/YUNGBLUD — mars/
— Мы расстаёмся.Чёрт, это всё-таки произошло.
Уён кусает губы и улыбается, глупо так, по лягушачьи, словно не понимает ничего. Но он понимает, всё к этому и шло. Эти отношения тянули их обоих на дно, причём очень стремительно. Он завяз в Сане слишком сильно, а тому это сперва не мешало, но теперь Уён, кажется, стал совершенно невыносим. Так будет легче обоим. На них смотрят общие друзья, в гробовой тишине, словно не голосили только что от какой-то очередной конченой шутки. Темнота за окном и в общажной комнатушке Минги давят на мозг, мутня сознание красным туманом. Несколько пар глаз совершенно поражённо впиваются взглядами в потерявшего связь с реальностью парня. Кровь бьёт в голове набатом, боль распространяется по телу, сковывая каждую клеточку и лёгкие, резко переставшие функционировать нормально. — Хорошо, — звучит слишком надломленно, словно кто-то со всей силы ударил ему меж рёбер, выбив необходимый парню воздух. Уён мечется взглядом по комнате, кажущейся ещё более тесной чем раньше. Словно стены с постепенно отваливающимися замызганными обоями сейчас рухнут на него, лишая возможности пошевелиться. Хочется забиться в угол, натянуть капюшон до самого подбородка и плакать навзрыд от тошнотворной боли в груди. Но вместо этого, он продолжает кривить губы в улыбке, поднимаясь с пола. — Мне нужно… Отойти, — говорит он, тратя последние крупицы самообладания на составление хотя бы членораздельной фразы, и стремительно идёт на выход, ощущая сочувствующие взгляды друзей, пока дверь не захлопывается за его спиной. Если бы не мерзкий звон в ушах и звучный стук собственного сердца, Уён бы подумал, что попросту оглох, попав в вакуум. Абсолютная тишина общажного коридора в третьем часу ночи — явление такое же редкое, как и любовь в его жизни. В нос ударяет свежий воздух, кто-то забыл закрыть окно, и в голове чуть светлеет. Парень даже не знает, куда ему идти, что делать, но ноги сами несут его в душевую, где между кабинок прячется раковина со сколотым краем. Уён открывает кран и судорожно набирает в ладони воду. Та течёт тонкой струёй, выбешивая парня ожиданием, хотя проходит всего пара секунд. Вспышка непонятной ярости проходит сразу же, стоит ему лишь умыться. Ледяная вода обжигает лицо, но Чон даже внимание на это не обращает. Как и на то, что рукава его худи промокли насквозь, он даже не подумал их подвернуть. Капли медленно стекают по раскалённой коже, вызывая мурашки, и Уёна передёргивает. Омерзительный запах сырости и хлорки душит ещё сильнее. Парень опускает голову и смотрит, как едва поблёскивает вода, понятия не имея, сколько проходит времени. Журчание прекращается слишком внезапно. Чон резко поднимает потерянный взгляд на зеркало напротив и замирает, сжимая раковину так, что пальцы белеют. Лицо Ёсана не видно в полумраке, но Уён почему-то точно знает, что тот сейчас поджимает губы и хмурится, Кан всегда так делает, когда чем-то взволнован или недоволен. Слышится тяжёлый вздох. — Хочешь, я ему вмажу? — Уён хлопает слипшимися от воды ресницами и поворачивается к парню. — Что? — Ну если не хочешь, то ладно, я просто предложил… Но он заслуживает этого, — оба понимают, что нет, винить во всем Сана нет смысла, но Уёну вдруг становится как-то легче дышать. Грудь больше не сдавливает так сильно, и Чон выпрямляется. — Не надо, ну его. Я знал, что так и будет, всё нормально, — он отводит взгляд, глаза постепенно привыкают к темноте. Тёплые пальцы аккуратно зачёсывает мокрую челку Чона назад и начинают массировать голову. Ёсан знает, это всегда успокаивает друга. — Может, пойдём домой? Я сказал Минги, что схожу за тобой, но не думаю, что кто-то будет против, — парни вместе снимают квартирку недалеко от их универа. — Давай быстрее, — бросает Чон и тянет растерявшегося парня за плечо на выход, — мне нужно проветриться. Идти совсем недалеко, а пальто кажется удивительно теплым, особенно, когда мягкая ладонь лежит в горячей руке Ёсана. И их ничего не смущает, парни идут по аллее и смотрят на безоблачное небо, наслаждаясь тишиной. В глазах Кана отражаются звёзды, и Уён понятия не имеет, как умудрялся не замечать их раньше. Те такие очевидные и яркие, и светят, кажется, только ему одному. В глазах Сана всегда был лишь непроглядный мрак, затягивающий Чона в омут своей таинственностью и глубиной. Уён плавно ведёт расфокусированный взгляд по руке старшего вниз и вдруг, поддаваясь секундному порыву, переплетает их пальцы. Ёсан подвисает на пару мгновений, выпрямляясь и вдыхая чуть глубже. Чон с каким-то странным удовлетворением чувствует, как тот сжимает его пальцы крепче, бросая на него неуверенный взгляд. Они стоят посреди сквера и смотрят друг другу в глаза, не проронив ни слова. А те и не нужны, всё и так понятно. За столько лет крепкой дружбы эти двое научились понимать друг друга без всего, по одним только взглядам. Только теперь Уён наконец-то видит в чужих глазах безграничный космос, тот всегда там был, но Чона окутывала тёмная дымка шарма Сана, лишая воли и зрения. Внутри что-то с грохотом переворачивается — осколки разбитого сердца — и воспаряет в груди тысячей синекрылых бабочек. — Давай свалим отсюда на пару дней? — вдруг говорит Уён, не в силах сдерживать улыбки от ещё более растерянного вида Кана. — Куда? Поэтому-то они и дружат, Ёсан никогда не осудит, не скажет, что какая-то очередная идея Уёна — полный бред. Нет, он априори согласен на все его безумные выходки, готов помочь их осуществить. Старший знаком с каждым тараканом в чудной голове друга, принимая того со всеми ними вместе. Уён улыбается совершенно по-идиотски, склоняя голову набок и прищуриваясь. — В Калифорнию, — Ёсан улыбается, нежно так, по-домашнему. Кан просто рад, что его друг не страдает, что он всё ещё тот самый Чон Уён, и никакие расставания не могут его сломать. А ещё, потому что чужие пальцы так трепетно гладят его костяшки. — Ну хотя бы не на Марс, давай, — и они оба знают, что Ёсан полетел бы с младшим на чёртов Марс, если бы тот попросил. Потому что любит его. В Сеуле, в Калифорнии, и на чёртовом Марсе.