что? Плакат, причём, как говорится, «в старом духе», то есть без фона и с сильной ретушью, наверху заголовок «Традиционные ткани никогда не выйдут из моды!». А ниже изображение — под аркой, увитой розами, стоят три девушки в традиционных, что логично, платьях: рукавчики, пояс бантом, воротничок беленький, всё как положено. И подол чуть отвёрнут, чтобы изнанку показать. И та девушка, что слева... Мета. Ну совершенно она, даже причёска почти такая же... но как? Это же явно очень старая реклама... ничего не понимаю.       — Увидел? И как, нравится? — Мета забрала у меня информер. — Это в самом конце висело, небольшой такой зальчик с докатастрофской рекламой... ну, видимо, повесили, что нашлось. И там на самом видном месте — вот это. Я чуть не заорала, когда вошла и прям воткнулась. Хорошо, что Итиро не заметил, он досматривать не стал, в буфет свернул... Но ты самую жуть не видел, сейчас, погоди, — она сильно увеличила фотографию, передвинула её почти полностью вверх, так, что стало видно подписи под плакатом. И снова сунула мне информер.       — «Платье из ткани “Весенний луг” и пояс из ткани “Утренний туман”демонстрирует Мета, монгрел, работник общественного питания, городок белкового комбината», — прочитал я вполголоса. И замолчал. В голове, честно говоря, было пусто.       — Здорово, да? — Мета вынула информер из моей руки, встряхнула, чтобы выключить фотопрограмму, и сунула его в сумку. — Представляешь, как я вытаращилась?       — Да уж, вытаращишься тут... — я задумался. Плакат вроде бы тоже ровненько укладывался в мозаику, но... но что-то было не так. — Слушай, а ты не пыталась там разузнать про эту рекламу? Ну, в смысле откуда картинка, как сохранилась, может, из коллекции чьей-то... А то можно было бы попробовать... — я хотел было сказать «поискать хвосты», не совсем ещё представляя, какие именно хвосты имею в виду, но Мета пихнула меня в бок, и пришлось прерваться, потому что нам наконец-то принесли счёт. Подавальщик тут же получил от Меты деньги и сразу ушёл — видимо, мы очень уж недовольно на него смотрели.       — Нет, не пыталась, не сообразила. Но у меня есть буклет, толстенькая такая книжечка... Уфф, слушай, давай пройдёмся, я не могу уже больше здесь сидеть, — Мета встала, одёрнула курточку. — Тебе не сегодня в ночь на работу?       — Нет, мне завтра днём на длинную, — ответил я... и внезапно кусок мозаики про плакат — пока отдельный, не вписывающийся в общую картину — сложился в голове настолько ясно и резко, что меня даже немножко оглушило.       — Тогда пойдём через... Эй, ты что на меня так уставился? — Мета потрясла меня за плечо. И я сказал, не успев подумать, надо ли в принципе всё это говорить:       — Смотри, она жила в городке белкового комбината — ты живёшь на самом деле в нём же. Она была работник питания — ты тоже работник питания. Ты работаешь у Бруна, и он тебе дедушка... а если она работала в «Лауре»?       — И мой дедушка — дедушка на самом деле ей? — Мета опять села.       — А может, вообще папа, — меня уже несло. — А потом она погибла в Катастрофу. А он нашёл тебя. Но удочерить не мог, потому что... вот тут не знаю.       — Потому что он болеет, — Мета снова встала и потянула меня за руку. — Очень плохая кровь, может развиться рак... таким детей не отдают. А дед — это на самом деле опекунство, это гораздо проще... Слушай, ну правда, пойдём. И что, ты думаешь, что мы реально родственники? И мы с дедушкой, и я и... та Мета?       — Я не знаю, — сказал я. Поток ясности, который меня только что нёс, прекратился резко и внезапно, как будто дверь захлопнули, и меня накрыла неуверенность, даже щёки загорелись. А вдруг я это всё придумал? Рассказываю всякие ужасы сначала Тономи, теперь Мете, а на самом деле все неувязки, несостыковки и странности объясняются как-нибудь совершенно просто и обыденно, только я до этой простоты не могу додуматься? А даже если и так, отступать уже некуда. Я повторил, пытаясь нащупать тропинку: — Я не знаю... — а потом осторожно, как если бы шёл по скользкому мостику над пропастью, спросил: — Мета, а как зовут твою маму?       — Э... Никак... в смысле я не спрашивала, — Мета резко остановилась посреди коридорчика, ведущего к выходу, и прямо напротив уборной. — Но в документах из интерната есть, наверно, я могу их достать и посмотреть... А тебе зачем? Ты думаешь...       — А представь, если её зовут Лаура, — сказал я. — Конечно, так получается слишком много совпадений, но это было бы логично, тебе не кажется?       — Не знаю, — Мета поёжилась. — Мне уже ничего не кажется, я запуталась. И почему-то страшно. Пойдём отсюда... о, погоди, я сейчас, — она стремительно нырнула в женскую уборную — как будто хотела от меня убежать хотя бы на несколько минут. А может, я и это себе выдумал. Я открыл дверь мужской уборной — и сразу же столкнулся с элои в зелёном. Нос к носу... или, учитывая разницу в росте, нос к груди. Он недовольно глянул на меня, пока я бормотал извинения, прошёл мимо, и в ухе сверкнула маленькая серёжка... ага, да это тот, из угла, с писаниной. И он, похоже, слышал наш разговор в коридоре... и вот от этой мысли стало неприятно. Долго торчать в пустой уборной тоже совершенно не хотелось, поэтому я поспешил отлить и вернулся в коридорчик, куда почти сразу после меня вышла и Мета.       На улице нас встретил ранний вечер (ничего себе в кафе посидели) и холодный моросящий дождь. По-моему, прогуливаться под ним была не лучшая идея, но Мета решительно раскрыла зонтик, снова втянула меня под него, подхватив под руку, и зашагала по мокрому тротуару, забирая налево от кафе и от медцентра. Вообще да, Трущобы в той стороне... но пешком мы до них и к утру не дойдём, слишком уж далеко. А впрочем, у Меты информер-то системный, там и карта города есть, и весь транспорт. На чём-нибудь выберемся.       Какое-то время мы шли молча — Мета сосредоточенно смотрела вперёд и явно о чём-то думала. Потом вдруг сказала, как будто продолжая некий разговор или отвечая своим мыслям:       — А может, имена повторяются потому, что это на самом деле мы и были. И Рики твой, и та Мета. Мы уже раньше жили, а потом умерли. И сейчас вспоминаем сами себя. И притягиваем прошлое, поэтому и... ну, двоится. Может, не только мы. Например... Нет, я опять запуталась.       — Как будто это были мы, но всё-таки чуть-чуть другие? — я перешагнул лужу. — Ты сейчас вроде не интересуешься традиционными платьями?       — Не-а. И съёмками для рекламы тоже, — Мета потянула меня подальше от края тротуара, потому что мимо пронёсся, разбрызгивая лужи, разрисованный фургон новостной хроники. — И ты не особо любишь сидеть в подвальчике и напиваться.       — Не люблю. Даже если бы деньги были — всё равно не стал бы, — я задумался. Пожалуй, я понял, к чему клонит Мета... и это мне совершенно не нравилось.       — Как будто сериал пересняли. Или книжку переписали, — сказала Мета ровно то, о чём я и подумал. — Что-то не получилось, бросили и давай по новой. А мелких персонажей можно почти не менять, кто на них смотрит. Там официантка и повар моделью подрабатывает, в платьях фотографируется, тут пивной концентрат возит в Мидас, какая разница... Там компанейский выпивоха, тут книжный муравей и одиночка, какая опять же разница... Брр, Рики, какая же жуть выходит, — она резко остановилась. А я этого не ожидал и получил прямо на макушку поток воды с зонтика. — Слушай, мы ведь это всё придумали, да? Ну скажи, что придумали.       — Я не знаю, — уже в который раз повторил я. Очень хотелось ответить — мол, да, придумали, всё от начала до конца, и пачку сигарет я никому не отдавал во сне, а просто выкурил её ещё раньше и забыл. Или вообще потерял. Но... я почему-то не мог так ответить. Как будто от моих слов зависело что-то важное. Например, скажу, что да, придумали — и пойму, что призрака своего я тоже придумал, не было его никогда... и в Старый город с ребятами мы тоже не ездили. — Не знаю... слишком много совпадений, — я, чтобы не смотреть Мете в лицо, уставился в витрину, возле которой мы, как оказалось, застряли. — По-моему, так придумать невозможно. Да и зачем?       — Чтобы не скучно жилось, например, — Мета вздохнула. — Ладно. Давай тему сменим? Мне надо подумать, и лучше дома, одной. И... и вообще, я замёрзла. Давай такси до нашей конечной поймаем. О, смотри, как раз едет, — она подтолкнула меня в плечо. И я метнулся к краю тротуара навстречу синему маячку.       — Что? В Трущобы? Вечером? Да ты, уважаемый, с ума сошёл... — водитель такси, круглолицый глазастый мидасси в тёмной куртке, начал было возмущаться, но перевёл взгляд на Мету, тоже склонившуюся к окошку, и сразу же передумал: — А, ладно, садитесь, в Трущобы — так в Трущобы... А в Трущобах вам куда?       — Ой, достойный, а разве ты проедешь? — Мета устроилась на переднем сиденье и аккуратно положила ногу на ногу, чтобы уж точно добить бедного таксиста. — Нам вообще-то в Сердце... но в Трущобах же дороги жуткие, мы обычно до границы района ездим, а там пешком.       — По такому дождю пешком? — мидасси выключил маячок, подождал, пока мы пристегнёмся, и плавно тронул машину с места. — Попробуем, может, и проедем. Подвеска хорошая, справится... ну, должна.       В дальнейшем разговоре я не участвовал. И даже не слушал, о чём говорят Мета с таксистом. Сел поудобнее на узком сиденье (если оно мне-то узкое, как тут люди нормального роста ездят?), уставился в окно и попытался уложить в голове весь сегодняшний день. День, если честно, не укладывался. Как-то слишком много всего получилось — и пивная контрабанда, и следивший за нами Марен, и Мадаро этот непонятный (он мне продолжал активно не нравиться, хотя ничего плохого не сделал, скорее даже наоборот), и блуждания по подземелью, то есть по гидропонному производству, и разговор с Метой в кафе. Честно говоря, мне бы с лихвой хватило одного этого разговора. И хотя я понимал, что Мета специально совместила разговор и поездку — потому что у нас не посидишь нигде, она слишком заметна, вопросы пойдут, а ей лишних пересудов не надо, — а Марен и гидропоника вообще изначально не предполагались, общее нагромождение событий выглядело слишком нарочитым. «Как в сериале», — подумалось так ярко и чётко, что я даже испугался, не сказал ли это вслух. Ну да, всё верно, как в сериале. Точнее — в самом конце сериала, когда герои вроде всё уже сделали, и поставить бы точку, но зачем-то тянут, тянут, придумывают ещё какие-то события, они громоздятся и не вяжутся между собой... Да, я знаю, что жизнь порой способна завернуть покруче любого сериала. Но... от жизни нет ощущения, будто кто-то пытался притянуть друг к другу части картинки, насыпать совпадений. Например, в то, что «моего» парня действительно звали Рики, мне почему-то верилось. А в картинку с ещё одной Метой — почему-то нет. Но Мете совершенно незачем меня обманывать. А это значит, что обманули её. Кто-то просто узнал, что она едет на эту выставку — а что, запросто, билеты же именные, — сделал картинку из старой рекламы и Метиной фотографии, поменял немного подпись и повесил. Ну, она и купилась, само собой. А кто бы не купился? И кто это сделал, интересно? Итиро не стал бы, ему все эти исторические вещи до плафона освещения. Да и картинку он бы не смог изготовить. Смог бы, например, я — если исходники найти. И Прот, кстати, тоже смог бы; а в запарке порой не смотришь, чьи там фотографии и какие подписи — совместил, подчистил и на печать... То есть получается что? Получается, что надо журнал заказов посмотреть. Выставка была совсем недавно, а может, и сейчас ещё идёт, Мета ходила туда на прошлой неделе... а у нас на прошлой неделе как раз был завал, бланки налоговой отчётности гнали, так что под это дело можно было не одну фотографию подсунуть, а целую сотню. Другой вопрос — а зачем нужна такая подделка? Заинтересовать (допустим, я не знал, что Мета любит лазить по всяким заброшенностям, но кто-то ведь это знает), заманить в какое-нибудь место, связанное с историей, а там... Но зачем? Мета кого-то так сильно оскорбила, что он решил поквитаться самым мерзким способом? Дальше думать в эту сторону совершенно не хотелось, но разогнавшееся воображение показало всё-таки — вот Мета с какой-то ещё девчонкой входят с фонарями в большое тёмное помещение... и тут же их обступают, кажется, четверо, фонари летят на пол, девчонки отбиваются, но им вкалывают что-то прямо через одежду... Я помотал головой, с усилием выдираясь из видения, но успел увидеть (хорошо, что не очень чётко и мельком) — Мета под каким-то парнем, ворот разорван чуть не до пояса, глаза как пьяные... она мотает головой, выдыхая через рот от каждого толчка, потом произносит с трудом, заплетающимся языком: «Пус... ти... ме... ня...» и пытается приподняться на локтях и отползти, но не может и снова падает на спину... а потом картинка наконец-то погасла. И я с радостью осознал, что по-прежнему сижу в такси, никаких попавших в ловушку девчонок не было, Мета — вот она, в полном порядке, ржёт с таксистом о чём-то. А потом понял, уже отнюдь не с радостью, что я чувствую возбуждение. Не настолько, чтобы колом стояло, но ощутимо. И дал себе мысленно по голове раз пять. Дал бы и больше, и не мысленно, если бы был один. Потому что это вообще уже за гранью — чтоб на изнасилования вставало. Отвлечься надо, вот что. И больше туда не смотреть.       Ладно, пойдём сначала. И получается у нас... да ерунда какая-то получается. Допустим, кто-то знает, что Мета любит лазить по заброшкам. И как её туда затащит одна фотография? Значит, предполагалось, что Мета за эту фотографию зацепится. И начнёт выяснять, что и как. И спросит... да самое простое — у Бруна. Мол, дедушка, а ты до Катастрофы ещё какую-нибудь Мету знал? И всё, собственно... погодите, а если знал? Если на самом деле была эта Мета с платьями, только выглядела, понятное дело, не копией Меты теперешней? Мы с Рики-призраком, конечно, похожи, но поставь рядом — не спутаешь... Стоп, я опять начинаю запутываться. Мета же не знает про второго Рики. То есть, до сегодняшнего дня не знала. Значит, для неё существует только один двойник. Существует один двойник... и чего? Почему она вообще так отреагировала на эту фотографию? Не удивилась совпадению, а «чуть не заорала». Почему «хорошо, что Итиро не видел»? Почему она вообще так легко в это поверила?       Потому что живёт с Бруном и в Сердце Трущоб, сказал я сам себе. И с детства варится во всяких исторических местах, вещах и воспоминаниях. Это всё для неё такая же реальность и обыденность, как работа в подвальчике или, скажем, походы к портнихе. Да и подружки у неё такие же. Мог я предположить, что та же Арана полезет в Старый город, подберёт там гвоздь на память и будет хранить? А вот поди ж ты. В общем, не могла она не поверить. Только с именем затык получается — слишком уж в нас вбито, что имена повторяться не могут. Но тут тоже всё прикрыто: засомневалась — и вот он я с таким же случаем... Стоп, на меня её кто-то навести должен. Впрочем, и наводить нечего, Брун знает и Ито. И Сэй. И... и чего?       Такси резко затормозило на светофоре, меня дёрнуло вперёд... и этого секундного вываливания в реальность хватило, чтобы кусочки картинки наконец-то состыковались. Тот, кто изготовил эту вторую Мету — он заранее знал, что существует второй Рики. И что одна история может придать весу другой. А для того, чтобы это узнать, нужно... ну да, либо чтоб я сам рассказал — но таких, кому я рассказывал, очень мало, и все не вписываются; что-то мне сомнительно, чтоб тот же Сэй провернул всё это с фотографией. Либо... прочитать мою тетрадку. Даже не так — читать её регулярно. Потому что про то, что я хочу поговорить с Метой, я туда довольно давно записал, после похода к наставникам, по-моему. А историю с разносчиком — только на днях, раньше некогда было. И история про Рики-призрака и пачку сигарет там тоже не единым куском, а вперебивку с бытовыми записями. И мог это сделать... а только один человек и мог. Гай. Да, видимся мы сейчас гораздо реже, но всё-таки несколько раз он у меня оставался. А я сейчас после постели засыпаю быстро, даже сил не всегда хватает до душа дойти — ну, потому что работаю-то гораздо больше, полторы нормы гоню, не только ж на тест набрать хочется, но и жить на что-то надо. Так что свобода полная, читай мою тетрадку, сколько хочешь... вот только для чего ему это всё? Где он, а где Мета? Да, она могла его видеть с кем-то другим... но даже если и так, зачем такие сложности? И откуда бы он узнал, что Мета пойдёт на эту выставку? Нет, всё равно ерунда получается, как ни крути.       — Ребята, цересский пост! У вас же есть пропуск? — внезапно громко сказал таксист. И тем самым окончательно выдрал меня из размышлений, в которых я опять запутался.       — Да, конечно, у нас автобусные билеты, — Мета оторвалась от информера, в котором что-то увлечённо писала, выпрямилась на сиденье и проверила в нагрудном кармашке куртки, на месте ли эти самые билеты. А потом повернулась ко мне: — Рики, ты там не спишь? Мы почти приехали!       — Не-а, не сплю, просто задумался, — я тоже сел прямо. — А что, всё-таки решили до конечной?       — Нет-нет, я попробую до места, — таксист глянул на меня в зеркало. — У вас там вызов есть аж на Верхний Эос, я уже диспетчеру написал, что беру. Денежный заказ, обидно такое упускать. Да и самому интересно лишний раз машину испытать.       — Ничего себе кто-то собрался ехать, — Мета рассмеялась. — Рассвет встречать на площадке, что ли? Он же сейчас все пробки по пути наверх соберёт, реально ночью же доедете. Да и вообще, какие дела у наших в Эосе?       — Пробки-то да, в Мидасе сейчас обе спирали стоят в оба конца, и главная, и левая, — таксист вздохнул. — Ну ничего, как-нибудь боковыми улицами пролезем. А так — да мало ли, зачем ему туда. Может, родственники срочно вызвали. В Эосе ж не только господа живут, и обычного народу много.       — А, ну тоже верно, — отозвалась Мета. Вынула из кармашка наши билеты, потому что мы уже подъехали к посту, и, кажется, потеряла к предыдущему вопросу всякий интерес. А мне этот вызов на Эос чем-то не понравился. Да, конечно, люди имеют полное право ездить куда угодно и иметь родственников где угодно... но вот не понравился, и всё тут. Как будто опять зажглась сигнальная лампочка. Но что такого в этом вызове — я, хоть убей, сообразить не мог. Ладно, не буду лишнего додумывать, либо оно само разъяснится, либо уж нет.       — Доброго вечера, уважаемые, предъявите... ага, вижу, замечательно, — в переднюю дверь с заученной фразой сунулся охранник, и Мета тут же сунула ему наши билеты. — Да-да, всё в порядке, хорошей вам дороги, — он скользнул по мне безучастным взглядом и сказал уже таксисту: — Достойный, ты с горы не гони, в конце квартала авария, фургон со столбом не разминулся.       — Ой, бедный, а не сильно разбился? — внезапно воскликнула Мета, и я подумал, что она представила себе какой-то конкретный фургон. — Без жертв?       — Да что ты, уважаемая, какие жертвы, — охранник улыбнулся, ему явно понравилось такое искреннее беспокойство. — Пустяки, водитель самое большее пару синяков получил. Скорость не удержал, повело на мокрой дороге, да и всё. Но своим ходом не уедет, батарею повредил; мы ему эвакуатор вызвали, ждём теперь.       — Н-да, бывает, — сказал таксист. — Спасибо, уважаемый, поеду осторожно. Такси перевалилось через порожек (и я, конечно же, сразу вспомнил нашу первую встречу с Гаем — вот тут она и была, на этом самом посту и даже на этом самом порожке) и медленно покатило вниз по улице. Незадачливый фургон действительно обнаружился неподалёку от поста, водитель сидел на подножке, невзирая на дождь, и мрачно курил. А впереди в дождевом тумане уже серели громоздкие силуэты выселенных домов. Там, у самой конечной, квартира сестры Тономи, где мы так задорно провели время после вечеринки... но спроси меня сейчас, который это дом — не найду ни за что. Кстати, надо бы домой забежать, глянуть на информер, не пришло ли от Тономи письмо, должно бы уже... но нет, не успею выспаться, если зайду. Поздно, почти ночь — пока гуляли, пока доехали... часов десять, не меньше, а то и одиннадцатый пошёл. А мне с самого утра на работу. Так что лучше доеду я сейчас до подвальчика и посплю там, а письмо, если пришло, никуда с информера не денется. Хотя, конечно, интересно, нашла ли она старый план. И как там её бывший, тоже интересно, не проявлялся ли больше (что-то мне подсказывало, что нет).       У автобусной конечной (внезапно почти пустой, только два автобуса приткнулись к диспетчерской) наш таксист остановился ненадолго, переключил что-то на приборной панели, прислушался к работе мотора, потом сказал:       — Ну, рискнём. Помоги нам, как говорится, великое небо, — и машина медленно, осторожно, как будто кралась на цыпочках, въехала в ворота хлипкого, только для виду, заборчика, отделявшего Трущобы от остального города. Мы с Метой сидели молча, чтобы не мешать; да и о чём говорить — если уж проедем, то мимо Сердца Трущоб никак не махнёшься, место известное, достопримечательность, можно сказать. И вроде пока всё шло гладко — вот поворот к моему общежитию, вот заставленная сараями площадь, вот светится в дожде вывеска табачной лавочки... На улицах было почти пусто — кому охота шататься по дождю. Только у торца длинного дома, в котором мастерская Отро, нам встретилась компания каких-то смутно знакомых парней — они удивлённо воззрились на машину и отступили к стене, пропуская нас.       — Да что ж вы, ребята, так смотрите, будто я с императорской табличкой еду? — таксист коротко рассмеялся. Фраза явно предназначалась нам с Метой, потому что окна в машине были закрыты. — Неужели настолько редко такси видите?       — На самом деле к нам и правда редко ездят, — сказала Мета. — На специальной технике разве что. Ну, и полиция проезжает, конечно. Даже удивительно, как ты, уважаемый, застрять не побоялся.       — А это бывшая эосская машина, — отозвался таксист опять со смешком — мол, видите, как всё просто. — Списали представительский экипаж, выставили на продажу, я и взял под переделку и покраску. Салон пришлось ради багажника уменьшить, раньше сзади сидеть попросторнее было, — он слегка оглянулся на меня. — А подвеска осталась старая. А она на таких машинах усиленная — вот и позволяю себе, можно сказать. Здесь-то, конечно, надо с оглядкой и с осторожностью, а вообще в городе где угодно пройдёт.       — Интересно как, — Мета улыбнулась. — А зачем же господам элои машины, которые где угодно проходят?       — Ну как же, они же начальство, — таксист сделал рукой широкий жест, указав куда-то вверх. — Мало ли, куда придётся... на стройку какую-нибудь, например. Или на заводскую территорию. Или в горы, там тоже коммуникации всякие есть. Не вездеход же держать для срочной надобности. Верно я говорю? — спросил он, почему-то обернувшись ко мне. Я кивнул, в очередной раз вспомнив, как Гай утверждал, что элои ничего не делают. Ага, и внизу, на гидропонном производстве, и в кафе у медцентра элои мне тоже привиделись. Ну да, они не обычные работяги, конечно... но и не просто же для красоты понатыканы. Вот понять бы, откуда Гай эти загоны взял — может, тогда и вообще многое про него станет понятнее. А может... может, уже и не надо этого. Ну, пойму — и чего? Ни он от этого не изменится... ни я.       Такси медленно, даже, можно сказать, величаво повернуло в проулок — в тот самый, где мы сначала призрака ловили, а потом подглядывающий экран испытывали. Ну вот, почти доехали. Так странно — никогда не видел наши Трущобы из окна машины; и ведь совсем другое впечатление, как будто вчуже смотришь. И куча всяких мелких деталек замечается, в обычное время и внимания бы не обратил на них. Вон, над подъездами, оказывается, рельефный узор какой-то сохранился — простенький, геометрический, но всё-таки. И на фонарных столбах, гляди-ка, он же. Вот ведь как, строили, казалось бы, обычный рабочий жилой район, но не просто бетонных коробок наляпали, а и про красоту и необычность подумали. А сейчас заблудись в Цересе — ни за что квартал от квартала не отличишь.       Я сел поудобнее и хотел было закурить — да так и застыл, не донеся руку до пояса. Потому что такси вильнуло, объезжая большую выбоину — и фары выхватили впереди, примерно в середине длиннющего проулка, высокую худую фигуру. Небо великое, неужели призрак?       Первым желанием было выскочить из машины и броситься бегом, так всяко быстрее выйдет... но я себя удержал мало не за шиворот. Куда бежать-то? Зачем? Что я ему скажу? «Вот он я, я пришёл»? И что дальше? Нет, я, конечно, знаю, что не всегда нужно какое-нибудь «дальше», но... Ладно, признаюсь честно — я боюсь. Что окажусь ему не нужен, что я просто это всё придумал... и тогда останется смириться с Гаем и его закидонами, потому что один я просто не выдержу.       Такси медленно ползло, нагоняя идущего, я пялился ему в спину, даже, по-моему, не моргая; вот уже можно различить, что у него на плече висит сумка, а волосы действительно длинные и светлые и собраны сейчас в хвост... И тут он оглянулся на ходу, а потом шагнул в подъезд — кажется, в тот самый. Мне даже обидно стало — ну вот, опять не подпустил ближе. Я всё-таки вытащил сигареты, но закуривать не стал, расхотелось. А хотелось... да что перед самим собой-то вилять, хотелось тоже пойти в этот подъезд, а там уже будь что будет. Так и сидел, не мог решиться; и когда машина поравнялась с открытым дверным проёмом — прилип к окну, неизвестно что пытаясь разглядеть — подъезд-то нежилой, в таких лестницы не освещают... И — он стоял на самой границе падающего с улицы света и явно ждал, когда мы проедем. Поймал мой взгляд, поднял руку, будто поздоровался — и исчез, шагнул в темноту. И я опять не смог его нормально рассмотреть, понял только, что глаза светлые. Угу, толку-то от этого, они почти у всех элои светлые, на чей портрет не глянь... Я мысленно выругал себя за нерешительность и даже взялся за ручку двери — такси еле ползёт, если на ходу выйти, то ничего не случится — но так и не двинулся никуда. И не то чтобы не пускало что-нибудь — просто не пошёл, и всё. Сам себя не пустил, получается. Тюфяк драный, ну.       А потом проулок кончился, и Мета подтянула повыше сумку на коленях, показывая таксисту — туда, мол, налево. И я постарался больше о призраке не думать. Сейчас приедем к подвальчику, я там перехвачу на ужин какие-нибудь остатки, посплю несколько часов и пойду на длинную смену. Потом мы с Гаем сходим на прогулку в горы. А потом... Дальше почему-то не загадывалось. Хотя вообще-то я планировал кучу дел — и поговорить ещё раз с Тономи, и про фальшивую рекламу попробовать выяснить... Ладно, просто мозги устали, наверно. Было с чего.       — Огромное спасибо! — Мета, расплатившись с таксистом, выпрыгнула из машины прямо под навес подвальчика, потому что дождь ещё не перестал, и теперь говорила оттуда. — Удачной тебе, достойный, обратной дороги!       — Спасибо, уважаемая, уж доеду как-нибудь, — таксист придержал спинку переднего сиденья, давая мне вылезти, и потом помахал нам обоим — всего хорошего, мол. Я нарочно помедлил у машины, вроде как пояс поправлял — очень хотелось посмотреть, кто это такой от нас в Эос такси заказывает. Ну, и посмотрел — от аптеки спешил, прикрывая голову курткой от дождя, самый обыкновенный человек самого что ни на есть цересско-трущобного вида. Крупный сутуловатый мужик, возрастом примерно как Прот или чуть постарше, и с тяжёлой сумкой, она аж плечо ему вниз оттянула... видимо, и правда спешил к родственникам.       Мы с Метой проводили глазами отъехавшее такси, потом она повернулась ко мне и спросила — пожалуй, даже чересчур резко:       — Рики, в чём дело?       — В смысле? Ты о чём? — переспросил я. Потому что реально не понял, что она имеет в виду.       — О том, — Мета взяла меня за локоть — видимо, чтобы не сбежал. — Ты почти всю дорогу сидел и дёргался, как на иголках. И губы кусал. Я ещё со школы помню — ты так делаешь, когда думаешь о чём-то. И вот-вот выдашь какую-то умную мысль. Ну, давай, говори.       — А, — меня, пожалуй, удивила наблюдательность Меты, но всё было правильно, что уж. Сидел, думал... и хотел, конечно, сначала проверить эти мысли, но ладно, если она настаивает... — Я не верю в эту твою рекламу. С платьями и второй Метой. Это слишком... не знаю, как сказать. Нарочито, наверно. Она фальшивая, скорее всего.       — Интересные какие дела, — Мета отпустила мою руку и прислонилась к двери подвальчика. — Значит, думаешь, подделка специально для меня? Чтобы я сыграла в дурочку и поверила?       — Ага, думаю, — я поёжился — за шиворот упала капля с навеса, да и вообще тут стоять было холодно после тёплого такси. — Я и сам смог бы такое сделать, только исходники найти. А уж Прот — тем более, он же гораздо опытнее.       — Интересные какие дела, — повторила Мета, и глаза её неприятно сузились. Потом вдруг отклеилась от двери, взглянула на меня как-то странно, одновременно испуганно и решительно, спросила: — Ты мёрзнешь, что ли? — и, не дожидаясь ответа, толкнула плечом дверь, опять схватила меня за руку и потащила вниз по лестнице. Первая мысль была — вырваться; но я сдержался. Во-первых, это просто было бы невежливо: хочет девчонка меня за руку таскать — ну и пусть таскает, её право. А во-вторых, в подвальчике действительно теплее, чем снаружи. И зачем я буду вырываться, если и так собирался поужинать и лечь спать? Да и вообще сегодняшний день, похоже, ещё не закончился.       В зале подвальчика уже выключили верхний свет, и народ сидел отдельными кучками вокруг освещённых столов — тут кости катают, там явно смотрят что-то по информеру, вон как головы сдвинули, а в углу, по-моему, товар на оценку вытащили. За стойкой спиной к нам стоял Брун и, кажется, пырился в вечерние новости — так увлёкся, что колокольчик над дверью не услышал. А может, услышал, просто отвлекаться не захотел. А ещё в подвальчике пахло свежей выпечкой. И ещё чем-то вкусным, мясной подливой, кажется. Желудок сразу напомнил, что обед был довольно давно, и я даже хотел выпросить у Меты пару пирожков. Но не решился — она и так меня весь день кормила, и в автобусе за меня платила, и в такси. Обойдусь, концентрат какой-нибудь перехвачу, он всегда к вечеру остаётся, и кофе попью; а если кофе уже нет, то и водички хватит.       Мета тем временем притащила меня к двери в их с Бруном квартиру. Сказала:       — Подожди здесь, я сейчас, — и буквально впихнула меня внутрь, в тёмную прихожую. Дверь закрылась. Замок, по-моему, не щёлкнул, но если бы и да, я бы не удивился. Но... и что дальше? Я так и остался стоять рядом с дверью, хотя сначала была мысль нашарить выключатель — вроде он у них где-то рядом с дверью... Но не стал — чужой дом, уроню ещё что-нибудь, ну его.       Ждать пришлось недолго — прямо за дверью вскоре послышались шаги, и я всё-таки сделал шаг в глубину прихожей, рискуя наткнуться на что-нибудь. И правильно — дверь тут же распахнулась. Мета шагнула через порог, одновременно с этим включив свет (видимо, выключатель действительно был возле входа), наткнулась на меня и спросила с заметным неудовольствием:       — Ты чего до сих пор тут стоишь?       — А где я должен был стоять? — в свою очередь спросил я. И на всякий случай отступил ещё на шаг. Мета сдвинула брови, хотела было сказать что-то резкое — но совершенно явственно себя затормозила. И сразу же как-то сдулась.       — Извини, — она поморщилась, угол губ дёрнулся. — Злиться тут надо не на тебя... Вот, держи, и пойдём, — мне в руки сунули «переносную кормушку» — держатель на четыре судка с едой, в каких горячие обеды разносят. Судя по весу, судки были полные. Пока я перехватывал «кормушку» удобнее, Мета толкнула внутреннюю дверь, за которой был неуютный склад, он же будущая гостиница, и ходок в её комнату. Повторила: — Пойдём, — и добавила, по-своему истолковав то, что я медлю: — Да не разувайся, там не мыто сегодня.       Спорить я не стал, хотя, если честно, не понял, зачем ей понадобилось меня к себе тащить. Мы прошли к двери в её комнату (я успел заметить в глубине коридора открытую пасть лифта, в который двое мужиков, еле видимые в полумраке, грузили какие-то коробки), Мета недолго повозилась с замком (кодовый, что ли? или вообще механический?) и опять потянула меня за собой, в уже знакомый извилистый коридорчик с лестницей. Дверь за моей спиной звонко щёлкнула — замок, судя по звуку, действительно был механический.       Наверху, в комнате с полукруглым окном, темно не было — на потолке лежал жёлтый блик от фонаря перед входом в подвальчик, а в углу на стене светился информер, гонял по кругу картинки заставки. Мета не стала зажигать верхний свет — взяла пульт с не замеченной мной полочки, повела им в воздухе, и мягко засветились две лампы молочно-белого стекла, на столе под окном и на тумбочке, рядом с кроватью под тёмным покрывалом. Потом взяла у меня из рук «кормушку», поставила на стол, указала мне на стул — и всё это молча.       — Ты чего? — я, честно говоря, не выдержал — молчать было уже неуютно. — Чего ты хочешь-то?       — А? — мой вопрос, похоже, застал Мету врасплох — она застыла, начав было расстёгивать курточку. Потом медленно прошла к кровати, села, уперев локти в колени, и уставилась куда-то в угол мимо меня. — Не знаю. Ты меня напугал, — она перевела взгляд на меня. — Очень. Знаешь, как будто где-то совсем рядом оказался человек, который... который узнал слишком много. Понимаешь меня?       — Очень даже понимаю, — я согласно кивнул. — Но... Этот человек вряд ли придёт к тебе вот прямо сейчас. Мне кажется, ему что-то другое надо.       — Ну... наверно, да, — Мета опять встала, прошлась по комнате. — Слушай, а ты можешь узнать, заказывали ли в вашей копировалке такую рекламу?       — Ну да, я и собирался, — я вытащил сигареты, благо и пепельница стояла прямо передо мной на столе, но закуривать не стал — мешало полное непонимание того, что я тут, собственно, делаю. И что должен делать дальше.       — Спасибо тебе большое, — сказала Мета и снова села на кровать. — Садись есть, оно всё-таки в этих судках остывает... Или, если хочешь, сначала в душ сходи, он вон там, — она показала за мою спину. Я оглянулся и увидел занавеску, тоже не замеченную мной раньше (хотя много ли я тогда разглядывал). Ощущения происходящего абсурда это не уменьшило, наоборот, усилило.       — Мета, — осторожно начал я, — ты хочешь, чтобы я у тебя сегодня переночевал, да? Я правильно понимаю?       — Эээ, ну да, — она удивлённо на меня уставилась. — Я очень испугалась, сама не знаю, чего, и если бы осталась одна, всю ночь дрожала бы от страха. А ты знаешь, в чём дело, кому-нибудь другому пришлось бы долго объяснять... А что, сразу было не ясно, чего я хочу?       — Ну... не очень, — я предпочёл не вдаваться в детали. — Тогда залезу и правда в душ по-быстрому, если можно.       — Я тебе сейчас достану переодеться, — Мета, по-моему, немножко повеселела. — Правда, халата у меня нет... Пижаму наденешь?       — Давай, — я отдёрнул занавеску и увидел самую обычную ванную, пожалуй, даже меньше, чем моя, но светлую и очень чистенькую — розовый коврик на полу, белые стены, зеркало в белой рамке, белые и розовые полотенца, розовая корзинка со всякими флаконами, розовая пластиковая табуретка рядом с душевой кабиной... да и сама кабина была белая с розовым. Наверняка и пижама будет розовая... а впрочем, какая разница, мне в ней ночь пересидеть, а не перед людьми красоваться. Я быстро разделся, вытащил из корзинки первый попавшийся шампунь и гель для душа и шагнул в кабинку.       Пижама оказалась голубая. Она лежала на табуретке, над ней рядом с моими вещами висело полотенце (розовое, чуда не случилось), и всё это явно предназначалось мне.       — Ну, ты вылез? Отвернись! — сказала Мета из-за занавески. Я послушно уставился в стену над полотенцем, а потом вообще глаза закрыл. За моей спиной прошелестели шаги — похоже, Мета тоже собиралась принять душ. Хоть бы штаны мне дала надеть, а то стою тут с голой задницей. Впрочем, если её не смущает...       — Всё, можешь поворачиваться, — прозвучало за спиной, а потом мягко стукнула дверка кабины, и сразу же внутри зашумела вода. Я открыл глаза, вытерся наконец-то (волосы опять встопорщились вихрами), затянул под мышками ленточку голубых штанов (когда даже девчонки настолько тебя выше — это, пожалуй, всё-таки неудобно) и осознал, что пялюсь при этом на фигуру Меты, едва различимую в запотевшем матовом стекле кабины. После чего дал себе мысленно по голове, влез в пижамную рубашку и вышел обратно в комнату.       Незачем. Если Мета сама чего-то захочет — тогда и буду пялиться, а попусту себя заводить нет никакого смысла.       Пока я мылся, в комнате кое-что изменилось. Мета разобрала «кормушку» на отдельные мисочки, и они теперь стояли каждая на своём кругляке химического подогрева. Удобная вещь, надо и мне завести парочку. Когда надо — перевернул рабочей стороной вверх, чуть потряс, и всё, пошло тепло выделяться. А потом перевернул обратно, да и всё. И стол, если что, не портит... хотя Мета всё-таки постелила скатерть, зелёную в мелкий розовый цветочек. И ложки положила — не простые, из алюминиевого сплава, как в подвальчике и у меня дома, а красивые, блестящие и с узором на ручке. Из того же металла, кстати, из какого деньги делают, так что если стащить такую ложку... Впрочем, форму для отливки делать замаешься, она же наверняка с защитой — рисунок какой-нибудь сложновоспроизводимый или ещё что-нибудь подобное... хотя тех же теневых это не особо останавливает, поддельные монетки всё-таки попадаются иногда. Даже у нас в копировалке две штуки в кассе лежит. А вообще из этого металла делают много что. Серёжки, например — маленькие, колечками, Горо такую таскает... и у давешнего элои с писаниной из мидасского кафе тоже наверняка была такая же. Ошейники зависимых, впрочем, тоже делают... и конечно же, стоило мне об этом вспомнить, как перед глазами снова попыталась выскочить картинка про Гая в ошейнике. Нет уж, вот про это давайте не будем. Может, мы с Гаем всё-таки выгребем куда-нибудь. Да, я в это уже не очень-то верю, но — а вдруг. Вот встретимся послезавтра, поговорим... и посмотрим, куда всё выворачивает. Не хочется расставаться-то... но да ладно, не буду загадывать.       Я положил обратно на стол ложку, которую незаметно для себя успел взять в руки, и осмотрелся, чтобы зацепиться взглядом за что-нибудь другое и больше не соскальзывать мыслями, куда не надо. О, а с кровати покрывало исчезло, и бельё на ней тоже в цветочек... а второго спального места как-то и нет, ни матраса, ни тюфяка. Это что, Мета хочет, чтобы мы в одной постели спали? Надеюсь, что нет, а то я не железный всё-таки. И это... а куда мне одёжку-то девать? Свою-то Мета в шкаф убрала...       Сказал — и сразу же увидел то, что заметил бы сразу, если б не отвлекался на ложки и на раскрытую кровать. Ширма, за которой Мета в прошлый раз переодевалась, была сейчас свёрнута в одну створку, и на ней красноречиво висела пустая вешалка — явно для меня.       За этим меня Мета и застала — за расправлением на вешалке ворота рубашки. Вынырнула из-за занавески совершенно бесшумно — тоже в пижаме, хвала небу, белой с каким-то узорчиком, а не в рубашечке, как Саре нравилось... впрочем, сейчас, пожалуй, ещё холодновато для рубашечек. Прошла к столу, и оттуда послышался металлический стук — с таким крышечки из «кормушки» складываются в стопку. И почти сразу же окликнула меня, не дав залипнуть в воспоминания:       — Иди садись, всё давно готово.       Я незаметно подтянул нещадно сползающие штаны (не запутаться бы, а то полечу носом в пол, вот же весело будет) и пошёл, куда позвали.       Ели мы молча. Мета слегка косилась на меня, будто ждала, что я скажу что-нибудь, но я совершенно не представлял, что должен сказать. Поблагодарить за ужин разве что — в мисочках оказался мясной суп и лапша с овощами, а проголодаться я успел настолько, что готов был подошвы свои сожрать. А потом Мета собрала мисочки обратно в «кормушку», отнесла её к двери и достала откуда-то из-под стола две бутылочки «витаминного коктейля». Нуу... так себе питьё, хотя не мне сейчас нос воротить. Считается, что коктейль этот фруктовый, но на самом деле, конечно, полностью химия, хорошо если патока натуральная. Но девчонкам почему-то нравится. Мете тоже явно нравилось — она с удовольствием сделала длинный глоток из бутылочки. А потом уселась на кровать напротив меня и посмотрела откровенно выжидательно. Н-да, дальше отмалчиваться, похоже, не выйдет. Я вздохнул и потянулся за сигаретами.       — Форточку открой, — сказала Мета и подтолкнула ко мне пепельницу. — Ну так что, ты мне объяснишь?       — Почему я решил, что эта реклама фальшивая? — уточнил я, хотя было и так понятно, каких объяснений она ждёт. — Потому что слишком много совпадений. И зовут её так же, как тебя, и жила там же, где ты, и тоже работник питания... Да ещё и лицо одно и то же. В общем, очень убедительно... и потому не убеждает. И вылезла эта реклама исключительно вовремя, после того, как мой двойник появился. Если бы на какой-нибудь старой выставке...       — Нну... да, пожалуй, — Мета подтащила поближе свою пачку и задумчиво поставила на ребро. — И висела прямо напротив входа в зал, чтобы точно мимо не пойти. На других выставках тоже было про старые модные показы — но так, в уголке... Слушай, а ведь правда. Сплошные совпадения, так не бывает. Как же я не поняла-то сразу?       — Не успела как следует задуматься, — я пожал плечами. — Или с кем-нибудь обсудить. Например... а ты вообще раньше знала, что я копаюсь во всяких исторических штуках?       — Ты? Нет, — она покачала головой. — До того, как ты спросил про дедушку... нет, не знала. Вот про Ито знала, он об этом каждому встречному говорит, сложно не узнать. Правда, однажды я видела, как вы вместе с ним дедушкину карту смотрели и обсуждали что-то, могла, в принципе, предположить. Ну, наверно.       — И эту рекламу ты показала бы...       — ...Ито, да, — Мета кивнула. — Как и другие старые штуки показываю. Я, в общем, и собиралась, в эту пятницу, мы с ним как раз на концерт идём, потом посидели бы где-нибудь... Но он бы не распознал бумажную подделку, мне кажется. Он карты всякие любит, это да... но в основном всё больше по другим вещам, — она замялась; видимо, Ито оценкой теневой добычи занимается, а рассказывать мне об этом — ну, как-то не та тема. Впрочем, мне-то какая разница, пусть что хочет, то и делает.       — То есть вы бы с ним решили, что фотография настоящая... — я задумался. Было очень чёткое ощущение, что мы топчемся совсем рядом с какой-то правильной мыслью и никак не можем поймать её за хвост. — Правильно же?       — Скорее всего, ага, — Мета опять кивнула и недовольно поджала губы. — Купились бы оба, как дети.       — Погоди... купились бы — и что? — хвост этой самой правильной мысли отчётливо маячил перед, так сказать, внутренним взором. — Делать бы что-нибудь стали?       — Ну... наверно, — взгляд у Меты сделался сосредоточенным. — Куратора выставки бы спросили... а дальше-то что? Ну, он направил бы куда-нибудь.       — Куда-нибудь... Слушай, а дай буклет посмотреть, ты говорила, он у тебя есть, — я поёжился — по босым ногам тянуло холодом. — Может, там написано, откуда этот плакат.       — Ага, сейчас, — Мета дотянулась до подоконника, разворошила лежавшую там аккуратную стопку каких-то бумаг и выудила книжечку в глянцевой зелёной обложке. — Вот.       — «Цикл общегородских императорских выставок “История и современность”», — прочитал я вслух заголовок на обложке. Ты смотри-ка, всё серьёзно... прям даже самому интересно стало. Внутри значилось: «Рекламные технологии: вчера, сегодня, завтра», а ниже, более мелким шрифтом: «Выставка организована совместно сектором культуры и сектором информации. Куратор — Таро, ведущий специалист сектора информации, преподаватель в Школе актёров».       — Вот он, куратор, — Мета встала, наклонилась над моим плечом и ткнула в фотографию в буклете. С фотографии смотрел худой глазастый мидасси в белой рубашке. — Он же и лекцию там читал.       — Нну... спросить его, конечно, вариант... — я перелистнул страницу. «В рамках образовательной программы... интерес к истории государства... по поручению Совета и императора... на открытии выставки присутствовали...» С фотографии под этим текстом на меня иронически глянул Минк — он стоял на фоне какого-то рекламного плаката рядом с ещё одним элои с тонким усталым лицом (вроде тоже советник, но кто именно, не вспомню, пожалуй). И от этого его взгляда почему-то стало неуютно, захотелось перевернуть страницу, что я и сделал. «На выставке широко представлены экспонаты из исторической коллекции сектора информации». И... всё? Н-да, не особо нам помог этот буклет... — Ладно, попробуем иначе подумать. Фотография с показа традиционных тканей... но ведь наверняка их больше сделали, это для плаката использовали одну. Может, и передача была по информеру, и в какой-нибудь газете написали, это же того... культурное событие, правильно? — думать вслух получалось, по-моему, не очень, но Мета, снова устроившаяся напротив меня на кровати, согласно кивнула: правильно, мол. — Написали в газете... а открой ещё раз ту картинку, пожалуйста.       — Держи, — недолго повозившись с информером, она протянула его мне. И смотрела при этом буквально мне в рот, даже неловко стало. От меня ждут каких-то умных слов, какого-то решения, а что я знаю-то? Впрочем, про картинки и правда немножко знаю. Я повнимательнее присмотрелся к фотографии, увеличил её, погонял туда-сюда... ну да, вот оно, офсетное растровое зерно, сколько раз я такие штуки на мониторе вычищал.       — Это журнальная фотография, — я отдал Мете информер. — Напечатана была на бумаге, цветная, с хорошим совмещением красок. Наверно, какой-то дорогой журнал был. Про моду, например. Есть же такой, ты ведь разбираешься?       — Есть, конечно, и не один, — Мета улыбнулась. — Правда, они сейчас все системные. Во-первых, «Новый сезон», там вообще про все культурные события, очень подробно и с картинками. И про показы мод тоже. Ещё есть «Домашний уют», но там про моду меньше, больше про обстановку и всякие идеи для дома... хотя про новые ткани и там бы написали. Потом «Женские штучки». Это про рукоделие, выкройки всякие... ткани тоже подходят. И ещё «Сплетница»... а впрочем, она не подойдёт, там про знаменитостей. Разве что могли рассказать про самих манекенщиц. Ну, если они чем-то известные были.       — Ну а чего, к рассказу про манекенщиц наша картинка тоже подходит, — сказал я и наконец-то закурил. Попутно зацепил взглядом голубой пижамный рукав и почувствовал себя ужасно нелепо — сижу тут, умничаю... в девчоночьих шмотках. — Ладно, давай думать дальше. Сейчас эти журналы системные... а раньше выходили в бумаге, логично? И архив номеров тоже был в бумаге наверняка. Как ты думаешь, он мог уцелеть?       — Мне почему-то кажется, что мог, — Мета облокотилась о стол и задумчиво подпёрла рукой щёку. — Смотря где он хранился. Если в Старом городе...       — А если нет? — это сказалось, пожалуй, чересчур резко, потому что мне внезапно и неприятно вспомнился сон про руину с возвышением и креслами, зелёную путаницу линий и то, как подо мной обрушился пол. Мета покосилась на меня, но ничего не сказала. — Если где-нибудь было отдельное помещение для архивов? Там ведь огромные объёмы, скорее всего... Эх, где бы узнать про это всё?..       — Эээ... в архиве? — неуверенно спросила Мета. — Ну, в нашем, городском? Там же наверняка есть справочная, — она выжидательно наклонила голову набок, а я в который уже раз почувствовал себя идиотом, теперь — от простоты решения. Ну точно, позвонить в архив... а дальше уже разберёмся. — Ты ведь хочешь найти журнал, из которого эта фотография?       — Угу. И вообще весь материал про этот показ тканей. Может, там в статье имена девушек названы... и тебя среди них нет.       — Логично, да... — Мета задумчиво посмотрела поверх моей головы куда-то в потолок, помедлила немного, потом перевела взгляд на меня: — Позвонишь завтра в архив?       — Конечно, — о том, что я жутко робею каждый раз, когда приходится что-то выяснять в официальных справочных, Мете знать было не обязательно. Уж как-нибудь справлюсь. Я дал себе мысленного пинка на всякий случай, чтобы не утащило в размышления о моих страхах и о том, что за ними прячется, и старательно вернулся к прежней теме. Впрочем, Мета молчала. Задумчиво курила и смотрела опять куда-то поверх моей головы.       — Знаешь, мне кажется, что Ито тоже сообразил бы про журнальный архив... — наконец сказала она — медленно и неуверенно, как будто пробовала на вкус каждое слово. — Иии... Ну ладно, вот мы выяснили, что это где-то хранится. А дальше? Как из этого следует, зачем было картинку подделывать?       — А дальше всё зависит от того, что в архиве скажут. Сохранились ли номера, и если сохранились, то где именно... и кто, кроме нас, этим журналом интересовался, — я загасил сигарету в пепельнице. — Без этого мы никуда не продвинемся.       — Ну... верно, да, — Мета вздохнула — похоже, она надеялась, что я ей всё объясню прямо сейчас. — Тогда давай спать. Кстати, мне больше не страшно.       — Где спать, вот тут? На одной кровати? — переспросил я. Ну ничего себе, а если меня ночью стояком припрёт? И дома-то случается, от всяких разных мыслей или воспоминаний, а уж тут, от случайного прикосновения — тем более запросто. Или приснится что-нибудь — и объясняй потом Мете, что приставал вовсе не к ней, а к Гаю и во сне.       — Ну да, — Мета посмотрела на меня удивлённо. — Вообще-то мы тут даже с Итиро помещаемся. Тебе во сколько вставать?       — В шесть, — я внутренне выдохнул, набираясь решимости попроситься на коврик или в какое-нибудь кресло. — У Прота смена до семи, а тут до копировалки идти два шага; так-то я за два часа встаю. Но слушай...       — Тогда лезь к стенке, — Мета откинула одеяло и встала. Я открыл было рот, чтобы возразить... но почему-то передумал. Ладно, к стенке — так к стенке. Может, и обойдётся.       Кровать оказалась мидасская — не с сеткой, а с ровным реечным дном и толстым матрасом на пружинах. Я вытянулся вдоль стены, стараясь оставить Мете как можно больше места — и почти сразу же поволокло в сон. Ну логично, денёк сегодня вышел тот ещё. Как легла Мета, я ещё почувствовал — почти вплотную, так, что я всей спиной ощутил мягкое тёплое прикосновение, и даже руку на меня положила. Я попытался было отодвинуться — но уже не смог, вырубился. Да и некуда было двигаться.       ...Дверь открылась бесшумно, и за ней влево и вправо уходил коридор с синим ночным освещением. А напротив была другая дверь — белая, с маленькой номерной плашкой. Тридцать пять. Ага. А моя? Тридцать четыре. Ну да, логично. Я прикрыл за собой дверь и, придерживаясь за белую гладкую стену — идти было почему-то трудно, — свернул по коридору налево.       Довольно скоро путь преградила ещё одна дверь — стеклянная, во весь коридор. Впрочем, не запертая. А за ней «мой» коридор пересекал ещё один, так что я оказался вроде как на перекрёстке. Слева было светлее — освещение было неярким, но белым — и у стены стоял стол, за которым спал в кресле кто-то в зелёной медицинской форме. Эээ, это чего, я в какой-то больнице, что ли? А что случилось?       Я прислушался к себе, но ничего неприятного не почувствовал — кроме некоторой слабости и головокружения, заставлявших меня цепляться за стену. Оглядел себя внимательно — тоже ничего особенного, простые белые штаны и рубашка, ноги-руки в наличии, голова вроде тоже при мне — и заметил на правой руке браслет-инъектор. Ну, это чтобы по часам лекарство вводить; там под кожу гибкая иголочка втыкается, а в браслете ёмкость есть, вот оно и впрыскивает потихоньку. Наставник Идан как-то приболел, а потом две недели носил такую штуку. Хм, а мне она, интересно, зачем? Я, выходит, тоже болею? И даже до больницы допрыгался? Ну надо же, какие дела, а как же это вышло? И почему я ничего не помню?       Медик в кресле пошевелился и сел чуть выше. Я замер за углом — но нет, ничего, он просто удобнее устроился. Я выдохнул, собрался, чтобы головокружение не помешало — и одним длинным прыжком пересёк поперечный коридор. И снова спрятался за угол, прислонившись к стене, чтобы отдышаться и понять, куда двигаться дальше.       Надо сказать, что особо больным я себя не ощущал — ну, кроме слабости, но она воспринималась скорее как досадная помеха. Зато ощущал азарт и... пожалуй, некоторое покалывающее возбуждение, какое бывает, когда какая-нибудь вещь интересует аж до зуда. В библиотеке порой такое накатывает, когда роешься, роешься — и вот, нашёл нужное. То есть я лечусь в этой больнице и одновременно что-то в ней ищу? Ну ладно, давайте посмотрим, что именно.       Коридор перешёл в лестницу вверх, короткую, в пять ступенек (правда, преодолел я их осторожно и медленно и один раз чуть не полетел носом в пол). Потом снова была стеклянная дверь — и опять не запертая, створка легко подалась и бесшумно закрылась за спиной. А за ней было всё то же ночное синее освещение и белый коридор. Вот только двери по сторонам коридора поменялись — они были уже не глухие белые, а со стеклом. Кое-где за этими стёклами горел свет, и такие двери я старательно обходил, чтобы не выдать себя силуэтом. А потом упёрся в тупик — небольшая приподнятая площадка, справа и слева узкие высокие окна, а прямо передо мной слегка приоткрытая дверь, просто белая, без стекла. В неё-то я и вошёл. На двери было что-то написано, но я-из-сна, похоже, прекрасно знал, куда он идёт, и не стал читать таблички.       За дверью оказался кабинет — не особо большой и такой... уютный, что ли. В общем, чувствовалось, что хозяин этого кабинета проводит здесь больше времени, чем дома. Ковёр на полу, с коротким, но приятно мягким ворсом ( я только теперь понял, что весь путь сюда проделал босиком), слева — полускрытая ширмой кушетка под окном, застеленная явно не больничным покрывалом (мне почему-то подумалось, что предназначается она отнюдь не для больных). Прямо напротив входа — ещё одна дверь, тоже приоткрытая. За ней был включен синий ночной свет и виднелся гладкий бок медицинской капсулы. А справа был стол, ярко освещённый настольной лампой. За ним на стене — длинный свиток, от пола до потолка; такие огромные вообще-то хороших денег стоят. Верх свитка терялся в темноте, так что разглядеть нормально, что на нём такое нарисовано, не получалось — наш город, кажется; ну, так, в традиционной манере, без особых подробностей. Впрочем, я-из-сна традиционной живописью не заинтересовался. И просто подошёл к столу.       На нём было почти пусто — какая-то тёмная папка с бумагами, большой «сумочный» информер в чехле-книжке... а в круге света от лампы — большая кружка, грубоватая такая, из серо-зелёной каменной керамики, как у нас говорят, «под Эос», и заложенная карандашом тетрадка, самая обычная, в тёмно-зелёной клеёнчатой обложке. Я чуть помедлил, разглядывая это всё — а потом потянул к себе тетрадку.       Внутри она тоже оказалась совершенно обыкновенная, в лиловую клетку, мы такими в школе пользовались. Карандашные строчки были бледными, почерк — мелкий и неразборчивый (если это медик писал, то совершенно логично, у них всегда так, вспомнить хоть того же Андро). Я наклонился пониже, к самому столу, старательно вчитываясь... и вдруг увидел на странице своё имя. Сморгнул, присмотрелся — да нет, не показалось; описывалось какое-то тёмное помещение, закрытая дверь, а потом «Рики наудачу приложил к замку электронную карточку-ключ». Интересно, откуда он её взял... а впрочем, важно сейчас совершенно не это. Я отлистал тетрадку почти к началу — и, с трудом продираясь через жуткий почерк, прочитал, как мы с Гаем ловили призрака. Только подъезд, судя по описанию, был в каком-то другом месте, на выселенные дома у конечной похоже. Ии... что это значит? Кто-то следит за мной и записывает мою жизнь? Или... сначала пишет, а потом оно случается?       Я раскрыл тетрадь на карандашной закладке. Разворот был только начат и почти пуст, всего пара строк, но буквы здесь выглядели почётче — наверно, карандаш недавно очинили. Я всмотрелся и прочитал: «Рики открыл глаза. Вокруг было тихо и почти темно, только круглая лампа над дверью светилась синим». Стоп. Синим, говорите, светилась? То есть... это про сейчас, про больницу, так, что ли? Небо великое, что вообще происходит, а?       Прямо за дверью послышались шаги — я только и успел, что захлопнуть тетрадку и выпрямиться. Бежать было некуда — разве что в комнату с капсулой, но и смысл, не будешь же там вечно сидеть. Да и не в моём состоянии пытаться бегать, если уж честно. Дверь открылась — и в кабинет шагнул тот самый элои, которого мы с Метой видели в мидасском кафе. Который ещё в углу сидел и что-то всё время писал... эээ, вот эту тетрадку? Шагнул — да так и застыл на пороге, похоже, не зная, что сказать. Или сделать.       — Доброй ночи, — произнёс я-из-сна — старательно спокойно и невозмутимо, как будто мы с этим элои просто столкнулись в коридоре. И изобразил нечто похожее на глубокий поклон зависимых. А потом осторожно, бочком-бочком, отодвинулся от стола.       — Доброй ночи, — отозвался элои и наконец-то прикрыл за собой дверь. В его голосе явственно слышалась ирония, если вообще не издёвка. — Очень хорошо, что ты зашёл, и извини, что пришлось подождать. Дела, знаешь ли...       Я открыл рот, чтобы ответить — и почти сразу же сбоку и сверху на меня обрушился звук будильника, какая-то совершенно оглушительная мелодия из тех, что сейчас в моде; мы под неё кажется, на вечеринке танцевали. И я выдрался из сна — с радостью, поспешно, как будто дверь за собой захлопывал; и ещё пару секунд видел перед собой лицо этого элои, с такой приветливо-издевательской улыбочкой, что хотелось ему не кланяться, а втащить с размаху. Нет, вот надо было так попасть, а? Если уж так нужно было прочитать эту тетрадку — так хватал бы её и сваливал, и заперся бы в каком-нибудь сортире. А обратно её и под дверь подкинуть можно. А то ишь, стоит, пырится... хотя и логично, поймал-то на горячем. Интересно, с чего я вообще к нему в кабинет-то полез? Услышал, наверно, что-то или увидел — вот и пошёл проверять... Странно, но меня совершенно не беспокоило, что мне приснилась больница и что я в этом сне явно в ней лежал. Ну, лежал и лежал, бывает. Вот только больница здоровенная какая-то... может, городской медцентр? А что, тогда всё сходится.       Я окончательно стряхнул с себя сон и огляделся. Вокруг по-прежнему была комната Меты, только самой Меты рядом уже не было. Интересно, как она умудряется так мало спать? Наверняка днём добирает, иначе ж с ума сойдёшь. Я выбрался из кровати и увидел на столе, на подогреваемых подставках, большую кружку кофе и накрытую крышкой тарелку. Под крышкой оказались щедро политые вареньем блинчики, три штуки. И об этом подумала, вот же здорово. Поневоле поймёшь Итиро, который хочет на Мете жениться.       Мета нашлась в зале подвальчика. Развозила на тележке заказы (народу в подвальчике уже изрядно понабежало), принимала оплату... и была, пожалуй, слишком тихая и сосредоточенная. Обычно с ней всегда и поболтаешь, и посмеёшься... а с другой стороны, будешь тут тихим — когда такие дела вокруг завариваются.       — Мета, я там прибрался немножко, — я всё-таки решил не рассказывать ей свой сон — а то мало ли, что это наснилось, тут и наяву есть над чем голову сломать. — Посуду помыл, в ванной протёр всё, полотенце и пижаму сложил в бак, бельё тоже. Свежее, правда, не нашёл.       — Ой, да оно в сундуке! Спасибо, ты настоящий друг! — Мета приобняла меня (в кармане фартука весело звякнули монетки), потом отстранилась и хлопнула ресницами — как мне показалось, выжидательно. И я добавил:       — Я сейчас смену приму — и посмотрю в журнале, нет ли там чего интересного. А потом позвоню... ну, туда. В приличное время, часов в девять. А потом сразу же тебе.       — Ой, знаешь, лучше не надо звонить, — Мета наморщила нос. — Лучше зайди после смены. А то дедушка сегодня на закупках, мне тут ни присесть, ни поговорить... Я забыла, ты ведь сегодня не на сутки?       — Нет, просто на длинную. Хорошо, я зайду, — я согласно кивнул.       — Спасибо тебе преогромное, — Мета наклонилась ко мне и, явно рисуясь, чмокнула в щёку — то есть едва-едва коснулась губами. Мужики за столиком, возле которого мы застряли с разговором, одобрительно засмеялись. Наверняка теперь ещё и меня припишут ей в женихи... а впрочем, ну и ладно. Я поправил сумку на плече и пошёл к дальнему выходу из подвальчика.       ...Еле дождался, пока прилично будет звонить в архив — честно говоря, ситуация дёргала, как больной зуб, и хотелось с ней побыстрее разобраться. В журнал-то я залез, сразу после того, как смену принял, но нашёл только туманную запись «Подгонка коллажа. Подарок. Стыки, виньетка. 45 экв. плюс печать полноцвет» — это хоть как-то подходило к нашей истории. Правда, вместо подписи заказчика было нечто нечитаемое, то ли «И», то ли «М». Ладно, спрошу, может, Прот и вспомнит, какой такой коллаж он делал и кому. Конечно, в городе не одна наша копировалка, а ещё целых четыре есть, но в других-то я журнал никак не проверю. Конечно, можно и спросить, вряд ли откажутся отвечать, но уж больно далеко добираться — один адрес в Цересе, почти у выезда на равнину, где Старый город был, второй в Крепости слёз, а это уже Мидас, третий тоже в Мидасе, на Каменной площади, там школа медиков напротив, наверняка вся выручка от студентов. А ещё одна копировалка вообще в Нижнем Эосе. Те ещё концы, не наездишься. Конечно, если нужно будет, то и доберусь, и спрошу... но лучше всё-таки с архива начать, для этого никуда ездить не надо.       Я настучал на клавиатуре информера «Аналитический центр общегородского архива» — и, честно говоря, опешил, когда после заставки на экране оказался элои. Очень молодой, кажется, даже младше меня, в скромненькой серой курточке, волосы в хвост убраны... Что это он тут делает? Разве им по статусу отвечать на такие входящие звонки?       — Городской архив, младший аналитик Эйле, — и голос у него тоже был, как у подростка, звонкий такой, задорный... может, и правда школьник? А тут просто подрабатывает в перерывах между занятиями? Мало ли, копит, например, на что-нибудь, а на карманные не разгуляешься... мы тоже, бывало, копили. — Приветствую тебя, уважаемый, буду рад помочь! — и улыбнулся во весь рот. А если и заметил моё замешательство, то виду не подал.       — Доброго утра, ув... господин, — я от удивления даже не сразу вспомнил, как положено к элои обращаться. — Мне бы консультацию, если можно.       — Конечно, можно. Я тебя слушаю, — и опять улыбнулся. А я внезапно понял, что не очень-то знаю, с чего начать. А впрочем, ладно, начну с чего придётся, а там уж выкручусь как-нибудь.       — Понимаешь, господин, дело в чём, — сказал я и тут же почувствовал себя жутко косноязычным. — Мы тут городской историей увлекаемся... ну так, по-любительски, понятное дело. Старые карты изучаем, старые фотографии, смотрим, что сохранилось, что изменилось... ну, в смысле с докатастрофских времён.       — Да-да, я понимаю, — элои кивнул — как мне показалось, заинтересованно.       — Ага. Ну и вот, понадобилось найти одну фотографию, — я заторопился и чуть не сбился. Нет уж, лучше не гнать, аккуратненько, всё по порядку. — В смысле наоборот, журнальную публикацию, из которой эта фотография. То есть нужен архив номеров... а где его искать, мы не знаем. Ведь сохранились же докатастрофские архивы?       — Периодических изданий? В основном да, сохранились. К сожалению, не всё переведено в системный вид, — он чуть искривил угол рта, и мне подумалось, что вот такие школьники, скорее всего, и загоняют в систему старые бумаги. — Но в любом случае в хранилище можно прийти и поискать, что вам нужно, это не возбраняется. Или заказать поиск и копирование информации. Какой журнал тебя интересует, уважаемый?       — Ну вот «Новый сезон», например. Для начала, — сказал я. Честно говоря, остальные названия просто выскочили у меня из памяти, потому что кое-кто был дурак и не записал. Но вроде Мета говорила, что этот журнал такой, основной. Может, остальные и не понадобятся вообще.       — Этот, по-моему, только в бумажном хранилище... а, нет, прошу прощения, не только, — элои отвёл глаза чуть в сторону, и по движениям его рук стало понятно, что он там, у себя, что-то набирает на клавиатуре. — Архив в процессе перевода в системный вид... но думаю, что пока основной массив всё же в бумаге. Уважаемый, назови, пожалуйста, свои имя и статус, я пришлю подробную справку.       — Эээ... Рики, Трущобы Цереса, работник копировальной мастерской, — называть статус почему-то было стыдно, как будто этому младшему аналитику есть дело, кем я работаю и где живу. — А... сколько стоит? Ну, в смысле и справка, и консультация?       — Это бесплатно, — он снова улыбнулся, на этот раз — очень терпеливо. Похоже, я всё-таки выглядел изрядным идиотом. — Вот если ты закажешь поиск и копирование информации, а также доставку копии на материальном носителе по твоему адресу, то такие услуги нужно будет оплачивать.       — Нет-нет, мы сами в хранилище поищем, — поспешно сказал я. — Спасибо большое, я всё понял.       — Не стоит благодарности, — элои слегка кивнул, опустив ресницы — длиннющие и пушистые. — Сейчас я пришлю тебе справку, уважаемый; если что-нибудь в ней будет непонятно, звони ещё, мы обязательно тебе поможем разобраться. Спасибо за обращение в аналитический центр городского архива, — последняя фраза явно была дежурной, по регламенту. Потом изображение пропало, сменившись рябью, а потом экран и вовсе погас. Уфф, справился. Почему же мне всегда так трудно звонить во всякие организации? Казалось бы, да что такого, это же просто разговор, я спросил, мне ответили — а рубашка на спине вся мокрая, как будто я в горку бежал. Видимо, привычка нужна к таким разговорам — а откуда бы мне её взять? Ну ладно, теперь посмотрим, что напишут в справке, и от этого уже будем решать, что дальше. Я закурил и принялся было раскладывать в очередь сегодняшние заказы на копирование, когда информер издал хриплый дребезг и выдал на экран зелёную плашку «Получено новое сообщение». Ого, это уже справка, что ли? Ничего себе оперативность у этого аналитика. Ну-ка, ну-ка, где там этот архив журнала?..       — А вот тут у нас копировальная мастерская... Рики, привет, — послышалось от двери. — Смотрите, какое оборудование, на таком нигде уже больше не работают, самая настоящая редкость.       Я обернулся — и увидел, как Айк, парень из нашей же школы, придерживает дверь, пропуская в мастерскую экскурсантов. Сначала вошли две женщины средних лет, в преувеличенно аккуратных серых платьях — эосские слуги, наверно, больше нигде такое серенькое не носят. А третьим оказался офигенно красивый парень, примерно мой ровесник. И, похоже, из Крепости слёз — одёжка модная, «в рванинку и заплаточку», и красота, конечно, броская такая, но очень уж болезненная, лицо как из асбеста выточено. Ну точно, и ошейник широкий и чёрный — это называется «меченый», то есть хронически больной. Крепость слёз — это ведь тоже, можно сказать, след Катастрофы, там раньше медицинский центр был для тех, по кому прилетело, потому она так и называется. Потом в обычный мидасский жилой район переделали, но больные там так и остались жить; а теперь их потомки живут, и у многих со здоровьем тоже... ну вот как у этого парня.       — Здравствуйте, заходите, пожалуйста, — я ткнул на информере кнопку «Отправить на печать» — что поделать, справку потом прочитаю. И, повернувшись к экскурсантам, поклонился, как положено — корпус развёрнут, спина прямая, руки на бёдрах, локти чуть назад; Айк аж вытаращился на меня, явно не ожидал приветствия по церемониалу. Обе женщины ответили почти синхронным глубоким поклоном — медленным, сдержанным, с достоинством, можно сказать; красиво вышло, да. А этот, из Крепости слёз, внезапно изобразил «среднее приветствие с коленопреклонением» — ну надо же, не побоялся одёжку запачкать, пол-то у нас в копировалке не самый чистый. Легко, даже изящно скользнул вниз на колени, поклонился всем корпусом — ровненько, тоже с прямой спиной, как на картинке, в общем — и так же легко, одним движением, поднялся. Во даёт, как будто всю жизнь отрабатывал... а хотя, может, так и есть, откуда мне знать. Одна из женщин слегка покосилась на него, но ничего не сказала; и, пожалуй, он был на неё изрядно похож. Мамку, наверно, выгуливает по достопримечательностям — вон, даже на гида не поскупились. А может, и мамку с тёткой.       — Проходите сюда, — я посторонился, пропуская гостей в глубину мастерской. — Печатные установки у нас действительно очень старые, большая — конец Возрождения, обе малые тоже не сильно моложе. Но всё рабочее, можно подойти посмотреть, на большой установке как раз книжка копируется. Только лучше ничего не нажимать — а то техника капризная, может и бумагой плюнуть. Или краской.       Обе женщины засмеялись. А меченый парень даже отшатнулся от окошечка в малой установке, в которое было заглянул. Но потом тоже засмеялся.       — Рики, да чего ты людей пугаешь, не плюётся у вас ничего, — Айк-экскурсовод тоже заржал; и вот его смех мне не понравился, с эдаким превосходством получилось — мол, что они понимают, эти мидасси-эосси, только и могут, что народ от работы отвлекать. — А открытки сувенирные есть? Ну, с видами города?       — Конечно. И с видами, и праздничные, и просто сезонные, — я достал из ящика стола пухлый альбом-каталог. Набором открыток Прот по праву гордился, всё время притаскивал разные картинки поинтереснее, даже сам иногда ездил что-то фотографировать... а на мне была обработка и доводка до ума. Но это как раз дело несложное — обрезал, почистил от шумов, резкость и краски навёл, иногда совмещение сделал, то есть снежинок добавил, например, или цветочки какие-нибудь, в общем, что по сезону положено, надпись подобрал, то есть стихи какие-нибудь или просто изречение, и всё, можно в рамку и на печать. Открытки давно уже не лезли в альбом и занимали ещё и целый стенд и две полки — но всё-таки в альбоме было, на мой взгляд, самое лучшее. Одна из женщин сразу же подошла посмотреть, а потом к ней присоединились и остальные, вдоволь насмотревшиеся, как большая установка с мерным гулом выплёвывает странички в приёмочный лоток.       — Да, красивые открытки. Сколько стоят? — спросил меченый парень, полистав каталог. И при этом явно разглядывал меня, даже, пожалуй, слишком откровенно. И ведь не припрёшь его к стене — чего, мол, пялишься. Нет, будь мы с ним тут одни, я бы, скорее всего, не смолчал, но не при всех же.       — Обычные — десять эквивалентов, с дорисовкой и надписями — по пятнадцать, — ответил я. И почему-то стало неудобно, как будто я сам эти цены придумываю. Даже оправдываться потянуло — мол, печатная краска денег стоит, и бумага открыточная, и обслуживание техники... Но вслух я ничего не сказал, понятное дело.       — А недорого, — он кивнул и полез в пояс, не отрывая, впрочем, взгляда от меня. И, наверно, всё-таки стоило спросить, в чём дело, хотя бы в шутку всё обратить — но я старательно сделал вид, что ничего не замечаю и не понимаю, хотя и чувствовал, что к щекам приливает жар. И когда стукнула дверь, впуская следующего посетителя, повернулся к ней почти с радостью. И тут же едва не вздрогнул — вошёл Марен. Вот только его сегодня и недоставало, конечно же. Мало было вчерашнего дня... Впрочем, следом за Мареном в дверь бочком вдвинулся Ито — и встал у стеночки с отсутствующим выражением лица, типа он просто в очереди, а пока вот, образцы бумаги разглядывает... Хм, интересно получается. У нас опять что-то заваривается, так, что ли? Нну ладно, посмотрим.       — Рики, ты занят? — Марен, по-моему, специально не поздоровался — типа он тут свой, ему нормально лезть без очереди. А на самом деле чуть не в первый раз ко мне по имени обратился, раньше и «Здравствуй»-то говорил сквозь зубы, если замечал меня вообще. Срочное что-нибудь понадобилось? Ну, так бы и сказал, пропустили бы его экскурсанты.       — Нет-нет, проходи, уважаемый, мы ещё выбираем, — отозвалась одна из женщин. — Тут такие приятные открытки...       — Сувенирные-то? Да, у них хорошие, — Марен серьёзно кивнул; ну надо же, аж похвалы удостоились. — Рики, а бумага с гербовой виньеткой есть? Только чтобы последняя утверждённая, мне в официальное место.       — Есть, да, — я принял у него какое-то обтрёпанное свидетельство. — Но дорогая, сорок монет за лист.       — Ну а куда деваться, — Марен вздохнул. — Давай в двух экземплярах... или лучше даже в трёх. А вы, достойные, — он повернулся к экскурсантам, — только открытками интересуетесь? А то мы тоже сувенирку делаем. Игрушки всякие, инсталляции... Модель вагончика вот есть, например. Действующая, один к двадцати пяти. Или модель императорского дворца, вот как раз недавно закончили — крыша снимается, все интерьеры можно посмотреть. И парк вокруг с беседочками, прямо как настоящий.       — Игрушки — это тоже интересно, — сказал меченый парень. И посмотрел Марену прямо в лицо, хотя зависимые так обычно не делают. И вот ведь штука — Марен первым отвёл взгляд. — А далеко отсюда эти игрушки?       — Да в двух шагах, — подал голос Айк, маявшийся всё это время возле витрины с типовыми конвертами. — Через два дома, на площади.       Экскурсанты переглянулись.       — Пожалуй, надо сходить. А то когда ещё выберемся, — сказала вторая женщина — та, на которую парень был похож. — Олли, тогда возьми открытки, и пойдём. Или тебя подождать, уважаемый? — это было уже Марену.       — Да можно и подождать, — тот пожал плечами. — Тут и правда близко, так что... Рики, долго ещё?       — Почти готово, — я как раз достал из лотка готовые копии и сравнивал их с оригиналом. Хоть вчитался заодно, что за бумагу Марен принёс. «Настоящим подтверждается, что Марен, мастер-ремонтник, Трущобы Цереса, имеет достаточную квалификацию для обслуживания систем городского жизнеобеспечения и может работать по классам “техник” и “старший техник”. Тестирование провёл: Адорна, старший аналитик, сектор дефектологии. Завизировано: господин Соррен, заместитель главы совета, 593 год правления императора Тахира, 8 января». Ух ты. Свидетельство старое, не вчера получено, сейчас-то у нас шестьсот девятый год правления. А системы жизнеобеспечения — они внутри горы, там же, где и гидропонное производство. А это значит, что Марен может запросто выправить пропуск во все эти технические помещения. А скажу-ка я об этом Мете, пожалуй. Пусть знает — на случай, если ей опять из-за своего пива придётся пробираться какими-нибудь неочевидными путями... А, кстати о Мете. Я выдернул из лотка второй установки давно уже распечатавшуюся справку из архива, про которую даже забыть успел. И заметил, что меченый парень продолжает за мной пристально наблюдать. Значит, тебя Олли зовут? И что же тебе от меня надо, достойный Олли?       Надо было, как оказалось, просто заплатить за открытки. То есть он просто протянул мне отобранную пачку и две сотни. И отмахнулся было — без сдачи, мол, — но я всё равно подсчитал открытки и всучил ему положенные пятнадцать монет. Толку-то без сдачи, всё равно ни я, ни Прот эти лишние деньги из кассы не возьмём, только в конце расчётного периода... да и не спасут меня эти монетки.       Впрочем, он, кажется, всё-таки хотел мне сказать что-то — помедлил, прошёлся ещё раз вдоль витрин... а может, ждал, что это я спрошу что-нибудь. Но так и вышел молча следом за женщинами и Мареном, а Айк утянулся в дверь последним. И мне почему-то стало грустно, как будто я что-то упустил. Хотя имя его мне известно, можно взять и позвонить, если вдруг захочется... только не позвоню. Во всяком случае, не сейчас. Вот встретимся завтра с Гаем, поймём, куда у нас отношения вывернули, тогда, может, и... хотя тоже вряд ли. Ладно, не о том думаю. Я посмотрел на датчик большой установки, в которой копировалась книжка — тридцать листов ещё осталось, вот же притащили кирпич, — и потянул к себе распечатку из архива (целых два листа, ничего себе справочка). И чуть не подпрыгнул, когда Ито, про которого я тоже забыл, легонько кашлянул над ухом.       — Привет, — он коротко рассмеялся, заметив, как я дёрнулся. — Что-то у тебя прямо с самого утра толпа.       — Да это экскурсия, — я отмахнулся как можно несерьёзнее — мысль про Олли ещё дёргала, не хотелось, чтобы Ито что-нибудь заметил. — А так всей толпы один Марен со свидетельством. Ты тоже по делу, что ли? Или просто так зашёл?       — Ну так, — Ито смешно сморщил нос, — и по делу, и между делом. Дай штук пять налоговых бланков... и конверты к ним, ага. Хочешь жить спокойно — плати налоги, тогда не привяжутся... такие, в общем, дела. А терминала так и нету у вас?       — Не-а, пока не поставили, — что не по нашим доходам ещё и терминал обслуживать, я Ито объяснять не стал. Всё равно не поймёт, теневой народ другими деньгами мыслит.       — Эхх, неудобненько... — Ито задумался. — Ладно, сейчас добегу до аптеки, потом занесу наличными. Но вообще я от Меты. Она сказала, чтобы я к тебе зашёл, потому что есть неприятные новости про то, чем мы все интересуемся. И что я тебе всё объясню, а она не может говорить. Ну вообще реально не может, она там одна в зале, её чуть на части не дерут.       — Настолько много народу? — я это спросил скорее бездумно, потому что уже начал прикидывать, как бы получше изложить наши вчерашние приключения и соображения.       — Полно, ага, к стойке даже очередь стоит. Ну, обед же, — Ито хмыкнул. А, ну точно... раньше я тоже на обед ходил. Это теперь каждый час — дополнительные деньги. Зато уже пятьсот шестьдесят монет в копилке, совсем немножко ещё набрать. — Так что случилось-то? Что за неприятные новости?       — Не столько неприятные, сколько непонятные, — я ещё раз посмотрел на датчик большой установки. Десять листов осталось. Ну давай уже, тут на печать очередь не меньше, чем в подвальчике. — Ты знал, что Мета тоже интересуется всякими старыми делами?       — Ну... так, — Ито неопределённо покрутил рукой в воздухе. — Они с девчонками в какие-то руины лазили, это она рассказывала. И в какой-то подвал. И ещё куда-то. Ну, и на выставки она ходит. На исторические, с лекциями.       — Ага, вот с выставки всё и закрутилось, — я невольно передёрнулся: всё-таки от всей этой истории веяло какой-то необъяснимой мерзостью. — Подделку ей подсунули. Ну, то есть я думаю, что подделку; вот, взялся проверять. Да ты сядь, я сейчас расскажу с самого начала, — я указал Ито на стул, налил ему чаю и пересказал подробно всю историю с двойником Меты. Правда, пару раз пришлось прерваться — сначала большая установка таки добила книжку, надо было копию хотя бы бегло проверить; а потом пришёл, тоже за налоговыми бланками, какой-то смутно знакомый парень. Они с Ито радостно поздоровались аж в обнимку — значит, тоже наверняка теневик. Парень охотно одолжил Ито наличку, тот закинул мне в кассу положенную сумму за свои бланки и снова уселся к столу — слушать окончание истории. В конце Ито уже заметно нервничал — крутил в пальцах карандаш, подобранный тут же, на столе, кусал губы и вообще сидел как на иголках. Но молчал. Прорезался только, когда я заткнулся.       — Н-да, весёлое дело заварилось, — мрачно подытожил он, и лицо его не выражало ничего хорошего. — И мне тоже кажется, что опасное... да, ты прав, надо разбираться. А с кем она была на выставке?       — С Итиро. И я не думаю...       — Да, Итиро тут вообще мимо, — перебил меня Ито. И продолжил ровно то, что я и хотел сказать: — Итиро, во-первых, парень прямой, всякие увёртки и ловушки — это не про него. Хотел бы гадость сделать — сделал бы в лицо. А во-вторых, он же жениться на Мете целится, зачем бы ему ей вредить.       — Ну да, — я отложил очередной проверенный документ, продвинул очередь на печать и наконец-то закурил. — И понимаешь, у меня всё это в принципе не укладывается в логику. Допустим, мы даже вычислим, кто провернул ход с плакатом. Но я не могу уяснить, зачем это понадобилось делать. Чтобы что?       — Чтобы Мета... что-то сделала. А, дрянь такая, ведь точно! — Ито звонко шлёпнул ладонью по столу. — Не получается понять причину, глупость какая-то... Так, погоди, давай сначала и по порядку. То есть ты не веришь, что до Катастрофы была ещё одна Мета и работала в этой, как её...       — в «Лауре», — подсказал я.       — Ага, в «Лауре». И демонстрировала модные тряпки. Не веришь, так?       — Не верю, — я обернулся к двери — показалось, что кто-то заглянул в мастерскую. Но нет, именно что показалось, никто не вошёл; хотя проверять, не стоит ли кто в коридоре, я не стал.       — Ага, — Ито кивнул и тоже покосился на дверь — видимо, что-то показалось не только мне. — А почему не веришь?       — Потому что был ещё один Рики, — сказал я, а Ито снова кивнул. — И ещё потому, что про второго Рики я всё в подробностях записал в свою тетрадку. И про то, как мы с тобой об этом всём разговаривали. А выставка была позже нашего разговора. Вот как-то так.       — Агааа... — задумчиво протянул Ито и ещё раз кивнул. — Да уж, пожалуй, расклад выходит любопытный... Слушай, а где у тебя эта тетрадка лежит?       — Старая дома, новая тут, со мной, — я показал на свою сумку, мирно висевшую на вешалке у двери. — Или тоже дома, я её не всегда с собой таскаю.       — Ага. Во как, — Ито пожевал губами, уставившись на мою сумку, потом одним глотком допил остывший чай — и надолго задумался, вперившись взглядом в пустую кружку. Дёргать я его не стал — докурил, запустил в переплётный аппарат ту самую громадную книжку, ещё раз продвинул очередь на печать... а потом взялся за справку из архива. И ровно в этот момент Ито отвис. Отодвинул кружку, поднял голову, посмотрел куда-то в угол между потолком и стеной, медленно перевёл взгляд на меня и сказал немного удивлённо: — Не, слушай, реально ерунда получается. Чтобы и с Метой общался, и в твою тетрадку мог заглянуть и сделать выводы — это опять получается Итиро. Но даже если прикидывать, что это он — то всё равно не бьётся. Незачем это ему, никакой выгоды нет.       — Незачем, да. Я тоже это крутил, — согласился я, а сам опять подумал, что в мою тетрадку удобнее всего было залезть Гаю. И что я никогда не узнаю, общается ли он с Метой и есть ли у него эта самая выгода.       — Ну, или просто кто-то левый зашёл к тебе, замок-то ни о чём, — продолжил Ито. — А хотя нет, этот левый должен знать, что искать... Реально не стыкуется. Ну да ладно, и что вы решили в результате?       — В архив позвонить, я же тебе говорил. И поискать исходник фотографии. И если он найдётся... — я улыбнулся — надеюсь, достаточно неприятно.       — ...А точнее, если найдётся не совсем он... — подхватил Ито и тоже нехорошо растянул губы. — И что архив? Это ты мне не сказал.       — Ну, я туда позвонил. И спросил про один журнал. Вот, прислали, — я положил на стол перед Ито так и не прочитанную справку. И мы оба на неё воззрились.       «”Новый сезон”, журнал, периодическое издание (два выпуска в месяц).       Учреждён: правление императора Тогоро, пятьдесят восьмой год, двадцать девятое мая.       С первого по четвёртый год Возрождения: не выходил.       С четвёртого по девятый год Возрождения: выходит с периодичностью один выпуск в два месяца, издаётся общиной Императорского карантина.       Девятый год Возрождения: возобновляется прежняя периодичность издания.       Правление императора Тахира, второй год: слияние с журналом “Поэтические практики”, открытие раздела “Поэзия”. Начало ежегодных общегородских поэтических конкурсов “Летящее слово” (проводятся совместно с Императорским поэтическим обществом).       Правление императора Тахира, сто двадцать шестой год: журнал назначен ведущим изданием сектора культуры, получает право на проведение общегородских выставок и прочих мероприятий. Собственный корреспондент журнала вводится в состав информационной группы “Новости с колёс” (общеупотребительное название — “ежедневная хроника”).       Правление императора Тахира, шестьсот четвёртый год: журнал полностью переведён в системный формат (что позволило увеличить объём материалов без удорожания подписки). Начат перевод в системное хранилище архивных выпусков журнала.       На настоящий момент в системный формат переведено более половины архивных выпусков, процесс планируется завершить в шестьсот двенадцатом году правления императора Тахира.       Код допуска в системное хранилище архива можно получить в редакции журнала. Адрес редакции: Мидас, район Крепость слёз, Главная аллея, второй жилой корпус, третий этаж. Часы работы: круглосуточно.       Для хранения бумажного архива редакция журнала арендует резервный микроклиматический бункер сектора тонких технологий. Бункер расположен по адресу: Церес, район Дальний Церес – 2, улица Вторая Западная Проходная, дом 4, корпус 6, второй подземный этаж. Код допуска: не вводился, доступ осуществляется дежурным администратором. Часы работы: 8.00 – 20.00.       Справку подготовил: Эйле, сектор стандартизации, младший аналитик. Правление императора Тахира, шестьсот девятый год, двадцать девятое апреля».       — Ничего себе журнальчик, — Ито оторвался от распечатки и удивлённо покачал головой. — Прямо историческая достопримечательность. Император Тогоро — это ж когда было? Предпоследний перед Катастрофой, что ли? Последнего вроде не так звали... Э, Рики, ты чего сидишь с таким лицом?       — Амато его звали. В смысле последнего императора перед Катастрофой, — я выдохнул. — Ты адрес-то видишь? Бункера в Цересе?       — Ну да, вижу, конечно, — Ито непонимающе воззрился на меня. — Вторая Западная... Это где-то возле нашей станции, да?       — Это наш интернат, — сказал я. И пронаблюдал, как у Ито ошалело распахиваются глаза и приоткрывается рот. — Вторая Западная прямо перед ним начинается, на перекрёстке, и потом идёт через парк по главному проезду. Первый и второй дом — это жилые башенки такие, в третьем булочная, а четвёртый дом — как раз интернат и есть, на воротах даже табличка с адресом висит. А шестой корпус — это общежитие сотрудников. Двухэтажный такой серый дом чуть в глубине парка, перед ним ещё беседка стоит, помнишь?       — Вспомнил теперь, ага. Ну вообще, конечно, дела... Перекурить надо, вот что, — Ито положил распечатку на стол и достал пачку. — Бери, у меня в этот раз нормальные, не «Императорские». А ты раньше знал, что в интернате есть такое хранилище?       — Не-а, не знал, — я пододвинул к нему пепельницу. — Да и откуда бы, я же тогда совсем маленьким был. Вот что в интернате где-то есть заброшенная лаборатория — поговаривали. Но где именно — даже представить себе не могу. Правда, мне уже давно хочется там полазить — как чувствовал, что найдётся что-то интересное. И Мета вскользь упоминала — подвал, дверь какая-то... Но подробно не рассказала, нас прервали.       — Ага, я это тоже от неё слышал. И тоже неконкретно, — Ито ткнул в мою сторону сигаретой. — Вроде как они туда лазили. Или думали залезть. А про лабораторию ты мне, кажется, говорил, — он задумался. — Ну вообще одно другому не противоречит, в смысле бункер и лаборатория, может быть и то, и то... Ну ладно, теперь осталось пойти и разузнать.       — Часы работы только очень неудобные у этого хранилища, — заметил я. — Как-то с работой придётся выкручиваться, чтобы туда пойти.       — Да мне тоже придётся, дел себе набрал выше ушей, — Ито пожевал губами, глядя куда-то мимо меня. — Слушай... а мы, если что, Кураи доверяем? Вы ж знакомы с ним, да? А то он очень удачно девчонку завёл в этом самом интернате, работает она там.       — Я знаю, — мне стало смешно. — Это я их и познакомил, случайно вышло. Она моя... ну, приятельница, можно сказать. И я вот тоже сейчас подумал — может, её попросить сходить... ну, если ей будет удобно, конечно.       — Вот же совпадение! — Ито рассмеялся. — Ты ведь про Тономи, да? Кураи мне вчера певчим дроздом разливался — такая девушка, и строгая, и умная, и красивая... Представляешь, он даже собрался из-за неё с теневыми делами завязывать — говорит, неудобно, она наставница, а он вор какой-то. Долги, говорит, отдам, и всё. Во дела, скажи, да?       — Ну чего, я за них рад, — сказал я. Хотя где-то очень глубоко внутри всё-таки кольнула ревность, пустая и никчёмная.       — Вот я тоже, — Ито кивнул. — Ну, Кураи парень дельный, рукастый, хозяйственный, из него нормальный муж получится... Так я к чему — может, пусть они вдвоём и сходят? Девчонке же этой, Тономи, тоже можно доверять, да?       — Можно, ага, — подтвердил я. — Но им же надо будет как-то объяснить...       — Да объясним, это уже не вопрос, — Ито глянул на часы, висящие над столом, и внезапно заторопился. — Ну, ты к Мете же после работы зайдёшь? Скопируй мне быстренько эту справку, про бункер, я и сам перечитаю, и ей покажу. И решим уже тогда, кто куда идёт и когда.       — Да, зайду, — я засунул оба листа в копировальную рамку и задумался, как бы мне всё успеть. И к Мете действительно надо зайти, продумать уже план действий и начать что-то делать. И домой надо, там письмо от Тономи лежит, да и переодеться бы стоило. И Гай мне почему-то так и не позвонил, а ведь мы с ним завтра собирались пойти гулять... может, он всё-таки передумал по улице шататься? Хорошо бы, конечно, но это ж Гай, так что вряд ли.       — Угу, спасибо, — Ито бегло просмотрел копию справки, сложил в несколько раз и тщательно убрал в бумажник. — Тогда до вечера, я тоже у Меты буду. Ну, давай! — он пожал мне руку и вышел. А я опять задумался. Всё происходящее, начиная примерно со времени моей болезни, складывалось в какую-то единую картину. Или мозаику. Тут кусочек, там кусочек... И чем дальше, тем меньше мне эта мозаика нравилась. Как будто я, сам того не зная, влез во что-то, где мне совершенно не место. Н-да... а с другой стороны, всё равно уже влез. Так что поживём-разберёмся, что ещё делать.       ...Звонок информера поймал меня почти на выходе — я уже сдал смену Проту, переоделся и положил в заначку сегодняшние деньги. И даже покурить успел — не люблю дымить на ходу; да в коридорах и не покуришь, не принято, а мне же к Мете сейчас, не улицей же обходить. И тооолько дверь открыл — вот, пожалуйста. Прот подошёл, ответил на вызов — и слышу: Гай. Мол, уважаемый, доброго утра, а нет ли поблизости Рики... эх, неудобно будет договариваться, а что делать.       — Рики, здравствуй, — Гай улыбнулся немного натянуто и быстро глянул куда-то вбок. Н-да, похоже, он тоже не дома, так что нормального разговора точно не выйдет. — Слушай, я идиот настоящий, — и опять улыбка. — Сам же задумал завтра вытащить тебя прогуляться, и сам же про это забыл. И так и не придумал, куда.       — А ты хочешь именно в горах гулять? — уточнил я на всякий случай, надеясь, что он передумает. Ну да, к вечеру изрядно потеплело, да и прогноз на завтра приятный — солнышко, без дождя — но всё равно дома как-то уютнее, мне кажется.       — Знаешь, почему-то да, — отозвался Гай. — А ты не хочешь? — и снова отвёл взгляд вбок на мгновение. И, честно говоря, первой мыслью было сказать — мол, ага, не хочу, давай лучше ко мне завалимся; но... нет. Ладно, пусть уж, горы так горы.       — Почему не хочу, пойдём погуляем, — сказал я. — Тогда приезжай завтра... — куда бы его выдернуть... о, придумал. — Приезжай на нашу станцию. Там и встретиться удобно, и близко к горам.       — Логично, — Гай кивнул. И переспросил: — «Дальний Церес – 2», да? — почему-то понизив голос, как будто рядом с ним кто-то стоит и может слышать разговор. Но когда я подтвердил, что станция та самая, кивнул с улыбкой и сказал уже нормально: — Да, давай там. Только лучше пораньше с утра, тебе ведь не сложно? Не хотелось бы вечер в горах застать.       — Не сложно, — ответил я. И хотел было уточнить, во сколько с утра (да и попросить, чтобы Гай еды какой-никакой прихватил, жрать же захотим на воздухе), но тут он сказал резко и быстро:       — Тогда до завтра. Извини, не могу говорить, — и всё, вызов прервался, полосы по экрану. Во дела, даже о времени не условились. Нет, пораньше с утра-то я подойду, в конце концов, подождём друг друга немножко, так что это не смертельно... но всё равно интересно, что у него там такое стряслось. Может, расскажет завтра... хотя мне почему-то кажется, что вряд ли.       — Пройтись решили? — подал голос Прот от стола. — Это вы правильно, в горах сейчас очень приятно, мы тоже на днях ходили. Зацветает всё, весна совсем... Вы к озеру сходите, там очень хорошо посидеть, замечательное место. Туман, правда, близковато, но вы же днём пойдёте, так что ничего страшного.       — Сходим, ага, спасибо за совет, — сказал я. И уже в коридоре понял, что не знаю, где это озеро искать. Вот ведь молодец... а хотя вроде Мета говорила про какое-то озеро. Туман, старая дорога... грибы они ещё там собирали. Так что у неё сейчас и спрошу.       ... — Да, к озеру от станции вполне можно пройти. На цересскую сторону переходишь — и вдоль линии, никуда не сворачивая. А потом линия налево пойдёт, а тебе на тропинку направо, во двор и сразу вверх, к большим таким камням. А сразу за ними уже дорога, я тебе про неё рассказывала, помнишь? — Мета провела ребром ладони по столу, изобразив, видимо, ту самую дорогу. — И вот по ней так и идёшь, опять никуда не сворачивая, спустишься с горы в распадок, там и будет озеро. А дальше, на горке, уже туман. Но от озера его не видно, только самый краешек, — она поёжилась, плотнее стянула на плечах цветной широкий шарф, и Ито сразу же немного прикрыл форточку. Мы втроём опять сидели в её комнате... то есть не сидели, а только что сели. Когда я, не найдя Меты в подвальчике, сунулся в их с Бруном квартиру, Мета и Ито как раз в прихожей разувались. В общем, все вместе и зашли. И я сразу же спросил про это самое озеро — а то я себя знаю, обязательно забуду, если заговоримся.       — О, мы там были, хорошее место, ага, — Ито подцепил с подоконника пепельницу и устроился у стола рядом со мной, на табуретке. — А теперь, может, того... начнём про архив? Не, я не тороплю, если что, но мне бы Сэя сегодня встретить...       — Да мне тоже бы домой надо, — сказал я. А потом подумал, что по отношению к Мете это выглядит, пожалуй, невежливо. Впрочем, она рассмеялась:       — Все такие занятые, куда деваться... Да и я не лучше, мне с утра к портнихе надо. И хорошо, меньше будем раздумывать и пугаться. Давайте про архив. Справку я прочитала. Рики, спасибо тебе за неё. И что у нас получается?       — Давайте, — Ито со скрежетом подвинул табуретку и сел на неё верхом. — Будем по порядку. Ты когда ходила на выставку? А то я забыл.       — На прошлой неделе, — Мета, устроившаяся на кровати, подобрала под себя ноги. — С Итиро.       — Ага... — Ито задумчиво взъерошил волосы. И повернулся ко мне: — Рики, это же позже всех твоих приключений, да? И ты про всё тогда уже записал?       — Позже, конечно, — сказал я. — Даже позже наших с тобой посиделок с картой. А вот про них я, кстати, не записал.       — На следующий день после них, — уточнила Мета. — Ито, ты мне ещё зашёл сказать спасибо за ужин, помнишь?       — А, ну да, он вкусный был, — Ито встрепенулся. — А кому ты говорила про выставку? Не помнишь случайно?       — Ну, Итиро говорила, конечно... а он своему сменщику сказал, — Мета подтянула к себе брошенную на кровать сумку, но открывать не стала, задумалась. — Дедушке сказала, вообще самому первому. Рите звонила, я их с Горо хотела тоже вытащить, но у них не получилось. Ещё с Риоки поболтали, пока она у стойки сидела, она заинтересовалась, вроде хотела выбраться... но мы её там не видели, тоже не смогла, наверно.       — Слушай, да кто это — Риоки? Как хоть выглядит? — спросил я. Что так зовут сестру Тономи и что именно в её квартире мы так задорно провели время после вечеринки, я уже понял, но она получалась частой посетительницей подвальчика, раз даже у стойки сидела, а я никак не мог соотнести имя с лицом.       — Да знаешь ты её, — Мета засмеялась. — Наш «ночной цветочек», маленькая такая, с бантиками ещё ходит, — и, видя на моём лице проблеск узнавания, ехидно напомнила: — Сестричка твоей серьёзной Тономи, между прочим. Родная.       — Да с чего бы она моя-то? — я даже возмутился. «Ночного цветочка» с бантиками я, конечно же, вспомнил — сколько раз угощал её кофе, старательно не замечая намёков, — и теперь стало более чем понятно, почему Тономи так напирала на «я не такая».       — А то я не видела, как она на тебя глазами хлопает, — Мета всё-таки открыла сумку и достала пачку. Ишь ты, опять эосские, «Серебристый дождь», по двадцать пять монет... а впрочем, завидовать нехорошо. — Только не говори, что ты не заметил, не поверю. А что вы так на сигареты уставились? Берите, они ничего, жасмином пахнут.       — Тономи теперь на Кураи глазами хлопает. А он на неё, — Ито повертел в руках эосское великолепие (на пачке как будто действительно капельки застыли, вот не поскупились же на рельефную печать), но сигарету взял всё-таки у меня. — Ну да ладно. А кто ещё мог знать? Ну хоть примерно?       — Ещё... — Мета прикурила и уставилась на кончик сигареты. — Ещё, Рики, твой Гай знал. Его ведь я тогда вышла обслуживать, дедушка в зале застрял... а рекламная листовка про выставку лежала на стойке, возле кассы. Я же её там и оставила. Выхожу — а он её в руках крутит. Даже спросил, интересная ли выставка. Ну, я и ответила, что ещё не знаю, только завтра пойду.       — Это когда он внезапно приехал в подвальчик, да? И когда мы с Ито над картой сидели? — я очень постарался, чтобы никаких дополнительных смыслов в моём вопросе не читалось.       — Ну да, — Мета кивнула. — Он потом ещё приезжал. Два раза. В субботу и в понедельник.       — Один? — спросил Ито. За что я его мысленно поблагодарил, потому что сам спросить, скорее всего, не решился бы.       — Первый раз да, — Мета покосилась на меня и поджала губы, будто извинялась, что не рассказала раньше. — А потом они с какой-то женщиной встречались в подвальчике, она оба раза чуть раньше него приходила. Только... Рики, ты на него лишнего не думай, это не то. Она такая... взрослая очень. Серьёзная, при деньгах. Дорогой кофе брала, и не с патокой, а с сахаром. И салат яблочный.       — Наверно, клиентку на подработку поймал, — Ито взъерошил волосы на макушке. — Он же инженер? Ну вот, может, ремонт какой-нибудь сложный. Или перекладка коммуникаций. Или машину модернизировать в обход налогов. Но вообще что Гай тоже про выставку знал — это прям заставляет задуматься...       — Заставляет, ага, — согласился я, хотя признавать это не хотелось совершенно. — И узнать про второго Рики ему было проще всего. Но я всё-таки не понимаю, зачем бы ему... Мета, вы с ним знакомы?       — С твоим Гаем? Нет, только в лицо, — она глубоко затянулась и загасила сигарету в пепельнице. — Парой слов, может, перекинулись, да и всё.       — А эта? Взрослая тётка с салатом? — Ито сделал широкий жест и чуть не заехал мне по уху. — Он рекламу выставки видела?       — Нет, её в тот раз не было, — Мета покачала головой. — Он один сидел, взял дежурный обед, пиво и чай. Съел, сразу расплатился, потом читал что-то, толстую такую книжку. А потом вдруг снялся и ушёл.       — Ну, в подвальчике не было — могла в каком-нибудь другом месте быть. И от него про выставку и узнать, — Ито нахмурился. — Но мне всё-таки кажется, что мимо. Хотя тётка и подозрительная. Рики, а ты что думаешь?       — Да я вот и не знаю, — сказал я, хотя думал на самом деле странное и немного дикое. А точнее — пытался прислонить ко всей этой истории Гаеву мать. Ну, в принципе, логично, взрослая женщина, явно при деньгах, посидеть с ней в подвальчике Гай имел полное право... Вот только Мета и поддельная картинка на выставке в эту логику снова никак не вписывались.       — Ладно, отстаньте от Гая, мне кажется, не он это, — Мета переменила позу и теперь сидела на коленях, опираясь локтями о стол. — Давайте всё-таки пойдём с другой стороны, через архив.       — Давайте. А чего архив? — Ито выглядел озадаченным — похоже, слишком разогнался решать прежний ребус. — В архив сходить надо. И поискать журнал. Я Кураи объясню, он поищет. И сфотографирует всё. И от настоящей картинки будем уже думать.       — Ну да. И от того, искал ли её кто-нибудь, кроме нас, — я тоже с усилием слез с предыдущей задачки. — Начать с последних номеров перед Катастрофой, быстренько проглядеть... Мне почему-то кажется, что этот модный показ совсем незадолго до неё был.       — Вы прямо такие умные оба, — Мета рассмеялась. — Сходить, поискать, объяснить... Ладно, не надо Кураи дёргать, я сама туда пойду. Всё равно мне дедушка выходной обещал, а провести его не с кем, работают все... А теперь посидите тихо, хорошо? — она опять переменила позу, уютно прислонившись к подушкам, выудила из сумки информер и настучала вызов. Мы с Ито переглянулись, и он пожал плечами.       — Тономи? Ой, какая у тебя заколка милая! Доброго вечера, можешь поговорить? — Мета сказала это сердечно и радостно, а мы с Ито слегка подпрыгнули от неожиданности. — Ты меня, наверно, не помнишь, это Мета из подвальчика в Трущобах... ой, помнишь, да? Конечно, я ненадолго, я тебя не задержу... Нет-нет, я Риоки не ищу... а она что, у тебя? Ну, привет ей тогда... ага, и ей спасибо. Слушай, Тономи, мне прямо неудобно просить, но ты не могла бы мне помочь? Да, очень серьёзное дело, а я одна боюсь. Ты ведь знаешь, что у вас там есть архивное хранилище? В подвале, в шестом корпусе... Большая дверь? Прямо огромная? Ну да, наверно, оно. Понимаешь, мне очень надо туда сходить. По важному делу. И вот я... Ой, серьёзно? Ты правда можешь сходить со мной? Тономи, какая ты замечательная!.. Когда? Нууу... может, во вторник? Тебе подходит? После обеда, часа в три? Просто отлично, я приду. Прямо к тебе? Жилой корпус, девятая комната? Да-да, я поняла. Договорились, да. Ой, я так тебе благодарна, ты просто не представляешь... Тономи, а что ты любишь — конфеты, шоколад?.. ну почему же не надо, ты же будешь время тратить... хорошо, привезу шоколадку. Конечно, не опоздаю. Да-да, я тоже уже убегаю, спасибо тебе огромное ещё раз, — Мета нажала на кнопку отбоя вызова, посмотрела на Ито, потом на меня. — Ну вот, во вторник мы поищем этот журнал. Даже, надеюсь, найдём.       — Ты прямо такая милая с ней была, — Ито хмыкнул. Мета дёрнула плечом:       — А так не милая, да? Хорошооо, я тебе запооомню... Рики, а что ты так на меня смотришь? Я что-то неправильно сделала?       — Да нет, всё правильно... Знаешь, — я опять с трудом прогнал видение огромного тёмного подвала и девчонок, попадающих в неприятности, — я, пожалуй, с вами пойду. Так спокойнее, — и замолчал, ожидая, что Мета примется спорить. Но нет, она только пожала плечами и кивнула, хотя и неуверенно. Ну и хорошо — объяснять, почему я с ними навязываюсь, мне не хотелось совершенно. Да даже и не факт, что смог бы нормально объяснить. Впрочем, ладно, схожу с ними, и всё. Пусть это лучше будут мои пустые выдумки и напрасно пропущенная длинная смена, чем с девчонками и правда что-то случится, когда никого не будет рядом.       ...Дверь лифта лязгнула, открываясь на моём этаже, и я, выходя, посмотрел направо, в тёмный угол около лестницы — очень уж острым было ощущение, что меня ждут. Даже загадал — если Гай тут, то мы с ним сможем поговорить... нет, не обо всём сразу, но хотя бы про подвальчик и про эту выставку, будь она неладна. Чтобы не мучиться догадками и не придумывать разных тайн. И никакая Гаева рефлексия нам не помешает. Но нет, чуда не случилось, угол был пустым. Я постоял, прислушиваясь, — на лестнице тоже была тишина, только негромко потрескивали лампы на потолке — а потом пошёл к себе.       Замок щёлкнул как-то неправильно, слишком тихо — так бывает, если его перед этим отжимали или открывали с рывка. И я толкнул дверь, не входя, чтобы успеть нырнуть за косяк, если в меня, например, полетит нож. И замер, как приклеенный — потому что в квартире горел свет, а прямо напротив двери сидел на табурете давешний меченый из экскурсии, как его... а, Олли. И, судя по всему, давно уже сидел — вон, рядом второй табурет, на нём кружка стоит... А сам Олли читал что-то в информере и резко вскинул голову при моём появлении — но не сказал ничего, только выжидательно уставился. Н-да. Уж чего я никак не мог предположить, так это вот такого расклада. Хотя Олли мне понравился, чего уж себе-то врать. Но не настолько, чтобы... а даже если и настолько, то это всё равно не повод залезать ко мне в дом. Впрочем, ладно, выгнать его я всегда успею.       — Привет, — я наконец-то шагнул через порог и потянул дверь, чтобы закрылась. — Ты что здесь делаешь?       — Тебя жду, — голос у него оказался неожиданно глубокий, с мягкой бархатистой хрипотцой, отчего у меня в плавках сразу стало тесновато. — Ты не против?       — Пока не знаю, — первой мыслью было спросить: «Не против чего?», но ответ был, пожалуй, слишком очевиден. А, ладно, что я теряю-то? — Наверно, не против. А как ты узнал, где я живу?       — Системным поиском нашёл, — Олли поднялся с табурета, убрал информер в чехол на поясе, а потом шагнул ко мне — мягким, перетекающим движением, будто он кошка. — Я раньше в ежедневной хронике работал, так что дело привычное, и... — и заткнулся, потому что я притянул его к себе за одежду — резко и, пожалуй, нарочито грубо, как со мной обычно делал Гай. И на долю мгновения показалось, что Гай меня сейчас видит. Да так ярко, с эффектом присутствия, можно сказать, что я сразу вспомнил подглядывающий экран. И сразу же выкинул эти мысли из головы — да и пусть смотрит, кто хочет, хоть бы и Гай, плевать, — потому что лицо Олли оказалось очень близко, прямо вот, дыхание чувствуется. Я поцеловал его, пригнув его голову к себе и сразу же протолкнувшись языком в приоткрывшиеся губы, и Олли ответил мне тем же — явно не привык уступать, отдавать ведущую роль. Мы некоторое время топтались у двери и то ли целовались, то ли боролись, потом отстранились друг от друга почти одновременно — похоже, воздуха не хватило обоим.       — Нормально! — Олли рассмеялся. — То есть ты понял, зачем я пришёл, да?       — Ну уж явно не доброго вечера мне пожелать, — мне тоже стало смешно. И... и почему-то легко. Ну да, наверно, это всё не очень-то хорошо по отношению к Гаю. Но это приключение ничем ему не угрожает. Потому что вряд ли этот смешной мидасси пришёл, чтобы провести со мной всю жизнь. Хотя, может, я бы и не отказался, сложись всё изначально иначе. Но уже не сложилось, так что...       — Нет, я могу и пожелать, — Олли подхватил табурет и пропустил меня в комнату. Где на столе обнаружились корзинка с пивом (ну, то есть коробка такая, с ручками, на шесть бутылок) и три «радости монгрела» в цветных термокоробках. — То есть всё в порядке, мне не выметаться прямо сейчас?       — А ты насовсем или на один раз? — спросил я — вроде как со смехом, но на самом деле внутри как будто что-то затаилось. Хотя вот так резко рвать с Гаем я не собирался, конечно. Как бы то ни было, а он этого не заслужил. Наоборот, отношения хотелось всё-таки сохранить... Ладно, вот завтра встретимся, поговорим, может, и получится.       — Какое мне насовсем, я же этот, — Олли поджал губы и щёлкнул себя по ошейнику, чуть запрокинув голову. — Не самое приятное дело с нами жить... а вообще ладно, ну его. Так что, начнём по пиву?       — Давай. Я умоюсь только, — я выдернул из неразобранной стопки чистого белья полотенце для нежданного гостя, подцепил со спинки кровати домашнюю одёжку и шагнул в уборную. И там на меня из зеркала посмотрело нечто среднее между мной и Рики-из-сна; во всяком случае, отражение выглядело изрядно ошалевшим.       Ладно. Попробуем хоть один день не загоняться. Олли — так Олли.       ... — Ага, это мама моя была, — Олли произнёс слово «мама» нежно и даже бережно; да уж, отношения тут явно получше, чем у Гая с его матерью. — Мама и её лучшая подруга. Отца мы тоже хотели вытащить погулять, но у него как всегда... Эосский обслуживающий персонал — они такие, даже в выходной себе работу найдут. Я и сам, в общем, из Эоса, — он аккуратно снял рубашку, повесил её на спинку стула... и на левой руке у него обнаружился браслет-инъектор, такой же, как в моём недавнем сне. И это совпадение меня изрядно царапнуло. — Но приболел, лечился в Мидасе, потом познакомился с ребятами из хроники... ну, и завис в Крепости слёз. Вот только недавно к родителям вернулся. А ты всё время тут живёшь, в Трущобах? — за рубашкой последовали штаны, а потом выпендрёжные плавки с золотым узорчиком по тёмно-коричневому.       — Ну да, я тут и родился, — я подвинулся в кровати, давая Олли место. Честно говоря, меня уже некоторое время потряхивало от возбуждения, да и член был почти готов, а от этой обстоятельной, даже неторопливой подготовки к сексу заводило ещё больше, хотелось вскочить, сграбастать Олли, затолкать в постель... а дальше как пойдёт; правда, мне почему-то казалось, что он захочет быть сверху. Но я сдержался, хотя от одного вида этого ладного, пусть и худоватого тела дыхание сбилось и жарко загорелись щёки. Сказал только: — Ну не тяни, а? Потом поболтаем.       — А, извини. Я смущаюсь просто, — Олли улыбнулся — и сейчас же мягко и плавно перетёк к кровати, откинул одеяло, вытянулся рядом... и вот тут-то я его и сцапал. Сжал, по-моему, чуть не до хруста в костях — Гаева наука впрок пошла, обычно это он со мной так. Но и Олли в долгу не остался — стиснул меня ногами, просунул руки под спину... и уже у меня чуть рёбра не затрещали. Ничего себе больной... ах так, ну погоди же. Мы какое-то время перекатывались по кровати, отчаянно скрипя сеткой, то гладили друг друга, то прихватывали пальцами или зубами, принимались целоваться то и дело; и я запоздало подумал, что синяки же останутся, Гай заметит... а впрочем, ладно, объясню как-нибудь. А потом Олли шумно выдохнул, перекатился поверх меня и потянулся к подоконнику, к пузырьку со смазкой, и я подумал, что правильно угадал, он захочет быть сверху. Но он обработал себя, потом мой член... а потом закусил губы и медленно опустился на меня, сразу до конца. Я мало не заорал, потому что очень уж внезапно стало слишком много ощущений, стона точно не сдержал. Но и Олли тоже застонал на выдохе, ещё подышал, привыкая, опустив голову, а потом сказал хриплым и очень глубоким шёпотом:       — Давай, — и приподнялся немного, чтобы мне было удобнее.       И я дал. О, великое небо, как же я гнал. Сетка раскачивалась, мешала поймать нужный ритм, я вцепился Олли в бёдра, насаживал его на себя и наподдавал сам, он сначала опирался на руки, потом упал на локти, потом и вовсе ткнулся мне лбом в плечо... и всё шептал что-то, то громче, то еле слышно, всё время одно и то же, какие-то три слова, но разобрать не получалось, да и не до того было... И я сначала думал, что надолго меня не хватит, но горячий шторм подождал, пока мы оба вымотаемся как следует, и только потом ударил снизу, и я рванулся вперёд, выплёскиваясь, вошёл как можно глубже... и только падая на выдохе почти без сил на мокрую подушку, понял, что же такое Олли шептал.       «Запомни меня, пожалуйста. Запомни».       ... — Я что-то говорил? Я не помню, — Олли рассмеялся, но так старательно, что я сразу понял — врёт. — Вообще, конечно, мог, меня серьёзно так унесло, но... — он прервался. Потом резко выдохнул и продолжил уже другим тоном: — А, ладно, кого я обманываю... себя же в основном, — и резко повернулся ко мне, хотел, похоже, приподняться на локте, но промахнулся и свалился в прогиб сетки, прямо на меня, мы едва головами не стукнулись и рассмеялись уже оба. Олли сразу же утянул меня в поцелуй, как будто собирался пойти на второй заход, а потом оперся на локти, всё ещё лёжа на мне, и сказал: — Да. Говорил. Всё так. Это... ну, примета такая, — и смешался, отвёл взгляд.       — Чтобы тебя запомнили? — я понял, что, похоже, чего-то не понимаю. Или не знаю.       — Чтобы запомнил первый случайно встреченный, к которому... ну, потянет. Понимаешь?       — Не очень, — ответил я честно. — Но я запомню, если тебе это нужно. А про что примета?       — Да про здоровье, — Олли поморщился. — Я об этом говорить не люблю, но теперь-то куда деваться... Влип я, — он вздохнул. — В понедельник ложиться на одну очень серьёзную процедуру, а там... В общем, можно не очнуться. В моём случае — с вероятностью процентов в сорок. Вот я и подумал — почему бы не подстраховаться, говорят, помогает, добавляет шансов... Хотя, скорее всего, всё это чушь, как и все подобные приметы.       — Ну почему же чушь, — сказал я; очень хотелось погладить Олли по голове, но я сдержался. — Если б ни у кого не срабатывало, так и приметы не было бы. Я тебя правда запомню, если это может хоть как-то помочь.       — Спасибо, — он опустил голову, ткнулся мне лбом в ключицу. — Боюсь ужасно... хотя казалось бы, чего я не видел, болею-то почти с детства... О, слушай, — и снова вскинулся, — а ты можешь позвонить мне в медцентр? Или заехать? В среду где-нибудь? Можешь?       — Могу, почему нет, — о том, что мне эти путешествия — сначала в архив, потом к нему — отольются парочкой суточных смен, я, понятное дело, не сказал. — В какой медцентр? В центральный, в Мидасе?       — Не, в наш, в эосский, я туда пока лёг. Центральный — это когда совсем уже... Так позвонишь?       — Заеду, пожалуй, — билет, конечно, дико дорогой... ну и ладно, у Итиро одолжу, в конце концов, а Олли всяко приятнее будет увидеть меня вживую, чем по информеру. Заодно и про Гаеву матушку можно будет попробовать разузнать, больница в Эосе одна, я в справочнике проверял, так что она там же и работала, больше негде.       — Спасибо тебе. Правда, огромное спасибо, — Олли просиял так, как будто я ему пообещал великие небесные блага. И снова полез целоваться. А я подумал, что на месте Гая я бы ничуть не обиделся, всё-таки это не измена в отношениях, а реально человеку помощь нужна... но рассказывать Гаю про Олли я, понятно, не буду. Разве что потом как-нибудь, если мы, конечно, удержимся вместе... и да, мне очень хочется, чтобы удержались. Люблю я его, на самом деле люблю, несмотря на все наши сложности... но иногда всё-таки немного жаль, что тогда, зимой, мне выпало столкнуться именно с Гаем. А Гаю — со мной. Может быть, если бы каждому из нас достался кто-то другой, вышло бы полегче. А может, и нет. Но уже не выпало, так что и жалеть не о чем, выгребать будем из того, что есть.       ...У сетчатого забора, отгораживавшего линию вагончика, я притормозил — вспомнил, что мы с Гаем не только о времени встречи не условились, но и о том, с какой стороны станции встречаемся. А звонить ему сейчас... нет, можно и позвонить, вон, на стене пузырь уличного информера. А у Гая теперь личный есть, я писал про это недавно. Вот только... нет, не хочу. Кто знает, может, он ещё из дома не вышел. Или вышел, но едет в одном автобусе с матерью. Или... Да, наверно, я сейчас загоняюсь на пустом месте. Вот только не очень-то я уверен, что это место — пустое. И что своим звонком не попаду Гаю во что-нибудь... рефлексивное. Лучше уж сам соображу. Тем более что и соображать-то нечего — к цересской стороне станции автобус подходит, так что Гай вряд ли потащится пешком через Трущобы. Приедет, скорее всего, на автобусе, как нормальный человек. А значит, на ту сторону и пойдём. Я огляделся — не видно ли где охраны, они иногда ходят вдоль линии — и нырнул в дыру, аккуратно проделанную кем-то в сетке; этот неизвестный народный благодетель даже торчащие концы проволоки загнул и обжал. Напротив, во втором заборе, виднелась ещё одна дыра, полускрытая столбом опоры, и из неё как раз вынырнул мужик, по виду — типичный цересси, с тусклыми зелёными нашивками на вороте. Мы кивнули друг другу на ходу, будто случайные сообщники, и разошлись каждый своим путём. Ну вот, а в новостях однажды сказали, что официальные переходы через линии мало востребованы. Вот поэтому и мало. Поди дойди ещё до того перехода, он на все Трущобы один; уж проще ножницы по металлу в сумку бросить. Трос сердито затрещал над головой, я ускорился, пересекая линию, и сразу за дырой встретил ещё и двух женщин — тоже явно собирались на другую сторону и теперь пережидали, пока вагон пройдёт. Ага, конечно, мало пользуются переходами... а вы их стройте в нормальных местах.       Автомат у станции в этот раз работал. Я настучал обычный кофе за две монетки, подхватил, обжигаясь, стаканчик за края и отошёл к тем самым разноцветным утилизаторам — осмотреться, покурить и подумать. Потому что подумать было о чём. Попутно отметил, что на пустыре перед станцией, похоже, собрались что-то строить — захватывая почти всё пространство перед ближними домами, стоял высокий непрозрачный забор. Дорожку он тоже перегородил, и предлагалось обходить по положенным широкой дугой мосткам. Интересно, как теперь ездит призрак — напрямик через забор? Или тоже в обход? Что именно тут будет, можно было посмотреть — вдоль забора висели цветные плакаты с информацией от города. Мол, сектор строительства приносит извинения за неудобство, то-сё, и картинки или схемы — что построят и когда. И имя ответственного. Но идти до ближайшего плаката, если честно, было лень. Я поставил стаканчик с кофе на утилизатор, закурил и в очередной раз попытался уложить по порядку в голове последние события.       Во-первых, Тономи. Я почему-то всё время возвращался к ней мыслями — как будто что-то упустил, не договорил, и теперь это не сказанное саднило и дёргало, как больной зуб. Хотя с чего бы, мы с ней друг другу, в общем-то, почти никто. Ну да, я вывалил на неё свои мысли о том, что за нами кто-то подглядывает. И иногда подтасовывает события. Но... мне тогда казалось это правильным. Да и сейчас кажется. Особенно если вспомнить мой сон про больницу. Может, в той тетрадочке и про Тономи есть, кто знает... Да, письмо она мне прислала, как и обещала, я до него наконец-то добрался, когда Олли заснул. Осторожное такое письмо — мол, «я тебе очень благодарна за рассказ, но это всё для меня немного слишком, я пока предпочту думать, что нам с тобой показалось». Ага, и в конце внезапное: «Но надо ещё поговорить». Вообще её можно понять, конечно, — живёшь так, живёшь, а потом раз, и в тебе что-то круто меняется, и ты уже как будто не ты... Ну, поговорим, конечно. Всё равно же все вместе пойдём в этот... бункер. Она ещё написала, что план здания сфотографировала, но он на мой информер не пролез... ну да, чуда не случилось. Вот и заберу его заодно, интересно же.       Из-за угла квартала вывернул зелёный пузатый автобус, медленно прополз вдоль линии вагончика и развернулся на кругу возле станции, встав ко мне боком с яркой рекламной надписью. «Фруктовый напиток “Белый чай” — ощути традиционный вкус!» Ага, конечно; он такой же традиционный, как я — советник эосский. Сплошной синтез из не пойми чего, от чая хорошо если запах есть. Итиро берёт иногда на работу такую ерунду — «Зелёный чай», «Жёлтый чай»; и этот, из рекламы, тоже брал, и который вроде как с вишней. Его дело, конечно, но, как по мне, ниочёмная вещь, лучше уж просто чаю выпить. Я внимательно всмотрелся в выходящих из автобуса — человек пять приехало, не больше, и Гая среди них не было. Рановато я пришёл, пожалуй, слишком уж перестраховался, до утреннего пика ещё часа полтора. Впрочем, ничего, подожду, погода и правда хорошая, даже сейчас уже тепло.       Ладно, продолжим думать, пока время есть. С Тономи, пожалуй, всё ясно... ну, то есть не всё, но хотя бы понятно, что делать. А вот с кем вообще ничего не ясно, так это с Метой и с её выставкой. Не понимаю, кому и зачем могла понадобиться такая подделка. И так, и так крутил, чуть не всех знакомых к этой истории прислонил — не решается, и всё. В мою тетрадку могли залезть Гай и Итиро, и обоим всё это незачем. А кто у нас в мастерской подозрительный коллаж заказывал — Прот не смог вспомнить, я спрашивал. Вроде, говорит, женщина какая-то, подарок делала для подруги, а что за женщина, откуда, и что именно было на коллаже — хоть убейся. Ладно, с этим тоже проще до бункера подождать. Исходники-то всё равно добыть больше негде было, а там наверняка имя записали, если кто-то к ним обращался. Ну и всё, и нет смысла сейчас голову ломать.       «Вагон до станции “Верхний Эос” прибывает ко второй платформе!» — жизнерадостно сказал динамик у меня за спиной. И почти сразу же из-за забора стройки вывернул на мостки полноватый мужик в расстёгнутой куртке. Придерживая сумку на плече, пропыхтел мимо меня, нырнул в дверь станционного домика, и через стеклянную дверь было видно, как он боком прошмыгивает турникет. Наверно, на этот самый вагон опаздывает, а тут ещё и пустырь перегородили. Ладно, это всё хорошо, но Гай-то где? Приеду, говорит, пораньше с утра... и чего? Ну да, я тоже хорош — не стал уточнять и переспрашивать, хотя время на это было. Вполне мог от Меты позвонить, Гай тогда наверняка уже был дома, и никто бы ему не помешал. Но... вот в этом-то и затык — не тянет переспрашивать. Или не соглашаться. Кто его знает, чем в результате обернётся это несогласие... И вот это всё, конечно, не дело. Выходит, я Гая боюсь до сих пор, не доверяю... нет, надо, действительно, что-то решать. И договориться в открытую, как мы дальше живём. Чтобы без додумываний и уходов от темы. Либо мы друг другу нужны и отношения эти тоже нужны, либо... либо уж расходиться и не мучить друг друга. Да, обоим будет плохо — а сейчас что, хорошо, что ли? Но в любом случае — никаких недоговорок, хватит вилять. Довилялись уже — ни на одну тему нельзя свободно поговорить, всё время думаешь, как бы куда не попасть. Да, бывают и сложные темы, к которым не сразу и поймёшь, как подступиться — вот как, например, про Олли — но лучше сказать прямо, обидеться, если будет на что, поорать друг на друга вдосталь и успокоиться на этом, чем молчать или врать. Надоело, честно. Да и не умею я врать, всё время боюсь проколоться.       На круг плавно въехал ещё один автобус, на этот раз розовый. В нём народу было побольше — потихоньку начинался утренний пик. Но Гай и на нём не приехал, напрасно я шею тянул. Н-да, интересно... Ладно, ещё один автобус, а потом всё-таки позвоню. А то, может, он вообще ехать передумал, и я тут зря торчу. Вряд ли, конечно, но... мало он планов, что ли, менял? Например, собирается на несколько дней остаться, я специально под это смены с Протом двигаю, продукты притаскиваю, в квартире прибираюсь... а он хоба — и на следующий же день домой. Поневоле задумаешься. И вообще, мог бы мне хоть записку коротенькую бросить — мол, жди с такого-то автобуса примерно во столько. Да даже сейчас мог бы — вон, на станции висит общественный информер, я от него не так уж далеко стою, уж всяко система меня вычислит... а то высматривай тут незнамо что. Кстати, Гай может и не автобусом приехать — вагончик ему тоже вполне по пути, станция «Церес центральный» прямо рядом с его заводом. Так что засяду-ка я лучше на станции, пожалуй, там и лавочки есть... а автобусный круг и оттуда видно, через окно.       А Олли... да что Олли; ничего, скорее всего. Наверно, проснулся уже сейчас, он говорил, что рано встаёт. И завтракает, там как раз половинка «радости» осталась, и банку с кофе я нарочно на кухонный стол выставил. Так что голодным не останется. И как выбраться из Трущоб, найдёт, у него карта в информере установлена, я специально вчера спросил. Ну вот, и поедет домой, в Эос, к мамке с папкой. И что-нибудь додумывать про меня и про него совершенно лишнее. Нет, к нему в больницу я заеду, конечно, пообещал же... почему не порадовать человека, это ж несложно. Но... Ему надо было за кого-то зацепиться, чтобы хоть чуть-чуть поменьше бояться — и вот, он зацепился. И пусть ему это поможет. А ждать чего-то большего... ну где он и где я, какое большее? Олли родился в Эосе, рос при какой-то усадьбе, потом в хронике работал... и тут, здрасте, я, копировальщик из Трущоб с никакими показателями тестов. Мы с Гаем-то иногда друг друга не понимаем, а с Олли вообще поди найди общие темы. В постели нам, конечно, здорово было, но на одной постели далеко не уедешь, проверено... вот как раз нашими с Гаем отношениями и проверено. Так что как бы оно заманчиво ни было — а думать в эту сторону незачем. Только растравливать себя впустую, так-то.       Внутри станции кое-что изменилось с тех пор, как я здесь за призраком бегал. Ещё один билетный автомат поставили, пара лавочек прибавилась, и табло теперь стало электронное, с оранжевыми цифрами и буквами. А жаль, мне очень нравилось старое, механическое, составленное из пластинок с номером рейса и названием станции, они так здорово переключались с тихим жестяным шелестом... надо Лато сказать, пусть модельку такую сделает. Ассистент — всё тот же, в кресле на колёсах — кивнул мне, как знакомому (а может, и правда узнал), подъехал к новому автомату, да там и завис, поглядывая на входную дверь. Наверно, на нём больше всего приходится с билетами помогать, народ с непривычки путается ещё. Я устроился на лавочке между двумя старыми автоматами, как раз под окном, чтобы держать в поле зрения автобусный круг, и начал изучать табло. Ну да, вот, пожалуйста, два ближайших рейса, в семь ноль девять и в семь пятнадцать, и оба останавливаются на «Цересе центральном». Хотя там, по-моему, вообще всё останавливается, это нашу станцию вагончик иногда пропускает. Так что очень удобно получается — и ехать по прямой, автобус-то изрядные круги по улицам наворачивает, и вставать Гаю не сильно рано, почти как на работу. В общем, сидим тут, хоть откуда-нибудь, да поймаем.       — Уважаемые пассажиры! — гаркнул динамик прямо над моей головой, я даже подпрыгнул от неожиданности и приложился затылком о билетный автомат. — По причине ремонта на станции «Мидас центральный» вагон прибытием в семь часов двадцать пять минут следует укороченным рейсом до станции «Крепость слёз». Сектор транспорта приносит извинения за доставленные неудобства, — динамик громко зашуршал, почти сожрав последнее слово объявления, и умолк. О, в прошлый раз тоже про ремонт объявляли, долго же они с ним возятся... И почему до Крепости слёз укорачивают, там что, поворотный круг построили? А хотя, может, и построили, я же городские новости редко смотрю. Хм, поехать, что ли, к Олли в больницу на вагончике? Там от конечной станции недалеко, пара кварталов, не больше. А то я, смешно сказать, на нём ни разу и не ездил, всё считал, что слишком дорого... а на самом деле автобус на самый верх не сильно дешевле выйдет. Зато быстрее вагончик в разы... в общем, стоит подумать.       — Вагон до станции «Дальний Церес – 1» прибывает к первой платформе! — снова завёлся динамик. И тут же резко хлопнула дверь — на круг, оказывается, приехал ещё один автобус, и теперь народ с него торопился на станцию. А я этот автобус прозевал, получается... впрочем, Гая среди приехавших опять не было. Хорошо, что он высокий, долго приглядываться не приходится. Ладно, теперь бы вагончик не прозевать. А то лавочка слишком удобная, в сон клонить начало. Я встал и подошёл к прозрачной загородке справа от турникетов. Теперь за спиной у меня оказалась дверь лифта, таинственно подсвеченная синим, а впереди, за пыльным пластиком — полутёмный «посадочный контур», то есть пространство под платформами. В нём почему-то никогда не зажигали верхнее освещение, только тускло светились указатели, да напротив ровной полосой зелёных огоньков виднелись турникеты на трущобной стороне станции. Вот несколько огоньков сменились на красные — это кто-то билет приложил. И точно, прошли трое или четверо, и будто растворились в подплатформенном полумраке — даже голосов слышно не было, только мерный глухой стук эскалатора.       В дальнем от меня конце контура, а точнее — над ним, там, где была тусклая полоса разделяющей две платформы крупной сетки, раздался сухой раскатистый треск и мелькнула зелёная вспышка, на мгновение ярко-ярко осветив и эскалатор, и пролёт лестницы напротив него, и выщербленную плитку на стенах, и даже старую полустёршуюся надпись «Городок» на давно выключенном указателе. Так наша станция раньше называлась, сразу после постройки линии, лет десять или пятнадцать продержалось это название... а потом бывший городок белкового комбината окончательно превратился в Трущобы. Треск и вспышка повторились — это статика, разряды электрические, трос-то у вагончика металлический, вот он и набирает, пока едет. Поэтому, кстати, у нас тут и забор вдоль линии — она низко идёт, прямо над головами, опасно, если вот такое соскочит на проходящего. Впрочем, лично я каждый раз, как вижу эти зелёные разряды, вспоминаю первую встречу с «моим» призраком, и как между нами тоже замкнуло что-то с треском. Вот только интересно, что?       — Вагон до станции «Дальний Церес –1» прибыл к первой платформе! — веско произнёс динамик. И на полосу сетки, загородив идущий через неё утренний розовый свет, надвинулось продолговатое тело вагончика. Дёрнулось со скрежетом — это тормозные кольца трос зажали, — а потом зашипела пневматика открывающихся дверей. Я шагнул чуть ближе к крайнему турникету и всмотрелся в полумрак уже не через пластик загородки... н-да, даже если Гай и приехал с этим вагончиком, то поди его разгляди в этой темнотище. Сложно, что ли, хоть одну линию ламп в контуре зажечь? А впрочем, вон же он. Точно, он, стоит на эскалаторе вторым, сразу за крупной тёткой в синем комбинезоне (ремонтница, наверно, какая-нибудь). Я переместился ещё чуть влево, вплотную к будке охранника, чтобы оказаться прямо под лампами на потолке и под указателем с ярко-малиновой надписью «Выход в город». И да, сработало — Гай расцвёл совершенно замечательной улыбкой, открытой и радостной. Сойдя с эскалатора, обогнул тётку и устремился через турникеты прямо ко мне. И даже приобнял — неловко, чуть оглянувшись, как всегда теперь делает, когда мы на людях. Нашёл чего стесняться, ну... а впрочем, это неважно, главное, что он действительно мне рад. Может, я всё-таки слишком рано решил, что у нас уже ничего не получится? Хорошо бы, если так.       — Здравствуй, я жутко соскучился! — Гай увлёк меня на ту самую лавочку между двумя автоматами, с которой я недавно встал. — Представляешь, так замотался в последние два дня, что забыл тебе написать, во сколько точно приеду. Да и сейчас еле вырвался вообще, матери непременно сегодня понадобилось большой шкаф разобрать... Ты давно ждёшь?       — Да нет, пару автобусов пропустил и один, кажется, рейс вагончика, — сказал я. Потом подумал и добавил, чтобы кто-нибудь не проболтался Гаю про Олли: — Ко мне вчера вечером школьный приятель зашёл, заболтались с ним до самой ночи. И я даже не посмотрел, есть ли от тебя что-нибудь на информере, так и пошёл, наудачу. Так что мы оба с тобой хороши.       — Точно, — Гай рассмеялся, и я поспешил перевести тему:       — А как ты из матери-то выпутался? Разбор шкафа — дело такое...       — Да я бы погиб в тех завалах, — Гай, всё ещё смеясь, тряхнул головой. — За него год не брались, по-моему, пихали туда как попало... Наврал я ей, куда деваться. Что еду на выставку, что на меня уже билет купили, так что, увы, никаких шкафов. Поэтому и поехал на вагончике — пришлось выйти у станции, со мной в автобусе наша соседка была, могла лишнего рассказать. А так рассказывать нечего, выставочный зал же рядом с «Мидасом центральным»... а что я в другую сторону сел, так этого видеть уже некому было.       — Рассказать могла, это точно, — я чуть понизил голос, потому что станция опять опустела, и наш с Гаем разговор звучал теперь слишком громко. — А что за выставка?       — Историческая, о рекламных технологиях. Только не спрашивай, про что она конкретно, я просто листовку где-то видел, — он улыбнулся. И добавил зачем-то, как будто я об этом спрашивал: — И кончается сегодня, так что я при всём желании на неё бы не успел.       Ага. Вот как интересно. В голове у меня сразу заныл предупреждающий зуммер (и настроение изрядно испортилось). Листовку он где-то видел... На стойке в подвальчике, где же ещё, Мета про это вчера говорила. Вот только листовку эту она таки разыскала в своей комнате, так что я её тоже видел. И даты проведения там — довольно мелко снизу и сбоку, чтобы, видимо, макет не портить, да ещё и серым по растру. В общем, и захочешь — не сразу увидишь. А он, значит, и увидел, и запомнил... Может, и был там вообще? Эх, добыть бы журнал посетителей... но как?       — А, понятно, — сказал я, надеясь, что ничего такого в моём голосе не прозвучит, только довольно ленивый интерес. — И как, мать поверила?       — Ну... не протестовала, во всяком случае, — Гай пожал плечами. — Но я из-за этого вранья ни ботинок нормальных не вытащил из того самого шкафа, ни еды не взял. Ну, еду мы, положим, купим, но идти в горы вот в этом... — он досадливо показал на свои ноги. Да уж, обувка чисто городская, подошва тонкая... неудобненько. Это мы в Трущобах привыкли таскать что покрепче, поэтому в том, в чём я сюда пришёл, можно хоть в горы, хоть руины, хоть вообще по какому бездорожью — пластик, конечно, но крепкий, и мысок усиленный, и протектор есть... Хотя стоп, зачем нам бездорожье-то, я же специально вчера к Мете с расспросами приставал.       — А тут старая дорога есть, — сказал я. — Прямо в горы ведёт, там и озеро есть. Говорят, красивое. Но где она конкретно, я только с чужих слов знаю. Ну, думаю, найдём.       — А вон, за теми домами, — раздалось сбоку. Какой-то трущобного вида мужик торчал возле билетного автомата, старательно считал монетки на ладони... и, видимо, слышал наш разговор. Увидев, что мы на него смотрим, он повторил: — Воон там! — и ткнул пальцем в окно. — Вы идите вдоль линии, а как она налево свернёт, держитесь направо и прямо, там тропа нахоженная есть через старый садик. И как раз на ту дорогу и выйдете. Она и правда в горы ведёт, к заводу заброшенному, что ли... Ну, у нас тут заброшенного всякого полно, — и вздохнул.       — О, дорога — это просто отлично, — Гай оживился. — Спасибо, уважаемый, ты нас очень выручил... а тебе что, на билет не хватает?       — Да двух монет не наскрёб, даже обидно, — мужик досадливо рассмеялся. — В Мидас надо, в медцентр...       — Никаких проблем, сейчас куплю, — Гай встал, доставая кошелёк из пояса. — Медцентр — это... станция «Каменная площадь», да?       — Да, от неё прямо под горку, и вот он, — мужик обрадованно закивал. — Спасибо тебе, уважаемый, огромное; а кому потом деньги-то переслать, как тебя зовут?       — Нет-нет, не надо пересылать, это же мелочь! — Гай отступил на шаг от автомата, с жужжанием печатавшего билет, и помотал головой, подкрепляя сказанное. И при этом залился таким ярким смущённым румянцем, что лицо как будто изнутри осветилось. Эх, какой же он всё-таки красивый... хоть временами и говорит глупости. В штанах у меня стало тесновато, и я постарался отвлечься на народ, выходящий с очередного вагончика. А то ходить со стояком по магазинам — удовольствия мало, прямо скажем. Вот заберёмся подальше в лес, тогда и... Есть же там наверняка удобные стоянки, правда?       ... — Знаешь, Рики, я тут подумал... мы, похоже, делаем что-то не то, — Гай притормозил и вскинул повыше на плечо изрядно потяжелевшую сумку. Мы уже закупились чем нашлось в первой же лавочке возле станции и теперь потихоньку топали вдоль линии, приближаясь к тому месту, где она круто поворачивает, — вон, впереди уже дом наставников, а прямо перед ним высокая опора, как раз на ней и поворот. А потом вагончик вжух! — влево, и в самую середину Дальнего Цереса, на конечную. А нам, стало быть, прямо и направо... кстати, подъём уже чувствуется.       — В смысле — не то? — я тоже поправил сумку и покосился на Гая: в рефлексию его, что ли, унесло опять? Да нет, не похоже.       — Ну... не знаю, — Гай достал сигареты, но закуривать не стали принялся вертеть пачку в руке. — Может, это только я что-то не то делаю. Но... как-то тускло стало, по-моему. Мы встречаемся, едим, занимаемся сексом... и всё. Даже почти ни о чём не говорим. Ну, то есть не всегда, но... ты мне почти ничего не рассказываешь, — и тут же быстро глянул на меня, смешался и замолчал. Понял, что проговорился. И я даже знаю, о чём.       — Ты читал мою тетрадку, — сказал я. Без вопроса, потому что какие уж тут вопросы.       — Я... Да, это правда. Читал, — Гай наконец-то вытащил из пачки сигарету и щёлкнул зажигалкой.       — И тебе прочитанное не понравилось, да? — подтверждение подозрений про тетрадку почему-то не вызвало вообще никаких эмоций — ну, читал и читал. Видимо, мы и правда сделали что-то сильно не то. — Вообще-то ты мог бы просто попросить.       — Я знаю. Ну... теперь знаю, — Гай выдохнул дым и ещё раз поддёрнул сумку. — И не то чтобы не понравилось... Нет, кое-что даже испугало, но дело не в этом. Просто... столько разных событий, общения, призраки эти... У тебя какая-то своя отдельная жизнь, а я... Рики, я тебе ещё нужен?       — Нужен, Гай. Вот скажешь же, ну, — я приткнул сумку на лавочку, мимо которой мы как раз проходили, и решительно дёрнул Гая к себе. Запоздало подумал при этом, что мы застряли точнёхонько у подъезда наставников... ну да ладно, они наверняка уже на работу ушли. И да, была мысль заругаться на Гая — мол, чего ты себе выдумал, головой, что ли, стукнулся... но я не стал. Потому что сам сколько раз думал, нужен ли я Гаю. Поэтому я просто встал на боковину лавочки и утянул Гая в поцелуй, пока он не опомнился и не начал сопротивляться — типа нехорошо, на улице же, люди увидят... А когда мы оторвались друг от друга, почти задохнувшись, добавил, рискуя опять же нарваться на рефлексию: — Вообще-то эта моя жизнь вполне может стать и твоей тоже.       — Я знаю, — Гай уставился куда-то вниз и вбок. — Но боюсь, что тогда кончится какая-то моя отдельная жизнь. Хотя, может, её и нет, на самом деле, — он вздохнул и наконец-то посмотрел на меня прямо. — Да, ты прав, надо что-то решать. Попробовали жить, как живётся — а оно никак не живётся... и это мне не нравится. Гораздо больше не нравится, чем твои призраки. Я подумаю ещё немножко, ладно?       — Ладно, — сказал я, потому что больше говорить было, в сущности, нечего. — Пойдём дальше?       — Пойдём, ага, — Гай, по-моему, немного повеселел. Небо великое, можно, он уже что-нибудь надумает, а? Ну хоть что-нибудь...       ...А дорога и в самом деле оказалась ничего — да, покрытие потрескалось, но не слезло, поэтому идти было легко. И подъём был довольно пологим, хотя склон в этом месте резко забирал вверх — неизвестные докатастрофские строители проложили дорогу уступами, один над другим, и уступы эти соединялись крутыми поворотами, на которых что удивительно, даже ограждение сохранилось. Гай на ходу не молчал — внезапно взялся пространно излагать, что они с Роно взяли в разработку новую идею сектора транспорта, такой маленький автобус для небольших отдалённых районов, чтобы народ пешком концы не наматывал. Ну, вот как та новая улица у нас, под эстакадой, куда я пойду тест сдавать. И что такую кучу неожиданных сложностей огребли — и с проектом, и с моделированием, что он уже типа не рад... но оплата будет хорошая, поэтому они, значит, сцепили зубы и держатся. Никогда он подобных вещей не рассказывал и вообще почти всегда молчал про свою работу, а сейчас надо же, разговорился. Да и мне интересно стало, я вопросы всякие задавал... и под это дело мы довольно высоко залезли, домики внизу уже совсем маленькими стали, как кубики. А потом дорога ещё раз повернула — и мы оказались на самом гребне горы. Да ещё и солнышко из-за облаков вылезло, вообще красота. Впереди и внизу, в уютном таком зелёном распадке, лежало почти идеально круглое озеро — наверно, когда-то был какой-нибудь технический водоём. И вода в нём казалась ярко-голубой (хотя это небо так отразилось, конечно). И наша дорога такими же плавными уступами спускалась прямо к этому озеру — вот и очень хорошо, там, у воды, мы и устроимся, — а потом снова взбиралась на дальний склон и ныряла в тёмный, похоже, хвойный лесок. А за ним... а ничего за ним не было. Просто серая стена до самого неба, как будто на гору надели облако. Значит, вот как это выглядит — граница тумана... Н-да, бодрит, ничего не скажешь.       — Гай, смотри, туман! — я ткнул пальцем в сторону облачной стены. Но он и сам уже туда уставился, и лицо его стало... неприятным. Да и сам он, по-моему, напрягся — так подбираются при внезапной опасности. Впрочем, это всё длилось пару мгновений и пропало.       — Да, я вижу, — Гай немного помедлил с ответом. — Как-то и не думаешь обычно, что он на самом деле так близко. Пожалуй, немного страшновато.       — Есть такое, — согласился я. — Но вообще он раньше ещё ближе был. Я сам не видел, понятное дело, рассказали, — Гай на это кивнул — мол, ему тоже рассказывали. — И вроде из него давно уже ничего страшного не вылезает. Если бы было — у нас в Трущобах знали бы, мне кажется.       — Ну да. Он просто там стоит, — по лицу Гая опять мелькнула тень и снова пропала. — А озеро да, вполне приятное. Смотри, там даже зона отдыха есть — лавочки, столик...       — О, точно, — я проследил, куда указывал Гай, и увидел на берегу обустроенную площадку. — Пойдём туда?       Обихоженное место, впрочем, тут было не одно. Ещё на спуске начали попадаться лавочки, иногда даже с навесом, а на одной из полянок кто-то вообще качели приладил. То есть народ сюда ходит много и часто, и туман никого не отпугивает. Впрочем, сейчас у озера, похоже, людей не было — ну, логично, рабочий день вообще-то и ещё довольно раннее утро. Мы добрались до увиденной сверху площадки, никого по дороге не встретив (откуда-то голоса доносились, но очень смутно). И Гаю она, похоже, не понравилась — он обошёл площадку кругом, задумался... а потом внезапно нырнул в заросли. И почти сразу же радостно позвал меня. За неширокой полосой кустов обнаружилась ещё одна полянка с лавочками. И даже со спуском к воде (вот же здесь, наверно, летом купаться хорошо). Я поставил сумку на одну из лавочек и подошёл к лесенке, уходившей под воду. Ступени изрядно выкрошились, местами обнажив ржавые прутья арматуры... интересно, сколько этому месту лет? Скорее всего, тоже до Катастрофы построено, как и прочие наши развалины. Хотя погодите, тогда ведь туман был гораздо ближе к городу. Или не везде? Пожалуй, это стоит у Бруна выяснить. А то и правда страшновато получается — вот передо мной лесенка, которая раньше была в тумане. Кто её там построил-то — чудища, которыми нас наставница в интернате пугала?       За спиной послышался осторожный шорох — так шуршат под ногами прошлогодняя трава и мелкие камешки. Я напружинил ноги, чтобы прыгнуть в сторону, если Гаю вдруг взбредёт в голову толкнуть меня в воду (да, ничего не предвещает вроде, но что он меня захочет силой взять, тоже ничего не предвещало). Но Гай только резко обхватил меня со спины и притиснул к себе.       — Я... соскучился, — голос был странным. Я развернулся в объятии (ещё не сразу и получилось) и запрокинул голову, всматриваясь Гаю в лицо. Оно тоже было странным. Удивлённым и... решительным? И с очень ярким румянцем на щеках. Как если бы то, что он прямо сейчас подумал, вогнало его в краску. А впрочем... знаю я, что он подумал. Что здесь нас никто не увидит. И не услышит — ну, если на весь лес не орать. А значит...       — Я тоже соскучился, — сказал я. И подтолкнул Гая от края озера, к лавочкам. Он, похоже, понял не сразу — а потом вспыхнул ещё сильнее, отпустил меня и сделал широкий шаг назад. Сделал бы и второй, но наткнулся на торец ближайшей лавочки. Вот на неё-то мы и забрались; точнее, я подтолкнул Гая ещё раз, чтобы он сел, сильно откинувшись, а потом забрался сверху, вынуждая его откинуться ещё сильнее, почти лечь. И сразу же почувствовал, что мне в задницу упирается поднявшийся член. Качнулся назад-вперёд, потёрся о головку (это движение я у Сэя подсмотрел; вот так, выходит, и учишься понемногу) — и Гай выдохнул:       — Рики!.. Ну что ты... — и резко запрокинул голову, стукнувшись затылком о лавочку (а я не успел ладонь подставить, да и не дотянулся бы, наверно). И почти сразу же смущённо улыбнулся: — Давай... ну, позу поменяем как-нибудь? Лавка короткая...       — Давай, — я соскочил на землю, пуская его подняться. И понял внезапно, что хочу раздеться. Да, ещё прохладно, и увидеть могут, но... Во-первых, солнце высоко уже, так что скоро разогреет, не замёрзнем, а во-вторых... ну, увидят, и что? Гая здесь узнавать некому, слишком далеко мы от его района забрались, да и меня вряд ли узнают, мало ли в Трущобах маленьких и чёрненьких. Я повёл плечами — ткань ощущалась лишней, слишком грубой, сковывала движения — а потом решительно вывернулся из куртки. А следом и из рубашки. Гай уставился на меня круглыми, как у лесной цапли, глазами и рот приоткрыл, опять же что та цапля. Потом улыбнулся, явно хотел что-то сказать — и рукой махнул. И тоже дёрнул с плеч куртку. Раздевались мы молча — что-то не пускало говорить, наверно, всё-таки смущение — и почему-то в упор глядя друг на друга. А потом я приткнул одёжку рядом с нашими сумками и, привыкая к холодной земле под босыми ногами, снова отошёл к озеру. Лес по-прежнему молчал, и мне на несколько мгновений показалось, что нет ни города, ни других людей, и что мы с Гаем — те самые первые люди, когда-то появившиеся здесь, а и Старый город, и Катастрофа — это всё будет гораздо позже. Честно говоря, от этого ощущения изрядно сносило крышу. Хотя кто знает, может, это озеро с тех самых пор и существует. И когда-то на его берегу точно так же...       — Рики! — позвал вполголоса Гай из-за спины, выдрав меня из этих мыслей. И хорошо, а то кто знает, каких ещё призраков можно вот так призвать. Я обернулся — и на несколько мгновений залюбовался Гаем: такой он был красивый сейчас — очень светлая кожа на фоне тёмной зелени, солнечные блики на волосах, яркий румянец, широко раскрытые яркие глаза... А потом в один шаг преодолел расстояние между нами, обнял его с размаху и принялся ласкать ему языком соски — это я целоваться не очень дотягиваюсь, а сюда как раз вполне. Гай охнул, выгнулся и прижал меня к себе; а я подумал, что и правда жутко по нему соскучился. А потом позволил возбуждению захватить меня целиком и уже не очень отслеживал, что делаю. Мы обнимались, ласкали и гладили друг друга, то и дело принимаясь целоваться (сначала было не очень удобно, но потом я нащупал какую-то кочку, и дело пошло). Гая, по-моему, тоже изрядно унесло, он даже не дёрнулся, когда я засунул ему палец в задницу и принялся гладить вход — только застонал сквозь сомкнутые губы и несколько раз поддал навстречу ласке. И я хотел было попросить, чтобы он позволил мне его оттрахать, хотя бы пальцами, но не успел — Гай выдохнул:       — Хочу тебя, — и настойчиво перегнул меня на лавочку спиной к себе. И принялся тереться членом и яйцами — ну, знает же, что мне это нравится. Я сначала никак не мог поймать ритм — потому что Гай, похоже, и сам не очень сообразил, хочется ли ему ласкаться медленно и плавно или побыстрее, как обычно. А потом как-то удачно подался навстречу, и Гай застонал от удовольствия и с минуту, наверно, почти трахал мою спину и ложбинку задницы. Голову от этого сносило жутко, я уже готов был подставиться и начать себе дрочить, член от стояка ныл даже, но тут Гай наконец-то раздвинул мне ноги пошире, прошёлся пальцами по входу — и сказал хрипло и от этого невнятно: — Смазку забыл... дурень. Извини, — и принялся растягивать меня на слюну. Получалось не очень — мы оба, похоже, себя передержали, и пальцы Гая входили слишком резко, рывками. Н-да, и я тоже про смазку не подумал, так что Гай тут дурень не один... а, ладно, приму как есть, не очень это и больно, наверно, если с размаху не влетать. Я оглянулся через плечо и сказал:       — Давай так, — и увидел, как смурное выражение лица Гая сменяется неуверенной улыбкой. Ну да, мы оба помним тот нехороший раз... и ровно поэтому уж как-нибудь попробуем не повторить, правда же?       Торопиться он не стал, хотя явно хотелось. Осторожно примерился, медленно толкнулся... я, конечно, постарался расслабиться получше, но всё равно ждал боли — а её почти и не было. Гай вошёл, помедлил немного, давая мне привыкнуть, а потом начал потихоньку двигаться. Я тоже подался пару раз навстречу, прислушиваясь к ощущениям, чуть поменял позу, удобнее прогнувшись в спине... и внезапно поймал ощущение взгляда. Сначала думал, что показалось — но нет, на нас действительно кто-то смотрел. И стоял где-то близко, чуть не за этими кустами — по коже даже холодком продёрнуло. Я попытался было всмотреться, не различу ли сквозь ветки... а потом понял, что меня от этого прёт. От того, что мы голые в лесу, что нас кто угодно может увидеть, и кто-то уже подсматривает, а совсем рядом туман, и поэтому неизвестно, человек ли это... Ага, опасность — лучшая приправа к сексу, это я вычитал где-то и тогда решил, что чушь. А сейчас меня так растаращило этой приправой, что я себя потерял совершенно, помню только, что с размаху насаживался Гаю на член и просил наподдать сильнее... ну, об этом Гая и просить особо не надо, наподдать он всегда готов. И дрочили мне мы, по-моему, вместе, ладонь поверх ладони... а потом я кончил аж до звёзд в глазах и боли в мышцах, никогда так бурно не было ещё. Отдышался, проморгался, понял, что лежу ничком на лавке — а взгляда-то и нет больше. Присутствие чьё-то, пожалуй, есть, но он больше на нас не пырится. Наверно, другую парочку нашёл. И Гай сидит рядом со мной, наклонился, в сумке копается — а на спине под лопаткой мощный такой засос. Ух ты, это я как умудрился? Вообще не помню.       — Ну вот, и салфеток я взял очень мало, — Гай оглянулся — похоже, почувствовал, что я на него смотрю. — Ты как?       — Я? Замечательно, — сказал я, и голос непослушно свалился в хрип — видимо, я ещё и орал со всей дури. — Вот только про салфетки я тоже не подумал, извини.       — Н-да, жаль, — Гай поджал губы. — А вымыться бы надо как-то, не одеваться же прямо так.       — Да давай просто в озере искупаемся, — я сел, прислушиваясь к ощущениям. Задница немного болела, но не до такой степени, чтобы не мочь двинуться. Сейчас от холодной воды и вовсе отпустит, наверно. И голова кружилась немного, но улетать во всякие обмороки вроде не тянуло.       — В озере? Но... ведь ещё не лето, — Гай неуверенно рассмеялся — наверно, подумал, что я шучу. — Замёрзнем же.       — Если быстро ополоснуться, то не успеем. Ну не одеваться же, действительно, прямо так, — я встал с лавки. Земля под босыми ногами была ещё холодная, но я, честно говоря, надеялся, что воду солнце хоть как-то прогрело. Чужое присутствие ощущалось по-прежнему ярко, до зудящей кожи, я даже удивился, почему Гай не беспокоится, ведь не может же не чувствовать... а потом вспомнил про подглядывающий экран. Ну да, если кто-то смотрит через него, причём только на меня — то всё логично, Гаю чувствовать и нечего. Ну и ладно, пусть пырится, пусть хоть мозоль на глазах себе натрёт. Я подошёл к озеру, спустился на несколько ступенек — а потом длинным прыжком бросился в воду, чтобы сразу оказаться на глубине и воду возле лестницы не мутить.       В первый момент вода, конечно, обожгла холодом, я даже чуть не заорал. Но после нескольких сильных гребков неожиданно быстро притерпелся. Доплыл до другого берега — и внезапно обнаружил там компанию из троих парней, мирно сидевших на травке с пивом. Они вылупились на меня, как по команде, и сидевший с краю сказал:       — Ого! Ну ты даёшь! И как вода?       — Прохладная, но вроде ничего, — ответил я, хотя именно здесь, под берегом, озеро прогрелось меньше, чем на середине. Спрашивавший обернулся к остальным:       — Парни, давайте, что ли, тоже окунёмся?       Те согласно зашумели — давайте, мол, — но я почему-то был уверен, что в воду они не полезут. Развернулся обратно, проплыл немного вдоль берега — и весело пронаблюдал издали, как осторожно, по шажочку, спускается в воду Гай. Вот же он смешной, так ведь гораздо холоднее. Впрочем, он тоже, видимо, это понял, потому что, сойдя примерно до колен, с резким выдохом-вскриком окунулся целиком. Вынырнул, помахал мне рукой и принялся энергично грести куда-то вправо. А я повисел ещё немного в воде (немного жуткое было ощущение, как будто кто-то вот-вот схватит снизу за ногу), потом подобрался поближе к нашей стоянке. Пора было вылезать, конечно, но почему-то не хотелось, поэтому я снова завис, разглядывая туман, нависающий над лесом. Вообще от этого изрядно дрожь пробирала: вот солнечный весенний день, небо голубое, птица какая-то поёт (точнее, монотонно пынькает, как древние механические часы в мастерской у Отро), вода блестит, люди какие-то по дороге спускаются, тоже, видимо, отдохнуть хотят, и внезапно хлоп — и мир как обрезало. Хотя почему «как», именно что обрезало серой непроницаемой стеной, которая даже свет не отражает. Брр, жуть. Меня и правда бросило в дрожь, то ли от тумана, то ли от холода, я заложил широкий вираж, чтобы разогреться, и направился было к нашей лесенке, но тут...       За кустами, с которых мы с Гаем устроились, по берегу начиналось нечто вроде набережной — этакий бетонный парапет, изрядно потрескавшийся и почти полностью заросший. С него в воду тоже вела лесенка, примерно такая же, как наша, а слева от неё в озеро вдавался бетонный же узкий язык, плавно понижавшийся к воде. Я задумался было, зачем он нужен — прыгать с него, что ли, чтобы прямо на глубину? — и память тут же подсунула мне открытку из коллекции Прота, с традиционной картинкой, где примерно к такой же ерунде причаливала лодка с сидящими в ней девушками. Ну а чего, очень даже может быть. И вот на этом языке боком ко мне, почти спиной, стоял мужик. Высокий такой, прямой, на голове цветная косынка, а на заднице — синие плавки. И всё. И, казалось бы, что такого — ну, вышел человек солнышко поймать, Данло тоже ходит по теплу куда-то загорать, может, и сюда... Но мне почему-то сразу вспомнился тот элои с тетрадкой — из кафе у медцентра и из моего сна. И я понял совершенно чётко, что именно этот мужик только что пырился на нас с Гаем. Уж не знаю, зачем ему это было надо... может, дрочил просто, некоторых штырит от подглядывания. А если это и правда тот, с тетрадкой, то... не знаю. Написать-то и без подгляда можно, мне кажется. Наброски делал? Там, во сне, на полях тетрадки пара рисуночков была, я их просто рассмотреть не успел. А мужик в плавках, похоже, почувствовал, что я на него уставился — слегка руки назад отвёл, потянулся, и начал поворачиваться, медленно ещё так... а может, это для меня время затормозилось. Я спешно перевернулся в воде и ушёл на глубину — тот это элои или кто-то другой, но встречаться с ним взглядом не хотелось совершенно.       Когда я вынырнул у нашей лесенки, Гай уже стоял на берегу и старательно обсыхал, поворачиваясь к солнцу то одним боком, то другим. Ну да, вытереться-то у нас нечем... разве что низом штанов, они, по идее, должны быстро высохнуть. Я оглянулся, не видно ли отсюда мужика в плавках (точнее, не видно ли ему нас), но бетонный язык парапета надёжно скрывали почти лежащие на воде ветки.       — Как у тебя получается так долго сидеть в холодной воде? — Гай повернулся ко мне и теперь смотрел, как я вылезаю по мокрым ступенькам, стараясь не поскользнуться. — Ты что, даже не замёрз?       — Замёрз. Потому и вылез, — я выбрался на траву, теперь изрядно нагретую солнцем, и стряхнул с себя воду ладонью. — И есть захотел.       — Да, точно, пора поесть, — Гай поёжился от налетевшего ветерка, передёрнул плечами — и пошёл в глубину нашего укрытия, к лавочкам. И уже оттуда добавил: — И одеться уже хочется, но не на мокрое же тело.       — Обсохнем, пока есть будем, — сказал я. А потом подумал что зря мы, пожалуй, так орём, а то припрётся наш подглядыватель, кем бы он ни был. Впрочем, как припрётся, так в задницу и пойдёт.       ... — Знаешь, а ведь очень хорошо получилось, что мы с тобой выбрались погулять, — Гай осторожно поставил на лавку упаковку-саморазогревайку (картошку с мясом мы с ним взяли, ничего другого в том магазине не нашлось), выдернул клапан, чтобы запустить реакцию, и потянулся за второй упаковкой. — По-моему, замечательное место. Было бы немного потеплее — и на море ездить незачем, правда?       — Ну... не знаю. Я на море никогда не был, так что сравнить не могу, — я старательно сдержал улыбку, глядя, как Гай хозяйничает. Обычно-то он мне готовку уступал, а сейчас и хлеб порезал, и огурец сбегал помыть и тоже нарезал на длинные дольки, и картошку вот греться поставил... чего это он? Решился, что ли, на что-то? Ладно, не буду торопить, подожду. — А ты был? В смысле на море?       — Был один раз, — Гай вытащил из сумки два яблока и тоже отошёл помыть. Потом вернулся и продолжил:— А нет, соврал, два раза. Мать меня на море возила, когда я совсем маленьким был, и потом мы ездили в старшей школе. С приятелем одним.       — Здорово, — я сорвал пучок листьев и протёр кусок лавочки, который предполагался быть столом. Пачка салфеток в сумке всё-таки нашлась (на самом дне, конечно же), но лучше их поберечь, а то мало ли что. — И как море?       — Ну как... большое. И мокрое, — он на мгновение застыл с яблоками в руках — видимо, вспомнил что-то — а потом отлип и рассмеялся. — На самом деле там и правда хорошо, мне понравилось, — и вдруг спросил, неуверенно понизив голос: — Хочешь, поедем?       Странно, но я даже не удивился. Наверно, потому, что ожидал какого-то разговора про наши отношения... правда, никак не думал, что он начнётся с вопроса про море. И, честно говоря, чуть не с минуту соображал, что бы ответить. И решил всё-таки не вилять — хватит уже, намёков и недомолвок мы оба наелись выше ушей. И многозначительного молчания тоже.       — Хотеть-то я хочу, но... — я развернул куртку, вытащил из её кармана сигареты, и Гай, поняв, куда я выворачиваю, протянул руку — дай, мол, и мне. — Ты что надумал-то? Ехать куда-то вместе... может, и жить вместе? А как же твоя рефлексия, с ней что делать? — я собирался ещё спросить, а как же мать, но не стал. Потом спрошу.       — Что-что... Изживать, — Гай неприятно оскалился, потом шумно выдохнул носом и полез в свою одёжку, за зажигалкой, наверно. — Рики, веришь, она мне самому надоела, сил уже нет. А что надумал... да, попробовать всё-таки жить вместе. Если ждать, пока я перестану бояться... то я никогда не перестану, мне кажется, — он помолчал, уставясь куда-то в сторону озера, потом снова повернулся ко мне: — Ты ведь не против?       — Эээ... Нет, не против, — я, честно говоря, ушам своим не верил. Вот это всё говорит Гай? Серьёзно? Не я его уговариваю, а он сам? Небо на землю упало, не иначе. — И как ты это всё себе представляешь?       — Ну, перевезу вещи потихоньку, — Гай пожал плечами, — буду почаще у тебя оставаться... а там и вообще останусь. В месяц уложусь, я думаю. Ну, в полтора.       — Скандала избежать надеешься? — я потрогал бок саморазогревайки. — Готово, можно есть.       — Избежать вряд ли получится, минимизировать хотя бы... — Гай кивнул, аккуратно пристроил на лавочку так и не прикуренную сигарету, сел и потянул к себе ближайшую упаковку. — Или, если хочешь, другую квартиру снимем. Можно и не в Трущобах, рядом где-нибудь. Или в Трущобах, но просто в другом доме.       — Да нет, другую не надо, — я тоже сел на лавочку и попутно ущипнул себя за задницу. Нет, происходящее мне не снилось. Гай действительно говорил всё то, что говорил. — Ладно, давай есть, а то опять остынет, — сказал — и ровно в этот момент поймал спиной чужой взгляд. Тот, кто на меня пырился, был самое меньшее удивлён до невозможности. Да уж, мужик, тут, пожалуй, удивишься. В тот самый момент, когда я уже смирился, что отношения кончились, успокоился даже почти... Ну, Гай, умеешь же ты обрадовать. Впрочем, полностью обрадоваться что-то мешало. Какой-то предупреждающий звоночек на грани сознания, ощущение неправильности... А откуда бы ей взяться, правильности-то? Бояться совместной жизни он ведь так и не перестал. Как ещё притрёмся... может, я в результате и правда не рад буду.       Ладно. Нет смысла гадать, как оно пойдёт, с Гаем всё равно никогда не угадаешь. Посмотрим, что ещё остаётся. Может, за всё это время у него в голове что-нибудь на место встало, кто знает.       Когда доели, погода, похоже, собралась портиться. Не то чтобы дело пошло к дождю, но на небо понатянуло облаков, да ещё и довольно холодный ветер поднялся. Всё-таки пока не лето, что поделать. В иные года даже снег в начале мая случался, а сейчас даже ещё не май. В нашем укрытии сразу стало неуютно, и я вышел к озеру, покрывшемуся полосами свинцовой ряби. Парни на другом берегу явно сворачивались — один из них стоял ко мне спиной и вытряхивал покрывало, на котором они, видимо, сидели.       — Что там, дождь? — спросил Гай из-за спины. Он собрал в пакет мусор от нашего перекуса и теперь тоже поднялся с лавочки, застёгивая куртку.       — Да вроде пока нет, — я наклонился, поправил развязавшийся шнурок. — Может, пойдём пройдёмся? А то холодно на одном месте сидеть.       — Пойдём. И утилизатор бы найти, — Гай встряхнул пакетом. — Место тут насиженное, наверняка есть хоть один... — он помолчал, подошёл поближе, обвёл взглядом берег, а потом внезапно предложил: — Слушай... а пойдём на туман посмотрим? В смысле, поближе. А то я его не видел никогда. Интересно... ну, потрогать, какой он, — и тут же осёкся, быстро перевёл взгляд на меня и спросил: — Это ведь не опасно?       — Не знаю, — ответил я и тут же вспомнил рассказ Меты, как они рядом с туманом грибы собирают. — Было бы опасно, тут бы народ, наверно, не гулял, правда? — Гай на это согласно кивнул, и я сказал, потому что и самому было интересно: — А пойдём. Может, и утилизатор по дороге попадётся.       Утилизатор нашёлся прямо за нашими кустами, на той площадке с лавочками, которую Гай забраковал в самом начале. Ободранный, старенький, автономный блок ему явно давно не меняли... но наш пакет с мусором он исправно сожрал и низко загудел, переваривая. А потом мы постояли немного, глядя на висящую над лесом стену тумана (Гай при этом осторожно, как будто неуверенно, взял меня за руку), и как-то разом двинулись по дороге. Только теперь она опять лезла в гору, широким полукругом огибая берег и позволяя рассмотреть озеро полностью (а у парапета, прямо за нашими кустами, обнаружилась голубая машина-маломерка — наверняка мужик в синих плавках на ней и приехал). Потом вывела к гулкому бетонному остову какого-то одноэтажного строения — что это было раньше, понять не удалось, ни надписей на стенах, ни табличек, и на полу внутри тоже была пустота, только мох и прелые листья, да ещё мы птицу какую-то спугнули. А потом опять выбрались на дорогу — и она нырнула в ёлки, круто забирая наверх.       К туману вышли внезапно. Просто топали себе по изрядно растрескавшейся дороге, никуда не торопились, болтали, о чём придётся... а точнее — о моей возне с историей Трущоб. Ну, Гай же сам признался, что лазил в мою тетрадку, так что с ним теперь об этом можно... но на самом деле я надеялся, что он проговорится про выставку. Не проговорился, не повезло; и что мне отдельно не понравилось — Гай так и не сказал, с кем сидел в подвальчике. В смысле, вообще не упомянул, что был не один. Хотя наверняка уже понял, что я от Меты всё знаю. Вот и как теперь... а что он ещё скрывает? Нет, я не к тому веду, что поэтому не хочу с ним съезжаться. Очень хочу. Что ни говори, а плохо мне без Гая... но если он от меня будет и дальше вот так разные вещи скрывать — то долго ли мы вместе-то проживём?       В общем, я как раз излагал свою идею о неравномерном времени — заводи все эти, потоки, о чём мы с Ито в подвальчике говорили, — когда ёлки резко расступились, и дорога выбежала на голый каменный лоб, почему-то мокрый. Видимо, дождь всё-таки прошёл, а мы в густом лесу не заметили. И прямо перед нами, буквально в паре шагов, встала серая непроницаемая стена, уходящая высоко-высоко в небо. Честно говоря, я даже ойкнул от неожиданности. Ну, и заткнулся со своим рассказом, понятное дело.       — Ничего себе, — полушёпотом выдохнул Гай. И запрокинул голову, словно хотел увидеть верхний край тумана... как будто он существует вообще. А хотя... была же сказочка, я её в интернате ещё читал, — про парня, который вырастил около тумана плющ и по нему перебрался на другую сторону. Ничего себе, наверно, был плющ, толщиной с опору вагончика, не меньше. А зачем этот парень туда лазил, я уже не помню... но сказочки так просто не сочиняют, значит, что-то подобное всё-таки было. Может, кто-нибудь на аэролёте пытался перелететь, мало ли.       Мы постояли молча ещё какое-то время — пару-тройку минут, наверно. Гай перестал всматриваться вверх и теперь просто крутил головой, как будто принюхивался или прислушивался к чему-то. А потом сказал:       — Слышишь — как будто гудит что то? Как большой трансформатор... мне ведь не кажется?       Я тоже прислушался — и да, пожалуй, что-то гудело. Но далеко-далеко, может быть, в городе. А здесь, возле тумана, было очень тихо, даже ветер полностью улёгся. Тихо и почему-то спокойно. И немного грустно, не знаю, почему. Наверно, от осознания, что вот эта молчащая серая стена была здесь всегда — только слегка отступала, когда люди её теснили, а потом, когда давление прекращалось, потихоньку наползала снова; и вот эта дорога, по которой мы сюда пришли, теперь ныряет прямо в туман, а раньше наверняка ведь вела куда-то ещё. И туман как встретил первых людей — так и последних проводит, наверно. И не изменится.       — Да, гудит где-то. Но не здесь, по-моему, — сказал я Гаю. А потом внутренне выдохнул — и шагнул вперёд, вплотную к туману.       Честно говоря, ожидал, что на ощупь он будет холодный и сырой — туманы же из воды состоят, какими ещё им быть? А он оказался... никакой. Пальцы спокойно вошли в серую муть, и я почувствовал очень лёгкое сопротивление чего-то почти не ощутимого. Как будто тонкой паутины коснулся... хотя нет, паутина и то плотнее. Я оглянулся назад, на Гая — он стоял в двух шагах и смотрел на меня выжидательно. Потом спросил с явным интересом:       — Ну как?       — Непонятно. Он почти не чувствуется, — я снова провёл рукой по серой поверхности. Впрочем, поверхности ли? Граница между туманом и обычным воздухом была чётко видима — но и всё. «Вот так в темноте влетишь и не заметишь», — подумалось невольно; и от этой мысли стало, пожалуй, страшно. Я поправил сумку на плече и уже почти было сделал шаг назад... но дальше всё произошло слишком быстро. Гай шумно втянул носом воздух, и его лицо изменилось. И стало... ну да, такой застывший злой взгляд я уже видел. Перед тем, как меня начали силой брать. А потом... я только и успел, что, защищаясь, руку поднять. Гай шагнул ко мне, почти прыгнул — и резко толкнул одновременно в бок и в плечо. А когда я, поскользнувшись на мокрых камнях, извернулся и попытался за него же удержаться — отбросил мои руки и добавил ещё и по рёбрам. Я влетел в туман боком, почти спиной, и уже там падение продолжилось, я больно шлёпнулся на задницу, заскользил под уклон, приложился локтем и бедром обо что-то твёрдое и округлое, а потом в ещё одно твёрдое приехал затылком. Да так, что мир взорвался разноцветными искрами и плавно съехал в темноту.       Показалось — проморгался почти сразу. И обнаружил, что лежу в хорошем таком навале крупных камней, изрядно мокрых и местами покрытых мхом. Ну хорошо хоть не в луже. От недавних дождевых туч на небе и следа не осталось, только пара почти прозрачных облаков висели неподвижно, будто нарисованные. Затылок стрелял болью, и на нём, похоже, набухала здоровенная шишка. А надо мной, шагах в десяти, нависала стена тумана. Угу. Ну логично, где б мне ещё оказаться, не в императорском же саду. Я сел и подтянул к себе за ремень валявшуюся рядом сумку. Надо же, ничего не вывалилось в полёте, и из пояса вроде тоже. Тетрадка на месте, ключи на месте, кошелёк вот он, хотя там вообще пусто, я даже визитки выложил, и даже пачка не пропала, хотя помялась, конечно. А вот зажигалка... а, нет, и она тут, просто сильно вбок уползла. В общем, при своих. Ну ладно, тогда чего сидеть, надо что-то делать. Я кое-как выбрался из камней, отряхнул штаны (на заднице теперь красовалось мокрое пятно, как будто обоссался; высохнет, конечно, но неприятно), закурил и огляделся в поисках Гая. Сбежал же наверняка, идиот... ну точно, нет его нигде. Интересно, насколько далеко его унесло — у озера, может, одумается? Или уже в городе? И как он всё это будет объяснять? Очередным «я не хотел»?       Стало обидно. Если честно — почти до слёз. Прах побери, ведь поверил же ему. Реально поверил. Обрадовался даже. Вот, подумал, всё наконец-то хорошо, сложности кончились, а с окончательной притиркой как-нибудь справимся... Ага, кончились. Только не сложности, а отношения. Потому что третьей такой подставы я ждать не хочу. Да, видит небо, я его действительно люблю. Да, мне будет очень больно. Но — хватит. Иначе в какой-то момент он меня тупо убьёт. И уже будет неважно, хотел он этого или не хотел.       Сигарета обожгла мне пальцы, я дёрнулся и поспешно загасил её о камень. Хотел было достать вторую, но... а толку-то сидеть тут, курить и жалеть себя? Погуляли — и будет, домой пора, завтра мне вообще-то на сутки. И очень хорошо, что так, отвлекусь хотя бы. Может, и вторые сутки стоит взять... в общем, посмотрим.       Я вылез из каменной осыпи обратно на взлобок, к самому туману (кое-где и на четвереньках пришлось; реально опасное место всё-таки, если тут в темноте навернуться, можно и шею сломать), и ещё раз огляделся, не торчит ли где-нибудь в ельнике Гай. И внезапно понял, что местность выглядит сильно иначе, чем когда мы сюда шли. И дорогу как будто недавно ремонтировали, и лес к ней не так близко подходит, и вот этого круглого камня вроде не было... Погодите, я что, на той стороне?       Сердце, как говорят в книжках, пропустило удар — теперь я знал, что это не фигура речи, а так на самом деле бывает. И в нём опять противно задёргалась иголка. Да уж, задёргаешься тут, прах побери. И... что теперь делать?       Стараясь дышать помедленнее, я сел на этот самый круглый камень и где-то с минуту пырился в ёлки, чтобы успокоиться. Ни о чём не думаем, просто дышим, вдох-выдох... Помогло, да — боль, как всегда, пропала внезапно, будто её выключили. Ну ладно, теперь окрестности надо изучить, наверно... а что ещё остаётся-то?       Я выбрался на дорогу — и чуть не заорал. Потому что через прогалину стало отлично видно — совсем близко от горки, на которой я стою, прямо за редким перелеском, начинается огромный город. Наверно, наш Старый город тоже был таким — куда ни глянь, всё дома, дома... Впрочем, вплотную к туману строиться никто не захотел — он серой полосой спускался с горы, и везде между ним и городом была полоса леса. Интересно, здесь тоже верят в чудищ из тумана? Я переместился чуть вбок, к другой прогалине, и, продолжая разглядывать город, закурил — чисто автоматически, хотелось сделать что-нибудь привычное и обычное. И понял, что всё время застреваю взглядом на четырёх высотках справа от меня. Обычные многоэтажные прямоугольники с балкончиками, ничего особенного... но было совершенно чёткое ощущение, что я их уже когда-то видел. Но как? Меня вроде никогда раньше в туман не заносило... Ерунда какая-то, вот честно.       Может, я и дальше бы тут стоял столбом, не зная, куда деваться, но очень близко под горой завёлся уже знакомый гул, про который Гай говорил. Только здесь он был гораздо громче... и, пожалуй, шёл по нарастающей. Так это отсюда слышалось? И что это — едет кто-то? Вот по этой дороге?       К гулу добавилось натужное пыхтение — будто и правда работал мотор, преодолевая крутой подъём. Я поправил сумку на плече, выдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и шагнул в туман.       По лицу словно мазнуло лёгкой тканью, и я рефлекторно закрыл глаза. И сразу же открыл — чтобы убедиться, что вокруг меня действительно светло-серая непрозрачная муть. Хотя нет, кое-что через неё всё-таки было видно. Вот дорога под ногами, вот камень на обочине, вон там второй... Шаг, ещё шаг — двигаться быстрее почему-то не хотелось. На пятом-шестом шаге стали смутно различимы густые заросли ёлок на «нашей» стороне. Потом слой тумана стал ещё тоньше, и я увидел, что перед ёлками стоит высокий человек. Эээ... Гай? Он до сих пор тут? Но зачем? Убедиться, что я пропал с концами и не вылезу?       Злость взвилась мгновенно, как вспыхивает промасленная бумага, — такого со мной не бывало уже очень давно. Я ещё раз резко выдохнул — и ломанулся вперёд.       Да, это действительно был Гай — стоял и вглядывался в туман. И слегка попятился, увидев меня — но больше ничего сделать не успел. Потому что я прямо с хода, без разговоров, врезал ему снизу кулаком в подбородок. Проследил, как он со сдавленным всхлипом валится в ёлки, хотел подойти и добавить, но... вместо этого развернулся и пошёл вниз. Сначала по дороге, а потом напрямик через лес. Злость выгорела так же быстро, как вспыхнула, и осталась пустота. Чёрная такая, как в бетонной шахте после пожара. Пусто, гулко, и сгоревшие ошмётки под ногами. И очень обидно. Вот реально, до слёз. Слёзы и потекли, собственно, и я не стал с ними бороться, промаргивался только, чтобы мордой на ветку не налететь. От кого тут их прятать-то, кого стесняться — в лесу?       Нет, ну вот как так? Что должно быть в голове, чтобы сначала всерьёз планировать съехаться, а потом взять и затолкать в туман? Я опять что-то не то сделал? Встал не так?       Прах побери, ведь были нормальные отношения... Да, мы не во всём совпадали, но можно было придумать, как это решить, и жили бы спокойно. Ага, только Гаю этого было не надо. А надо было, похоже, чтобы я был такой, удобный и карманный — вытащил, потрахался и обратно убрал. И ни мать, ни друзей трущобными знакомствами не смущаешь.       Под ноги вывернулась тропинка, вильнула, обходя здоровенный валун, а потом повела вниз, забирая вправо от дороги. Я остановился, прислушался, не ломится ли за мной Гай, а потом пошёл дальше.       Хорошо, что не ломится. Мне ему сейчас сказать нечего. Потом, может быть, и скажу, но тоже — толку-то? Всё, приехали на конечную, дальше некуда. Да и незачем, наверно.       За спиной послышался треск — за мной всё-таки кто-то шёл, быстро, почти бегом. «Кто-то», ага... и угадывать не надо. Но тут лес кончился, и тропинка вывела меня к озеру, на уже знакомый бетонный парапет. Солнце стояло высоко и уже даже начало клониться к закату — часа три уже, не меньше; неплохо прогулялись, ничего не скажешь. А разогрело-то как, хоть куртку снимай — ну вот, теперь действительно на майскую погоду похоже. У озера было полно народу — пятница же, у кого короткий день, у кого первый выходной, вот все и повылезали на солнышко. К мужику в синих плавках (он по-прежнему торчал на краю парапета и опять спиной ко мне) присоединились и другие загорающие; а вон просто народ посидеть у воды устроился, с пивом и едой какой-то, тоже хорошо. У берега, на прогретом солнцем мелководье, отважно плескались трое девчонок — кажется, смутно знакомых, одну из них, рыженькую, я точно где-то видел; а впрочем, всматриваться я не стал. На нашем месте в кустах тоже кто-то засел, причём даже с музыкой — по воде доносилось что-то подвижно-развесёлое, но слов было не разобрать. А там, где из парапета выдавался в озеро бетонный язык, две немолодых женщины, одна в мидасском купальнике с юбочкой, другая ещё в платье, пытались развернуть коврик-самонадувайку. Удобная штука, если не хочется просто на земле сидеть; а потом просто затычку выдернул, свернул, да и всё. Дело, впрочем, явно не ладилось — коврик зацепился сам за себя и надуваться не желал.       — Давайте, я помогу, — сказал я и шагнул к женщинам. И одновременно с этим быстро оглянулся назад. Показалось или нет — на самом краю леса, ещё в тени деревьев, стоит кто-то высокий и, кажется, смотрит на меня. Если это Гай... ну, значит, буду по возможности держаться на людях, чтобы ему было неудобно подойти. Потому что вести какие-то разговоры и выслушивать объяснения мне совершенно не хочется. Потом. Когда-нибудь потом.       Хм. А с чего это я взял, что он сейчас со мной будет именно что разговаривать — после того, как я его в ёлки уложил? Ну... на ответный кулак мне тоже нарываться как-то не хочется. И в драку на людях он опять же не полезет. Так что в толпе, в толпе... а потом закоулками к дому.       Коврик таки поддался моим попыткам высвободить застрявший угол и развернулся, ощутимо ударив меня ребром в колено. Я выслушал, терпеливо кивая, многословные благодарности, не отказался от пачки печенья в награду за труды (ну а почему бы и нет) и пошёл дальше, от одной группки людей к другой. А потом нырнул на первую попавшуюся тропу в примерно нужном направлении. И пару раз оглядывался, да, но из леса так никто и не вышел. Решил впрямую не преследовать, а поймать в каком-нибудь другом месте? Ну, посмотрим, как у него это получится.       К линии вагончика я выломился вообще с неожиданной стороны, через незнакомый миленький райончик — двухэтажные домики с балкончиками и палисадниками, уютные дворы с лавочками и клумбами... Эта красота совершенно не вязалась с остальным Дальним Цересом, так что наверняка тоже осталась с докатастрофских времён. Эх, полазить бы и тут, поискать всякого интересного... но это явно не сегодня. Дыр в заборе, огораживавшем линию, тут тоже навскидку не нашлось — ну, что поделать, приличные люди живут, не то, что мы. Впрочем, уже ощутимо вечерело, так что долго искать дыру я не стал и выбираться к переходу тоже — махнул по-простому через забор в одном из двориков. Ну да, так и на охрану можно нарваться... да и ладно, значит, побегаем наперегонки.       Не нарвался. Но пока искал удобное место, чтобы перебраться на трущобную сторону, даже стемнеть уже успело. Н-да, ничего себе я денёк провёл. А теперь надо бы домой, и рабочая сменка там, и жрать хочется... но очень вероятно, что дома меня ждут. Скорее всего — опять у лифта, на лестнице. (И, конечно же, сразу вспомнилось, как нам было хорошо в тот день, когда Гай меня там ждал, и я сцепил зубы, чтобы в эти воспоминания не провалиться... и не разреветься впустую. Было, да. Было. И кончилось.) Как бы выкрутиться-то? К Итиро проскочить, он же этажом выше живёт, а потом вместе спуститься? Ненадёжно, Итиро может на работе быть. У них на прошлой неделе график поменялся, а новый я ещё не выучил. Ладно, рискну и пойду так. Будем надеяться, что Гаю тоже завтра на работу.       Ощущал я себя сейчас, надо сказать, страннее некуда. Сознание как будто разделилось — одна часть чуть ли не истерику катала, а вторая смотрела на это вроде как со стороны и эту самую истерику пыталась анализировать. Получалось, по-моему, не очень. Ну да, я реально боюсь сейчас встречаться с Гаем, это правда. До холода под рёбрами боюсь... кстати, такое же ощущение было от кудлатого жениха Тономи. Но он-то не меня хотел убить, а Гай... Ну а что, нет меня — нет проблемы. И никто не расскажет никому про его опыты с туманом. Я бы на его месте, пожалуй, крепко подумал над тем, чтобы от меня избавиться. И это... лицом к лицу-то я отобьюсь. Гай, в конце концов, и правда не особо сильный. А вот со спины, да с применением каких-нибудь средств... кто его знает, могу и не отбиться. Ну, вот сегодня он скользкий склон, например, применил. Кто ж знал, что в тумане нет чудищ, и никто меня там не сожрёт? А в следующий раз может, например, кирпич применить. Если им хватить по затылку — получится не в пример надёжнее тумана.       К общежитию я вышел сзади и сбоку, специально крюк через склады заложил. Посмотрел на своё окно — а вдруг мне повезло, и там Олли торчит до сих пор? Но нет, темно, так что либо ушёл, либо спит. Да и какая от Олли помощь, если мы с Гаем в коридоре сцепимся, он же больной. Самому ещё достанется... нет, лучше уж без него.       Ладно. Вдохнули, выдохнули, пошли. Может, и проскочу.       В подъезде было темновато — единственная лампа тускло мигала и явно готовилась перегореть. Если бы не свет из комендантской — по дороге к лифту все ноги переломать можно, там пластик в двух местах отслоился, ловушечка первый сорт. Уж на что я знаю, где эти дыры, и то сколько раз спотыкался.       Хм. Комендантская. А ведь это, пожалуй, мысль.       — Добрый вечер! — сказал я, заглядывая в приоткрытую дверь (и ещё не видя, есть ли там кому этого доброго вечера желать). — Можно?       — Можно, можно, добрый вечер, заходи, — послышалось сбоку, из-за высокого шкафа, и оттуда вышел, немного прихрамывая, наш комендант, высокий худой старик, дедушка Сары. Вот только имя его я так и не смог уложить в голове, хотя она нас друг другу представляла, конечно. — Что такое? Случилось что-нибудь?       — Да я... — тут я понял, что не придумал, с чем пришёл. — У меня там это... кран потёк, — ляпнул, честно говоря, первое попавшееся, с кранами у меня как раз всё неплохо было, в душевой Гай постарался, а кухонный я сам недавно чинил, ещё резину на прокладку у Итиро брал, у них в печатне её много, со списанных валов остаётся.       — Ремонтника прислать? Хорошо, сейчас запишу, — комендант достал откуда-то очки, водрузил на нос, включил лампу над рабочим столом и, не садясь, раскрыл здоровенную тетрадь. — Сантехнические работы, значит... Кран-то который?       — Кухонный, — а, ладно, пусть проверят, из меня мастер тот ещё, на самом деле. — И это... в окно очень сильно дует, — во, наконец-то реальный непорядок вспомнился. — Рама, что ли, потрескалась, не знаю.       — Рама — это уже серьёзнее, не знаю, починим ли своими силами, — комендант сдвинул очки на самый кончик носа, посмотрел на меня поверх них, потом снял и убрал куда-то на полку над столом. — Пойдём, покажешь, где именно дует.       Мой этаж встретил нас внезапной темнотой. Обычно хоть пара лампочек, да горит, а сейчас, как нарочно... или действительно нарочно? От этой мысли стало очень не по себе. Вот пришёл бы я сюда один, ага... и вполне вероятно, что тут бы и остался.       — Опять светильники выкрутили, вот же бездельники, — комендант выдернул из кармана фонарь, и узкий луч ощупал потолок. — Ладно, пойдём, потом новые поставлю. Руки кое-кому надо повыдергать, лишние они у них... — продолжая ворчать, он шагнул в коридор, слабо освещённый с улицы прожектором ближнего склада. Я поспешил следом, старательно не оглядываясь. Впрочем, темноту возле лестницы взглядом всё-таки зацепил. У стены стоит кто-то высокий? Или это тень так легла? Ну уж нет, проверять я не пойду.       Дверь открылась не с первого раза — может, это я сам виноват, ключ криво приложил, а может, Гай пытался отжать замок, но не справился. При коменданте я, понятное дело, косяк разглядывать не стал, но, по-моему, утром на нём было поменьше царапин. Уфф... вот же ещё новости. Нет уж, ночевать я тут не буду. Схвачу сейчас рабочую сменку да бельё и рубашку свежие — и выйду вместе с комендантом, точно так же, как и зашёл. А то мне дверь изнутри и припереть-то нечем, ни шкафа, ни сундука, только холодильник, но он лёгкий и маленький.       — Ну-ка, ну-ка, что тут такое... — комендант встал коленями на край моей кровати и чуть не носом упёрся в раму. — Н-да, слушай, и правда — трещинами от угла пошло. Гляди-ка, и на внешней раме тоже, — и сказал ещё с таким удивлением, будто дом совершенно новенький, чуть не вчера построенный. — Тут ремонтом не обойдётся, менять надо весь пакет, — он слез с кровати и развёл руками. — Иначе заклеишь, а оно опять... Записывать тебя на замену окна?       — Записывать, ага, — я сложил в сумку минимум необходимых шмоток, потом подумал и добавил ещё банку мяса и пачку галет. — Только я прямо сейчас не потяну. В рассрочку разве что.       — А и в рассрочку, почему нет, — комендант отошёл к кухонной стойке, потыкал пальцем в кран, пожал плечами. — Да прямо сейчас и не получится. Пока размеры снимут, пока изготовят, пока привезут... Самое раннее в июле делать будем. А скорее всего вообще в августе.       — А, тогда нормально, — уж до августа-то я всяко тест сдам и хоть сколько-нибудь накопить сумею. Или мы с Горо уговоримся всё-таки, и тогда это окно будет уже его заботой.       — Ну и отлично, — комендант изобразил некий утвердительно-одобрительный жест и направился к двери. — Зайди тогда в ближайшие пару дней, запрос на замену окна составим. И пусть уже строительный сектор чесаться начинает, верно же?       — Да я прямо сейчас спущусь, чего тянуть, — я оглядел комнату ещё раз. Нет, ничего важного вроде не забыл. Потом подобрал из-под стола бумажный прямоугольник (визитка чья-то, что ли? ладно, потом посмотрю) и тоже пошёл к выходу.       — Тоже правильно, тянуть в таких делах не надо, — комендант толкнул дверь, и мы вышли в коридор. Я, честно говоря, ожидал, что сейчас в сторону лифта метнутся шаги — но было тихо. Может, тут и нет никакого Гая? И я окончательно загнался, себя накрутил и пугаюсь уже каждой тени? Я прислушался к себе — чутьё настойчиво орало: «Уходи отсюда!» Ладно, ладно, понял, уже иду.       — А с Сарой-то вы как, видитесь хоть иногда? — внезапно спросил комендант, когда мы уже ехали в лифте. Вопрос угодил в больное место — после того, как рухнули отношения, как-то не хочется вспоминать о прошлых. Которые тоже рухнули. Но уйти от разговора было некуда, поэтому пришлось выкручиваться — мол, работа, всё такое, собирались встретиться пару раз, но пересеклись только перед Новым годом, а дальше никак... И, честно говоря, было стыдно — хотел же опять начать заходить к Отро, но с этой сдачей теста закрутился совсем и забыл напрочь. Надо всё-таки зайти как-нибудь, он рад будет, да и я соскучился.       — А, ну понятно, — отозвался на мои оправдания комендант. Тут мы приехали на первый этаж, и он добавил, выходя в темноту — лампочка в подъезде окончательно перегорела: — А то ж она родила недавно. Девочку.       — О, здорово, — сказал я. Хотел было ещё пару слов придумать — мол, поздравляю, очень рад, — но лифт, едва закрывшись, снова поехал наверх, и все поздравления выскочили у меня из головы.       — Здорово, да. И такая хорошенькая девочка, знаешь, улыбается уже, глазки голубенькие... В дочку мою; а, ну ты ж её не застал, — коменданту явно хотелось поговорить. — Ну да ладно, пойдём запрос составим.       — Ага, уже иду, — я наклонился, вроде как шнурок поправляю, а сам искоса следил за зелёным индикатором над дверью лифта. Второй этаж, третий... дальше две неработающие лампочки, потом шестой, седьмой... ну? Да, на моём этаже лифт остановился, и было слышно, как открывается дверь. Ну, Гай это или не Гай, но кто-то там точно был. Странно, почему ж он по лестнице-то не побежал нам вдогонку? Я бы сам именно так и сделал. Не сообразил просто?       Индикатор двинулся вниз. Я выпрямился и шагнул в дверь комендантской.       С запросом мы провозились минут десять, не больше — типовой бланк заполнили, я его подписал, да и всё. Лифт тем временем приехал, лязгнул дверью... и дальше наступила тишина. Ни хлопка входной двери, ни стука мусорного контейнера — в общем, ничего из того, зачем на первый этаж приезжают. И за почтой никто не зашёл. А отмахнуться, что я просто не услышал — так это ж комендантская, их нарочно устраивают так, чтобы ничего не пропустить. В новых домах вообще камеры ставят, а тут пока так, на слух. Значит, тот, кто ездил на лифте, ещё в подъезде. Уфф, неприятненько... но как бы то ни было, а выбираться-то надо, не сидеть же мне в комендантской до осени. Я попрощался (специально потише, чтобы не подслушали, дверь-то приоткрыта) и осторожно и медленно выскользнул в тёмный подъезд, прикрыв лицо рукавом. И сразу же припал на четвереньки, чтобы на фоне стены не светиться. Помедлил немного — честно говоря, не надеялся, что останусь незамеченным, ждал оклика и всерьёз собирался пробиваться наружу силой. Ну, в смысле на кулаках, конечно, без ножа. Но всё было тихо, никто меня по имени не звал и хватать не пытался. И тогда я так же медленно и осторожно отполз влево, в отнорок чёрного хода.       И застрял. Конечно, здесь меня уже не видно, можно выпрямиться в полный рост — но на этой двери тугая щеколда, она при открывании очень громко щёлкает... а устраивать догонялки по вечерним Трущобам как-то совсем не хочется. Я сегодня так нагулялся и налазился, что ноги аж до самой задницы гудят. Нет, конечно, если иначе никак, то я побегаю, куда деваться... но можно как-нибудь без этого, а? Небо великое, ну пожалуйста!       Несколько длинных минут вообще ничего не происходило. А потом небо надо мной всё-таки сжалилось — внешняя дверь подъезда стукнула, и вошли какие-то люди, судя по голосам, двое или трое.       — Во! Темнотища! — удивлённо и почему-то радостно сказал один из них, и я опознал парня с третьего этажа — он работал где-то водителем, то ли в такси, то ли на автобусе, а может, вообще в какой-нибудь доставке. — А комендант-то чего, спит, что ли?       — Да ладно тебе, может, и правда спит. Старый же человек, — отозвался ещё один (этого я по голосу не узнал) и щёлкнул зажигалкой. Видимо, решил почтовый ящик проверить. Я осторожно выглянул из отнорка, снова прикрывшись рукавом, чтобы ни глазами не блестеть, ни белым пятном лица себя не выдать. Иии... да, Гай там был. Стоял в углу возле самой двери и, по-моему, отчаянно пытался слиться со стеной. Огонёк зажигалки выхватил закушенные губы, острые скулы, неестественно застывший взгляд... а потом опять стало темно. И в этой темноте загудел, просыпаясь, лифт, а потом громко, с шипением и скрипом, открыл дверь. В этом шуме можно было хоть десять щеколд отпереть, никто бы не услышал, чем я и воспользовался, понятное дело. И, оказавшись на улице, сразу же нырнул в ворота ближайшего склада. Да, если так идти к Сердцу Трущоб — то изрядный крюк получится, с километр, не меньше. Но зато сюда, в складскую зону, Гай точно не сунется, побоится заблудиться. Нет, может, он уже ничего плохого и не хочет. А наоборот, всё понял, осознал и пытается хоть что-нибудь исправить. Но... нет. Сейчас я к нему соваться не буду. Пусть сам проявляется, как и когда захочет. И если захочет. Вот так.       Проявился, конечно же. Честно говоря, я его сегодня уже не ждал. Добрался по темноте до подвальчика, поспал там до утра; Брун, спасибо ему огромное, ни монетки с меня за койку не взял, видимо, выглядел я соответственно. Да и на самом деле устал, как подгорный рабочий. А утром в целом попустило. Не то чтобы я Гаю простил его выходку — ещё чего не хватало. Просто как-то спокойно стало. Даже, можно сказать, наплевать. Ну вот, был у меня человек, которого я любил. И сейчас ещё люблю, если уж честно. Бывало у нас с ним всякое, но я всё равно хотел быть с ним рядом, несмотря на все сложности. Принимал его таким, какой он есть, жить с ним одним домом был бы рад. А теперь этот человек попытался от меня избавиться. И всё, никакого «одного дома» уже не будет. Да и ничего не будет. Нет смысла. Да и любить его тоже нет смысла, но это по щелчку не выключается. Ничего, переболит, отвлекусь на что-нибудь. Вот с Метой пойдём журнал искать, потом ещё что-нибудь подвернётся... В общем, как-нибудь потихоньку отвыкну. С этим настроением я на работу и пришёл. Прот на меня посмотрел странно, конечно, — но ничего не сказал. Да и не особо до меня ему было — поставку бумаги сегодня ждали. Пока место подготовили, пока разгрузили, пока проверили по накладным — очередь собралась во весь коридор, чуть не до двери булочной. Впрочем, в такие дни это нормально, поэтому, когда мы расходники заказываем, то смену тянем вдвоём, чтобы в четыре руки разгребать. А когда народ уже рассосался — смотрю, ну надо же, заходит. В смысле, Гай. И, похоже, домой успел съездить — рубашку сменил, сумка другая... а вообще мне-то какое дело, успел — и молодец. На Прота покосился — и стоит, молчит, на меня смотрит. И Прот, видимо, почувствовал что-то (а может, на моём лице нечто эдакое отразилось) — тоже стоит и на нас уставился. Ну и я стою, жду, что дальше будет. С минуту, наверно, три столба изображали. Мне первому надоело — уж слишком ситуация глупая, как в дешёвой книжке, только пафосного: «Пошёл вон!» не хватает. В общем, отлип я и взялся заправлять бумагой большую установку. И тут Гая тоже прорвало наконец-то:       — Рики, можно с тобой поговорить?       — Можно, — киваю, — говори, — а сам заправку-то продолжаю — лоток открыл, пачку бумаги по краю столкнул... старательно не понимаю, что он меня выйти просит. Вот такой я тупой, что поделать. Гай ещё помолчал, подождал, а потом говорит всё-таки:       — Рики, я не хотел... — и заткнулся. Ну вот, всё ровно так, как я и угадал. А впрочем, чего тут угадывать. Я, если честно, чуть в голос не расхохотался, эдакая весёлая злость взяла. Не хотел он, ага, конечно. А если бы я так в тумане и остался? Если бы на той стороне не город и лес были, а реально что-нибудь страшное? Он бы тоже вздыхал: «Ах, как же так, я не хотел!»? Да он даже не сознался бы, сказал бы, что, мол, разъехались по домам, и куда я пропал, он не знает. Это сейчас приехал ситуацию спасать и свою задницу заодно, чтобы я в полицию, например, не сообщил... умник, прах его побери.       — Да что ты? Вообще без желания делал? — спрашиваю. — Может, с отвращением даже? — ну, и повернулся от установки, смотрю на него. А он вспыхнул, рот открыл, хотел было что-то сказать, резкое, наверно — но сразу же сдулся, взгляд опустил. И тихо так, вполголоса:       — Рики, я... я не знаю, что на меня нашло. Ты мне не веришь?       — Нет, почему же, — говорю, — верю. Только я это уже слышал. Помнишь, когда?       Гай кивнул и губу закусил; а Прот, я смотрю, прошёл к стулу для посетителей, который мы сегодня в угол к двери отодвинули, да там и сел. Понял, видимо, что с Гаем один на один я оставаться не хочу. А я подождал немного, что ещё Гай скажет (ничего не сказал, молчал и на меня пырился несчастными глазами), да и думаю — а чего тянуть-то?       — По-моему, — говорю, — какая-то ерунда у нас с тобой получается вместо отношений, тебе так не кажется? Давай, может, хватит уже, пока чего похуже не вышло? — и, конечно же, сразу больно стало внутри, как будто я удар в грудину пропустил, даже рёбра заныли и иголка в сердце дёрнулась опять. А Гай взглянул на меня — и снова глаза опустил; и говорит тускло так, потерянно:       — Ну да, наверное, ты прав, — и вот тут я понял: всё. Вот теперь действительно всё. Даже если мы будем ещё видеться или общаться — пути назад не будет. «Мы» кончилось, есть только я и он. А Гай как будто меня подслушал — спросил, неуверенно так:       — Рики, а можно, я позвоню когда-нибудь? Ну, или приеду? Просто так? — и я на это плечами пожал, мол, давай, почему нет-то. А он добавил, тоже неуверенно и вроде бы смущённо: — А деньги потом как-нибудь... — и вот тут меня как кирпичами по голове — прах побери, я ж у него одалживался, когда болел! И так и не отдал, закрутился... вот же дурень, а. А впрочем... а, ладно.       — Почему, — говорю, — потом? Сколько там было, четыреста восемьдесят? — и лезу на полку, где у нас всякая дорогая почтовая бумага — ну, такая, императора с праздниками поздравлять; покупают это всё хорошо если раз в год, так что лучше места для заначки не придумаешь. Достал оттуда свою коробочку... а Гай вытаращился, он-то знает, что это такое и на что отложено.       — Ну да, — говорит, — где-то столько, но... — и опять заткнулся. И Прот, вижу, лицом-то подзастыл, потому что тоже знает, что я там хранил.       — Ну и замечательно, — говорю, — сейчас будем в расчёте, — и отсчитал ему оттуда девять полусотен и три десятки. И так легко опять же стало — ну да, в конверте даже полной сотни не осталось, остальное опять придётся как-то собирать, но теперь уже точно больше ничего не держит. А Гай эти деньги сгрёб, сунул, не глядя, в пояс, потом постоял ещё с полминуты, посмотрел, как я конверт обратно убираю — да и пошёл. Не попрощался, ничего... но я на его месте тоже, наверно, не нашёлся бы, что сказать. И Прот тоже помолчал, проводил его взглядом, потом выбрался из угла, поправил зачем-то наш график работы снаружи на двери, вздохнул и сказал вроде как в сторону куда-то:       — Н-да, вот оно как вышло... — то ли с сожалением прозвучало, то ли с удивлением. А потом уже прицельно меня спросил: — И что теперь делать будешь?       — Да, — говорю, — разберёмся. Выкручусь как-нибудь, не пропаду, — ну, а что мне ещё говорить? Не сяду же я рыдать посреди мастерской, оплакивая утраченные надежды... хотя выпить, пожалуй, сегодня стоит.       Разберёмся, да. Переживём. Может, и правда потом подружимся даже — ну, у Роно же получается как-то, а чем я хуже него? Но главное — никаких больше намёков и недомолвок.       И никакого тумана.