***
Алма, обессилевшая, лежала на столе, прижав посиневшие от холода руки и ноги к себе, кутаясь в свою единственную одежду, согреваясь только ей. Сил плакать уже не было, впрочем как и говорить. Голос был сорван. Плечи всё ещё вздрагивали от не так давно прекратившейся истерики. Она чувствовала себя униженной, разбитой куклой, которую нарочно бросили об пол, с успехом зная, что эта фарфоровая фигурка разлетится вдребезги. Каул уничтожил её всю за вечер, не прикоснувшись. Алма безразлично смотрела в стену, прокручивая мысли у себя в голове. Раздался скрип, затем шаги, что эхом раздавались по стенам. Каул подошёл к ней, и провёл тыльной стороной ладони по её щеке: — Надеюсь ты поняла, серьёзность моих слов. Будь хорошей девочкой. Каул берёт её за плечи и спускает со стола на пол. Она поёжалась, ощущая холод бетонного пола босыми ногами. Худенькие руки были прижаты к груди, кожа в области запястей была изувечена фиолетовыми оттенками жестокости. Она не поднимала на него глаза, смотрела вниз, в пол. Каул улыбается, берёт её руки в свои. — Холодно, не правда ли? — улыбается он, потирая её заледеневшие ладони своими, согревая. Алма молчит, всё так же не поднимая глаз, она смотрит в пол. Губы подрагивают, тело пробивает мелкая дрожь. Каул, хищно улыбаясь, осматривает её. — Худая, такая хрупкая. Так легко сломать. — губы расплываются в улыбке, — Твоя гордость это эффект защиты. В душе ты всё та же девчонка, которая от страха зажимается в угол комнаты, закрывает лицо руками и тихо всхлипывает, надеясь что проблемы исчезнут сами. — он крепко, со злостью, сжимает её пальцы, стараясь причинить боль. Алма хочет отдёрнуть руки, но он крепко зажимает их. — Так не бывает, Алма. Проблемы никогда не исчезнут. Но тебе это не понять, ты привыкла прятаться в петлях и жить в иллюзиях, привыкла не замечать того, что происходит вокруг! — он срывается на крик, продолжает держать её ладони в своих руках, крепко сжимать, доставлять боль. — Отпусти! — вскрикивает она. Боль, именно чувство боли возвращают голос. Она снова жалобно всхлипывает, поднимает на него глаза. — Ты сейчас такая жалкая. — шепчет он, и его хватка ослабевает. Алма быстро отдергивает руки от него, прижимает к груди. — Каждый из нас такой в душе. Стены рушатся, когда у человека отнимают самое дорогое, обретая на мучения, и тогда мы все, все едины. Жалкие и ничтожные существа, лишённые надежд, полные ненависти. — шепчет она, с нажимом проговаривая каждое слово, наблюдая, как его улыбка постепенно превращается в тонкую линию сомкнутых губ. Каул внимательно смотрит на неё. Он привык отбрасывать чувства и эмоции, позволяющии казаться слабым. Он привык прятаться за маской безразличия и безумства. Когда по комнате эхом раздавался звонкий крик Алмы, он улыбался, чувствуя приятное напряжение в паху. Когда Лестер оставлял тяжёлые следы на её бледной коже, он улыбался, был готов крикнуть «ещё». Когда он видел её кровь, которая постепенно пропитывала подол короткой сорочки, слёзы на её глазах, на мгновение он задумывался, прислоняя руку к губам. Но сомнения улетучивались, как только он слышал новый крик боли. Каул снова улыбался, но уже нервно сжимая ткань рубашки у воротника. Он знал какая Алма на самом деле хрупкая. Хочет казаться сильнее, но он знает какая она внутри. Иногда у него мелькала мысль «а что если она умрёт?». Он снисходительно улыбался, и улыбка пропадала с его губ так же быстро, как и появлялась. Каул не желает ей смерти, более чем, он не даст ей умереть. Он любит сестру, но только иной, странной любовью, потому, что такой представляет любовь. Ненависть, жестокость, боль — для него это одно единое слово любовь. Он безумен, и он это знает. — Не вини меня. Ты такая же как я… — он улыбается, взгляд проходит по её груди, которую так хорошо подчёркивает полупрозрачная белая сорочка. — Нисколько. — шипит она сквозь зубы, уже без страха смотря в его глаза. — Порочная. — он улыбается, берёт её за подол сорочки, притягивает ближе. — Ненавижу. — шепчет она. — И я люблю тебя.I
22 февраля 2020 г. в 14:46
Она вжалась в спинку стула, затаив дыхание, прислушиваясь к каждому звуку за железной дверью.
В комнате не пойми откуда веет сквозняком.
Она поёживается, то ли от страха, то ли от холода.
Сердце задаёт бешеный темп, ритм которого поднимается выше и застревает в горле.
Алма нервно вздохнула.
Позади раздаются шаги, а чуть позже скрип железных петель двери, которые давно не помешало бы смазать.
Алма зажмуривает глаза от этого пронзающего скрежета ржавого метала.
Она чувствует спиной, как из распахнутой двери льётся свет тусклых ламп коридора.
Дверь вновь тяжело скрипит, на этот раз закрываясь.
И вновь наступает тьма.
Имбрина с трудом может разглядеть свои руки, что покоятся у нее на коленях.
— Даже не повернулась. — до боли знакомый, басовый голос раздаётся эхом о стены комнаты.
Алма вздрагивает, дыхание участилось.
От ужаса, накрывшего её, она не может издать ни звука.
Каул медленно обходит её стул и останавливается перед ней.
Он чувствует, как она напугана, чувствует этот страх.
Словно цербер, загнавший свою жертву в ловушку.
Ножки стола, перед которым сидит имбрина, поскрипывают; он облокотился о него.
— Прямо как в детстве. — мечтательно, не без усмешки, произносит он.
— Где дети? — только и выдаёт она из себя.
Её не волнует зачем она здесь, что он хочет с ней сделать.
Ей интересно лишь одно: что этот мерзавец сделал с её странными?
— Далеко отсюда. — он лжёт.
Алма молчит. Она и не собирается ему верить или перезадать вопрос.
Он не ответит. Он не человек и даже не животное.
В тишине раздался смешок, который тут же раздался эхом о холодные бетонные стены.
— Я помню у тебя раньше были длинные косы, — Алма поняла, что он скривился, — все другие девчонки тебе завидовали.
— И ты их поджёг. — прошептала она.
— Да, — он щёлкнул пальцами, — за обедом. — Каул растянулся в улыбке.
— Зачем я здесь? — тихо шепчет она.
— Заткнись! Не мешай мне. — рявкает он, заставляя её снова вздрогнуть.
Алма сжала на коленях руки в замок; ладони похолодели.
Неужели брат приказал притащить её в это подобие карцера только ради того, чтобы вспомнить воспоминания из их детства?
В принципе, от Каула можно ожидать всё что угодно.
— Джек… — осторожно произносит она.
Мужчина резко дёрнулся, из-за чего ножки железного стола, о который он облокотился, издали противный лязг. Алма чувствует как он поднёс губы к её уху.
— Каул! Каул! Кау-ул! — с каждым словом он произносил все громче, на последнем и вовсе сорвался на крик.
Имбрина вздрогнула, она прикрыла глаза, будто бы надеясь, что её мучитель детства исчезнет. Как это обычно бывает в её кошмарах.
Холодная, словно лёд рука сжала её хрупкое запястье.
Каул дернул её за руку и Алма, не по своей воле встав со стула, упала прямо на стол.
— Люблю причинять тебе боль и не удобства. — он наклоняет её ниже к столу, чтобы она смогла лечь на него грудью.
— Дж… Каул! Немедленно прекратить это безумие. — голос дрожит, она старается это скрыть, но все попытки тщетны.
— Как же я тебя ненавижу! — шипит он сквозь зубы, наклоняясь к её волосам, вдыхая их запах.
Алма шмыгает носом, понимает, что на этот раз не сможет сдержать слёз. Ещё чуть-чуть…
— Сегодня ты испытает все круги Ада. — сказал он, и задрал подол её длинного чёрного платья.
Алма издала приглушённый визг, когда Каул надавил ей пальцами на кожу шеи, опять напоминая про повиновение.
Он хотел чтобы она знала своё место, хотел смешать её с грязью, растоптать её в её же гордости, удушить местью…
Бентам никогда не понимал, откуда у брата к сестре такая лютая ненависть, как два совершенно родных существа могут быть чужими?
Поздними вечерами, братья усаживались в креслах и тогда, аккуратно, Бентам спрашивал почему у Каула такая лютая ненависть к Алме, стремление причинить ей боль?
Каул улыбался, тушил окурок в пепельнице, и улыбкой безумца отвечал каждый раз одно и то же «потому что она есть».
Бентам удовлетворительно кивал, давая на этом понять, что ответ якобы удовлетворил его любознание, но это порождало новые вопросы, ответам на которых не суждено быть.
— Не иди против рассудка, я тебя прошу. — прошептала Алма, чувствуя на губах солёные слёзы.
Каул отступает от неё на шаг, то ли улыбаясь, то ли изображая отвращение.
В свете одной тусклой лампы, подвешенной где-то под потолком не разобрать.
Она смотрит на него исподлобья, тяжело дышит, на лбу выступил пот, несколько прядей выбились из пучка её волос.
— Неужели ты думаешь я прикоснусь к тебе в этом плане? — он удивлённо вскинул брови, — Очень может быть, но, по крайней мере, не сейчас. — он улыбается.
Алма выпрямилась.
Они стояли и смотрели друг на друга, Каул — с насмешкой, Алма — с ненавистью.
— Скажи мне причину, по которой меня сюда привели. — проговорила она басом, гнев вершил над ней, но голос по прежнему дрожал. Ей надоели глупые издевательства.
Каул скользнул по ней заинтересованным взглядом, с хитрой ухмылкой он прошёл мимо неё, и встал напротив, снова облокотившись задом о стол.
— Мне скучно. — проговорил он.
Алма мрачно хмыкнула, осознавая, что Каул навсегда останется Джеком, хоть в двенадцать, хоть в «тридцать два».
— А ещё… Помнишь тот вечер в сарае, наполненном сеном? — Он усмехнулся, — Никто тогда на помощь не пришёл, да? А знаешь почему? Потому что они знали.Ты навсегда останешься отбросом общества, моя дорогая сестрица. Не смазливая мордашка, не ум, не вытащат тебя с твоего статуса.
Алма равнодушно смотрела на него.
Она уже перестала испытывать страх и тревогу, сердце часто-часто ёкало, задавая один единственный вопрос: « где же её странные дети?».
Она не собиралась спросить с братом, она понимала что это ни к чему не приведёт. Каждый раз, она просто давала ему выговориться слушая о себе самые худшие высказывания.
И сейчас, она стоит, безразлично прикусив нижнюю губу.
Каул резко замолчал, он отошёл к соседней стене, и достав из кармана подобие рации, проговорил какой-то трёхзначный код.
— Мне надоело видеть как ты мнишь себя выше всех, знаешь, надоело. — он взял из-за стола стул, на котором ранее сидела Алма, и перенёс его в дальний угол, под вопросительный взгляд сестры.
Как только стул оказался в тени, Каул уселся на него, закинув ногу на ногу.
— Что ты опять задумал? — она рвано выдохнула, осознавая что он решил устроить для себя какое-то «развлечение».
— Отсюда обзор лучше. — ни смотря на то, что она не видела его, она прекрасно понимала, что всё что он сказал, было сказанное с улыбкой.
Каул редко улыбается, особенно так…
— Обзор? — Алма в непонимании склонила голову на бок.
Защёлка замка звенькнула и через тяжёлую, железную дверь зашёл мужчина.
Тварь. Он был в военной форме, как и все в этой башне, с автоматом за плечом.
— Лестер? Помниться, в последнее время ты начал меня приятно удивлять… — начал говорить Каул.
Лестер сразу понял где находился босс, он незамедлительно пошёл на звук голоса, туда, в дальний угол, в тень.
— Она твоя. — проговорил Каул, и, по звуку, очевидно, потёр ладони.
— Возможности? — в ответ, спросил Лестер.
— Что угодно, развлеки меня. — Каул махнул рукой в сторону Алмы.
Имбрина встала на месте. Ей показалось, будто бы все звуки замерли, всё оборвалось в один момент. Она не слышала, как Лестер подошёл, не видела его, она смотрела в одну точку, там где сидел Каул, она знала что он смотрит, она чувствовала, что он улыбается.
Грубая пощёчина привела её в чувство, она подняла глаза и увидела Лестера. Он был очень высоким и жилистым мужчиной, и Алма была котёнком на его фоне. Она беспомощно смотрела на него, хлопая ресницами, будто бы надеясь, что он услышит её мысли, будто бы не станет выполнять приказ Каула.
Лестер резко взял её за воротник платья и рванул его вниз. Треск ниток, звон бусин и пуговиц об бетонный пол.
Остатки платья упали к её ногам лохмотьями.
Имбрина осталась в одной лёгкой белой сорочке.
Алма почувствовала холод, осознание ситуации не заставило себя долго ждать.
Она резко взвизгнула, когда он поднял её над поломи уложил на стол перед собой.
Она кричала, брыкалась ногами, стараясь ударить его побольнее, слёзы градом ллись из её глаз.
Лестер скинул ремень на пол.
Он развёл её ноги руками, ни смотря на то, как она старалась держать их сомкнутыми.
Он придвинул её к себе ближе, закидывая её ноги себе за пояс.
— Каул! Прошу, прекрати это безумие! Каул! — кричала она, пытаясь сомкнуть ноги.
Она повернула голову в угол, откуда брат наблюдал за «представлением».
Из-за слёз, что заволокли глаза, она почти ничего не видела, только и успевала стирать их руками с глаз.
— Каул!
Лестер сжал свою руку на её тонкой шее и потянул на себя, заставив сесть.
Она хрипло дышала, смотря на тварь, что с интересом рассматривала её.
— Милая куколка. — проговорил Лестер.
— Я не подсуну кота в мешке. — донеслось из угла комнаты.
Лестер впился в её губы, словно шакал, набрасываясь на свежее мясо.
Алма была готова отдёрнуть голову, но он не позволил ей этого сделать.
Лестер уложил её на столе, перехватывая все её попытки сопротивления.
Он резко притянул имбрину за бёдра вплотную к себе, попутно с этим стягивая с себя штаны. Алма словно почувствовала второе дыхание. Грядущее не избежно, но она старалась бороться, бороться до последнего. Она извивалась всем телом, била своего мучителя, царапала кожу на его руках, кричала, надеясь что хоть кто-то в этом чёртовом месте услышит и придёт к ней на помощь.
Что одна хрупкая женщина могла сделать против мужчины?
Лестера только забавляло то, как она боролась за свою честь.
Он стянул с неё последнюю защиту — нижнее бельё, откинув эту деталь гардероба на пол.
Сорочка — единственное, что осталось на ней.
Лестер взглянул в её опухшие от слёз глаза, ухмыльнулся, и резко вошёл в неё.
Оглушительный крик раздался эхом по комнате. Алма зажмурила глаза, впиваясь пальцами в железный стол, оставляя ногтями царапины, боль пронзала её насквозь, на мгновение она перестала сопротивляться, замерев, надеясь что эта резь скоро притупится.
Лестер было начал движение, но оно не увенчалось успехом.
Алма задыхалась от истерики, умоляя чтобы всё это закончилось.
Во рту пересохло, губы покрылись корочкой.
— Проклятье, расслабься! — рявкнул Лестер на неё.
Набрав воздух в груди, она постаралась расслабиться, но безуспешно.
Она надеялась что именно так боль станет хоть чуть-чуть меньше.
— Расслабься! — рявкнул он ещё громче, ударив кулаком по столу возле её головы.
Новая волна истерики накрыла её так же быстро, как и успела возникнуть.
Тем не менее, зажав рот рукой, она сделала пару несчастных попыток, и он наконец вышел.
Лестер снова навалился на неё, заполняя её полностью, причиняя несказанную боль, вслушиваясь в её крик.