Семья Нара

      Темари слышала это от Цунаде, от всех вокруг, объясняющих Сакуре пьяным голосом: «Мужчины никогда, на самом деле, не вырастают. Они просто учатся, как вести себя на публике».       И Темари не поверила в это, потому что у Шикамару есть непростительная, порой очаровательная детская сторона, но он, без сомнения, очень зрелый.       Она даже может утверждать, что её муж — самый зрелый мужчина в ее жизни, хотя бы потому, что Канкуро — безнадежное дело, Гаара — эмоционально отсталый, а Шикадаю всего два года.       Она размышляла про себя, наблюдая за тем, как он и Шикадай листают вместе книгу. Темари думала, что Шикамару действительно очень зрелый и всегда был таким, поэтому Цунаде, должно быть, ошибалась. Ему присуще чувство мудрости, которое отличает его от других мужчин, с которыми близка девушка.       В отличие от Канкуро, её муж не забывает выключить плиту или, если уж на то пошло, то, что находится на ней, — сгорает. Один раз — несчастный случай, Канкуро, но два раза и три…       В отличие от Сая, её муж не расстраивается из-за постоянных вопросов сына, а они многочисленны и регулярны; с того момента, как Шикадай овладел умением говорить, он, похоже, решил использовать его до изнеможения.       В отличие от Наруто, ее муж, похоже, не сбит с толку представлением об отцовстве и тем, что от него ожидается. Шикамару дома, когда нужно, и работает, когда нужно, и, как правило, это именно то, что нужно.       В отличие от Гаары, на лице её мужа не отражается страдание, когда Шикадай плачет, как если бы ребенок был таинственным демоном, которого невозможно понять. Шикамару может успокаивать его большую часть времени и никогда не суетится.       Нет, Шикамару воспринимает всё спокойно. Он всё разрешает, он всё предсказывает, и это способствует относительно мирной жизни (со стороны мужа, во всяком случае. Темари — другая история). Его моменты ребячества тщательно контролируются и показываются только перед ней и Шикадаем — будь то беспомощное хихиканье над тем, что сделал Наруто, или драматичный вздох, когда ему говорят, чтобы он поднял свою ленивую задницу с постели, или его упрямая настойчивость — что на улице холодно, и он останется там, где находится; и если ей не нравится обниматься, она может подвинуться, потому что Шикадай с радостью займет её место.       И поэтому Темари согласилась с предположением, что Цунаде была неправа, и некоторые мужчины были совершенно зрелыми и не склонными к странным причудливым полётам фантазии.       До утки.       Шикамару пообещал Шикадаю новую игрушку, если он съест весь свой ужин (Темари, узнав, чуть не начала рвать и метать, потому что детей не подкупают, вы говорите им, что делать, и они слушают или бывают наказаны, вот так), и сын решил, что хочет утку для объятий.       По какой-то причине Шикадай выбрал утку своим любимым животным.       Темари не была уверена, это потому, что ему нравился звук, который они издают, или потому, что они просто сидели, ничего не делая, целый день, безмятежно плавая по рекам, или потому, что ему нравилось, как она поднимала голову и смотрела каждый раз, когда он проходил мимо, бормоча что-то себе под нос.       После спора о взяточничестве и воспитании детей, она стояла рядом с Шикамару в магазине игрушек, с нетерпением ожидая, когда муж купит глупую пушистую белую утку, чтобы они могли отправиться дальше. У нее были дела, а он был необычайно нерешительным.       — Они все выглядят одинаково, — в конце концов, рявкнула Темари. — Просто выбери одну.       — Уже, — ответил он. — Я думаю не об утке.       — Тогда почему, — спросила она с раздражением, — мы всё ещё стоим здесь?       — Остался только один, — его голос прозвучал немного жалобно.       — Около дюжины уток, о чём ты?       — Олень, — сказал он. — Остался только один.       — И? — конечно же, среди бесконечных рядов уток, плюшевых медведей и лягушек на полках сидел один плюшевый олень.       — Ему будет одиноко, — Шикамару посмотрел на неё обеспокоенными тёмными глазами. — Олени живут в стадах.       — Ты… серьёзно? Это мягкая игрушка.       Он немного дернулся под её пристальным взглядом.       — Мы не можем просто оставить его одного.       Она на мгновение закрыла глаза, набираясь терпения.       — Шикамару. Ты взрослый мужчина. Перестань вести себя нелепо. Просто возьми утку и пойдем.       Вопреки распространенному мнению, Шикадай получил умоляющие щенячьи глазки от своего отца.       И на их кровати сидел плюшевый олень, когда Темари вошла в их спальню.       — Ты..?       — Он был одинок, Темари, — защищался Шикамару, умоляюще смотря большими глазами.       Она положила руку на глаза, мысленно считая до десяти. Это было правдой, Цунаде была права. Все мужчины были просто гигантскими младенцами, маскирующимися под взрослых.       — Он дружелюбный, — добавил Шикамару, как будто ему нужно было продать ей эту идею.       — Он неодушевленный предмет, Шикамару.       — Однако он дружелюбен, — Шикадай подошел к ней сзади, утка крепко прижималась к его груди. — Так что ты не можешь заставить его уйти, — он сел у подножия кровати, уставившись на мать сверху вниз, спиной к оленю.       Темари посмотрела на своих двух мальчиков — одного, держащего утку, с упрямым видом, а другого со скрещенными руками и безнадёжным умоляющим надутым лицом (оба — несерьёзные, незрелые идиоты), — и вздохнула.       — Хорошо, ладно. Без разницы.       Шикамару оживился, и она захотела ударить своё лицо (или его) о стену.       Удовлетворённый Шикадай один раз кивнул и вышел из комнаты, успешно защитив нового друга своего отца.       — Оу, но он очаровательный, — вздохнула Ино, когда Шикадай гордо представил оленя, держа его над головой, а утку между лодыжек.       — Это нелепо, — отрезала Темари. — Прямо за дверью у нас миллион настоящих оленей, зачем нам ещё один фальшивый на нашей кровати?       — Я думаю, что это мило, — сказала Ино, поднимая Шикадая на колени, чтобы лучше осмотреть его нового друга. Олень был рыжевато-коричневого цвета с крошечными рогами и большими чёрными глазами. — Что плохого в том, что мужчины могут отождествлять себя со своими детьми? Каждый должен хранить немного своей невинности. Это не плохо.       Она погладила оленя, и Шикадай улыбнулся ей, довольный её симпатией.       — Сай любит собирать цветы.       — Саске коллекционирует маленькие кошачьи украшения, о которых, он думает, я не знаю, — услужливо добавила Сакура. — Это совершенно нормально.       — Игрушки для детей, — твердо сказала Темари.       — О, не будь столь благоразумной, — Ино закатила глаза. — Ты должна быть счастлива. Шикамару милашка. Если он так привязан к пушистому оленю, представь, как он должен относиться к тебе и Шикадаю.       — Мы стадо, — добавил Шикадай, слегка покачивая оленя, заставляя его кивнуть головой. Мальчик оставил колени Ино, чтобы подобрать утку, и выбежал из комнаты, издавая громкие звуки.       — Ему просто нравятся олени, потому что он мужчина, и он чувствует необходимость проецировать свои покровительственные чувства роли мужчины на что-то, а ты всегда их отвергаешь, — сказал Сакура голосом, который звучал и обоснованно, и осуждающе.       — Ты предполагаешь, что ему нужен пушистый игрушечный олень для объятий, потому что он такой мужественный? — Темари подняла бровь.       — Темари, оставь его в покое, — вздохнула Ино. — Не важно почему. Просто позволь ему.       Шикадай прошел мимо, всё ещё громко крякая.       — По крайней мере, олени не шумят, — прошептала себе под нос Сакура, едва не оглохнув от вопля Шикадая.       — Шикадай, — отрезала Темари, — заткни утку.       — Тебе обязательно так свирепо смотреть на него? — со вздохом спросил Шикамару, пока Темари стояла у изножья кровати, скрестив руки на груди и глядя на оленя. Он сидел на подушке Шикамару, где муж обычно оставлял его на день, если только Шикадай не похищал игрушку.       — Он может остаться в комнате Шикадая. С его другими игрушками.       — Но он мой, — во взгляде Шикамару появился ужас. Он притянул к себе оленя. — Он не принадлежит комнате Шикадая.       — Это действительно имеет значение?       — Да, — Шикамару стал изучать оленя. — У меня был такой же олень, когда я был маленьким. Просто приятно иметь ещё одного. Пробуждает хорошие воспоминания.       Темари закатила глаза.       — Он может пробуждать хорошие воспоминания из комнаты Шикадая.       — Просто обними его, — настаивал Шикамару, толкая оленя к ней.       Она взяла его со вздохом.       — Всё?       — Нет, правильно. Или ты сделаешь ему больно.       Желание оторвать его голову росло с каждой секундой.       — Зачем?       — Пока ты росла, у тебя никогда не было игрушек? У тебя никогда не было игрушки, которую ты носила повсюду?       Когда она просто безучастно посмотрела на него, его челюсть чуть не отпала.       — Темари? Я ненавижу эту пустыню.       — Ты не можешь винить пустыню в моём дерьмовом детстве, — Темари закатила глаза и бросила в него оленя. — Это не имеет большого значения.       Он поймал его.       — Нет, это не так.       — Да, это так, — огрызнулась она, раздражение нарастало.       — Это не так, — настаивал он. — Тебе нужен олень, чтобы обниматься.       — У меня есть ты! — она взревела, внезапно вспыхнув гневом.       Он сделал шаг назад.       — У меня есть ты, безмозглый идиот, и Шикадай, сколько, черт возьми, оленей, ты думаешь, мне нужно? Вы моё проклятое стадо, окей? И я не одинока, потому что получила тебя! Мне не нужна глупая игрушка, в моей жизни есть настоящие люди, — она хотела задушить его. С тех пор, как они поженились, частота таких импульсов снизилась, но теперь желание вернулось в полной силе. — Ты можешь повзрослеть и посадить этого тупого оленя в другое место и сосредоточить своё внимание на вещах, которые действительно имеют значение, а не на твоих идиотских детских фантазиях!       Шикамару тихо стоял, принимая основной удар её словесной атаки. Он ждал.       — Ты закончила?       — Нет, — огрызнулась она. Затем девушка сделала паузу, внезапно осознав, что у нее больше не было доводов — не то чтобы она хотела спорить, в первую очередь это был внезапный всплеск эмоций, логически необоснованный. — Хорошо, да, я закончила!       С расстроенным, сдавленным вскриком, чтобы не напугать Шикадая, Темари повернулась на своих пятках и выбежала из комнаты. Её резкие шаги было хорошо слышно.       Шикамару двинулся вслед за ней, остановился, передумал и повернулся, чтобы положить оленя на подушку, легонько похлопав его по голове, прежде чем покинуть комнату.       — Темари, — он пытался не повышать свой голос. — Где ты?       Парень не ожидал ответа и не получил его. Шикамару пошел к задней двери, потому что она обычно выскакивала прямо из дома, когда не знала, как закончить спор.       Конечно же, девушка стояла на краю крыльца, глядя на звёзды и скрестив руки.       — Темари? — он подошел осторожно. Она не повернулась к нему лицом. — Я положу его в комнату Шикадая, если он тебя беспокоит.       Она громко выдохнула.       — Нет. Всё хорошо. Он твой.       — Ты злишься, потому что не понимаешь, почему он мне так нравится, и тебя беспокоит, что ты не можешь понять это?       Она посмотрела на него.       — Ты упустила, — тихо сказал Шикамару, — многие вещи, которые я воспринимал как должное. И одной из таких вещей было детство с родителями, которые очень любили тебя. Семьи держатся вместе. Вот и всё. И я увидел этого оленя одного, а у нас достаточно любви, чтобы поделиться, я просто… не хотел, чтобы он был одинок. Я знаю, что он ненастоящий, но ты меня знаешь? Я привязываюсь к вещам, к которым действительно не следует, — он провел пальцем по её щеке. — Я люблю тебя. Больше, чем любого оленя.       Она вздохнула.       — Почему ты всегда должен это делать?       — Что делать?       — Быть милым всё время. Терпеть меня. Просто… быть правым во всём.       Он улыбнулся.       — Так почему же, как ты думаешь, Шикадай так любит свою утку?       — Потому что дети будут привязываться к чему угодно. Не всегда есть смысл, вот каковы дети.       — Дети вырастают во взрослых, — сказал Шикамару. — И мы всё ещё связаны с чем-либо.       — Или, может быть, мальчики никогда не вырастают из того возраста, когда хотят спать с утками и оленями.       — Или, может быть, всё так в глубине души. У Ино всё ещё есть одеяло, подаренное родителями, когда ей было около шести лет. У Сакуры много плюшевых мишек. Это не просто игрушки. Это просто… — Шикамару задумался на мгновение, прежде чем продолжить. — Это просто практика о том, как любить. Это человеческая природа.       — Человеческая природа — думать, что мягкая игрушка одинока, — прорычала она, всё ещё слегка раздражённая. Девушка просто не видела смысла. Незачем формировать привязанность к неодушевлённому предмету. Это было тем, что раздражало её больше всего — Темари не могла понять логику. И Шикамару, обычно воплощающий логику и стратегию, не мог ей это объяснить.       — Тебе не нужно это понимать, — пробормотал Шикамару, осмеливаясь обнять ее и положить подбородок ей на плечо. — Не всё можно объяснить. Во всяком случае, не все важные вещи.       — Назовите одну важную вещь, которую невозможно объяснить.       Он даже не колебался.       — Почему мы влюбились?       Темари навещала своих братьев каждые несколько месяцев, хотя с момента рождения Шикадая эти посещения стали ещё реже. Он побывал там с ней раньше и остался дома. На этот раз девушка позволила ему выбрать.       — Я останусь дома, — сказал Шикадай, заставляя утку прыгать на полу, где он сидел. — Там слишком жарко. Утки не любят жару, — мальчик взял оленя с постели, решив, что он и его утка — лучшие друзья, и задумчиво посмотрел на нее. — Оленям нравится песок?       Темари пожала плечами.       — Я не знаю.       Шикадай протянул руку, чтобы приблизить к ней друга.       — Разве тебе не будет одиноко одной?       Шикамару посмотрел на оленя, затем на Темари с легкой улыбкой. Она прищурилась.       — Возьми оленя в Суну, — сказал Шикамару, светясь. — Ему понравится.       — Сделай фотографии, — добавил Шикадай. — Так мы узнаем, что он веселился.       — Вы издеваетесь, да? — спросила Темари. — Я не потащу эту штуку до самой Суны.       — Он часть твоего стада, — усмехнулся Шикамару.       Темари понизила голос до тихого шепота: «Я не рожала оленя».       Канкуро был там, чтобы встретить Темари у ворот в Суну. Она ожидала, что Гаара будет работать, поэтому видеть только одного брата было неудивительно. Канкуро слегка наклонил голову, изучая оленя, который высовывался из верхней части её сумки.       — Кто твой друг?       — Даже не спрашивай, — твердо сказала Темари, проходя мимо него. — Мои мальчики оба дети, судя по всему.       Канкуро последовал за ней, скрывая улыбку, пока они не оказались внутри особняка Казекаге, и девушка не протопала в свою комнату.       — Как его зовут? — Канкуро спросил, как будто в этом не было ничего странного. Он пощекотал голову игрушки. — Он милый.       — У него нет имени, — проворчала Темари, бросая оленя и её сумку на пол.       Мгновенно парень наклонился, чтобы поднять друга Шикадая, отряхнуть его и посадить на кровать.       — Что это с мужчинами и с желанием посадить пушистых животных туда, где я пытаюсь спать? — Темари задумалась.       — О, Темари, не будь злой с ним, — Канкуро посмотрел на маленького коричневого оленя. — Ты расстроишь его.       — Пожалуйста, прекратите антропоморфизировать его, он просто мягкая игрушка.       — Разве ты не должна быть более толерантной, теперь, когда ты мама? — Канкуро нахмурился. — Будь добрее.       — Я буду добрее, когда вы перестанете вести себя как полные придурки.       Когда Гаара пришёл домой, они всё ещё были в комнате Темари, споря. Парень тихо стоял в дверях, пока эти двое не остановились, чтобы перевести дыхание, прежде чем сказать: «Привет, Темари».       — Ой. Привет, Гаара, — Темари бросила взгляд на своего старшего брата, затем повернулась и улыбнулась младшему. — Как ты?       — Я в порядке, — он оглядел комнату. Его взгляд упал на нового друга, и выражение его лица стало светлее. — У тебя есть олень?       — Это Шикамару.       — Он мне нравится.       — Шикамару или олень?       — Ну, оба, — пояснил Гаара, протягивая руку, чтобы погладить мех оленя. — Привет, малыш. Добро пожаловать в Суну.       Темари закатила глаза так сильно, что чуть не потеряла сознание.       Позже вечером, когда Темари и Канкуро растянулись на диване, доедая пиццу, которую заказали на ужин, Гаара застенчиво появился, чтобы посидеть с ними, пряча оленя под одной рукой и его старого, довольно избитого плюшевого медведя под другой.       Парень сел рядом с Темари, опустив глаза на колени, и молча передал ей оленя, теребя своего мишку.       — Он всё ещё у тебя? — спросила Темари, ошеломлённая. — Я думала, ты избавился от него много лет назад.       — Зачем мне от него избавляться? — Гаара моргнул, выглядя озадаченным. — Он мой друг.       — Все мои мальчики безумны, — прошептала Темари сама себе, настигнутая внезапным осознанием. — Все четверо.       — Хорошо, меня не исключают, — объявил Канкуро, вставая и выходя. — Я достаю Блэки.       Блэки был маленькой, относительно несмертельной марионеткой, которую он сделал в детстве. Она была с ним на протяжении большей части его детства. Канкуро торжествующе вернулся, держа марионетку, чтобы его брат и сестра увидели. — Помнишь его, Темари?       — Да, — вздохнула она, откидывая голову назад и глядя в потолок. Когда жизнь стала такой странной?       — Раньше я думал об этом, когда был младше, — сказал Гаара, и у Темари зародилось чувство страха в её животе. Он использовал свой меланхоличный голос, и она знала, что парень собирается сказать что-то душераздирающее и сладкое, а сама девушка будет выглядеть как чудовище из-за раздражения.       Так всегда бывало. Гаара был чемпионом по эмоциональным манипуляциям, даже не стараясь.       — Я хотел иногда играть с тобой и Канкуро, — продолжил он, блаженно не зная, что его сестра мысленно проклинает его. — Раньше я притворялся, потому что мы никогда особо не играли вместе…       Канкуро широко улыбнулся.       — Мы всё ещё можем играть сейчас. Ничто не мешает нам.       Достоинство Темари, спасибо большое.       К её бесконечному облегчению, Гаара покачал головой.       — Всё нормально. Я доволен тем, что мы имеем сейчас, — без предупреждения он подошел ближе, прислонившись к Темари. Он настойчиво подтолкнул локтем её плечо.       — Что? — спросила она.       — Я хочу… — Гаара замолчал, вместо этого возясь, пока не поднял её руку, не положил её себе на плечи и снова не прижался к ней. Он аккуратно подтащил своего медведя к себе на колени. — Я всегда хотел сделать это.       Канкуро, чтобы не отставать, обнял их под другой рукой Темари.       Она вздохнула, закрыв глаза.       — Вы оба идиоты, — девушка посмотрела вниз, почувствовав движение Гаары.       Он подталкивал своего плюшевого медведя к оленю. Похоже, они обнимались. И Темари так сильно хотела, чтобы это её раздражало, но это был Гаара, и ладно… Она снова вздохнула, менее раздражённая и более смиренная.       Она крепче обняла Гаару, и брат охотно прижался к ней.       Поскольку Канкуро быстро извлёк выгоду из стеснённого положения Темари, он отправил фотографию Шикамару ещё до того, как она покинула Суну, поэтому к тому времени, когда девушка вернулась домой, муж с гордостью добавил её в коллекцию, которую хранят в своей спальне.       Она была увековечена с закатанными глазами, держа оленя, в то время как Канкуро широко улыбался, его глаза были морщинистыми, и Блэки вырисовывался на его плече, а милая улыбка и румянец на щеках Гаары были почти спрятаны за его медведем.       И если кто-нибудь спросит, нет, это не была её любимая фотография её братьев.       Дело не в зрелости, поняла она, когда вернулась домой. (Хотя Цунаде была права, мужчины никогда не взрослеют, но это нормально, потому что Шикамару может притворяться, а это достаточно хорошо).       Дело в невинности.       Дело во времени, когда жизнь была проще и легче. Это всё, что удерживал Шикамару; напоминание об удовольствиях и любви детства. Когда он засыпал с оленем на шее и руками вокруг Темари, это потому, что сохранение этого заставляет его чувствовать себя в безопасности. Это потому, что олень — это то, что никогда не ответит, не выдаст секрет или не потребует чего-либо. Это просто физическое проявление любви и спокойствия.       Это потому, что игрушки не расставляли ловушки человеческих отношений, не приносили борьбу, предательство и сбивающие с толку эмоции. Они просто существовали, способные поглотить всю растерянность и эмоциональную суматоху во время взросления.       Это было то же самое утешение, которое Темари получила, держа её веер, решила она. Это давало ощущение силы, ощущение защищённости. Ощущение, что ты не такой одинокий всё время, потому что даже те, кто окружен друзьями и семьёй, иногда могут быть одиноки.       Потому что маленький плюшевый олень неизменный и никогда не откажется проводить время с вами, никогда не заставит вас чувствовать себя неважно или давать совет, когда всё, что вы хотели, чтобы кто-то вас выслушал.       И человеческая природа заключается в том, чтобы формировать привязанность к вещам, присваивать вещам эмоции и имена, а также уровень собственничества. Приятно знать, что ты всё ещё можешь чувствовать, ты всё ещё можешь заботиться о чём-то и быть тем, о ком заботятся. Это были ворота в выражение эмоций.       На следующее утро, когда она легла спать, то осторожно положила оленя на подушку Шикамару, как ему и хотелось.       Муж вошёл в их спальню, только чтобы остановиться. Его олень, как обычно, лежал на подушке, а его жена, как и всегда, читала в постели, но под её рукой был ещё один светлый бледно-песчаный олень.       Она покраснела, как только он посмотрел на неё.       — Мы целый день вне дома, — пробормотала она. — Ему будет одиноко.       Шикамару ничего не сказал.       Темари опустила взгляд, щёки накалились ещё сильнее. Она крепче сжала песчаного оленя.       — Олени живут в стадах.