1861 год, 4 мая.
Бамберг ровно такой же, каким я его запомнила. Престарелый Вагнер столь же сварлив, как и раньше, но Квирин более, чем мил. С Мередит они смотрятся вполне себе неплохо, хотя я не думаю, что их семейная идиллия затянется надолго. Ничего против Мередит не имею, но кажется мне, что с Квирином она не обмолвилась и словом о наших увлечениях. Настоятельница — женщина до боли слащавая и добродушная до тошноты; меня она раздражает одним своим добродетельным (разумно предположить, наигранным) видом, да и нет в ней искренности; она стара, бледна, на первый взгляд холодна, но, узнай её лучше, становится понятно — по обыкновению смехотворна и вовсе не годится в настоятельницы: любит шумные празднества и выпить. И ведь даже не скрывается. Как её тут держат? И какой дурак? Хорошо лишь, что терпеть её совсем недолго, возраст своё совсем скоро возьмёт, и дура отправится к таким же дуракам прямиком в ад. тот же, 25 ноября. Наконец-то познакомилась с госпожой Рен. Не рада этой встрече. На редкость противная и мелочная женщина, смотрит на всех свысока, сама из себя ничего не представляет — наследница очередного генерала, оставившего хорошее наследство, однако за деньгами — ровным счётом ничего. Предложила мне поохотиться с ней — ожидала, видимо, отказа? Я ничего не ответила — слишком она мне противна. Вопрос о том, как Квирин уживается с этой гремучей змеёй и ещё более несносным господином Рих., остаётся открытым, хотя младший Рих. меня раздражает куда больше своего отца: его самодовольная улыбка и наглые руки пробудят даже в ангеле беса, а уж мне так и вовсе хочется отрезать ему к чертям его поганые пальцы и зашить грязный рот тупой иглой, чтобы этот паршивец меня за версты обходил.***
1885 год, данное время.
Вэриан спал беспокойно, но вовсе не потому, что спал он в чужом доме, а всю ночь его мучили мигрени, хотя и это свою роль сыграло. В эту ночь его сковали мёртвой хваткой кошмары, стиснувшие виски и затылок стальными тисками. В ушах от полуночи до рассвета стояли шёпот и голос, звавший его всё дальше и дальше в какое-то старое здание. Неясная фигура вела его за собой, открывая перед ними облезлые двери, едва державшиеся на петлях, под ногами скрипели половицы. Всё это вовсе не было похоже на сон: Вэриан ощущал прикосновение холодной кожи к своей ладони, почти чувствовал дыхание неизвестных шёпотков на ушах, чувствовал скрип пола и удары старых дверных ручек о стены. Фигура перед ним была смутно знакомая: женская, в чёрной рясе. Монахиня вела его за собой, и Вэриан стал узнавать место, где они брели: это был нижний уровень монастыря в лесу, где жили монахини. По обе стороны коридора распахивались двери в спальни, но в них никто не жил. Места опустели: в каждой комнате были расправлены кровати, открыты шкафы, брошены свечи, открыты книги, на полу валялась обувь и какие-то вещи. Всё будто бы замерло после того, как жительницы покинули монастырь в большой спешке, боясь стать жертвами пожара. Монахиня остановилась у последней комнаты слева. Дверь в этот раз не открылась. Послышался треск, и она разлетелась в щепки, а щепки сгорели, стоило им коснуться пола. Монахиня отпустила руку Вэриана, прошла в свою комнату, — а комната была точно её, так она по хозяйски в неё вошла, так её приняли стены, две кровати и шкафы с тумбами, не сопротивляясь, принимая. Девушка встала против одного из шкафов и указала на него окровавленной рукой. Вэриан смотрел на неё, но не видел лица — монахиня опустила голову так, что ткань скрывала её от взгляда. Вагнер проследил за её ладонью и прикрыл рот рукой: её кожа оказалась обгоревшей, сморщенной, из мяса сочилась кровь и капала на пол. В нос ударил запах гнили. — Смотри… — Прошептал кто-то над самым ухом. Вэриан обернулся в поисках говорившего, но никого не обнаружил. Со стороны шкафа послышался глухой удар. Сердце будто пропустило удар, когда в голову врезалось осознание: «Да ведь тут нет ничего живого!». Вэриан сглотнул липкую слюну, во рту стало кисло. Он медленно обернулся. Дверца шкафа была открыта, на полу были гнилостные следы ног: по этим следам ползали опарыши и летали мухи. В комнате запахло гнилью, к горлу подкатила тошнота, Вэриан отшагнул от шкафа, но вдруг его дверцы распахнулись. В одном из них Вагнер вдруг увидел отражение сожжёного тела, и из горла вырвался крик, когда он понял, что этим телом был он сам. Последней каплей стал особенно громкий и раздирающий визг, после которого всё затряслось. Вэриан распахнул глаза и едва успел опустить голову над полом, когда рвота подкатила к горлу. Он закашлялся, сплюнув горечь. Тело неприятно горело в районе желудка и кишков, грудь сдавило чем-то тяжёлым, а голова просто трещала по швам. Казалось, любой звук мог запросто превратить череп в осколки. Перед глазами было темно, потому Вагнер был уверен, что сейчас свалится в обморок. Он старался держать себя в руках, потому что вдруг испугался, что может захлебнуться собственной рвотой. В обморок он всё-таки не упал. В комнату вдруг вбежала служанка, что весь вчерашний вечер бросала на него стеснительные взгляда. Девушка охнула, окликнула кого-то, и подбежала к Вэриану, помогла ему встать и отвела в ванную комнату, дала воды, чтобы умыться. Чуть отрезвившись после ледяной воды, Вэриан выдохнул. Он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся: лицо бледное, глаза красные, на лбу испарина, словно предсмертный пот. Вообще он больше походил на вдруг вставший труп, чем на живого человека. Вагнер обернулся к служанке и неловко провёл рукой по лицу, словно пытался вернуть румянец на щёки. Девушка была невысокая, худая, со светлыми волосами, прямым носом и голубыми глазами. Она выглядела и сурово, и как-то мягко, лет двадцати пяти от роду, примерно его ровесница. — Danke, Frau…? — Он запнулся. Не помнил, как её зовут. Или не знал? Девушка кивнула. — Бит, Herr Wagner. Бит Кляйн. — Бит подала ему полотенце. — Попросить Frau Fitzerbert позвать врача? Может, очевидность скажу, но Вы плохо выглядите, до ужаса меня напугали. — Да, я заметил, благодарю. Не стоит никого звать, просто мигрени. Есть у хозяев опиум или что-то вроде этого? — Вэриан вытер лицо и уголки губ, коснулся пальцами висков и сглотнул, ощутив рвоту где-то в горле. Правда ни вниз, ни вверх она так и не пошла, оставшись где-то посередине. — Есть. Frau Fitzerbert пьёт его на ночь вот уже несколько месяцев. Попросить принести Вам? Вэриан слабо кивнул, зажмурившись. Рвоты он боялся до жути, его тут же крутило и сковывало, начинало трясти, как припадочного, но ничего сделать с этим он не мог. — Вы лягте на бок и ноги подтяните к груди, если снова затошнит. Полегче стать должно. — Бит присела в лёгком реверансе и убежала за опиумом от Рапунцель. Последовав совету Бит, Вэриан вернулся на кровать. Рвоту уже убрали, но запах будто бы замер в пространстве, врезаясь своей кислотностью в нос. Уткнувшись лицом в подушку, Вагнер поджал ноги к груди и тяжело вздохнул. Он старался немного урегулировать своё состояние, но пока голова ещё отдавалась тупой болью в затылок и виски получалось всё из рук вон плохо. Минут через пять подошла Рапунцель. Нет, подбежала. Вэриан ещё раз умылся, чтобы не выглядеть уж совсем как мертвец, оделся, пока девушка переживающе что-то бормотала ему и себе. Вагнер принял от неё баночку опиума и поблагодарил её. — Ой, да брось ты. Ты бы хоть сказал, что тебе так плохо становится, а то мне как Бит рассказала, что случилось, я чуть не поседела на месте! Хотела врача звать, но Бит сказала, что ты просил этого не делать? — Просил. — Вэриан кивнул, усевшись на кровать. Он уронил голову на руки, чуть подумал. Рапунцель за то время присела рядом с ним, осторожно погладила по плечу. — Поспать ещё пробовал? — Больше не усну. Какой-то кошмар снился про монастырь, никогда такого не было. Крики какие-то, мертвецы, гниль. Может, от мигреней так меня крутит? Рапунцель пожала плечами. Она глянула за окно, сжала его руку и чуть наклонилась к нему, понизив голос, словно боялась, что кто-то её услышит: — А сон твой… Ты тоже в комнатах монахинь был во сне? Вагнер открыл глаза. Он посмотрел на Рапунцель и встретился с ней взглядами. Казалось, ей ответ и не нужен был, она прекрасно понимала, что снилось им одно и то же. Фицерберт сильнее сжала его ладонь и поёжилась. — Я как в монастырь сходила, как вестницу увидела, так мне этот сон каждую ночь снится. Когда впервые приснился, меня тоже так вывернуло, я думала, желудок выплюну от того запаха. — Её будто тут же скрутило. Она поморщилась, прикрыв глаза. — До сих пор холодеет всё, как вспомню. Но ты смотри, мне теперь каждый раз сон всё… как бы сказать… обширнее, что ли, снится. Понимаешь? Раньше я только зеркало видела с этим телом, а теперь я с Ней вижусь. Смотрит на меня из комнаты, а рука из шкафа ко мне тянется, и с каждой ночью всё ближе и ближе, а я даже двинуться не могу… — Хочешь мне сказать, что это тебе призрак сновидения посылает? — Вэриан слабо усмехнулся и принял немного опиума. Поморщился от горьковатого привкуса. — Я это тебе прямо говорю. Ну ведь не бывает так, чтобы все один и тот же сон видели, ну? Веришь мне, нет? — Рапунцель с надеждой посмотрела ему в глаза и чуть наклонила голову на бок. Волосы у неё были немного растрёпаны, Вэриан только сейчас это заметил. Видимо, она сильно спешила, чтобы подать лекарство. Под глазами у неё мешки глубже, чем у него, лицо совсем бледное. Вагнер обеспокоенно поёжился и в ответ сжал её руку. — Боже ты мой, верю, верю я тебе. С тобой-то самой всё хорошо? Вчера ты получше выглядела, если меня не обманывает память… — Он закрыл опиум и передал её в руки. Рапунцель сжала склянку до побеления костяшек и опустила взгляд на подол своей юбки. Прядь волос упала ей на лицо. — Вчера я накрашена была, знаешь ли, к тому же немного пьяная. Да и после опиума мне легче. Не буду же я народ пугать вот таким лицом, как будто только что с того света поднялась. — Она вновь улыбнулась и пожала плечами, нервно потирая крышку склянки. — Извини, я не хотел тебя задеть. — Ты не задел. Я знаю, как я выгляжу, зеркало имеется. После смерти мамы мне и так неважно, а уж с этими снами я вообще с ума схожу. Мне что только не привидится. — Рапунцель снова замялась. Вэриан видел, что ей очень хочется рассказать побольше о том, что происходит в её жизни, но слушать, видимо, её было некому: Юджин обмолвился вчера, что в городе неспокойно, что-то всегда происходит. Вряд ли он часто появляется дома. — Как ты справляешься с этим? — Вагнер выдохнул, привстав. — Расскажешь в гостинной? Не пристало нам долго задерживаться в спальне наедине — ты, всё-таки, девушка замужняя. Она улыбнулась, даже показалось, что мешки чуть ушли из-под её глаз. — Расскажу.***
Кассандра зажгла свечи, потушила спичку. Она оглядела зал, задерживаясь взглядом в его тёмных углах, откинула коробочку на подоконники и присела в центре комнаты, сложив руки перед собой в замок. Глаза закрыть долго не решалась, но всё-таки рискнула. Девушка тихо запела молитвы, иногда припадая головой к полу, но слова было не разобрать. С улицы дул ветер. Кассандра почти не чувствовала его прикосновений к оголённой шее, к падающим на лицо волосам, она читала молитвы, зная их наизусть, и порой не замечала, как слова сами собой срываются с её губ, теряясь в пустых руинах монастыря. Стараясь отвлечься от взглядов, блуждающих по своему телу, девушка то и дело громче читала, почти кричала молитвы в темноту, но чётко ощущала, как взгляд с того берега озера сдирает с неё кожу, снимает скальп и залезает прямо под ногти, как ломает зубы… Она зажмурилась сильнее, стиснула зубы так, что услышала их скрип. Не выдержав, Кассандра резко вскочила и без труда залезла на подоконник. Она упёрлась руками в стены и чуть высунулась из окна, прокричав в сторону озера: — Хватит, слышишь меня?! Ты сам виноват, это ты первый начал со мной играться, ты доигрался, слышишь?! Тебя никто никогда не найдёт, никогда, пока я здесь! Ни в ад тебе нет дороги, ни уж тем более в рай, я тебя с собой заберу, в чистилище, чтобы ты там с ума сошёл, как я! Кассандра оттолкнулась от стен и спрыгнула с подоконника обратно в монастырь. Ей немного полегчало, но ненадолго. Голова скоро начала раскалываться от крика, и девушка почти упала, придерживаясь за стену. Она с трудом открыла глаза, встретившись взглядами с Существом. Белые зрачки смотрели на неё из темнота с высоты потолка. Тишина. Где-то шуршали деревья. Кассандра смотрела на Существо, Существо смотрело на неё. — Ну вот что ты молчишь? Думаешь, я совсем с ума сошла? Существо сделало шаг. С уцелевшего в том районе потолка посыпалась пыль. — Вот не надо ко мне теперь подходить. Мне хватило твоего прошлого раза, до сих пор спина не отошла. Не вздумай при нём такие фокусы выкидывать! Иначе тут одна останешься ещё лет на двадцать, будешь только с птицами общаться, идиотка. — Кассандра потёрла виски и опустила голову. Она долго молчала, задумавшись, потом подняла взгляд. Существо стояло прямо перед ней: длинное, с белыми глазами, с кусками оторванной кожи и отвисшей челюстью. Оно протянуло к ней длинную ладонь с острыми когтями. На ней лежала тряпичная кукла енота. Кассандра стиснула зубы и сжала руки. — Верни, где нашла. Хватит ко мне всякую дрянь таскать, лучше бы делом занялась, хоть бы что-то сделала, почему опять только я чем-то занимаюсь?! — Голос дрогнул, девушка встала, шмыгнув носом. — От тебя никогда толку не было, только и можешь, что распускать руки, а потом приходить ко мне со своими дурацкими подарками! Хоть бы раз что-то сделала с этим обмудком, что меня каждую ночь пытает, хоть бы раз попробовала поискать, ты ведь, тварь, можешь выходить! А ты вместо помощи от меня людей отпугиваешь, мне поговорить даже не с кем, кроме тебя, припадочной стервы! Да ты даже сказать ничего не можешь, только бить и будешь, злость свою вымещать, мёртвая дура! Существо наклонило голову на бок и ещё раз протянуло игрушку, только теперь настойчивее. Кассандра ударила его по руке, кукла оказалась где-то на полу. Существо нахмурилось, зарычало и размахнулось. Кассандра глухо вскрикнула, ударившись спиной о стену, упала на пол. Тупая боль одолела тело, девушка с трудом села на колени, коснувшись щеки. Голова кружилась, подташнивало, но мысль была только одна: «Только бы не было синяка!» Существа в зале уже не было. Прямо перед Кассандрой валялся тряпичный енот с чёрным глазом-бусинкой. По спине прошлись противные мурашки, напоминая о том, кому эта игрушка принадлежит. Девушка осторожно подняла её и бережно положила к себе на колени. Она аккуратно вытерла пепел с игрушечного глаза, сжала куклу в ладони и прижала к груди. Кассандра поджала сухие губы, зажмурилась, стараясь не пустить в голову воспоминания, и кивнула сама себе. — С другой стороны, кто бы не сошёл с ума в этом месте… — Она посмотрела в глаз еноту. — Правда?.. И чего я тебя спрашиваю? Монастырь снова был не в очень хорошем состоянии после долгой ночи. Стены пошли трещинами ещё больше, крыши стало ещё меньше, чем вчера, витражи потускнели, и с каждым днём от монастыря оставалось всё меньше и меньше. Он стремился сравняться с землёй, стать историей, и как бы Кассандра не пыталась остановить его, время было не на её стороне. Она отчаянно возвращала на места кирпичи и стёкла, которые находила, ухаживала за могилами, отдавая дань памяти всем почившим, но с каждым взойдённым солнцем помнила всё меньше обитателей этого кладбища, с каждым сменившимся днём все составные части монастыря оказывались далеко от здания, рассыпались и ломались. Кассандра ещё раз глянула на игрушку в своих руках, поднялась, опершись на стену. Волосы растрепались после встречи с лапой Существа, на щеке осталось три пореза от его когтей. Девушка убрала ладонь от ран, равнодушно посмотрела на запёкшуюся кровь, выпрямилась и посмотрела на вход в монастырь. Злость поедало её из груди, но Кассандра понятия не имела, на кого ей злиться, за что в ней кипит чувство несправедливости, жажда мести. Но она знала, что всё с ней происходящее понимает Существо, они с ним каким-то образом дополняют друг друга: она не помнит ничего, что с ними произошло, но сохранила в себе свой внешний вид, своё, если так можно сказать, материальность, а Существо — запомнило всё, но потеряло человечность и всё, что отличает человека от животного. Оставалось только понять, как выудить знания из Существа. Эта игрушка в её руках — зацепка из прошлой жизни, канувшей в лету, но она совершенно не помнила, что скрывается за ней. — Есть кто? Кассандра спрятала игрушку за спину и шмыгнула в тёмный уголок за колоннами, где висели обрывки штор. На входе в зал стояла женщина с белыми волосами, затянутыми в тугой хвост. Позади неё плёлся мужчина в чёрном. — Никого здесь нет! — Откликнулся незнакомец, толкнув двери и отворив их пошире. — Ты выдумываешь. — Выдумываю? — Казалось, женщину это оскорбило. Она словно из-ниоткуда достала кинжал и подкинула его в своей руке так легко и просто, что в Кассандре взыграла зависть — сама она не могла так просто обращаться с оружием после перелома запястья. — Когда эта тварь явится за тобой, я не стану спасать твою жизнь, если ты продолжишь обвинять меня в сумасшествии, неблагодарный козёл. — Полегче со словами, Адира, мы всё-таки в священном месте. — Не строй из себя ангела и давай уже делай, что должен. — Адира шагнула к колоннам, за которыми спряталась Кассандра. — Могу поклясться, здесь был кто-то… — Прекрати параноить. Боишься, как маленькая девочка, я тебя не такой запомнил. — Посмотрела бы я на тебя, если б это тебе подсунули безголовый труп вороны с белой лилией! Вспомни, белые лилии — это её цветы! Она вернулась! — Она и не уходила, если я правильно помню. — Непринуждённо отметил мужчина. Кассандра не видела, где именно, но слышала, что он присел. — Лучше бы ты волновалась о младшем Вагнере. Кто его надоумил сюда приехать, ты уже узнала? — Квирин, я уверена. Он говорит, что никого не звал, но я сама слышала, как его сын говорил, что получил письмо от своего папаши. Мужчина хмыкнул. — Нужно избавиться от него, он мешается. — Он поднялся и прошёл к пьедесталу. Кассандра вжалась в стену. — Спровадим отсюда, а если не послушается… — Предлагаешь убить сына члена Братства? Гектор, ты в своём уме? — У тебя есть иные предложения? Эдмунд нас на корм своим собакам пустит, если всё вскроется! Я не собираюсь рисковать репутацией и собственной жизнью из-за одного любопытного мальчишки. Хватит с нас сумасшедшей семейки Фредерика. Гектор положил обе руки на пьедестал и поднял голову к небу. Он перекрестился, поцеловал свой крест и выдохнул: — Квирин должен замолчать, а вместе с ним — и его сын. Ты согласна со мной, сестра? Адира подошла к нему и безучастно посмотрела в небо. — Согласна. Но займёшься ими ты. — Она вдруг нахмурилась и толкнула Гектор в плечо, заставив отойти от пьедестала. — Я не собираюсь подвергать себя опасности из-за твоего покойника. Разобрался? — Печать действует. Это не наша леди подложила тебе ворону. Обратись-ка ты лучше к нашему уважаемому капитану Фицерберту, пусть он возьмётся за расследование во имя твоей с Эдмундом дружбы, Адира. — Гектор усмехнулся и отряхнул своё плечо. Он сложил руки за спиной и вздёрнул подбородок. — А мой покойник — залог того, что тварь не сбежит отсюда… — Где бы он ни был. — Женщина вскинула бровь. Мужчина закатил глаза и молча развернулся к выходу из монастыря. — Достаточно того, что он мёртв. Пойдём отсюда, здесь нельзя находиться слишком долго, иначе тварь вместо вороны обезглавит тебя. В его голосе звучала насмешка, явно Адиру раздражавшая. Кассандра поёжилась, чуть нахмурившись. Точно ясно из их разговора стало только то, что Вэриан, этот парень, что вчера приходил, им явно в чём-то мешается, только вот конкретно в чём — она не совсем поняла. Всё вокруг стихло. Кассандра вышла из своего убежища, отодвинув шторы, и долго смотрела вслед уходящим фигурам, ненароком вспомнив собственные слова, просьбу, сказанную Вэриану. — Не оглядывайся назад. — Она нахмурилась, потом вдруг распахнула глаза и приложила руки к своей груди, выронив игрушку.***
Вэриан отпил чай, потирая лоб. Мигрени немного отпустили. Рапунцель сидела напротив него и рассказывала о том, как встретилась с тем призраком, как мучилась от кошмаров и как справлялась с ними. Она почти не пила свой отвар из каких-то трав, жестикулируя и иногда заговариваясь. — … И тогда мне Адира посоветовала опиум. Сказала, что мне это всё снится, потому что я сильно впечатлительная, вы с ней как сговорились, но опиум мне не помог. Я уверена, что она хочет что-то нам с тобой сказать, понимаешь? — Фицерберт с надеждой посмотрела на Вэриана, выдержав паузу, видимо, в ожидании ответа. Вагнер неловко моргнул и поставил чашку на стол, прочистив горло. — Я не могу по этому поводу сказать ничего… нового. Адира всегда была критичной, от неё стоило ожидать таких советов и слов. А та женщина в монастыре… ты уверена, что это был призрак? Не какая-нибудь странная девушка? — Нет, это был призрак! Она не дышала, не моргала, она была мёртвая! Вэриан, прошу, поверь мне, я ведь не сумасшедшая, я видела то, что я видела! — Рапунцель вцепилась в край стола тонкими пальцами и наклонилась к Вагнеру с отчаянной надеждой в глазах. Её едва не трясло. Вэриан неловко сглотнул и поднял ладони вверх, словно сдавался. — Я верю, верю тебе! Я уверен, что ты видела то, что ты видела, не обвиняю тебя в… в чём бы ты там не думала. Я это говорю к тому, что, может, ты неправильно трактовала увиденное? Ну, например, подумала ты, что это был призрак, а это была неравнодушная девушка, которая испугалась за твою жизнь, потому что знает, чья ты дочь, чья ты жена, и эта неравнодушная девушка спасла тебя из-под обвалившейся крыши, но была напугана за твою жизнь, потому руки у неё и были холодными? Тем более осень на дворе, почему не быть её рукам холодными? Рапунцель раздражённо вздохнула, закатив глаза. Она кусала губы, мяла подушечки пальцев ногтями, выслушивая его сочинённую на ходу легенду. — Ну, может быть… Я не уверена, правда, она показалась мне настоящим привидением… — Показалась! Это ты верно заметила. — Вэриан тряхнул указательным пальцем, улыбнувшись. — Ты была немного напугана, так? — Так. — И ситуация, мягко скажем, очень опасная? — Опасная. — В такие моменты наш мозг, Рапунцель, может нас немного обманывать, накручивать, подменять факты и выдавать желаемое за действительное. Так, нам легче поверить в то, что нас спас ангел-хранитель, призрак или тому подобное, чем в совпадение, что где-то рядом проходила какая-то женщина, которая случайно увидела опасность, успела подбежать, осталась незамеченной, помогла нам отойти от опасности, а потом не стала даже просить награды какой-то. Действительно, проще объяснить это призраком, тем более место очень жуткое, да и как будто городские легенды очень глубоко врезались к нам в головы, так что мозг объясняет это самым простым способом. Рапунцель задумалась, нахмурившись. Она смотрела то на Вэриана, то на свои пальцы, иногда кидая взгляды за окно. Девушка медленно кивнула через некоторое время и хмыкнула себе под нос. — Да-а… Может, ты прав? Не хочется верить, что я так всё накрутила, как психичка… — Знаешь, ты не первая и не последняя. У меня были знакомые в Берлине, семья Линдгренов, мы с ними часто встречались, собирались небольшой компанией. У них был сын, мальчик очень весёлый, добрый — ангелочек, правда, и родители его очень любили, души не чаяли, там радости было, когда он родился — я никогда таких счастливых людей не видел! Маргарет, его мать, предложила мне стать его крёстным, но я не верующий, отказался, чтобы не мутить, так сказать, воду в их традициях. Фридрих, так звали мальчика, помимо того, что был весёлый, был, к сожалению, и без того больной, родился астматиком. Два года назад он заболел, ему поставили катар, но через время оказалось, что это была чахотка, вылечить его уже, увы, не могли, и вскоре после диагноза он умер. Между смертью и диагностированием заболевания прошло не больше месяца, если я правильно помню. Ему было шесть. Его родители, Маргарет и Олаф Линдгрены, после смерти сына отчаялись и обратились к экстрасенсам. Любое падение предмета в доме, любой сквозняк, любое происшествие, потерю вещей и тому подобное они стали связывать со своим умершим сыном, они клялись собственными жизнями, что видят своего сына, что он говорит с ними. — Вэриан опустил взгляд в пол, сжав в одной ладони пальцы другой и поставив локоть на подлокотник кресла. Было видно, как дрожат кончики его пальцев, которые он зажал в руке. — Олаф раньше был тем, на кого я опирался: блестящий преподаватель физики, химии и математики. А потом он помешался на религии окончательно, что, по моему мнению, его и свело с ума. Последний раз в относительно здравом уме я его видел где-то год назад: они с женой были на закрытой конференции по поводу мирового феномена экстрасенсов в Берлине. Он обвинял меня в том, что я опровергаю достоверность Библии и после выступления пытался убедить меня, что призраки есть, что он и Маргарет видят своего умершего сына… Я высказался… весьма резко. Маргарет сейчас больше нет в живых, она повесилась после моей лекции о том, что призраков и богов не существует, что это всё бред. Через полгода после этого Олаф накинулся на меня в Кёльне, облил меня спиртом и пытался поджечь с криками «Твою жизнь я обменяю на жизнь своего сына, Маргарет мне так сказала!» Вагнер отодвинул воротник рубашки. Рапунцель прикрыла рот рукой, распахнув глаза в какой-то смеси ужаса и, ему показалось, отвращения. Между шеей и плечом тянулся глубокий белый шрам весьма уродливый на вид, похожий больше на белого длинного и упитанного червя. — А это он мне оставил тогда же, когда понял, что поджечь меня не удалось: у него отсырели спички, и он достал нож. Его сумели остановить и посадили в психушку. Потом отпустили, а он ещё раз попытался меня убить, теперь уже совсем недавно: этой весной. Кинулся на меня прямо у института, где я работаю, на глазах студентов достал пистолет и выстрелил дважды с пяти футов. — Вэриан поднял на неё немного красные глаза и поджал пересохшие губы, мягко улыбнувшись. Улыбка, впрочем, была скорее вымученная, существовало лишь для того, чтобы дать ему время собраться с мыслями. Он пожал плечами как-то растерянно и продолжил, сглотнув ком в горле: — Первый раз попал мне в правое плечо, чудом не задел плечевую артерию. А второй — в студента рядом со мной. С ним чуда не случилось, он умер. Олаф попытался меня задушить, когда понял, что не добил, ударил меня затылком об асфальт, я потерял сознание. И с того дня меня не отпускают мигрени. Я это всё к чему… не думай, что я принимаю тебя за сумасшедшую. В моей жизни был не один чокнутый человек, не только Олаф угрожал мне — он просто зашёл дальше других. Ты не сумасшедшая, ты просто запуталась. Вот он, сумасшедший человек. — Вагнер указал на свой шрам и прикрыл его рубашкой. Рапунцель сочувственно посмотрела на него и вздохнула, вытерев нос краешком платка. Она медленно встала, подошла к нему и погладила по плечам, заметно стараясь не касаться шрама. — Тебе поэтому отпуск дали? — После недолгой паузы, спросила девушка. Вэриан кивнул. — Да. Директор сказал, что хочет, чтобы я нашёл себе любовь, но я думаю, он хотел, чтобы я отвлёкся. — Он поморщился, вытерев щеку ладонью, и глубоко вздохнул. — Олафа убили? — Рапунцель чуть сжала плечо друга и наклонилась к нему. Тот кивнул, вздохнув. — Убили. Застрелили, пока он пытался меня задушить. На его похоронах меня не было, у них с Томасом, моим студентов, похороны были в один день, а между человеком, который пытался меня убить, и мальчиком, который по моей вине оказался в могиле, я выберу почтить память последнего. — Боже, какой ужас, Вэриан, мне так жаль… — Она виновато склонила голову и прикрыла лицо руками. — Прости, я не знала, что всё так у тебя. — Ничего, ты-то тут причём? Не ты же убила моего студента и пыталась меня за ним отправить. — Вагнер усмехнулся и встал, похлопав Рапунцель по плечам. — Ну хватит, чего ты. Извини, не стоило мне этого говорить, ну… — Нет, стоило! Не одной же мне тебе на жизнь жаловаться! Тем более я о твоей жизни почти ничего не знаю, а тут хоть узнала тебя получше. — Девушка вытерла глаза и улыбнулась, обняв его. — Я по тебе очень, очень скучала. Мы все по тебе скучали. Вэриан немного смутился, но в ответ приобнял её, поджав губы, но сам смотрел в дверной проём, чтобы случайно не вызвать вопросов у служанок или, того хуже, Юджина. — Рапунцель, а ты уверена, что мы… нормально выглядим со стороны? — А почему нет? — Она отстранилась и улыбнулась, чуть посмеялась. — Брось, ничего такого. Ты ведь мой друг. Я давно ни с кем не говорила: Юджин то на работа, то в делах. А я тут одна, только со служанками и говорю, Каталине со мной мало интересно. Сейчас хоть с тобой вот поговорила, немного легче стало. Он неловко улыбнулся, стараясь вторить её настроению, но получалось немного плохо. Впрочем, совсем скоро Вэриан всё-таки собрался домой, попрощавшись с едва проснувшейся Каталиной и вернувшимся с улицы Юджином. Домой он, конечно же, не пошёл, а направился в монастырь, куда ему уже пора было выдвигаться — Кассандра ведь пригласила к обеду, а опаздывать, тем более к дамам, не очень вежливо и не очень правильно. Однако по пути зашёл в табачную.***
Ворона особенно громко каркнула, привлекая внимание, и девушка перевела взгляд на неё. Тонкие губы растянулись в мрачной улыбке, хотя глаза почти не изменились, оставшись какими-то пустыми. Усталость одолевала её с какой-то невообразимой силой, тело тянулось к сырой земле с ненормальным стремлением. Посмотрев на тот берег озера, виднеющийся из окна, Кассандра наклонила голову в бок, подобно птице. С языке сорвалось пару молитв, пару слов, навсегда вросшие в память, словно корни древнего дуба, соединившиеся с могильными камнями. Молитвы хотелось читать без остановки, когда взгляд падал в ту сторону, но объяснить это чувство девушка не могла. Не могла объяснить и чувство опасности, взывавшее к тем самым молитвам, когда она смотрела в эту сторону, чувства, будто кто-то сжимает ей горло. За ней наблюдали, она точно это знала. Наблюдала и она. Наблюдала, вслепую откладывая свежие травы к сухим, не отводя взгляда от воды, хотя над ухом слышала хрип и треск костей. Существо вновь надоедало, тянуло к ней острые пальцы, спутывало волосы, обезумевшими глазами глядя на её лицо. Оно готово в любой момент сорваться и разорвать её, но что-то останавливает. — Знай своё место. — Прошептала Кассандра, словно часть молитвы, нараспев. Её певучий голос эхом отражался от уцелевших стен. Когда-то они были ещё выше, Кассандра помнила. И совсем не понимала, как-то величие монастыря превратилось в то, что сейчас даже подобием чего-либо назвать трудно. Существо взревело, разинув без того не закрывающуюся пасть ещё шире. В нос ударила гнилостная вонь, Кассандра поморщилась и нахмурилась, сжав в руках травы. — Иди дальше руки распускай, бесстыжая. Я ж здесь никто и звать меня никак, одна ты у нас полезная и всезнающая. — Безучастно бросила девушка, завязав один пучок трав чёрной траурной лентой. — А я для тебя так, прислуга, а то и хуже. Как собаку меня тут держишь, ни рта раскрыть нельзя, ни выйти, чуть что — руки распускаешь. Вот иди теперь, ищи себе другого собеседника, авось найдёшь того, кто тебя увидит и приступ сердечный не словит. Существо зарычало, ещё громче затрещало костями. Кассандра вскинула одну бровь. — Только попробуй меня ещё раз ударить, я тебе житья не дам. — С нажимом прошипела она. Всё стихло. Со стороны входа послышались шаги. Кассандра глянула на небо и усмехнулась. — Я думала, ты не придёшь. — Как можно? Я ведь обещал. — Вэриан поправил очки. Он был в чёрном пальто, рубашке и жилете, немного помятый, но в целом, как и вчера, аккуратный. Мужчина присел рядом, дождавшись немого разрешения, и мягко, даже слишком, улыбнулся: — Я рад, что Вы… что ты здесь. — Где мне ещё быть? — Кассандра чуть прищурилась, оглядывая его, и сложила руки на коленях, между пальцами оставив сухую веточку брусники. — Я всегда тут, кроме ночи. — Не знаю. Почему-то боялся немного, что ты не придёшь. — Отчего боялся? — Она вздохнула, рассматривая его лицо. Он выглядел как-то странно, если смотреть дольше: вроде бы те же глаза, что и вчера, но что-то в них было не так. Что именно — Кассандра пока не могла этого поймать, хотя ей казалось, что она близка к разгадке. — Чёрт его знает… — Так спроси у него. — Она наклонила голову. Вэриан на мгновение замер, потом хохотнул, покачав головой. — Мне сегодня сон странный снился. Он меня совсем из колеи выбил, если честно. — Вагнер облокотился спиной о стену, подняв взгляд куда-то к потолку. Кассандра инстинктивно глянула туда же, но скорее чтобы убедиться, что там не прячется Существо. — Что за сон? Расскажешь? — Она немного подобрала колени, но не стала ставить ноги на подоконник, уперевшись в него правой рукой. — Расскажу… — Задумчиво протянул юноша и хмыкнул. Снова посмотрел на неё, их взгляды встретились. Кассандра немного смутилась, но не стала отворачиваться, собрав всю свою наглость в кулак. Ему это, кажется, понравилось. — Снилось, будто я здесь, в монастыре, в жилой зоне монахинь. Меня ведёт кто-то, а вокруг нас открываются двери в комнаты: там всё брошено, будто кто-то ещё живёт, просто вышел. Кто-то довёл меня до последней комнаты, что слева, зашёл туда по-хозяйски, а я следом. Захожу — в комнате уже никого нет. Оглядываюсь, вижу — шкаф открыт, воняет смрадом каким-то, как от мертвечины. Кто-то над ухом шепчет: «смотри». А я смотрю, взгляд отвести не могу, как сумасшедший. Двери шкафа уже обе открыты, на полу — следы такие… как от гниющей ноги, по следам опарыши ползают… Он поморщился, сглотнув слюну. Кассандра его чувства разделяла, однако постаралась отвращение скрыть. — Я взгляд поднимаю на зеркало в шкафу, а в отражении вижу себя, только то ли сгоревшего, то ли гниющего. И запах всё сильнее и сильнее, мне аж поплохело. Проснулся — ещё и мигрени вывели, я думал, умираю. — Вагнер усмехнулся, уведя взгляд. Он теребил пуговицу на рукаве пальто, державшуюся на последних нитках. Кассандра осторожно коснулась его руки двумя пальцами и, снова встретившись с его глазами, кивнула на несчастную пуговицу: — Оторвёшь. Вэриан кивнул, поблагодарив, и неловко завернул рукав, чтобы, если что, не потерять пуговицу. — Как думаешь, с чем этот сон связан? — Кассандра отряхнула подол чёрного платья от пыли. Вагнер пожал плечами, ворочаясь с рукавом: — Понятия не имею. Мне такая дурь никогда не снилась. Может, мигрени бред вызвали. — Он усмехнулся и глянул на неё краем глаза. — А у тебя есть предположения? Она так же, как и он пару мгновений назад, пожала плечами. — Не знаю. Мне кажется, что ты просто волнуешься перед чем-то. Думаешь, что что-то есть такое в этом монастыре, что должен найти, но хочешь, чтобы кто-то тебе помог. Может, поэтому тебе снилось, что тебя кто-то ведёт? Не знаю, может, ищешь здесь кого-то… Да прекрати ты с этой пуговицей возиться, сил моих нет! Вэриан вздрогнул и удивлённо посмотрел на неё. Кассандра прочистила горло и заправила прядь волос за ухо. — Извини. Ну правда, маешься с ней, меня аж раздражает. Давай я лучше пришью её, а то ты сейчас её оторвёшь с концами, ещё и потеряешь где-нибудь по дороге обратно. — Она уже было встало, но Вагнер остановил её логичным вопросом: — Чем ты её тут пришивать-то собралась? Девушка замерла. Она чуть нахмурилась и повернулась к нему лицом. — Не знаю… — Кассандра почти упала на подоконник, как-то потерянно бегая глазами по стенам монастыря. Она посмотрела на Вэриана. Он выглядел немного озадаченным. — Тогда куда ты собиралась? Она пожала плечами: — Сама не пойму… Мне почему-то показалось, что в комнатах монахинь должны были остаться где-то нитки и иголки. Мне даже показалось, что я знаю, где они лежат. — Тебе виднее, ты тут на постоянной основе находишься. Кассандра закатила глаза, потерев виски. — Господи, что-то я сегодня тоже сама не своя! Да, они там в одной комнате, пойдём. Что ты меня вот путаешь? Вэриан прыснул: — Да я как-то не думал, что здесь могут остаться нитки да иголки после пожара. Кассандра тоже посмеялась, взяв его под руку. Она повела его в жилую зону монастыря. Выйдя в нужный коридор, они завели беседу о чём-то отстранённом, пока Вэриан не вспомнил о цветах, которые перебирала девушка. — Это была… брусника? — Да, не только. Болиголов тоже, например. Мама пила его при ревматизме. Когда мне было шестнадцать, тётка отравила им соседскую собаку, которая покусала мою мать. — Болиголов действительно ядовит. Отец, помню, запрещал мне к нему подходить и всё детство учил отличать болиголов от других растений. — Вэриан потёр подбородок, разглядывая накренившийся крест во внутреннем дворике монастыря. — Откуда у тебя тот гербарий? — Люди иногда приносят сюда цветы, здесь же кладбище. Я стараюсь держать его в хорошем состоянии и собираю букеты, которые они оставляют, когда цветы высыхают. Это язык цветов: брусника означает одиночество, тоску по кому-то, а болиголов — это смерть или невезение. Порой он означает обман. Такие букеты здесь редкость в последнее время — все стали бояться призраков, будь они неладны. — Ну… люди склонны верить в то, что их успокаивает. Всем страшно умирать — вот и тешат себя мыслями, что что-то по ту сторону есть. — Вагнер посмотрел на Кассандру и снял пальто. — И ты боишься? — Девушка вскинула одну бровь и усмехнулась. — Смерти? Нет. Я не боюсь неизбежности. Нет смысла бояться, если это всё равно произойдёт. Все мы приходим из ниоткуда и уходим в никуда, чего мне бояться? — Юноша улыбнулся, рассматривая Кассандру. — Вообще-то, у меня к тебе небольшая просьба. Где-то гаркнула ворона. Кое-где осыпались щепки. Они зашли в ту самую комнату, где, по словам Кассандры, должны были лежать нитки с иголками. Комната эта напоминала кухню или столовую, здесь остались ящики, столешницы, полки, посередине стоял длинный стол, но стульев было не так много — четыре на весь стол. В противоположной входу стене была ещё одна дверь, ведущая, вероятно, во дворик. Кассандра положила пальто Вэриана на ветхий стол и стала искать в хилых ящиках нитки и иголку. — Что за просьба? — Между делом спросила девушка. — Знаешь что-нибудь о пожаре тысяча восемьсот шестьдесят шестого? Кассандра задумалась. Она достала чёрную металлическую коробочку с жёлтым узором и поставила её на стол. Потом, подумав ещё пару секунд, медленно кивнула: — Смотря что тебе нужно? Я не специалист по этому событию, скорее немного интересовалась, но без фанатизма. — Не знаешь, сколько монахинь здесь погибло? — Ну… если тебе нужны официальные данные — погибла только одна. Тело ещё одной не нашли, поэтому она не считается погибшей в этом пожаре, числится без вести пропавшей, насколько я помню. Но лучше сходи в городскую библиотеку, там должны быть газеты за тот год, я думаю. Или спроси у горожан постарше, которым лет двадцать на тот момент было. — Кассандра достала чёрные нитки и тонкую иглу и села на стул, принявшись сначала отрывать пуговицу от пальто, а потом покрепче пришивать её обратно с завидной ловкостью. — А тебе зачем? — Хочу узнать, чей потенциальный призрак здесь видят. — Проговорил Вэриан, разглядывая противоположный коридор из окна комнатки. — Что, начинаешь верить в духов? — Она усмехнулась, отрывая нитку зубами. Вагнер усмехнулся, закатив глаза: — Не дождётесь. Просто интересно… Здесь так много монахинь было, я даже помню некоторых. Интересно, кто из них здесь погиб. Кассандра хмыкнула. Через некоторое время она тряхнула пальто и осмотрела его, довольно улыбнувшись. — Я всё! — Так быстро? — Вэриан обернулся. Девушка встала из-за стола и продемонстрировала свою работу. — А чего возиться? — Она развернула пальто, предлагая ему надеть его обратно. — Давай, а то заболеешь. — Я не замёрз. — Вагнер взял одежду и как-то ловко накинул её на Кассандрины плечи. — А вот ты в одном платье и с голым горлом. Подхватишь ещё чего, я себе этого не прощу. Сначала она смотрела немного удивлённо, хлопая большими зелёными глазами, потом мягко улыбнулась и присела в лёгком реверансе, просунув руки в рукава. — Danke. — Тихо ответила девушка, поджав губы и не сдерживая смущённой улыбки. — Да ты настоящий джентльмен. Вэриан шутливо поклонился и посмеялся. Кассандра спрятала нитки и иголку в коробочку, а коробочку поставила на место, и вместе с Вагнером они пошли прогуливаться дальше по монастырю, обмениваясь разными фактами из собственных жизней. Кассандра рассказала, как в шестнадцать лет дурачила своих учителей, когда те начинали читать ей морали, как дралась с соседскими мальчишками на импровизированных мечах-палках, как она и её подруги придумывали разные способы подшутить над ухажёрами, как она однажды подпилила своей гувернантке каблук, когда та назвала Кассандру неугомонной егозой при её отчиме. — Кем-кем она тебя назвала? — Вэриан, едва оправившийся после смеха над господином Борисовым, неловко сдвинул брови. — Ну… как Zappelphilipp, только на русском. — Она махнула тонкой рукой и распустила волосы, чтобы убрать их получше. Вагнер покачал головой. Он тоже уже успел поделиться своими историями: и о том, как в детстве отчаянно рвался к экспериментам, следствием чего и стала его голубая прядка в волосах, как вечно отговаривал друзей идти в какие-то странные места, но всё равно шёл с ними, как однажды сказал, что отец с усами похож на таракана, и получил за это щедрый подзатыльник от деда. — Ну усы отец всё-таки отрезал. — Заметил Вагнер с полуулыбкой. Кассандра прикрыла рот рукой. — Надо же, Квирин — таракан… — По голосу было слышно, что она едва сдерживает смех. — Как грубо! Но изобретательно, мне нравится, как тебе это вообще в голову пришло? Не в обиду, разумеется, твоему отцу. Вэриан благодарно прикрыл глаза, положив руку на сердце: — Я благодарю за столь высокую оценку моих умственных способностей. Я, кстати, учёный. Кассандра хохотнула в рукав пальто. Хохотнула как-то необычно, совсем не как Рапунцель: как-то тихо, хрипловато, мягко, не навязчиво. Её смех казался приятным касанием сухих лепестков вишни, но не был нежным, словно призрачным. Вэриан невольно улыбнулся вместе с ней, положив руки на сердце. Ему хотелось говорить и говорить, хотелось улыбаться, хотелось смотреть только в её глаза, только в эти серо-зелёные глаза, что утягивали его за собой куда-то в неизвестность, в интересные разговоры и мысли. Они сами не заметили, как вернулись в молитвенный зал, поглощённые разговором. Впрочем, стоило им переступить порог зала, как они вдруг затихли. Что-то словно закралось к ним в рты и заставило сомкнуть губы от какого-то неясного напряжения. Кассандра нахмурилась, запахнув пальто. — Сегодня приходили двое… — Выдавила она, рассматривая потолок. — Странные люди. Всё говорили о какой-то чуши, я так и не поняла, если честно, но они упоминали тебя. — Меня? Кому я тут нужен? — Вэриан глянул на Кассандру, проследил за её взглядом. Девушка пожала плечами и сжала пальцы на пальто. — Не знаю. Какая-то женщина и мужчина. Адира и Гектор, кажется. Они мне показались знакомыми, но я не помню, где видела их, честно говоря. — Это друзья моего отца, всё хорошо. — Вагнер отмахнулся. Он осмотрел зал, чувствуя откуда-то угрозу, поёжился. — Гектор — священник, а Адира… в общем, она хорошая женщина, но просто немного своеобразная. — Ну если ты их знаешь, то хорошо. Меня напрягло, что они говорили, будто ты им мешаешь в чём-то. Полагаю, это ваши личные проблемы? Тогда не буду туда лезть. — Кассандра прошла к своему излюбленному подоконнику, села как-то по-кошачьи, по-хозяйски, и наклонила голову, рассматривая слегка удивлённого Вэриана. — Странно… — Протянул он, следуя за ней. — Я ещё даже не видел никого из них, чем я могу им мешать? Может, ты что-то не так поняла? Кассандра пожала плечами. Её лицо выглядело чуть напряжённым, она убрала волосы назад и сложила руки в замок на своём колене и вскинула одну бровь. — Думаешь, я стала бы говорить тебе о чём-то, если бы не была уверена в том, что слышала? Гектор ясно говорил, что ты мешаешься им, он предложил сначала попробовать спровадить тебя, а если ты не послушаешься… К сожалению, не договорил, но ясно намекнул, что хочет сделать. Они твердили о каком-то Братстве. — Она махнула руками, потом как-то резко уронила голову на ладони и отрицательно ею покачала. Вэриан хмыкнул, присев рядом. Он глубоко задумался, прислушиваясь к тому, как Кассандра что-то шепчет себе под нос, как шуршит её платье, когда она раздражённо выпрямляет юбку, как на улице ветер играет с деревьями и высокой травой, как летают птицы, громко хлопая крыльями. После нескольких минут относительной тишины Кассандра подняла усталый взгляд на Вэриана. Он заметил это боковым зрением, поправил очки и повернулся тоже. Оба они были задумчивыми, какими-то напряжёнными. Ему не хотелось допускать мысли, что она может врать, а она точно знала, что видела и знала, что он её верит. Удивительно было то, как быстро атмосфера зала накрыла и их: напряжённая, она погасила их весёлое общение об отстранённых темах. — Я не знаю, чем я могу им мешать. Меня не было здесь очень много лет, я даже не могу представить, чем я им насолить могу. — Тем, что сюда ходишь. Они что-то сделали, что-то скрывают, и это что-то находится здесь. Оно само или его последствия. Здесь есть что-то, что может их раскрыть, если я правильно поняла. — Кассандра покачала головой и перевела взгляд на улицу. Её лицо в каком-то сером свете улицы походило на древние статуи богинь, только чёрные кудрявые волосы контрастировали, делая Кассандру отдалённо похожей на образ некой святой. — Я прихожу сюда не для того, чтобы найти что-то, что бы могло им помешать. — Вэриан с трудом оторвал от неё взгляд, поймав себя на мысли, что некультурно рассматривать девушку, которую знаешь чуть больше суток. Кассандра усмехнулась как-то хитро, как лиса, сощурилась, поджав губы. — А ради чего тогда? Вэриан закусил щёку с внутренней стороны и опустил взгляд в пол, сконфуженно хмыкнул, прижав локти к бокам. Слова застряли в горле большим комом, не могли коснуться языка и соскользнуть с губ, кончики ушей горели впервые слишком ощутимо. Он почесал уши, потом растерянно покачал головой, раскрыв глаза, и посмотрел на Кассандру немного удивлённо. — Ты знаешь, меня ещё никогда не вводили в ступор таким простым вопросом. — Проговорил он, едва сдерживая неловкий смех. Кассандра хохотнула, закусив нижнюю губу: — Что, такой простой вопрос оказался слишком сложным для учёного такого уровня? — Нет, что ты, я просто… не ожидал. Для работы. Я здесь для работы. Чтобы доказать, что здесь нет призрака. — Вэриан обнял себя за плечи и облокотился боком о стену. Потом подумал немного и добавил, вздохнув: — И ради бесед с миледи, которая совсем не курит. — Познакомишь? — Кассандра широко улыбнулась, потом снова посмеялась. — У меня во внутреннем кармане, кстати, сигареты. — О, специально для меня? — Она сунула руку в указанное место и достала упаковку Chesterfield вместе со спичками. Вэриан кивнул, наблюдая, как Кассандра закуривает, затягивается и медленно выпускает тонкую струю дыма, что словно срывался с вишнёвых губ, в разбитое окно. Кассандра довольно улыбнулась, заглянув в глаза Вэриана: — Спасибо. — Она вскинула указательный палец. — Только… — Я этого не видел. Я помню. Кассандра замерла, потом хмыкнула, стряхнула дым с сигареты и кивнула. — Ты быстро схватываешь. Мне такие нравятся.