Стопка тетрадей, перевязанная чёрным шнурком

      ... — Пересдать большой школьный тест? Конечно, можно, уважаемый! Приезжай в любое удобное время и в любой удобный аналитический центр, центры сектора образования работают круглосуточно, — мидасси на экране информера сказала всё это так радостно и с такой улыбкой, как будто я её прямо осчастливил своим звонком. — Ты из Трущоб, уважаемый? Сейчас я найду ближайший к тебе центр.       — Эээ... да, из Трущоб, — говорю я. — Спасибо, достойная. А... сколько стоит?       — Каждая последующая пересдача, кроме самого первого теста — семьсот денежных эквивалентов, — голос стал печальным, мидасси сокрушённо поджала губы, словно извиняясь, что так дорого.       — Ага, понятно, — ну, в общем, ровно столько, сколько я и предполагал, ничего нового. Хотя, конечно, деньжищи жуткие и совершенно не по моим доходам, я до сих пор половину только наскрёб. Ну, уже чуть больше, но всё равно ужасно медленно копится. — А если я первый тест не сдавал? — наудачу спросил, если честно, но почему нет, вдруг Итиро прав.       — Совсем не сдавал? — она удивлённо округлила глаза. — Ой, а как... — и сразу же рот ладошкой прикрыла — явно хотела спросить, как я так умудрился, а расспрашивать, похоже, не разрешают. Потом откашлялась, собралась и сказала очень серьёзно, будто по бумажке зачла: — Если есть подтверждение от школы, что большой тест не был сдан в оговорённый для этого срок, то его проведение в аналитическом центре сектора образования будет бесплатным. Вряд ли школа откажется выдать такое подтверждение, — и тут у меня на лице, видимо, обозначилось сомнение, потому что мидасси добавила потише и уже не так формально: — Ну, или можно в долг оформить.       — Да смысл в долг-то, достойная, — сказал я, — всё равно эти же деньги отдавать, так и так их искать придётся.       — Да, это правда, — мидасси удручённо кивнула. — В принципе, ещё есть рассрочка, можно понемногу платить, всё-таки полегче... Так искать тебе ближайший центр, уважаемый?       — А, да, достойная, найди, пожалуйста, — я понял, что немного задумался; а что, рассрочка — это, пожалуй, неплохая мысль. — Назвать тебе мой адрес?       — Нет, не надо, я вижу, откуда позвонили, — она опять улыбнулась, смешно сморщив нос, отвела взгляд куда-то вбок — слышно было, как там, у неё, щёлкает клавиатура — а потом снова повернулась ко мне и сказала: — Ближайший к тебе аналитический центр сектора образования — Новый Складской проезд, дом двадцать пять, строение шесть, — и паузу сделала, ждёт, пока запишу. Ох, ничего себе ближайший — это ж где-то за промзоной, возле самых гор... ну, хоть не на край Дальнего Цереса отправили, и на том спасибо. — Карта нужна, уважаемый?       — Что? А, нет, карта не нужна, я так разберусь, — вообще-то не помешала бы, конечно, но не для моего информера подобные задачки, не примет он картинку, старый слишком. Ладно, у Итиро в типографии висел план города, там и посмотрю. — Спасибо тебе огромное, достойная! А... а там, в центре, кого спросить?       — А там подойти к секретарю, и он всё расскажет, — она снова улыбнулась. — Рада была помочь, и удачи в сдаче теста! — и отключилась, полосы по экрану пошли... потом он потемнел, а я всё сижу и смотрю то на него, то на тетрадку с адресом. Н-да, рассрочка — это очень хорошо. Пожалуй, стоит туда сходить и договориться, на первый взнос у меня, наверно, уже набралось. А может, и на два, кто их знает, как они сумму поделили. Конечно, наставник Идан дал бы мне подтверждение... только вот просить его об этом не хочется совершенно, аж скулы сводит. Ну его, пойду так. Теперь бы ещё придумать, куда бы так поудачнее вписаться подработать, чтобы остальное набрать — и будет совсем хорошо. Недавно в типографии поймал отгрузку тиража, нормально заплатили — но я всё до монетки отдал Гаю в счёт долга, и даже и не полностью покрыл, что брал. Вот поэтому и не люблю влезать в долги, вечно такая морока с отдачей... а впрочем, ладно, это ж Трущобы, уж какая-нибудь работа тут всегда найдётся. Что-нибудь изобрету, не в первый раз.       ... — О, Рики, привет! Здорово, что зашёл! — Итиро обернулся от печатного станка. — Ну как, позвонил? Я сейчас, только рулон заправлю, и... эээ, а что ты на стене-то ищешь?       — Так у вас же вроде карта города висела? — я огляделся — да нет, все стены голые... где же она? — А так да, позвонил, всё узнал. Теперь, правда, придётся исхитриться, чтобы это всё провернуть, но...       — Погоди, не рассказывай сейчас, я нормально хочу послушать, — перебил Итиро и громко смял упаковку от рулона. — А карты давно уже нету, с зимы ещё. Ящики заносили и сорвали случайно. Вон, монитор курьерский есть, в нём карты установлены, — он показал куда-то за полки с бумагой, — иди в нём посмотри. Он такой же, как на почте... ну, разберёшься, да?       — Да уж как-нибудь разберусь, — не особо люблю я, честно говоря, все эти системные штуки, бумага куда приятнее... но куда деваться, они теперь везде. Вот даже тут теперь. — Кодовое слово есть?       — Не-а, нету, — Итиро помотал головой. — Тьфу, опять маркировку перепутали! Да чтоб им самим по десять раз рулоны переставлять... Слушай, Рики, давай я печать запущу и приду к тебе в мастерскую. И уже спокойно поговорим, без вот этого всего. Нормально же? — и, не дожидаясь моего ответа, опять полез в станок.       За стеллажами, где нашёлся стол с монитором, было душно и пахло пылью. А ещё какой-то едкой химией — наверно, где-то растворитель протёк. Я сел на неудобный, очень высокий табурет — и пожалуйста, почти сразу откуда-то из-за угла выворачивает начальство Итиро, то есть хозяин этой печатни, невзрачный такой серенький человек, мидасси наполовину, и имя у него тоже какое-то серенькое и совершенно не держится в памяти; зато недавно грузчики отлично припечатали его прозвищем Хмурый, уж это точно надолго запомнится. Кивнул мне действительно хмуро, прошёлся туда-сюда, потом встал почти рядом со мной, заложил пальцы за узорный пояс и принялся разглядывать что-то на полках, бурча вполголоса... да прах его побери, вот надо же было так не вовремя припереться. Знал бы — на почту бы лучше пошёл, вот честно. Быстро настучал на клавиатуре адрес, косясь на Хмурого... нуу, не Дальний Церес, конечно, но немногим и лучше. В Дальний Церес хоть автобус ходит, садись на нашей конечной и езжай себе. А этот район вроде как к Трущобам относится, хоть и новый, но уже совсем-совсем окраина — действительно, у самых гор, за живым складом. И тащиться туда придётся пешком, не меньше часа выйдет, наверно. Ну ладно, пойду, раз уж решил. Я полез за сигаретами и почти бездумно ткнул в «Показать панораму» — хоть посмотреть на этот новый квартал. А вообще ничего домики, милые, двухэтажки на несколько квартир, Данло живёт в похожем. И живой склад — не самое плохое соседство, туда всякие остатки и излишки привозят на реализацию, так что можно недорого купить всё, что нужно, и мебель, и продукты, и технику даже... но всё-таки какой-то унылый вид, не хотел бы я там жить, пожалуй. Ни деревца, ни сквера с лавочками, просто складской забор и улица домов, а за домами уже горы. И столбы бетонные торчат, как будто начали строить что-то вроде эстакады, да и забросили. Стоп. Эстакада. Которую так и не достроили... это та самая, что ли? Ну-ка, а если мысленно карту Бруна наложить на эту? Ну да, похоже, та самая. Эк оно всё одно к одному ложится... знать бы ещё, куда вывернет.       ... — Ну так и что? — Итиро ворвался к нам в мастерскую и даже дверь за собой не закрыл. —Ты позвонил, да? И как, что там сказали?       — Позвонил, ага, — вообще он не очень вовремя пришёл, я как раз в этот момент многостраничный документ готовил под копирование... ну да ладно, в конце концов, я ему тоже сегодня мешал. — Всё нормально, тест сдать можно. Адрес дали, куда идти, ничего лишнего не спрашивали.       — Ну, круто, что тут скажешь, — Итиро помаячил за моим плечом, потом отошёл к витрине с открытками и обернулся оттуда: — А бесплатно сдавать разрешили?       — Если принесу бумагу, что в школе не сдавал, — и, видимо, на моём лице нечто такое нарисовалось, отчего Итиро сразу же спросил:       — Но ты за ней к наставнику не пойдёшь? — и не особо-то вопрос у него получился, почти утверждение.       — Не-а, не пойду.       — Ага, — ему явно хотелось спросить, почему, но он всё-таки удержался. — Угу. Понятно. А сколько оно в результате стоит-то?       — Семьсот.       — Эх, дорого... — он сокрушённо вздохнул. — У Гая одолжишь?       — Нет, — получилось, наверно, слишком резко. — Сам справлюсь, там рассрочка есть, — и, честно говоря, думал, что Итиро всё-таки начнёт расспрашивать, что случилось. Но он только кивнул и изобразил на лице удручённую задумчивость. А потом сказал, опять подойдя ближе:       — Ты хочешь вот чтобы полностью сам? А то я вообще-то тоже могу помочь. Не очень много, но всё-таки.       — Мало ты меня зимой кормил, да? — говорю я — потому что он мне реально чуть не мешок еды перетаскал. Да ещё и готовить приходил, пока я простуженным валялся. И на все благодарности и попытки отдать деньгами только отмахивался, да и всё. Впрочем, Итиро и сейчас отмахнулся:       — Да не ворчи ты, что там той кормёжки было, — и рассмеялся. — Во, и сейчас тоже могу кормить. А то мне мать опять целый ларь припасов натаскала, куда мне столько, я же лопну. А ты свои деньги будешь откладывать. И нормально будет, даже на пиво найдём, так что не переживай, — он хлопнул меня по плечу и, похоже, собрался заговорить о чём-то другом, как если бы я уже согласился с этим его решением. И не то, чтобы я собирался спорить, но...       — Слушай, это здорово, конечно... — начал я осторожно, потому что обижать Итиро мне совершенно не хотелось. — Но тебе ведь вроде есть на кого тратиться, разве нет? У тебя ведь Мета... Она не обидится?       — Оййй, — выдал Итиро, поморщившись, покачал головой и опять отмахнулся; и у меня выскочило раньше, чем я успел подумать:       — Вы поссорились?       — Нет! Не поссорились! — прозвучало это резко и даже обиженно. Итиро скорчил недовольную гримасу, поджал губы, но потом заговорил нормальным голосом, без раздражения: — Нет, правда не поссорились. Гулять ходим, музыку вместе слушаем... ну, и всё. Вот, вчера к Рите ходили. Чай пить.       — И как?       — Попили, — Итиро опять рассмеялся, наконец перестал расхаживать туда-сюда по мастерской и сел к столу.       — А ты с ней говорил вообще? Ну... про чувства, про всё такое? Извини, если я не в своё дело лезу, но...       — Да нормально всё, лезь, — он изобразил разрешающий жест. — Говорил, конечно. Ну, то есть пытался. Уворачивается она от разговоров, понимаешь. Улыбается — и: «Давай не сейчас». Ну, и всё время это самое «не сейчас». А потом сама звонит: «Ой, погода хорошая, пойдём погуляем!» Вот и как понимать? — Итиро развёл руками и полез в карман за сигаретами. — Если бы она ничего от меня не хотела — уже бы послала подальше, верно? А так ни подальше, ни поближе, за подарки спасибо, под ручку ходить можно, даже под один зонтик можно, а обниматься нельзя. А туфли ей застегнуть опять можно. Ты что-нибудь понимаешь? — я покачал головой, и Итиро согласно ткнул в меня пальцем: — Вот! И я не понимаю. Одно хорошо — она и с остальными так, ровненько, никого не выделяя. Но музыку слушать — только со мной, — он прервался, закурил, потом пожал плечами и закончил: — Может, всё-таки у нас что-то и получится... не знаю. Но если я буду тебя кормить, Мета точно не обидится. Она к тебе вообще-то хорошо относится. Может, даже и сама подкинет что-нибудь, в подвальчике же остаётся... я на прошлой неделе полбанки супа забрал.       — Ну... ну ладно, — я наконец-то справился с макетом и отправил документ копироваться. — А я и не знал, что ещё какие-то остальные есть.       — Есть, конечно, куда же без них, — Итиро посмотрел на меня немного странно. А, вообще да, Мета же очень ничего на внешность, можно сказать, красивая, хотя и совершенно не в моём вкусе. И одевается интересно. Так что там этих остальных наверняка целая толпа. — И до меня парни были, и сейчас тоже, — продолжил Итиро, подтверждая мою мысль. — Доно наш ходит, всегда нарядный такой, причёсанный, — и выпрямился на табуретке, выпятил грудь, видимо, изображая Доно. — Давно уже ходит, оно серьёзно у него. Ещё Киро ходил — помнишь, который у Фино зимой жил. Сейчас он в Космопорт уехал, так что больше не приходит. Письма пишет зато. А вчера она мне звонит, смотрю — а у неё Ито сидит.       — Ито? А как же Сэй? — не удержался я, хотя, пожалуй, спросил лишнего. — Ну, в смысле... разве они не это...       — Это, — Итиро кивнул. — Но у них того, свободные отношения. У Сэя вроде тоже кто-то есть, парень какой-то, — и тут я старательно прикусил язык, — а Ито, видишь, ходит теперь вокруг Меты. Мидасский торт притащил, прикинь, умора просто, — он затянулся сигаретой, выдохнул дым и снова рассмеялся. — Вот так, понимаешь, и живём, толкаемся вокруг неё локтями.       — Н-да, всё сложно, — сказал я, не зная, что тут вообще стоит говорить. — Слушай, а почему торт — это умора? Он какой-то дурацкий?       — Может, и дурацкий, не разглядел, — Итиро взял со стола пепельницу, поставил себе на коленку. — Но вообще потому, что Ито с этим тортом вот совсем не попал. Не любит она их, понимаешь, — и ещё раз рассмеялся, на этот раз немного ехидно, кажется. — И вообще сладкое не очень. Была бы это рыбка или кусок солёного мяса, тогда да... Во, слушай, а пошли завтра в гости! Наверняка она нам этот торт и скормит, так что на завтраке сэкономим. А может, и на обеде.       — Да как-то оно... — начал было я, но тут же вспомнил, что хотел что-нибудь разузнать про Бруна. Может, подробно расспросить и не получится, но попробовать закинуть пару крючочков всё-таки стоит. — Ну давай. Если она меня не выгонит.       — Не, не выгонит, — Итиро уверенно помотал головой. — Отлично, значит, договорились. Я за тобой с утра зайду, и сразу пойдём, — он погасил сигарету, вернул пепельницу на стол и поднялся. — А вообще это здорово, что ты решился — ну, в смысле на тест.       — Да я и сам чувствую, что всё правильно сделал, — сказал я, хотя, если уж совсем честно, это ощущение появилось только сейчас. — Как будто какой-то этап в жизни закончился, что ли... А ты-то сам пойдёшь? Ты же вроде хотел пересдать. Там и в долг можно, мне сказали.       — А знаешь, и пойду, — Итиро решительно кивнул. — Не одному ж тебе жизненные этапы заканчивать, я тоже хочу.       ...Лестница засыпана пылью и острыми камешками, ступени едва угадываются... а я ещё и почему-то босиком. Окон нет, но не темно — впереди и вверху дрожит и помигивает неприятно-мертвенный зеленоватый свет. Не очень-то хочется туда идти, на самом деле — но надо, он где-то там, наверху, за этой лестницей; меня тянет туда, как будто магнитом, и захотел бы с направлением ошибиться — не смог бы.       ...а кто — он? И почему я его должен искать в этом страшноватом месте? Не знаю. Но найти надо, и всё тут. Останавливаюсь на мгновение, перевожу дыхание — а потом, поскальзываясь в пыли, продолжаю идти наверх, где уже видно широкий дверной проём.       Дверь — а на самом деле просто пролом в стене — выводит в огромный зал под высоким куполом. И в этом куполе, почти в центре, видна неровная светлая дыра... это небо, что ли? Значит, снаружи ещё день, это хорошо... вот только наружу надо ещё как-то выбраться. А середина зала немного приподнята, и там, на этом возвышении, по кругу стоят... кресла? Да, очень похоже — спинки высокие, подлокотники... А над этими креслами, прямо в воздухе — путаница светящихся зелёных линий, они дёргаются, мигают и как будто тихо потрескивают. Это от них был свет на лестнице... и почему-то мне кажется, что эту зелёную пакость лучше не трогать, вряд ли жив останешься. А в противоположной стене — тоже пролом, и в нём тоже что-то светится, только уже синим, ровно и спокойно... и я отчётливо понимаю, что мне туда. И дальше всё будет хорошо, я наверняка найду его, и мы выберемся отсюда... надо только пересечь этот зал. Вот только он явно не даст просто так себя пересечь. И от этого, честно говоря, заранее страшно.       На возвышение в середине зала подниматься не хочется. Во-первых, эта зелёная путаница висит слишком низко, пойди ещё придумай, как под ней проползти, а во-вторых... вот не хочется, и всё. Я пытаюсь было пройти в обход, вдоль стены — но там сплошной навал бетонных обломков, да ещё и арматура какая-то торчит. И всё это сплошь засыпано пылью, так что вообще не видно, куда наступаешь... вот что меня дёрнуло сунуться сюда без обуви, а? Пробую пролезть на четвереньках — но пыль при каждом движении поднимается выше головы, и становится совершенно нечем дышать. Вскакиваю на ноги, отплёвываюсь — а пыль, кстати, оседать не торопится, так и колышется где-то на уровне груди — и вижу, что продвинуться получилось совсем чуть-чуть. Похоже, это место твёрдо вознамерилось загнать меня на середину. Ну ладно, что поделать; я осторожненько.       ...Н-да, это не кресла тут стоят, а скорее скелеты кресел — чёрные металлические части, ржавое сплетение проволоки вместо сидений... И на этом всём — съёжившиеся, как будто обгоревшие ошмётки то ли пластика, то ли чего-то ещё, разглядывать и уж тем более прикасаться не тянет совершенно. Прячась в тени одного такого кресла, медленно залезаю на возвышение, по-прежнему на четвереньках, и надеюсь осторожно пробраться по самому краю; но стоит мне высунуться из тени — и почти сразу же в путанице зелёных линий что-то звонко щёлкает. Потом ещё раз; а потом начинает ныть на одной высокой ноте — даже зубы ломит от этого звука. Я зажмуриваюсь где-то на секунду, а когда снова открываю глаза — весь пол на возвышении покрыт сеткой трещин, из которых тоже пробивается мертвенно-зелёный свет. Дёргаюсь было спрыгнуть обратно, в пыльный бетонный завал — и всё вдруг рушится вниз. Я только и успеваю заорать и попытаться ухватиться хоть за что-нибудь; и что там, внизу, тоже успеваю увидеть — зелёный туман, плотный и слоистый, как белковое желе. А в следующее мгновение меня хватают за руку и так сильно дёргают вверх, что болью от рывка пробивает аж до задницы. А потом я шлёпаюсь с размаху спиной в бетонные обломки, подняв облако пыли. И слышу, как рядом кто-то ругается — вполголоса, словно сквозь зубы. Выходит, я всё-таки нашёл его — пусть и таким идиотским и опасным способом? Но теперь надо сказать хоть что-нибудь, чтобы он опять не ушёл... а пыль лезет в нос и горло, и получается только задушенный хрип. Я сажусь рывком — и почти вижу его через пыль, он совсем рядом, руку протянуть. И я протягиваю руку, и...       ... — Рики, ты спишь? — голос Итиро обрушивается на меня сбоку и сверху, я подскакиваю и понимаю, что сижу за столом в нашей мастерской. И, наверно, действительно сплю. Вот только сон какой-то слишком реальный, как будто я на самом деле был в этом страшном месте. Даже вкус пыли на языке чувствуется. Интересно, а если бы я успел там дотронуться до... до него, я бы смог проснуться тут? Что-то мне кажется, что вряд ли.       — Угу, сплю, — говорю я. И очень надеюсь, что голос звучит нормально. — А что, уже утро?       — Ага, — Итиро коротко хохотнул. — Я сам только проснулся. Чаю хочешь? Я бы и кофе принёс, но он кончился.       — Давай, — я потёр ладонями лицо, с усилием поднял себя со стула — а тело затекло и болит, как будто я и вправду бетонные обломки спиной пересчитал — и потащился к раковине. По дороге глянул на часы — и правда утро, пять двадцать. Скоро Прот придёт, можно уже журнал заполнять за мою смену.       ...И всё-таки, кто же это мне снится? По всему выходит, что мой призрак из Старого города — но почему вот так? Ведь это не первый такой сон, я уже пару раз видел, как шарюсь по каким-то руинам... правда, те сны были короткие и какие-то невнятные; и, кстати, оба раза тоже на работе. Ну вот, а теперь посмотрел полностью... и чего? Я действительно должен его найти? И помочь оттуда выбраться? Да прах побери, а словами нельзя сказать? Обязательно ужасы показывать? Где хоть эти руины находятся, чтоб им пропасть?       — Ну вот, даже вполне прилично заварилось, — жизнерадостно и внезапно сказал Итиро за моей спиной, отчего я опять подпрыгнул и чуть не подавился зубной пастой. — А кофе тогда у Меты попьём. Я, кстати, ей позвонил уже, и она с удовольствием скормит нам тортик.       — В смысле? Ты что, её разбудил? — я снял с крючка полотенце; н-да, надо бы его уже в стирку забрать. Но это явно не сегодня, не таскаться же по гостям с полотенцем.       — Не-а, не разбудил, где-то на улице поймал. Давай, садись, а то чай остынет, — Итиро поудобнее устроился у стола и подвинул в мою сторону пузатую кружку с надписью «Исторические достопримечательности Танагуры» и тёмным силуэтом Сердца Трущоб. — Да это нормально, она часто после ночной смены не ложится. Я говорю: «Мета, у тебя там торт пропадает, так мы с Рики сейчас придём и его съедим». А она: «О небо, — говорит, — какое счастье. Приходите, — говорит, — я тоже сейчас приду». Правда, после съедения торта попросила сходить с ней на танцы. Ну, я пообещал, а чего.       — Что-то вид у меня, по-моему, не для танцев, — я с сомнением глянул на своё отражение в витрине с открытками. Да уж, знал бы — хоть другую рубашку надел бы, эта и перелицованная уже, и с заплатками на локтях... да и штаны выцвели чуть не до серости.       — Да ладно тебе, нормальный у тебя вид, вполне приличный! — Итиро ободряюще хлопнул меня по плечу, отчего я чуть не слетел с табурета. — И потом, это же не в Церес куда-нибудь ехать, это тут, во дворе. Девчонки какие-то вечеринку устраивают, день рождения там у кого-то.       — Но... — начал было я, но потом сам себя прервал. Танцы так танцы, почему бы и нет. И действительно, перед кем мне своего вида-то стесняться, у нас тут каждый третий в выцветших штанах. Зато, может быть, на этой вечеринке удастся поесть что-нибудь основательнее тортика. Или даже немножко выпить. А то пообедать мне сегодня будет не на что, сегодняшний заработок я даже забирать не буду, весь целиком в копилку положу. Да и за квартиру платить скоро... и надо всё-таки с ней что-то решать, раз уж у меня никакой семьи в ближайшее время не предвидится. Как минимум, не с Гаем. Может, и правда в подвальчик перееду, посмотрим.       ...А потом, когда я уже сдал смену Проту, и мы с Итиро шли по коридору в подвальчик — подумалось: всё-таки отношения с Гаем что-то во мне сломали. Раньше мне ни за что не пришлось бы себя уговаривать, как только что с этими танцами. Я же всегда любил всякие праздники... а теперь от одной мысли тоской накрывает. И наверняка ведь на вечеринке загоню себя в угол, буду отмалчиваться и курить, держась ото всех подальше... Нет уж, хватит. Ну, не сложилось у нас семьи, получилось что-то дурацкое; неприятно, да, но не смертельно же! Надо возвращаться к себе прежнему. Не оглядываться на Гая и... и не ждать его, да. Иначе эта тоска по несбывшемуся меня совсем сожрёт, и я повешусь. Или в окно выйду. И никакой призрак меня уже за руку не схватит.       ...ага, и одиночество тоже будет, как раньше, сказало противным голосом что-то внутри головы. Как тогда, когда расстался с Сарой. И ты от него свихнёшься. И точно так же повесишься или выйдешь в окно. Потому что праздники — они хорошо если раз в несколько месяцев. А всё остальное время — работа и дом. И тетрадка с записями. И пустые вечера под бубнящий информер. Если так сравнивать — то лучше уж Гай. И любовь, которая непонятно на чём держится.       И я чуть было с этим всем не согласился, но... Нет. Не лучше. Даже если отношения с Гаем останутся — а с чего бы им не остаться, ругаться мы вроде не планируем, как бы незачем уже — то отношение к этим отношениям точно надо менять. Да и вообще в жизни у меня слишком многое застряло и не меняется... как та же квартира, ага. Тест вот надо сдать; может, и учиться дальше пойду, почему нет. И... даже уеду, может быть. Эта мысль мелькнула как будто ненароком, вскользь — но я всё-таки её заметил. И удивился — что это я, ведь никогда свою жизнь вне Трущоб не мыслил, зачем бы мне отсюда перебираться... а с другой стороны, почему бы опять же и нет. Если удачный вариант выпадет.       И тогда ты точно останешься совсем один, говорит голос внутри моей головы, и теперь в нём слышатся грубовато-назидательные нотки — как у Андро. Ну... вообще да, тут хотя бы друзья. И... он. Хотя я по-прежнему не узнаю его, если увижу — мало ли худых и высоких, а лицо он так и не дал рассмотреть. И от этого очень грустно, на самом деле — хоть иди и вламывайся опять в тот подъезд... да толку-то, не буду же я сутки напролёт там торчать. «Слушай, покажись уже, а? — прошу я мысленно; едва удержался, чтобы вслух не сказать. — Просто покажись, чтоб тебя узнать можно было, и больше не надо ничего. Потому что...» — и не успеваю договорить, то есть додумать, потому что Итиро вдруг обхватывает меня за плечи и радостно произносит в самое ухо:       — Да не грусти ты так, Рики! Всё получится, вот увидишь! — и едва не впечатывает меня лбом в дверь, за которой, собственно, вход в подвальчик. Ещё бы с лестницы спустил для пущего веселья — и вообще вышло бы замечательно... а впрочем, и правда, хватит уныние разводить. Уж что-что, а это всегда успеется.       ...Дверь под лестницей оказалась немного приоткрыта, и за ней, где-то в глубине квартиры, негромко бубнил информер — судя по интонациям, утренние новости передают. Ну а что, я тоже всегда перед работой новости слушаю. А ещё шум воды было слышно — в общем, обычные утренние звуки, как у всех, к кому ни зайди.       — Можно? — Итиро постучал костяшками пальцев о косяк, потом наполовину засунулся в дверь. — Это мы! Мы пришли! Ничего, не очень рано?       — Это какие такие «мы» пришли? — откуда-то слева вышагнул Брун — без рубашки, мокрые волосы топорщатся, а в руках пушистое белое полотенце. Я в первый раз увидел Бруна полуодетым — и... нет, не дёрнулся, но повторять зрелище бы не хотел, потому что кожа у него на плечах и груди оказалась как будто обожжена полосами, и полосы эти ярко-розовые и в струпьях. — А, да, вспомнил, Мета предупредила. Она к портнихе побежала, что-то они там мудрят... минут через десять вернётся, в общем. Заходите, заходите, доброго утра. Итиро, ты у нас уже бывал, так что давай, ставь кофе, — он повесил полотенце на плечо, пожал нам руки и ушёл — обратно в ванную, наверно. А Итиро кивнул мне — пойдём, мол, не стесняйся — и мы, с трудом поместившись в крошечной прихожей и то и дело толкая друг друга, начали развязывать обувку.       На кухне, тоже очень маленькой, но всё-таки побольше, чем у Фино, Итиро подтолкнул меня к угловому диванчику возле узкого окна, а сам загремел посудой, по-моему, немножко рисуясь — старательно вымыл руки, ополоснул и тщательно вытер ковшик и ложку, безошибочно достал с высокой полки банку с кофе... Забавно, зачем бы ему передо мной так выделываться, я никогда и не сомневался, что он тут часто бывает и знает, где что лежит. Или это он себе что-то доказывает, а я тут совершенно ни при чём? Ладно, неважно, главное, что скоро будет кофе. А то от таких снов, как сегодня ночью, никакого отдыха — наоборот, устал ещё больше, будто фургон в одни руки разгрузил. Я достал пачку, поискал на столе пепельницу, придвинул к себе — стеклянную, отмытую до ледяного блеска, с выпуклой надписью по ободу «Ежегодная выставка “Новые технологии в секторе медицины”, Мидас, Круглый зал» — но закурить так и не решился; честно говоря, когда первый раз в любых гостях, чувствую себя неуютно и неуместно, будто я тут лишний. Это и до Гая бывало, даже у друзей иногда, а уж теперь-то вообще... Нет, если перетерпеть, разговориться, то проходит, но сначала сижу, как болван фарфоровый, аж самому противно. А вот у Фино дома такой ерунды никогда не было, интересно, почему. Впрочем, к Фино я с того Нового года так ни разу и не заходил, так что надо бы как-нибудь проверить.       — Да ты кури, кури, — сказал Брун, заходя в кухню — наверно, увидел, как я пепельницу кручу. — На меня Мета ругается, гоняет, а вам-то можно, вы же гости, — и выдернул сигарету из моей пачки, щёлкнул зажигалкой. А потом достал откуда-то сбоку пульт, взмахнул им — и над дверью кухни засветился прямоугольник информера.       — ...йте зубную пасту «Зимнее утро»! — сказал с экрана жизнерадостный румяный мидасси и склонил голову в поклоне. И картинка сменилась.       — Ага, конечно! — отозвался Итиро под бодрую музыку новостной заставки — в ней съёмка с аэролёта, который летит над городом вверх, вдоль главной спирали, и я теперь, как вижу эту заставку, всё время вспоминаю подглядывающий экран и на нём — полёт над другим городом. — Сам покупай свою пасту! — он залил горячей водой смесь кофе и патоки, поставил ковшик на плитку и продолжил размешивать, бурча: — Я уже попробовал — цена ни о чём, дай, думаю, возьму... а там тройная мята! Я, наверно, полчаса пасть захлопнуть не мог!       Мы с Бруном заржали; и я даже порадовался, что закурить не успел, а то сейчас бы точно дыма наглотался. Ну, Итиро, скажет же иногда... И ведущий выпуска новостей — опять же мидасси, но худой и глазастый, в отличие от предыдущего — будто бы тоже чуть не рассмеялся, как если бы слышал нас. Но справился с собой и произнёс:       — Серьёзные разногласия возникли вчера между верховными представителями обеих ветвей власти во время заседания совета, посвящённого корректировке текущего бюджета. Господин Минк, глава совета, в очередной раз отказался урезать финансирование проекта «Прорыв» и готов был применить право личного вето. Но, выслушав аргументацию, господин император от дальнейшего обсуждения вопроса отказался.       Даже личное вето? Ого, интересно. Ничего себе разногласия. А на экране камера сместилась в сторону, и в кадре оказался Минк.       — Прискорбно слышать, — сказал он жёстко и холодно, и камень в венце у него на голове, прямо надо лбом, нехорошо полыхнул фиолетовым, — что снова возникает этот вопрос, неоднократно поднимавшийся в совете и, как мне казалось, окончательно закрытый. Позволю себе напомнить господину императору, что если в ближайшие тридцать пять — сорок лет не будет произведено хотя бы минимальное расширение освоенной территории, мы будем вынуждены законодательно ограничить рождаемость, особенно в Цересе. Господин император готов объяснить это народу? — Минк вопросительно поднял бровь. А я в этот момент осознал, что пялюсь на его губы, и поспешно отвёл глаза. Конечно, выглядит он офигенно, все элои красивые, как с картинки... но вот такие вещи — совсем уже идиотизм. Не хватало ещё начать дрочить на людей из информера.       — Молодец. Хорошо отбрил, — с удовольствием произнёс Брун, заглушив следующую фразу из новостей. — Вот нравится он мне, что ни говори. Умный мужик.       — У нас император и глава совета поругались, что ли? — спросил Итиро и снял ковшик с конфорки. — А чего это вдруг?       — Да они всё время ругаются, — Брун загасил окурок в пепельнице. — И раньше-то бывало, а с этого года — вообще постоянно, чуть не на каждом заседании. И знаете, что? Вот попомните мои слова — ещё самое большее пара лет...       — Кто курил? — сердито, даже угрожающе донеслось из прихожей, и там звонко стукнуло что-то металлическое.       — Так это... Гости! — Брун засуетился и придвинул пепельницу поближе ко мне. — Да и не особо курили, одну всего... Детка, ну не ругайся.       Мне стало весело. Так вот почему Брун мои сигареты таскал, не стал свои доставать... Нет, выдавать я его не буду, конечно, просто забавно.       — Ну, окон же нет, сидите ведь дышите этим дымом! — всё так же сердито сказала Мета из прихожей. — А вентиляцию открыть, кроме меня, конечно, некому, — она ещё раз грохнула какой-то железкой, и в кухню потянуло холодком. Окон нет? А ну да, всё верно, подвал же... Я только сейчас понял, что на стене, возле которой я сижу, никакое не окно, а просто картинка, городской пейзаж, оформленный в оконную раму. И снова почувствовал себя идиотом — ну надо же было не заметить... Точно, совсем пора с головой что-то делать.       — Ладно уж, привет, — Мета вошла наконец в кухню, кивнула мне, почему-то состроив преувеличенно серьёзную мордочку, потом шагнула к Итиро и чмокнула его в щёку. Итиро предсказуемо расцвёл.       — ...наверно, лучшее печенье! — вдруг пропел позабытый было информер, и мы все подпрыгнули. Брун ткнул кнопку на пульте, и развесёлая реклама смолкла на полуслове.       — Ой, да надоели со своим печеньем, — Мета рассмеялась. — И никакое оно не лучшее, враки всё... Деда, а в зале сидит Богги из странной лавочки. И Марен с каким-то цересси. Спрашивали, скоро ли откроемся. Покормишь их? Можно вчерашнее мясо подогреть, там много осталось.       — Да что ж такое, они когда-нибудь спят? — недовольно буркнул Брун и заторопился. — Так, кофе тогда пейте без меня, я себе на стойке сварю... Детка, может, чай ещё достать — тот, в коробочке?       — Я достану, ага, — Мета зачем-то влезла на краешек диванчика, на котором я сидел, и теперь смотрела на нас сверху вниз.       — Ну да, а то чего он стоит, выдохнется же... Ладно, я пошёл, — Брун поправил рубашку, подтянул потуже пояс, потом шагнул в прихожую, пошуршал там чем-то и вышел, плотно притворив за собой дверь. Мета с десяток секунд смотрела ему вслед, смешно сморщив нос, а потом потянулась в середину полки, висевшей над диванчиком, и бросила на стол початую пачку вишнёвых «Мидасских огней».       — Вот, курите. Рики, бери.       — А как же... Ты же только что ругалась. И Брун говорил, что ты его гоняешь, — я понял, что, кажется, вообще ничего не понял.       — Дедушку — гоняю. И ругаю, да, — на стол шлёпнулась ещё одна пачка, на этот раз кофейный «Вечерний Эос», тонкие девчоночьи сигареты. — Он много-много курит, просто ооочень, — Мета развела руки с растопыренными пальцами, словно обрисовывала что-то большое и круглое. — А потом кашляет. Да и вообще в доме не продохнуть. А вентиляцию постоянно держать открытой холодно, она же просто приточная, без обогрева... Итиро, да сядь ты куда-нибудь! Всю кухню собой занял.       — Да я думал помочь тебе торт достать, — отозвался Итиро, но послушно достал из-под стола табуретку и сел. Что, по-моему, кухню свободней вовсе не сделало.       — Я сама достану, — Мета спрыгнула с диванчика. — Вашим делом будет этот торт съесть, — а потом выпрямилась, надела на лицо надменное и высокомерное изображение и произнесла, указующе воздев руку куда-то в сторону кухонного шкафчика и, видимо, изображая героиню какого-то сериала, который я не смотрел: — Уничтожьте же его, мои верные клевреты! И даже не вздумайте что-нибудь оставить! Я сочту это смертельной обидой и буду мстить!       — Угу, — сказал я, нарочно не подыгрывая. — Подсыплешь нам опилок в суп.       — Отличная мысль, — Мета перестала кривляться и рассмеялась. — Что, страшно?       — Ага, — кивнул Итиро, — очень страшно, жуть просто.       — То-то же, — удовлетворённо заключила Мета и полезла в холодильник.       Торт действительно оказался внушительный — двухъярусный, облитый блестящей розовой глазурью, с толстенькими розочками из крема, да ещё и утыканный марципановыми клубничинами. Н-да, пожалуй, я погорячился, сказав, что мы так легко с ним справимся...       — Ха, чисто свадебный, только надписи не хватает и фигурок сверху, — хохотнул Итиро и получил от Меты в лоб ложкой. Потёр ушибленное место и решительно заявил: — Ладно, обещали съесть — и съедим. Рики, режь!       — Всё-таки вы оба сумасшедшие, — сказала Мета — то ли с одобрением, то ли не очень. Какое-то время стояла рядом, смотрела, как я кромсаю этого розового монстра, а потом куда-то ушла.       Через час от монстра осталось чуть больше трети. А мы... а от нас, по-моему, вообще мало что осталось. Я ещё раз ослабил пояс (первый раз был полчаса назад) и подумал, что, пожалуй, буду впредь осторожнее сетовать на отсутствие еды. А то небо и ещё раз может вот так пошутить...       — По-моему, я теперь тоже не люблю сладкое. Точнее, вообще ненавижу, — Итиро повернулся к раковине, налил в кружку воды из-под крана и шумно, с удовольствием, отпил. — А ты как?       — А я, кажется, сейчас сдохну, — смешно, но дышать и правда получалось с трудом. — И тоже уже ненавижу сладкое. Со школы так не обжирался.       — Угу, и я, — Итиро икнул. — Надо ещё кофе сварить, вот что.       — По-моему, в меня и кофе уже не поместится, — сказал я. — Ну и как-то неудобно, по-моему, самим брать и варить. Может, спросить сначала?       — А я и спрошу, — кивнул Итиро. С заметным трудом отклеился от табуретки, высунулся в прихожую и позвал: — Мета! Меееета! Можно, я кофе сварю?       Из глубины квартиры послышалось короткое: «Ой!», потом: «Да, можно», потом неясная возня и то ли ругань, то ли смех. Потом простучали шаги, и на кухню вбежала Мета с ворохом какой-то ткани в руках.       — Итиро, вот вечно ты под руку... Я из-за тебя укололась! — воскликнула она, чуть встряхнула ворох ткани, он развернулся и оказался платьем с широкой юбкой. — Я пуговицу пришивала, а ты орёшь! Вот, смотри, даже кровь! — Мета сунула палец Итиро под нос, явно хотела сказать что-то ещё, но воткнулась взглядом в остатки торта и осеклась. — Эээ... ничего себе. Ребят, я же пошутила насчёт всё съесть. Вам же плохо будет.       — Во-первых, мы ещё не всё съели, — сказал Итиро. — А во-вторых... ну, я же обещал, верно? А обещания всегда надо выполнять, даже самые идиотские. А то никакой удачи не будет. Так кофе-то можно взять?       — Да можно, можно, сказала же... а хотя возьми лучше чай, вон тот, — Мета ткнула пальцем в банку на полке, а потом сунула палец в рот. Произнесла невнятно: — Больно, — вынула палец, подула на него и состроила обиженную мордочку. — Прямо под ноготь иглу вогнала. И пуговицу так и не пришила, ну вот как теперь?       — Давай я тебе пуговицу пришью, я умею, — сказал я. И тут же почувствовал, что щекам почему-то стало жарко. Мета, впрочем, на мои разгоревшиеся щёки внимания не обратила — обрадованно сгрузила мне на колени платье и принялась показывать, что куда пришивать. Хм, но странно, что это я? Вроде я раньше никогда её не смущался, сейчас-то с чего? Ну, платье, подумаешь, не бельё же... А хоть бы даже и бельё — что я, женского белья не видел, что ли? И видел, и трогал, и... И конечно же, сразу вспомнилось, как я однажды стоял перед витриной бельевого магазина и хотел было зайти, купить Саре смешные трусики с картинкой, она такие любит... а потом осознал, что мы неделю как расстались. Тряхнул головой, выдираясь из воспоминания — и тоже вогнал себе иголку в палец, хорошо так, глубоко... да прах побери, это не платье, это кровосос какой-то. Хорошо, что оно чёрное — если и капну кровью, будет хотя бы незаметно.       — Ух ты, а откуда такой чай? — Итиро долго скрипел банкой и наконец её открыл. — Прям с настоящими ягодами... Эосский, да?       — Не знаю, может, и эосский, — Мета села рядом со мной на диванчик и заправила волосы за ухо. — Это дедушке подарили... кажется, осенью. И он всё стоял, стоял... Он хоть пахнет ещё?       — Дааа, ещё как пахнет! — закивал Итиро и повернулся к кухонному столу и плитке. А Мета уселась поудобнее, подобрав под себя ноги, и улыбнулась, явно радуясь, что удачно избавилась от возни и с шитьём, и с чаем.       — Слушай, а почему Брун тебе дедушка? — спросил я у неё. Но прозвучало как-то нелепо, невпопад и вообще не про то, я попытался исправить положение и добавил: — Ну, в смысле... он твой родной дед? А родители? — но это тоже получилось не лучше, я поспешно сказал: — Извини, если лезу, куда не следует, — поднял взгляд от шитья — и, конечно же, опять укололся, прах побери эти пуговицы.       — Да всё нормально, это же не секрет, — Мета дотянулась до эосских сигарет, потом взяла со стола пепельницу, поставила себе на бедро. — Он сам сказал, что мой дедушка. Я совсем маленькая была, а он приехал и говорит — детка, ты меня никогда не видела, но я твой дедушка, пойдём теперь со мной жить. Ну и вот.       — Приехал... в интернат? — я затянул потуже последний стежок и завязал нитку. Ага, а вторая пуговица, здесь же, на воротнике, тоже как-то хлипковато держится; укрепить и её, что ли, на всякий случай?       — Ага. В дошкольный, здешний, — Мета закурила и отогнала от лица дым. Потом подцепила на палец кусочек глазури с торта, сунула в рот и скривилась: — Фууу, как вы это ели? Оно же противное, сплошная патока... В общем, с тех пор мы тут и живём. А родной он мне дедушка или нет — я не знаю. Раньше думала, что да, теперь думаю, что нет. А какая разница? Вот была у меня родная мама, и что? Подбросила в интернат с запиской, что за мной вернётся... и не вернулась, само собой. А с дедушкой весело, он у меня замечательный, столько всего знает... готовить вот меня научил. И шить. А почему ты спросил?       — Да я даже и не знаю... Просто он человек интересный, хотелось немножко побольше узнать, — объяснять при Итиро, чем именно меня так заинтересовал Брун, не тянуло совершенно. И дальше расспрашивать Мету — тоже. Конечно, Итиро к нам сейчас не особо прислушивается... и никому ничего не скажет про этот разговор, особенно если я попрошу. Но всё равно очень чётко чувствуется: при нём — не надо. — Вот, забирай своё платье, готово.       — Ой, спасибо! Рики, ты меня прямо спас! — Мета вскочила, со стуком поставила на стол пепельницу и с размаху воткнула в неё сигарету — поднялось лёгкое облачко пепла. — Дедушка правда интересный человек, — она сгребла с моих колен платье, — но про него надо долго рассказывать, давай потом, ладно? А то нам уже собираться пора.       — То есть мне можно ещё к тебе в гости прийти? — спросил я на всякий случай. Мета рассмеялась:       — Ну конечно, можно, Рики, ты о чём вообще? Приходи, когда хочешь... о, а ты можешь съездить со мной в Мидас? На следующей неделе? А то все эти работают, — и кивком головы указала на Итиро. Типичный представитель «всех этих» радостно заржал и водрузил на стол заварочный чайник.       — Ну... могу, — я задумался. А действительно, если взять пару раз двойную смену... ну, или просто поменять выходной, вряд ли Гай сейчас захочет приехать. — В среду нормально?       — Просто отлично! А теперь давайте чай пить, и пойдём уже к девчонкам. Итиро, доставай чашки... и серьёзно, брось уже этот торт, ну его. А то тебе правда плохо станет. Я это всё сейчас красиво порежу и отнесу на стойку, как будто пирожные. Гости съедят.       — Нууу... ну ладно, — Итиро явно было приятно, что Мета беспокоится о его здоровье. — Но Ито, конечно, красавчик — такую громадину притащить.       — Он хотел как лучше, — Мета опять засмеялась. — Но вообще да. Давай, наливай чай, я сейчас, — она аккуратно свернула платье, пристроила его рядом со мной, потом перетащила руины торта на кухонный стол, в несколько взмахов ножа превратила их в горку завлекательных кусочков, переложила это всё на большую плоскую тарелку, подхватила её и вышла. Итиро, залипший было, встрепенулся и достал чайные чашки.       — Ловко она, да? — сказал он. — Я вообще люблю смотреть, как Мета готовит, так у неё всё здорово получается... Эээ, Рики, а ты чего?       — А чего я? — вопрос был внезапным.       — У тебя щёки прямо горят, — Итиро нахмурился. — Ты ведь не заболел?       — Да нет, всё нормально, — сказал я. Потом прислушался к себе и понял — да нет, пожалуй, не очень нормально. Хотелось трахаться — не до такой степени, чтоб колом стояло, но довольно сильно. И, главное, непонятно, с чего — с Гаем мы, конечно, давно уже не виделись, но такое у нас и раньше бывало, а других возбуждающих моментов со мной вроде не стрясалось... кроме разве что Минка в информере, но вряд ли это на него такая реакция. Надо бы меры принять, наверно... но уже некогда, да и неудобно в гостях запираться надолго в уборной. Ладно, может, от чая отпустит.       Почти отпустило, да. Когда Мета вернулась (и принесла целую тарелку нарезанного сыра, чему я бы обрадовался... если бы не тортик), мы с Итиро сидели и с одинаковым обалдело-восхищённым видом вдыхали запах чая. Яркий, очень летний, ягодный, и в то же время с отчётливой горчинкой от чайных листьев.       — Вот везёт же всё-таки эосси, — сказал Итиро, — они каждый день могут пить такие чаи... Наш ведь тоже вроде ничего, и даже крепче этого, но никогда так здорово не пахнет, даже самый дорогой.       — Потому что этот натуральный, — Мета переложила платье на спинку диванчика, снова села рядом со мной и взяла свою чашку. — Пахнет здорово, да.       — Да это понятно, что натуральный... — отозвался Итиро и вздохнул.       — Ничего, когда-нибудь столько синтезировать продукты уже не понадобится, — сказала Мета; и прозвучало это уверенно и звонко, как будто лозунг в новостях. — Вот отодвинут туман совсем далеко — и у всех будет чай, выращенный в земле, не только у эосси. И овощи не гидропонные.       — Да это когда ещё будет, — сказал я — честно говоря, просто чтобы не молчать, потому что про отодвигание тумана знал только, что это и правда как-то делают.       — Вот именно, — подхватил Итиро. — Мы не доживём.       — Ну, дедушка собирается дожить, — Мета рассмеялась (а я чуть не ляпнул: «Ну ещё бы ему не дожить», но вовремя прикусил язык). — Он говорит — ещё совсем недавно, лет за десять до нашего рождения, туман был вообще впритык к Космопорту. И к дороге с южной стороны, прям стеной стоял. А теперь? Не вдруг и дойдёшь до него.       — Ну, я в горы давно не ходил... — начал было Итиро, но Мета его перебила:       — А мы ходили, вот этой осенью последний раз. За грибами, с Ритой и Мадарой. Так что, если не веришь, то можешь прямо на сегодняшней вечеринке спросить, Мадара там точно будет. Смотри, если пойти в горы через склады и новый район, — она провела по столу линию ребром ладони, — то сначала будет лес на склоне, потом такой распадок с озером, потом ещё надо пройти по дороге, и только потом туман. Мы часа три от границы леса шли, не меньше.       — О, а что это за дорога? — спросил я. — Никогда про неё не слышал.       — Не знаю, — Мета пожала плечами. — Она сильно разбитая, наверно, очень старая. Снизу идёт, из распадка, потом так поворачивает — и прямо в туман. А на карте этой дороги нету, даже на дедушкиной. Но вокруг неё грибооов... Прямо хоть с косилкой приходи, — тут мы представили себе Мету и Риту с косилками и весело заржали. — Нет, правда, хотите, вместе пойдём в следующий раз. Мадара нашла это место, и мы теперь каждый год туда ходим... Ну что, вы допили чай? — Мета отставила чашку, подцепила с тарелки листик сыра и встала. — Всё, давайте собираться. Рики, пойдём, поможешь мне платье застегнуть.       — А почему Рики-то? — опешил Итиро. Впрочем, я опешил не меньше.       — Потому что ты хочешь на мне жениться, — сказала Мета с таким лицом, как будто растолковывает маленьким детям что-то совершенно очевидное. — Тебя просить неприлично. А Рики солидный человек, у него почти семья. Ну, понимаете теперь?       Я снова почувствовал, как к щекам приливает жар — ну в самом деле, ничего себе заявленьице. И хотел было сказать, что нет у меня никакой «почти семьи», да и не будет, но... Лучше промолчать, а то начнут ещё расспрашивать — что, как, поссорились ли мы и вообще что случилось... Солидный — так солидный. В конце концов, не голая же она там будет под платьем.       ...А помещение под лестницей оказалось не таким уж и маленьким — во всяком случае, изрядно больше, чем я себе представлял. Мы прошли через прихожую, Мета открыла боковую дверь — и за ней внезапно оказался низкий длинный коридор, плавно изгибающийся влево. И по левой же его стене — то ли три, то ли четыре широкие двери, как в мастерских или на складе, и над каждой дверью тусклая лампочка — тоже как на складе... а впрочем, тут, наверно, и есть склад. Н-да, не особо уютненько... а с другой стороны, это сколько ж надо труда, чтобы навести уют в такой махине, как Сердце Трущоб. Не разваливается ничего, чисто, и ладно, даже стены вон покрасили... и тут я заметил в глубине коридора ещё одну дверь, а над ней — зелёный индикатор. Ого, неужели лифт? И похоже, работает... и ходит явно не наверх, наверху никаких лифтовых шахт нет. Насколько же тут глубокий подвал, интересно? И можно ли как-нибудь на него посмотреть?       — Вот, тут потом тоже будет гостиница, — Мета показала рукой вдоль коридора. — И этажом ниже, наверно, тоже. А пока так, хранится кое-что, — и словно в ответ на эти её слова, за ближайшей к нам дверью послышалась неясная возня, приглушённый смех, а потом всё стихло. Угу, хранится... а впрочем, какая мне-то разница?       — Там лифт, да? — я ткнул пальцем в направлении двери с индикатором, старательно сделав вид, что никаких посторонних звуков не услышал. В конце концов, у всех есть свои тайны... и если мне пообещали рассказать про одну, то это не значит, что расскажут и про остальные.       — Ага, — Мета кивнула, — только он ужасно старый, скрипучий и ободранный, а новый поставить пока не получается. Пойдём, нам сюда, — и она потянула меня вправо, в неприметный боковой отнорочек. Узкий коридор, потом обитая чем-то мягким дверь, потом поворот направо, короткая лестница вверх — и ещё один коридор, короткий и полутёмный, в нём под ногами оказался упругий ковёр с коротким ворсом. А ещё я почувствовал тонкий необъяснимый запах, который бывает только в женских комнатах — душноватый, немного сладкий. Ещё одна дверь, снова три ступеньки вверх и опять направо, прошуршала занавесь... и нам навстречу ударил свет из маленького полукруглого окошка — яркий, дневной. Так вот что это за помещение прямо над подвальчиком; мы с ребятами давно это окно заприметили и всё гадали, что там может быть, а тут, оказывается, Мета живёт; а что и очень даже удобно.       — Ну надо же, солнце вылезло, — Мета засмеялась. — А я новый зонтик купила, думала похвастаться им сегодня... Вот так всегда.       — Так хорошо же, что солнце, — сказал я. — Тепло наконец-то будет, а то не весна, а непонятно что, — и в ответ получил мягкую и терпеливую улыбку, как если бы я был мелким ребёнком и только что ляпнул глупость.       — Конечно, хорошо. Я пошутила про зонтик, — Мета шагнула за ширму в углу комнаты и уже оттуда неожиданно спросила: — Рики, у тебя всё в порядке?       — Ну как... в целом да, наверно, — я немного затормозил с ответом, потому что вообще с трудом себе представляю, как отвечать на такие вопросы. И односложно отделываться вроде невежливо, и вываливать всё, как есть, тоже не годится. — А что?       — Вы расстались? — этот вопрос тоже был неожиданным, но, пожалуй, не удивил. Ну конечно, всем есть дело до наших отношений с Гаем... вот ведь нашли себе живой сериал. Интересно, а Гаю на работе тоже задают всякие неудобные вопросы? Роно тот же, например? С него бы сталось, пожалуй...       — Да нет же, — я очень постарался спрятать раздражение, — и не думали, зачем бы нам расставаться. Просто сейчас у обоих дел полно, редко видимся.       — Да? — Мета даже выглянула из-за ширмы. — Нну ладно... — и прозвучало это так, будто она мне совершенно не поверила. Что-то такое знает, чего не знаю я? Гай опять приезжал в подвальчик? И, возможно, на этот раз не один? Ну а даже если и так — я с этим всё равно ничего не могу поделать, так что нет никакого смысла дёргаться. Потому что уже и дёргался, и переживал — и что это изменило? Только хуже стало; во всяком случае, мне. Так что теперь я, наверно, буду просто ждать, и всё. В постели нам по-прежнему хорошо, хотя если совсем честно, то этой самой постели у нас не было почти месяц; а со всем остальным... пусть сам разбирается. Не могу больше.       Ну вот. Вспомнил про секс с Гаем — и тело отреагировало резким всплеском возбуждения, даже голова закружилась. Я выругался про себя и сел на первый попавшийся стул, стараясь дышать медленно и размеренно. Знать бы, сколько Мета ещё провозится... а то, может, и правда в уборную сбегать?       — Я сейчас, ещё минуточку подожди, — почти сразу же сказала Мета из-за ширмы — видимо, услышала скрип стула. Ну вот, не повезло. Впрочем, а когда мне вообще везёт? О чём бы таком подумать, чтобы отвлечься?       Возбуждение удалось погасить довольно быстро — я старательно перебрал с десяток самых будничных мыслей про работу, и это, в общем, подействовало — но ушло оно не полностью. А как будто только затаилось, чтобы выскочить опять, когда я за своими мыслями не услежу. И это было что-то новенькое, таких штук моё тело раньше не выкидывало. И как теперь? Всё время со стояком бороться, что ли? Надо, наверно, зайти к Андро, попросить какого-нибудь успокоительного, или что в таких случаях прописывают. В общем, чтоб поменьше огребать членом по лбу. А то ведь так и свихнуться недолго.       — Ну вот и всё, я почти готова! — Мета выпрыгнула из-за ширмы в том самом платье, куда я пуговки пришивал, и расправила короткую и очень пышную кружевную юбку, из-под которой было видно кружевные же штанишки. — Застегни мне вот тут сзади, и пойдём! — и встала ко мне спиной, показав кусок голой кожи и заднюю часть лифчика, тоже кружевного. И... и мне опять пришлось дышать осторожно и медленно. Да что ж такое, а? Это ж Мета, она Итиро нравится, а не мне, и на Гая не похожа ну вот ни капельки, что происходит-то вообще? Я мысленно врезал себе по голове и очень старательно, чтобы ничего случайно не испортить, потянул вверх застёжку.       — Спасибо, — Мета повернулась. — А... ой, а что с тобой? У тебя так щёки горят, ужас просто.       — Да что вы с Итиро, сговорились, что ли? — на этот раз раздражение скрыть не удалось. — Нормально всё, правда. Наверно, просто сладкого перебрал.       — Бедненький, — Мета вдруг ласково погладила меня по щеке. Я её чуть не укусил, вот честно. И так-то непонятно что происходит, а она ещё и с нежностями. Но сдержался, и даже не сказал ничего. Просто покорно поплёлся за ней сначала снова в неуютный коридор с лифтом, а потом через прихожую в кухню, где Итиро опять включил информер и увлечённо слушал какую-то говорильню в студии. Которую он, впрочем, тут же выключил, как только мы вошли, и, восхищённо глядя на Мету, спросил:       — Ну что, идём?       ...А танцы эти самые неведомые мне девчонки устроили в самом дальнем углу огромного двора Сердца Трущоб. Ну... точнее, в дальнем углу того, что от этого двора осталось. Мета уверенно повела нас с Итиро между сараями, потом вокруг помойки, потом перелазом через какую-то полуразрушенную стенку, потом под низким хлипким мостиком с трубами и сплетением проводов, потом по лесенке вверх, потом по лесенке вниз, и было очень заметно, что она бегает этой дорогой далеко не в первый раз. Ну да, тут, во дворе, настоящий лабиринт, конечно, его только местные наизусть знают. Я тоже думал, что уже неплохо выучил здешние тропинки и переулки — так и то несколько новых поворотов узнал. А когда мы подошли к двум цветным пластиковым навесам, какие обычно ставят на сезонных ярмарках, народу там собралось уже изрядно. И в основном все толпились вокруг длинного стола, хотя огороженная площадка для собственно танцев тоже пустой не была.       — Тут вскладчину, да? — спросил Итиро, когда мы уже почти подошли. Хм, а ведь наверняка. Я выругал себя за то, что не выяснил это заранее, и внутренне приготовился помогать убирать навесы после вечеринки и мыть посуду. А хотя... ну, выяснил бы, и чего? Скидываться в общий котёл мне всё равно нечем, а помощь в уборке всегда пригодится, так что нечего и дёргаться заранее.       — Вскладчину, конечно, — Мета на ходу слегка подпрыгивала под музыку. — Но я отправила продукты, ещё вчера. И целый бочоночек пива. И сегодня за горячим ещё приходили, дедушка сказал. Так что можешь спокойно есть, это всё записано от нас троих.       — О, спасибо большое, — сказал я.       — А иначе бы вы не пошли, — Мета рассмеялась. — Ты точно бы отказался, ты же деньги копишь. Правильно?       — Нууу... наверно, да, — я пожал плечами. Впрочем, может, и пошёл бы — за помощь в уборке, как уже сказал, — но иметь возможность ещё и на стол что-нибудь докинуть всяко приятнее же.       — Ну и вот. А мне хотелось, чтобы вы пошли, так веселее. А за свои желания надо платить, так что... Да, привет, Арана, я уже пришла! — Мета помахала рукой какой-то подружке, окликнувшей её, высокой девчонке в цветном мидасском платье и с бантиком в волосах, потом повернулась к нам, сказала: — Вот, это именинница, не забудьте поздравить! — и убежала. Итиро хмыкнул:       — Во как. Мы с тобой — её желания, понял, да?       — Да чего уж непонятного, — мне стало смешно. Всё-таки хорошо, что Гай чаще всего сначала спрашивает, прежде чем где-нибудь за меня заплатить.       — О, ещё наши! Итиро, Рики, идите сюда! — сверху и сбоку внезапно обрушился на нас голос Данло, я даже вздрогнул. Углядел ведь в такой толпе, ну надо же; а хотя ещё бы ему нас не углядеть, если он на голову выше всех. — Идите, идите сюда, давайте выпьем! — и, когда мы протиснулись к столу, подвинул к нам по стакану с пивом. — Давайте за встречу! И за именинницу, хорошая она девчонка, давно знакомы... Рики, а чего ты один? А Гай где?       — Да я только вчера про эту вечеринку узнал! И сам был не уверен, что смогу выбраться, вот и не стал ему звонить, — не очень уверенно выкрутился я. Впрочем, Данло сразу же потерял интерес к вопросу про Гая и кивнул:       — А, понятно. А я, прикиньте, припёрся не один! Во, это Милис! — он вытащил за пояс из толпы и повернул к нам невысокого полноватого мидасси в больших круглых очках и вышитой жилетке, да ещё и с дорогим информером в чехле; лопоухий и со слегка торчащими передними зубами, этот мидасси настолько напоминал хомячка или мышь, что я чуть не рассмеялся. А Данло сказал ему: — Иди сюда, смотри, это Рики и Итиро... да не заводись ты с поклонами, это совсем свои ребята! — а потом нам: — Да что вы вытаращились-то оба, мы с ним просто работаем вместе!       — Да, довольно давно и плодотворно, — мидасси чуть вскинул голову, поправил очки, сползшие с переносицы, и сделался ещё больше похожим на учёную мышь. — Но это не значит, что не надо соблюдать подобающий церемониал, особенно при знакомстве. В конце концов, я вежливый человек, не то, что некоторые тут, — это был явный намёк на Данло, который при этих словах одобрительно заржал. А мидасси чётко и красиво поклонился нам, низко согнувшись в поясе и положив руки ладонями на колени. И немного рисуясь — явно знал, что поклоны у него хорошо получаются, есть на что посмотреть. Постоял, дав нам разглядеть вышивку на спине жилетки (цветы там у него были, букет из зимней сливы), потом выпрямился и веско произнёс: — Милис, заведующий мастерской материального реквизита, киностудия и школа актёров, Крепость слёз, Мидас, — и опять поправил очки.       Мне тут же вспомнился мой учебник по этикету — ну надо же, не зря его домой притащил и тренировался перед тёмным окном, как перед зеркалом, пригодилось всё-таки. Как оно там? «Поклон свободного делается не ниже, чем на полкорпуса, ноги чуть расставлены, руки спереди на бёдрах, локти слегка разведены в стороны, движения чёткие, не смазанные, без спешки». Я проделал это всё даже, пожалуй, с лихостью — мол, и мы не из старого ботинка пиво пьём. И представился:       — Рики, Трущобы Цереса, копировальная мастерская.       — Итиро, Трущобы, печатник, — следом за мной произнёс Итиро и тоже поклонился, но уже без всякого выпендрёжа (впрочем, он, похоже, и не заметил, что я пытаюсь выделываться; а вот Милис явно заметил). И сразу же спросил: — Достойный, а для чего реквизит... ну, в смысле у тебя в мастерской? Для съёмок сериалов всяких, да?       — Да, в том числе, — кивнул Милис. — Сериалы, спектакли, всяческие учебные постановки, рекламные ролики... Реквизит много где нужен, — в его голосе послышались терпеливо-вежливые нотки, и я подумал, что Милису очень часто приходится отвечать на этот вопрос. А он вдруг сказал уже мне: — Уважаемый, прошу меня простить, если затрагиваю несколько более личную сферу, чем стоило бы... но ты очень красиво двигаешься, тебе не говорили? Не хочешь как-нибудь поработать на съёмках? Я вполне могу это устроить, у нас часто требуются люди на мелкие роли. Мне кажется, у тебя отлично получится.       — Во, Рики, точно, давай! — хохотнул Данло. — Я тоже ходил, дали играть полицейского, три часа стоял столбом в форме, — он выпрямился и сделал дурашливое лицо. — Но денег хорошо заплатили, прям даже очень нормально.       — Да вы чего, ребят, какой из меня актёр? — я, если честно, опешил. — Я просто по книжке выучился кланяться, а так на самом деле ничего не умею. Куда мне на съёмки, я там напутаю что-нибудь обязательно.       — Не сказал бы, что это правильный подход к делу, уважаемый, — Милис поджал губы. — Во-первых, что-нибудь напутать в такой мелкой роли очень сложно. Во-вторых, новые знакомства, жёлтые связи... может получиться что-нибудь выгодное. Так что ты в любом случае ничего не потеряешь, если попробуешь. Ну а если вдруг окажется, что у тебя всё-таки есть способности... Знаешь, был такой случай. Однажды к нам пришёл простой дворник — тоже просто подзаработать. А вышло так, что он теперь... — и тут на него со смехом набежали трое девчонок — все знакомые, из нашей школы. Закружили, задёргали, одна из них воскликнула: «Милис, ну ты где? Обещал — и не идёшь!», и он, похоже, попытался было от них уклониться, сказал: — Да, конечно, сейчас... я вот тут... — но, видимо, понял, что не отпустят, обернулся к нам, произнёс, извиняясь: — Я сейчас вернусь! И обязательно расскажу! — и вся компания убежала в сторону площадки для танцев. А я остался с ощущением, что что-то явно упускаю. А правда, почему не попробовать? Что я, хуже Данло? Или того дворника, про которого Милис начал рассказывать? Вот сдам тест — и обязательно съезжу, может, и выгорит что-нибудь путное. Способности-то вряд ли найдутся, конечно, а вот жёлтые связи, то есть всякие неформальные полезные знакомства — вещь хорошая, никогда не знаешь, где и что пригодится.       — И вот так всегда, — подал голос Данло. — Опять все девчонки вокруг Милиса, а я один, как дурак. И ведь ни рожи, ни фигуры, одна жилетка, да и та с барахолки, но как ни придём куда-нибудь с ним — везде одно и то же. Что тут, у нас, что у них в Мидасе. Актриску недавно одну подцепил — и та полвечера болтала, какой у них милый реквизитор, ну вот что ты будешь делать, — он хохотнул и допил стакан. — Хоть не ходи с ним никуда, ну.       — А чего ходишь? — спросил Итиро.       — Да он хороший парень, на самом деле, это всё так, мелочи, — Данло махнул рукой. — Ладно, пойдёмте тоже поймаем кого-нибудь, надо же, в конце концов, повеселиться, потанцевать... о, смотрите, Арана одна стоит. Этто нехорошо, именинницу надо развлекать, — и он бодро направился к концу стола, раздвигая толпящийся народ. Мы переглянулись и двинулись следом.       ...Открыл глаза — а вокруг темнота. И тихо. И тепло. Эээ... а где это я? Явно какой-то дом, и я лежу в кровати — не в своей, у меня одеяло тоньше, — и рядом дышит кто-то... но почему я ничего не помню? Не мог же я на вечеринке столько выпить, чтобы память отшибло, я бы тогда прямо там и упал.       Сел осторожно, чтобы не разбудить того, кто рядом, выдохнул... ну да, выпил всё-таки много, во рту совсем сухо. А вокруг не так уж и темно — и глаза привыкли, и в окно краешек жёлтой вывески заглядывает, освещает комнату сквозь занавески. Вон, шкаф видно, полки на стене, картинка какая-то, календарь, наверно... Погодите, жёлтая вывеска... да это ж лавочка, которая рядом с автобусной остановкой! Ну правильно, мы же в неё и пошли. За выпивкой, потому что она кончилась. Мы — это я, Данло, Милис и какие-то три девчонки; а Итиро ещё раньше как-то откололся от нас, по-моему, его Мета куда-то утащила. Сначала-то мы все вместе были — подошли к Аране, поболтали, выпили с ней, потом ещё девчонки понабежали, и знакомые, и незнакомые, и два парня из печатни. Итиро с ними залип, а мы с Данло пошли танцевать, как раз музыка задорная началась. Я с Араной (вот же мы смешно смотрелись, наверно), а Данло с медсестричкой Андро, её Райса зовут, маленькая такая хохотушка. А когда мы вернулись к столу, там уже была Мета. И Милис пришёл, принёс сыр, печенье и пирожные. И мы всё это сожрали под пиво, потом Данло ещё за пивом сбегал, но оно очень быстро кончилось. А Милис захотел непременно вина, и мы пошли сюда, то есть в лавочку... ну точно, а Итиро не пошёл, он с Метой остался, она хотела ещё потанцевать. И мы тоже собирались к ним вернуться, но... но как-то не получилось. Сели с вином в каком-то дворе, ещё закусывали его печеньем и почему-то сосисками прямо из пачки. И болтали про кино... ну, то есть Милис рассказывал, а мы его слушали. А потом... ну да, потом вино кончилось, и мы разбрелись по девчонкам. Память проснулась окончательно и теперь радостно показывала мне всё, что я пропустил. Вот я спотыкаюсь и падаю на лестнице в подъезде, а идём мы в обнимку, поэтому «моя» девчонка тоже падает и оказывается подо мной, и мы целуемся, лёжа на ступеньках... Нет, целоваться мы начали ещё во дворике, когда Милис и Данло свалили, а потом пошли к ней домой, и на лестнице тоже целовались, прямо на ходу, потому я и шлёпнулся; а стояло у меня так, что я едва не взял её прямо там... а ведь нет, даже и взял. И вспомнилось так ярко, как будто снова увидел — расстёгнутое спереди платье, сбитый вверх и вбок голубой лифчик, круглые груди прыгают вверх-вниз... она обхватывает меня ногами, вжимая в себя, и громко стонет, а я закрываю ей рот ладонью — и гоню, гоню... А потом, у неё в квартире, мы опять что-то пили, совсем голые и почему-то сидя на полу. А потом она уронила меня на спину, достала здоровенный розовый вибратор и засунула мне в задницу... о небо, больше никогда, зачем я согласился! И уже я извивался и орал, а она села сверху и тоже закрывала мне ладонью рот... я раза три, наверно, кончил; помню, что потом себя с пола еле соскрёб. А после этого мы вместе мылись в душевой кабине — мыло ещё яблочное было, яркий такой запах — а дальше всё, темнота, видимо, до кровати уже во сне добрался. Н-да, приключение... Похоже, я без Гая совсем уже с ума начинаю сходить, творю неизвестно что неизвестно с кем... как хоть зовут-то эту девчонку?       «Тономи», — почти сразу всплыло в памяти. Но это имя мне ни о чём не сказало, я её раньше не знал. Может, где-то пересекались случайно, но совершенно точно не знакомились. А теперь вот встретились на танцах, и я затащил её в постель. Нет, понятно, что она была очень даже не против... но всё равно молодец, ничего не скажешь. Ещё и напился перед этим.       Резко захотелось уйти. Ну да, это невежливо, но... Вот она проснётся — и что я ей скажу?       Я осторожно, чтобы не качнуть сетку, выбрался из кровати. Глаза уже совсем привыкли к темноте, так что одежду удалось найти довольно быстро. И сумка тоже нашлась, и вроде ничего из неё не пропало. Да там и было-то — тетрадка да рабочая сменка. Потом всё-таки зашёл в ванную — умыться, отлить, да и воды попить наконец — и в первый момент показалось, что из зеркала на меня смотрит тот, другой Рики, который призрак из прошлого. Пригляделся — нет, это всё-таки я, просто встрёпанный, и морда бледная. Н-да, пожалуй, стоит завязывать с выпивкой, ничего от неё хорошего не получается. Да и денег на неё нет.       Потом оделся потихоньку, достал тетрадку, вынул из неё лист и пристроился с ним на подоконнике — вывеска достаточно ярко светит, уж как-нибудь разгляжу, что пишу. Да и не так уж много писать.       «Тономи, доброго тебе утра! Извини, что я так рано ушёл — вчерашний вечер получился слишком внезапным, теперь надо дела навёрстывать. Спасибо тебе огромное за всё! Ты чудесная! Рики».       Ну... нормально же? Или обидится, что не пообещал позвонить? Но позвонить — это какое-то продолжение, а куда мне ещё одни отношения, я и с теми, что есть, нормально разобраться не могу. Или всё-таки позвонить? Угостить её чем-нибудь в подвальчике, объяснить, какой я дурак... Вот вечно я не знаю, как себя вести с девчонками, и поэтому влипаю в разные неприятности. Впрочем, с парнем я тоже влип, так что... Ладно, как написал, так написал, ничего умнее я сейчас всё равно не придумаю. Разгрёб немножко на столе — похоже, Тономи туда сумочку вытряхнула, — положил записку, придавил какой-то косметической баночкой... вроде хорошо заметно, должна сразу увидеть. Потом сунул тетрадку в сумку — а там на дне что-то зашуршало. Наверно, обёртки от печенья, которым мы вино закусывали; выйду отсюда — выкину, уж какая-нибудь урна у подъезда наверняка есть. Набросил ручку сумки на плечо, подхватил куртку и обувку, чтобы окончательно одеться уже в коридоре и тут не шелестеть... и вспомнилось — недавно, когда Гай у меня в последний раз оставался, я тоже вот так из дома выходил. А Гай всё равно проснулся, вышел за мной, и мы с ним стояли и целовались в коридоре — долго-долго, я даже на работу почти опоздал. Э, стоп, какое недавно, без малого месяц уже прошёл! Н-да, что-то мы совсем уже редко видимся, вот и срывает меня в приключения вроде вчерашнего. Надо, что ли, другим чем-нибудь отвлечься... вон, про призраков ещё не всё выяснил. И про Бруна.       Дверь открылась почти бесшумно, захлопнулась тоже почти без звука. Ну и хорошо, надеюсь, не разбудил. О, а здесь не коридор вдоль всего этажа, как у нас, а просто лестничная площадка. Вон, и лифт раньше был — шахта осталась, только дверь в неё заварена. И темнотища — свет только где-то внизу горит, между этажами. Отлично, туда мы и пойдём... сейчас, обуюсь только. И в куртку влезу.       Под технической лампочкой, которая нашлась совсем внизу, на пустой площадке с грозной надписью «Только для колясок!», я внимательно осмотрел одёжку — вроде всё нормально, не порвал нигде ничего и не испачкал; но действительно, хватит уже пить, приключения — это всё-таки не моё. Потом полез в сумку — найти те самые обёртки от печенья — и, кроме них, вытащил внезапно ещё и две сотни... но откуда? Как так вышло-то? Это Милис у меня деньги не забрал? Да нет, он сам за вино платил, с карточки... Или Мета дала мне на что-то, а я забыл? Может, не Мета, а Данло или Итиро? Не-а, не помню. Вот же беда, и что теперь делать? Возвращать-то кому?       Где-то наверху гулко стукнула дверь. Я сунул деньги в кошелёк, подхватил сумку и вышел из подъезда, так ничего и не придумав.       На улице был туман — белый, слоистый и плотный, как белковый кисель. Очертания домов почти съелись, только прямо напротив меня очень ярко светились зелёным часы на крыше автобусной диспетчерской. Четыре двадцать три. Ого, ничего себе. Провёл, называется, вечерок, развеялся... Впрочем, если бы я сидел дома один, было бы ещё хуже. Вот только как бы теперь узнать, откуда у меня две сотни взялись... а вообще ладно, разберусь как-нибудь.       На конечной было почти пусто — ну логично, ещё совсем ночь. Я настучал в автомате кофе — с крышечкой, чтобы можно было пить на ходу, — оглянулся и увидел на стоянке только один автобус, пустой и тёмный, только номер подмигивает красным через туман. Семьдесят пятый, прямо до Гая, у его дома останавливается... Доехать, что ли, дождаться у подъезда, просто повидаться перед его работой? Эх, заманчиво... но всё-таки, наверно, нет. Хотя я бы обрадовался, если бы ко мне так приехали. А вот Гай... не знаю.       Пока я думал, в диспетчерской зажглось ещё одно окно, и свет выхватил из тумана рекламу на боку автобуса — коробочки какие-то, сливочное печенье, кажется, и крупная белая надпись «Позволь себе чудо». Хм. Или всё-таки... эх, был бы у меня информер!.. Мысль так и осталась незаконченной — когда я поравнялся с остановкой, автобус вдруг зажёг огни и стронулся с места. Так, говорите, чудо себе позволить? Дверь открылась прямо передо мной, и я шагнул в непрогретый салон, не до конца понимая, зачем я это делаю.       ...Около дома Гая никого не было, на остановке тоже — и хорошо, а то бы я, наверно, мимо прошёл. А может, как раз и стоило пройти мимо. Я постоял, задрав голову и отсчитывая окна — восьмой этаж, шестое окно справа... ну да, вроде светится, но еле-еле, как будто лампочка сильно прикручена. Пересчитал ещё раз — не ошибся ли; да нет, всё правильно, это самое окно и есть. Наверно, Гай сейчас собирается, скоро на работу пойдёт.       Угу. Пойдёт. И встретит тут меня. И что дальше?       Я вернулся на остановку, сел на лавочку, закурил. Да не знаю я, что дальше, в том-то и дело. Нет, объяснить, что я тут делаю — это запросто; можно, например, соврать, что мы отвозили бумажную утилизацию — а приёмный пункт и правда поблизости, в двух кварталах отсюда — и что я решился зайти наудачу... а потом? Да, он обрадуется, скорее всего, мы поздороваемся, обнимемся... и будем молчать на остановке. А потом в автобусе. А потом Гай выйдет у своей проходной, а я поеду домой. Вот и всё, и ничего эта встреча не изменит. И... и я ведь даже не могу объяснить, что между нами не так. Да, видимся мы сейчас изрядно реже, чем раньше, но Гай всё так же приезжает с чем-нибудь вкусным, всё так же набрасывается на меня с поцелуями... И больше ничего такого себе не позволял ни разу, никакого принуждения — жёстко бывает, да, но это другая, правильная жёсткость. И ему ведь хорошо со мной, я же и вижу, и чувствую. Но всё-таки что-то сломалось... и склеить уже не получится. Эх, понять бы ещё, что именно и когда — может, я бы и попытался что-нибудь сделать. А может, и не смог бы, кто знает.       Утилизатор щёлкнул крышкой, сожрав окурок, и тихо загудел. Я поднялся с лавочки — всё-таки холодно ещё сидеть на металлопластике, прямо примерзаешь к нему, как зимой. Хотя давным-давно весна, апрель уже наступил, даже дожди кончились; когда ж тепло-то будет, а? Прошёлся туда-сюда, чтобы согреться от движения, снова посмотрел на дом. Окно Гая было тёмным. Может, всё-таки уйти, пока ещё не поздно? Или... а, ладно, будь что будет.       Дверь подъезда стукнула... но вышел вовсе не Гай. Женщина — средних лет, худое чёткое лицо, высветленные завитушки на лбу... прах побери, да это же его мать. Конечно, я её до этого видел только на маленькой фотографии, которая у Гая в кошельке лежит, но портрет оказался узнаваемый. Вот же я влип, а... и что делать? Конечно, можно сбежать осторожненько дворами, пока она не подошла и меня не разглядела... Э, стоп. Ну, разглядит, и чего? Она-то моих фотографий не видела, нет их у меня. Вообще никаких нет, ни отдельно моих, ни вдвоём с Гаем. Так что неоткуда ей понять, что я — это я. Подумаешь, торчит какой-то парень на остановке... мало ли народу в Цересе.       И действительно — она просто скользнула по мне взглядом, почти как по пустому месту. Подошла к краю дороги, да там и встала — наверно, автобус скоро придёт, она вполне может знать расписание и выходить впритык к его приходу. И... и я на этот автобус тоже сяду, да. Чтобы, так сказать, не вызывать лишних подозрений. Потому что если я торчу на остановке — значит, собираюсь куда-то ехать, правильно? Тем более что мне всё равно надо к дому выбираться, раз уж не повезло с Гаем встретиться, а автобус тут ходит только один, делает круг по кварталу и опять идёт к Трущобам. Зимой, когда Гай на мать разозлился и ко мне уехал, мы именно этот автобус и ждали. Эх, как же хорошо у нас всё начиналось, даже больно иногда вспоминать. Впрочем, сейчас не надо бы про это думать, а то мало ли, что у меня на лице нарисуется. Лучше, например, подумать о «моём» призраке. Он, кстати, сказал про мать Гая: «Ты её не видел». Ну вот, теперь вижу. И чего?       Автобус и правда пришёл довольно скоро, я даже не успел опять замёрзнуть. Гаева матушка прошла в серединку, где двойные сиденья, а я нарочно задержался у автомата — как будто билет гашу. На самом-то деле опять проезд в долг настучал, не менять же эти самые чужие две сотни. Да если бы и захотел разменять — всё равно кондуктора в автобусе нет, они только днём работают. Ну, и сел почти напротив двери, на боковушку вполоборота. И вроде как смотрю в окно напротив — а на самом деле вполглаза кошусь на Гаеву мать. Впрочем, мог бы и не настолько таиться, она на меня и внимания не обращает, листает что-то в информере. Недешёвый, кстати, информер, с выходом в систему... а у Гая простой, маленький, да и тот он совсем недавно завёл, сказал — неудобно уже без него. И, кстати, на мать Гай совершенно не похож, вообще ничего общего. Значит, в отца. Интересно, а если внимательно посмотреть на портреты советников, я угадаю, чей он сын? Не то чтобы оно мне особо было надо, я так, чисто из любопытства, не получится — и ладно. А если получится... да тоже ну и ладно, мне с этой информацией делать нечего. Не Гаю же про эти догадки рассказывать, я ещё с ума не сошёл. Да, пожалуй, стоит наведаться на почту, там как раз все портреты в рядочек висят во главе с императором и Минком, удобно разглядывать. Заодно и Риту навещу, она ведь там и живёт, где работает, в задней комнатке. А чего, попьём с ней опять же чаю... да и про мою квартиру можно будет поговорить — если им с Горо подходит такой вариант, то я уже прицельно Бруна спрошу, что там насчёт отдельных комнатушек, и нет ли уже сейчас хотя бы одной.       Автобус проехал уже несколько остановок, но мы с Гаевой матушкой по-прежнему сидели в нём одни. И от этого было как-то неуютно — пожалуй, я бы всерьёз обрадовался, если бы ещё кто-нибудь зашёл. А водитель старательно объявлял каждую остановку и на каждой же остановке обязательно тормозил и открывал двери, даже если там было пусто. Нет, наверно, им так и положено делать, на самом деле, но выглядело очень странно — как будто на самом деле в автобусе полно народу, они входят, выходят, только я их не вижу... потому что они призраки и не хотят показываться. Даже жутко как-то стало от этого ощущения. И захотелось выйти на следующей же остановке. Да, до Трущоб ещё далеко, но и плевать, дойду. Но тут из динамика послышалось: «Больница номер двадцать четыре», и Гаева матушка убрала информер в сумку и поднялась с сиденья. Подошла к двери, встала прямо рядом со мной, и пришлось сделать вид, что я смотрю вовсе не на неё, а разглядываю рекламу новой модели машин, которая над дверью висит. Вот уж нашли, где такие рекламные объявления вешать — в цересском автобусе. Кто тут купит-то такую машину, они ж наверняка жутких денег стоят.       И... дальше всё произошло очень быстро — за окном, к которому я сидел почти спиной, что-то ярко мелькнуло почти впритирку к автобусу, водитель громко выругался, даже через перегородку было слышно, и резко вывернул рычаги вправо. Нас сильно тряхнуло, потом ещё раз. Я даже успел подумать, что если мы во что-нибудь врежемся, то Гаева матушка наверняка улетит вперёд, не хватит у неё сил удержаться за поручень. И хлопнется о перегородку со всей дури, а может, и повредит себе что-нибудь. А потом увидел себя как будто со стороны — вот я обхватываю её за пояс, притягиваю к себе на колени, что было сил упираюсь в спинку переднего сиденья, она тоже в неё вцепляется, нас ещё раз сильно встряхивает, швыряет влево, потом вправо, где-то сзади звенят и сыплются стёкла... И вдруг всё кончилось. Автобус застрял в кустах, сильно наклонившись на правую сторону и почти касаясь зеркалом стены какого-то длинного дома, и внезапно стало очень тихо. И время тоже будто застыло — я как залип взглядом на часах над дверью (чтобы не таращиться Гаевой матушке в шею), так и сейчас не отлип, и цифры на этих часах не менялись долго-долго. А может, наоборот — не время растянулось, а события произошли слишком быстро. Ладно, не суть. А теперь-то что? Наверное, надо что-то сказать. Или сделать. Или как минимум вылезти с этого сиденья. Но...       — Как вы тут, живые? — в окошко в перегородке внезапно всунулся водитель. — Ну и отлично. А тот дурень, похоже, не очень.       — Какой дурень? — Гаева матушка встала с моих колен, сделала шаг по направлению к кабине автобуса, потом обернулась на меня — как-то вопросительно, что ли. Я тоже отклеился от сиденья, хотя, если честно, вставать не хотелось — понял вдруг, что довольно сильно болит голова. Скорее всего, во время тряски о поручень приложился. Или об окно, нас же туда один раз дёрнуло, было дело.       — Да вон, впереди, в столбе, — водитель ввинтился обратно в кабину, ткнул в кнопку на приборной панели, и дверь автобуса открылась. Мы вышли на развороченную клумбу, и я сразу же поспешил выбраться на бетонную дорожку под стеной дома — а то так можно и без обуви остаться, земля сейчас вязкая, в момент засосёт.       Спереди от автобуса, в нескольких шагах, не больше, действительно был столб, и в него воткнулась белая машина, маленькая, как будто игрушечная. Весь перед смялся от удара, и тому, кто внутри, похоже, и правда не поздоровилось. Гаева матушка подорвалась к этой машине — тут я вспомнил, что она медик, так что логично, кому, как не ей, туда бежать — и водитель автобуса тоже пошёл следом. А я присел прямо на край тротуара, благо он сухой был и вроде даже не грязный — если честно, не было никакого желания глядеть на возможный труп. Да ещё и как-то внезапно нехорошо стало, замутило слегка, будто похмелье догнало — но сейчас-то откуда бы, сколько времени уже прошло с нашей пьянки. Да и не бывает у меня похмелья почти никогда, это надо что-то совсем уж невообразимое мешать, чтобы сплющило наутро. Я потёр лицо руками, чтобы хоть немного отпустило — и внезапно обнаружил, что на ладонях-то кровь. Это обо что я так расцарапался, интересно? Не о поручень же, он круглый... а вот о раму окна, когда автобус влево мотнуло, мог запросто. А там много ли надо, чтобы кожу содрать — болт какой-нибудь недокрученный или заусенец на металле... О, точно, вот она, ссадина, слева над виском. Скорее всего, сначала к ней волосы прилипли, а сейчас я их стронул, кровь и потекла. И остановить-то нечем, ни платка с собой, ни косынки, хоть рукавом прижимай... и, видимо, им и придётся. Рубашку жалко, конечно, а что делать; может, отстирается потом.       — ...и обработать как следует, — прозвучало прямо над головой. Это Гаева матушка подошла — я даже не услышал, как — и теперь говорила мне что-то... пожалуй, уже некоторое время. Я даже не сразу понял, чего она от меня хочет — и не переспросишь же, иначе придётся сказать, что начало прослушал, а это невежливо всё-таки. А, чтобы я пошёл с ней в её больницу, и она там обработает мне ссадину. Вполне логичное предложение; но я сначала было отказался, даже не знаю, почему. А потом подумал — а почему нет-то? Всяко потом будет удобнее идти до дома, чем с этой дурацкой ссадиной, готовой каждую минуту кровью потечь. Тем более что больница — вот она, под её стеной наш автобус и застрял. В общем, поднялся я на ноги и позволил Гаевой матушке себя увести. Она меня даже за руку уцепила — для надёжности, наверно, чтобы уж точно не сбежал. Пожалуй, смешно... интересно, а как бы она себя повела, если бы узнала, что я — это я? А впрочем, неважно, проверять это я точно не буду.       ...А кабинет у неё оказался изрядно поменьше, чем у Андро. Во-первых — капсулы нет. Только койка у стены, стол с монитором и два стула. И шкафы до потолка — металлические, по-моему, и не очень ровно покрашены в белый цвет. Ну мало ли, может, ей своя капсула в кабинете и не нужна — это же нормальная больница, тут наверняка целое диагностическое отделение есть. Но всё равно, как-то оно выглядит... бедно, что ли. Хотя Андро вообще-то в Трущобах работает, особо богатого оснащения от его кабинета вроде бы не ждёшь... а вот поди ж ты, выходит, что он-то получше вложился, чем в этой больнице. Удивительно даже.       Гаева матушка указала мне на один из стульев, сбоку от стола, и я туда послушно сел. А дальше позволил повернуть мне голову так, как удобно для обработки, и не очень-то вникал, что со мной делают. Старался только не очень дёргаться от всяких холодных или жгучих прикосновений. С удовольствием бы и не слушал, что мне говорят — голова болела всё-таки, а голос у Гаевой матушки был громкий и резкий, как будто она командовать привыкла. Но не решился, а то отвечу невпопад на какой-нибудь вопрос, да и выдам себя невзначай, мало ли. Впрочем, она пока ни о чём и не спрашивала — довольно долго и осторожно отмачивала влипшие в рану волосы, попросила разрешения даже срезать пару прядей (ой, как будто мне жалко), потом вооружилась пинцетом и что-то из моей ссадины доставала, наверно, хлопья старой краски с рамы окна, а потом аккуратно, лопаточкой, нанесла биоклей, уж его-то запах я ни с чем не спутаю. У меня тоже в аптечке есть такой пузырёк, Андро посоветовал; и пару раз действительно пригождалось. Только никакими лопаточками я, понятное дело, не пользуюсь — промыл рану, встряхнул да налил, а что оно неровно застынет — да ну и ладно, не до красот.       — Ну вот, почти всё в порядке, надо только подождать, чтобы клей застыл, — сказала Гаева матушка над моей головой. И — цок-цок каблуками — отошла в дальний угол кабинета. Щёлкнул крышкой и негромко загудел утилизатор, потом зашумела вода в раковине, потом стукнула дверца шкафа... видимо, скоро меня отпустят. Ну и отлично, хватит с меня приключений. И голова почти прошла, так что спокойно дойду домой, тоже ведь хорошо.       — А я ведь тебя так и не поблагодарила, уважаемый, — Гаева матушка снова подошла и села к столу почти напротив меня. Я старательно сделал вежливое лицо и хотел было сказать, что не стоит благодарности и всё такое, но вклиниться не успел. — Если бы не твоя быстрая реакция, я бы упала в этом автобусе. И сильно ушиблась бы, скорее всего. Знаешь, у меня есть сын... — и вот тут я чуть не ляпнул: «Знаю», едва успел язык прикусить, — ...и он меня всегда ругает за то, что я слишком рано встаю с сиденья, говорит — подожди остановки, а вдруг тряхнёт, ты свалишься. Ну вот, теперь я ему скажу, что он был прав. И что если бы не один молодой человек из Трущоб... я ведь не ошиблась, ты оттуда, уважаемый? Нет-нет, не двигай пока головой! — кивнуть мне не дали, пришлось ограничиться невнятным: «Угу». — Но вообще-то я очень рано езжу на работу, в это время на улицах всегда спокойно... кто же знал, что этот несчастный будет так гнать машину. Может, конечно, у него были причины торопиться... — она вздохнула и замолчала, да и мне было нечего сказать. Мы посидели так, наверное, с минуту, потом она встала и осторожно потрогала плёночку клея на моём виске.       — Ну... в целом, застыло, — в голосе была некоторая неуверенность. — Но часа три всё-таки стоит соблюдать осторожность. А лучше все четыре.       — Я знаю, ага. Спасибо огромное, уважаемая, — я встал со стула. Теперь бы сбежать аккуратно... не будет же она меня ещё задерживать, зачем бы, всё вроде сделано. — Я пойду, можно? Спасибо ещё раз, ты... — я хотел сказать что-нибудь вроде «очень помогла», но сам себя прервал — если хочешь побыстрее уйти, затягивать разговор как-то глупо.       — Что ты, меня совершенно не за что благодарить, это ведь такая мелочь, — Гаева матушка снова села за стол и теперь смотрела на меня немного снизу. — Это скорее я теперь у тебя в долгу... И мы ведь так и не познакомились, это же невежливо с моей стороны; я Эллет, а ты?       Оп-па... ну вот, попал. И ведь только понадеялся, что всё, выкрутился... И что делать? Соврать, назвать чужое имя? И все имена-то, как назло, из головы повыскакивали, вообще пустота полная... ну хоть бы кто-нибудь вспомнился! Угу, подумал это — и внезапно перед глазами очень чётко всплыло лицо Минка, серьёзное и сосредоточенное, как недавно в информере... вспомнился, ага, действительно хоть кто-нибудь. Но не представляться же его именем, в самом деле, глупо это. Сбежать, не назвавшись? Но она наверняка расскажет о произошедшем Гаю, и он всё равно догадается, что это был я, что-нибудь себе непременно надумает, и...       — Рики, — выпалил я на выдохе. Несколько мгновений наблюдал, как меняется её выражение лица, а потом быстро вышел из кабинета.       Хорошо, что дверь на улицу была совсем рядом — только вестибюль пересечь, и всё. Мне почему-то казалось, что Гаева матушка бросится за мной, как только стряхнёт с себя оторопь, поэтому самым очевидным путём — по дорожке наискосок от корпуса к остановке, через прозрачный скверик — я не пошёл. А сразу после стеклянных дверей подъезда нырнул впритирку к стене и свернул за угол. И не направо, к дороге, а влево, под самыми окнами, через чахлые кусты палисадника. Обошёл здание больницы, оказавшееся изрядно длинным, и только после этого выглянул на дорогу из-за ёлки, которая так удачно приткнулась на самом углу. Причём выглянул очень осторожно, чтобы никому на глаза не попадаться — а то почти рассвело уже, народ на улице появился, и напороться на расспросы, от кого это я тут прячусь и что высматриваю, мне совершенно не хотелось. И правильно осторожничал — на тротуаре, около криво стоявшего поперёк клумбы автобуса, уже собралось человек десять. И водитель автобуса тоже был там, что-то рассказывал, активно жестикулируя, и если бы я прошёл мимо, он наверняка бы меня узнал. А вокруг разбитой машины уже ходили полицейские, и пока я смотрел, дважды мелькнула фотовспышка. Н-да, пожалуй, тут мне совершенно точно больше нечего делать. Я выбрался из ёлки и пошёл напрямик через квартал в сторону Трущоб.       ...Эллет. Красивое имя. И не очень-то похоже на цересское.       Хм, слушайте, так может, она на самом деле и не цересси вовсе? И никакой продажи по суду не было? Просто она раньше жила... ну, например, в Эосе. Там же не только одни элои и их слуги, обычные люди тоже попадаются наверняка, надо же кому-то в лавках и забегаловках работать и улицы убирать. И больница там, кстати, есть, неподалёку от верхней станции вагончика, я на карте видел. Так что Гаева матушка вполне могла там работать. А потом перевелась зачем-то в Церес. А Гай знает только то, что она ему рассказала — и это совершенно не обязательно полностью правда. Может, там и отца-элои нет... хотя мне почему-то кажется, что вот он-то как раз есть, тут она не соврала. А вот в остальном... В общем, выходит, что я нашёл себе очередную загадку. Вот только отгадать её возможности никакой — не соваться же в ту эосскую больницу с расспросами. Проще уж отыскать моего призрака и спросить, что он имел в виду, когда говорил — мол, «ты её не видел». Или у Андро поинтересоваться, не слышал ли он чего-нибудь про женщину-медика по имени Эллет. Правда, почему-то мне кажется, что ни там, ни там ничего не получится выяснить; а призрака ещё поди найди... Вот ведь ситуация... правда, хоть едь в ту больницу. Хотя... а почему бы и нет? Поехать, вроде как в поисках подработки, что-нибудь им там погрузить-разгрузить, эта работа всегда есть, заодно и поболтать с каким-нибудь уборщиком, они всегда многое знают. Может, и поеду. Если недели за две любопытство не уляжется.       ...Гай позвонил ближе к вечеру, я как раз успел в прачечную сбегать и уже на работу начал собираться. И хорошо, что так — потому что я успел ещё раз обдумать всё произошедшее и даже возможные последствия прикинул. И решил уже, что именно буду Гаю говорить. Нет, не правду — хоть врать я и не люблю, но правда сейчас выйдет боком, это очень хорошо ощущается. Каким именно боком — а вот тут не знаю; может быть, очередной вспышкой ревности к призраку. Или ещё чем-нибудь, что вполне может добить наши и так не самые гладкие отношения. В общем, придумал я, как буду выкручиваться. И даже выражение лица перед зеркалом отрепетировал... правда, чувствовал себя при этом глупо до невозможности. Ладно, чего не сделаешь ради... вот знать бы ещё, ради чего.       — Рики, ты зачем... — начал было Гай, но сразу же прервался и нахмурился — видимо, понял, что как-то не с того зашёл. — Эээ, здравствуй, в общем. Ты ведь был утром в Цересе, да?       — Здравствуй, — сказал я. — Да, был, а откуда ты знаешь? Только не утром, а ночью. Тут кое-какая доставка была, я и вписался в грузчики. Обратно, правда, своим ходом ехать пришлось.       — А обратно ты ехал всё-таки уже утром, да? На автобусе? Верно? — он улыбнулся, хоть и немного напряжённо. — И был в чёрной куртке, да?       — Ну да, был. В смысле в куртке, — я кивнул и тоже улыбнулся. — И да, ближе к утру и на автобусе. Прямо у твоего дома сел. Так откуда ты всё это знаешь? Видел меня, что ли?       — Не-а, не видел, — Гай, похоже, был уже близок к тому, чтобы рассмеяться. — И как, хорошо доехал?       — Ага, просто отлично, — я старательно изобразил досаду. — Какой-то дурак вздумал гнать по улице на машине, подрезал автобус, мы чуть не вписались в угол дома, я тётку-попутчицу ловил по всему салону, чтоб она ноги себе не переломала... Да ещё треснулся виском об оконную раму, до сих пор голова гудит. И домой в результате пришлось пешком с полдороги топать. В общем, замечательно доехал, никому таких поездок не пожелаю... А чего ты ржёшь, что тут... — я хотел спросить: «Что тут смешного?», но Гай перебил меня, не дав договорить:       — Ага, и это всё я тоже знаю, — и продолжил сразу же: — То есть за моей матерью ты не следил, просто совпало так?       — В смысле я следил за твоей матерью? — надеюсь, лицо у меня получилось правильное, то есть охреневшее донельзя. — Это чего... Погоди, это она, что ли, была в автобусе? Тётка на каблуках?       — Она, она, кто же ещё, — Гай недовольно поморщился. — Думаешь, откуда я знаю и про аварию, и про то, как ты домой ехал? Правда, она уверена, что ты за ней именно что следил... хотя, по-моему, это глупо. Что бы ты узнал из этой слежки, адрес больницы? Впрочем, переубеждать я её не буду, бесполезно.       — Не, я даже о ней не подумал... ну, что могу её встретить, — я внутренне выдохнул — похоже, враньё сошло нормально. Но про слежку она, конечно, мощно задвинула, ничего не скажешь. Выходит, есть что скрывать? — Вот на ваши окна смотрел, было такое дело, может, она и заметила. Даже подумал тебя у подъезда подождать... но не стал, не договаривались же.       — Правильно не стал, я на работе дежурил, — Гай улыбнулся снова... и, похоже, даже обрадовался тому, что только что услышал. — Хотя да, что-то мы с тобой давно не виделись. Слушай, а давай поедем куда-нибудь? Да хоть просто в горах погуляем, а то я уже город видеть не могу. Вроде тепло уже более-менее, не замёрзнем... Ты как?       — Я с удовольствием, — сказал я. Хотя назвать то, что творится с погодой, словом «тепло» у меня бы язык повернулся с трудом. Ладно, отолью на работе спирта во флягу, тогда, может, действительно не замёрзнем... хотя кто-то тут опрометчиво хотел завязывать с выпивкой. — А когда?       — Да хоть в эти выходные, — Гай пожал плечами. — В субботу, например, чего дольше тянуть. Нормально же?       — Нормально, ага, — кивнул я, хотя именно в субботу хотел взять двойную смену — за среду, в которую мы с Метой собирались ехать в Мидас. Ладно, ничего, придумаю что-нибудь.       — Отлично, тогда с меня план прогулки, — Гай коротко рассмеялся. — И вкусное что-нибудь. Я ближе к выходным позвоню, скажу, где нам лучше встретиться. И... вот ещё что, — он оглянулся и немного понизил голос. — Рики, спасибо тебе. За то, что ловил мою мать по всему автобусу и не дал ей грохнуться. А то она бы действительно себе что-нибудь сломала. Каблуки же ещё эти... сколько раз говорил, что опасно, а толку. В общем, спасибо, правда. А про слежку — забудь, ерунда это всё. Ты ведь не обиделся?       — Да нет, скорее удивился, — ответил я... и вдруг понял, что почему-то жутко устал от этого разговора. Всё-таки утомительное это дело — держать лицо. — Она тебе скандал устроила, да?       — Конечно, — Гай снова рассмеялся. — Даже два, по информеру и потом дома. А я повёлся и чуть не устроил скандал тебе. Хорошо, остановился вовремя. Ладно, пойду... до встречи?       Ну, и попрощались на этом. И мне от себя самого, честно говоря, мерзко стало — от вранья, от того, как я ответ Гаю репетировал... всё-таки это всё уже слишком, нельзя так. Чуть не позвонил ему ещё раз — чтобы признаться, что не было у меня на самом деле никакой подработки, что я специально к их дому приехал... и что да, вышло так, что следил за его матерью. Но не позвонил всё-таки, удержался. Потому что... ну вот спросит он, зачем я всё это делал. И что я скажу? Что призрак посоветовал? Отлично получится, прямо лучше некуда. Тем более что ничего умного из этой слежки не вышло. Потому что я так и не понял, что должен был увидеть. Ну, её имя теперь знаю. И действительно, адрес и номер больницы, где она работает. И что?       В общем, постоял я перед информером, посмотрел на него... а потом собрался и пошёл на работу. Точнее, сначала к Итиро в типографию — попробовать всё-таки выяснить, откуда у меня взялись две сотни и кому их теперь возвращать. Конечно, очень хочется себе оставить... а если кто вдруг спросит, сказать, что не-не, ничего такого в сумке не находил. Но... нет уж, вранья в последнее время было достаточно, хватит с меня, пожалуй. И так удачи в жизни никакой, а обман её отпугивает... ну, то есть так Лато говорит, а я ему в подобных вещах верю. Да и муторно это всё — запоминать, кому что сказал, угадывать, соврали ли тебе, а если соврали, то как оно на самом деле. Вот тот же Гай мне сегодня явно неправды насыпал три ведра... а впрочем, ладно, что уж, оба хороши.