Бенефис

Я выбрал жизнь (2006 г.)

1.

Голову словно сдавили тисками, в душе царил полный бардак. Костя сидел на кухне в квартире Вовы и бездумно таращился в окно — на улице уже разыгралась метель, а во дворе, вокруг мёртвого тела Карасёва, собирались менты. Слетаются, стервятники! — Что ж это делается-то, Костик? — жалобно вздохнула Валентина, новоиспечённая вдова, и, колыхаясь дородным телом в красном халате, подошла к подоконнику, осторожно отодвинула занавеску. — Мне ведь идти туда надо, к ним, наверное… А я боюсь. — Сами сейчас припрутся, хату обыскивать, — отмахнулся от неё Костя. — Водки дай. — Боже мой, боже мой, за какие же грехи мне это, — запричитала Валя, но бутылку достала, поставила на стол и, всхлипывая, ушла. Вот ведь… Грохнули всё же. Он-то, дурак, надеялся, что и на этот раз выкарабкается Папа, но нет, достали-таки. Но кто? Заруцкий? Да пусть и он, какая теперь разница? Костя подскочил с табурета и заходил кругами. Гады, гады… ур-роды… организовали подставу… по его душу придут и закроют обязательно, и хрен теперь во всём разберёшься, где этот чёртов снайпер, пусть бы пристрелил, мучаться неохота! захлопнулась мышеловка сволочь все сволочи ну и хрен с ними Открыл бутылку, глотнул из горла́; водка согрела желудок, успокаивающее тепло растеклось по сосудам. Мелькнула малодушная мыслишка: а не смыться ли отсюда насовсем, с глаз долой — из сердца вон, найдут, на кого собак повесить; но тут же и пропала — ушёл поезд, билеты проданы, раньше надо было суетиться, гордыню свою поумерить. Теперь сиди, жди: не переплывёшь Урал, начдив. Пей. От резкого звонка в дверь Костя поперхнулся, закашлялся, едва бутылку не выронил из рук. — Открывать? — на кухню опасливо заглянула Валя. — Боюсь я… — Пошли, — Костя, не выпуская бутылки, вразвалочку поплёлся в прихожую. — Ты-то чего гоношишься? На кой им сдалась? Ментам супруга погибшего, действительно, была ни к чему: они лишь поинтересовались для проформы, Карасёвская ли это квартира, и гурьбой ввалились внутрь, замерли у порога. Следом вошла Маша, окинула задумчивым взглядом собравшихся. — Зампрокурора района Швецова, — представилась она Валентине. — Можно пройти? Та что-то промямлила, всплеснула руками и, рыдая, удалилась в ванную. — Добро пожаловать! — Костю нехило качнуло в сторону. — Прошу к нашему шалашу, располагайтесь, господа! Моё почтение! А рожи-то у всех троих ментов недоверчивые, кислые какие-то, не так, видимо, себе Вовину хату представляли, ну, а что — не тщеславен Папа в этом отношении был, пыль в глаза не пускал, показной роскошью себя не окружал. Чай, не барин… Извиняйте, не в филиал Эрмитажа попали! И в загородном доме всё по-простому, едва с десяток картин на стенах, да и то пейзажи незатейливые, библиотека скромная — выкуси! Все бабки в работе были. Техника, гардероб с фирменными шмотками, ну и цацки Валентины — больше здесь и смотреть не на что… — Ты бы, Костик, не паясничал, — фыркнул один из незваных гостей, высокий, с залысинами. — В твоём-то положении… — В каком это? — Костя отхлебнул из бутылки. — Ты ваще кто такой? Чё надо? Я тебя не видел и не знаю! — Начальник отдела ОРБ Захаров, — хмыкнул сей фрукт. — Пошли, поговорим. — Это с х… кх… какого перепугу? — Костя опёрся плечом о стену, унимая головокружение. — Я только с Марьей Сергеевной буду разговаривать. Да, Марья Сергеевна? Она улыбнулась краешком рта, но ничего не ответила. Плешивый окрысился: — Ты мне тут условия не ставь, буду — не буду, пошли, говорю! — Ага, щас, — Костя сделал приличный глоток водки. — Ну, арестуй меня! Я, что ли, Вову убил? Скажи мне это, скотина, скажи… Его шатнуло вперёд, в глазах помутнело, и он лихорадочно вцепился в дверной косяк, стараясь удержаться. — Константин Алексеевич, успокойтесь, — донеслось до него, словно сквозь вату. — Я вас допрошу. Пройдёмте на кухню. Кораблёв, осмотрите квартиру. Он встряхнул головой, прогоняя дурноту, и послушно направился вслед за Машей. — Вам плохо? — обеспокоенно спросила она, когда Костя, тяжело опершись о стол, опустился на табурет. — Пройдёт, психанул просто, — Костя перевёл дыхание и водрузил на стол чудом не выскользнувшую из дрожащей руки бутылку. — Надоело, что пасут. Скоро вот в угол загонят — и буду как телок ножа ждать. Чикать не чикают, рядом только ходят. Нервы ни к чёрту… Маша присела рядом, отодвинула в сторону вазочку с конфетами, положила на стол планшет для бумаг. — Вечно мне всякая чертовщина чудится, — признался ей Костя. — Сдвиг по фазе, видать. Нет, вы не подумайте чего… Помогите, а? — В чём именно? — её тонкие пальцы, вертевшие авторучку, замерли. — Преследователей ваших вычислить? Допустим, мне это удастся. И что дальше? Вы их ликвидируете? — Ментов? — у Кости смех заклокотал в горле. — Ну что вы такое говорите, Марья Сергеевна? С ними по-другому надо… куплю — и все дела. Только тут осторожно надо, чтоб они с выгодой согласились. — Предположим, вам удастся договориться с исполнителями. Но ведь кто-то же вас этим операм заказал? — Генка Заруцкий меня им заказал, — уверенно сообщил ей Костя. — Вову, наверное, тоже… — Вы полагаете, что Заруцкий жив? — Не знаю, — Костя застыл, уставившись на хитрый узор вязаной скатерти и некстати подумал, что в доме у деда такие же дурацкие скатёрки да салфетки повсюду лежали. — Не уверен. Снился ему накануне Генка. И во сне Костя точно знал, что нет Генки среди живых. Но то сны… — Константин, — вздохнула Маша. — Понимаете, я… Повинуясь импульсу, Костя взял её тонкую ладонь, поднёс к губам и поцеловал. Маша вскинула глаза и взглянула на него в упор, но промолчала и руки не отдёрнула.  — Момент, конечно, весьма пикантный, извините уж, Марья Сергеевна, — насмешливо хмыкнули за спиной. — Но вас к телефону.

2.

— Марину Аркадьевну Заруцкую и Владимира Ивановича Карасёва убили из одного и того же оружия, — с плохо скрываемым самодовольством сообщил Маше заглянувший в кабинет Буевич. — Дело за малым. Найдём оружие — найдём и убийцу. — В логике тебе не откажешь, Петя, — не сдержалась она, и, почувствовав предательскую дрожь в руках, поставила обратно на стол кружку с кофе. А ведь большего и не нужно, оружие непременно найдут. Не сегодня — завтра, это дело техники. И Косте подкинут, какие проблемы? Все документы будут в порядке, УПК соблюдён. Всё так, как и нужно. И по сути, верно. Да и по справедливости, конечно… Все, кроме неё, в этом уверены. Но это же неправильно! — Мария Сергеевна, — вздохнул Петя и тотчас же сник. — Ну не смотрите на меня так, у меня аж мурашки по коже. Ну вот такое получается, ну не нарочно же я. А, ещё… свидетель Горобец, он же водитель, утверждает, что в Карасёва стреляли из тачки, которая по всем параметрам, в том числе и госномеру, идентична транспортному средству, принадлежащему Заруцкому Геннадию Витальевичу. — Маш, привет, — появившийся на пороге Винокуров окончательно испортил Петино настроение. — Ага, насчёт номера машины мы, кстати, на месте проверили: так и есть, из двора обзор хороший, не выдумывает наш свидетель. Сходятся ведь концы с концами, вырисовывается натюрморт. — Это не доказательство, — Маша с досадой закусила губу, оглянулась на растерянного, побледневшего Буевича. Володя, пристроив дублёнку на вешалку в углу, отмахнулся: — Для кого как. По мне, так очень даже. Что думаешь, Петя? Ты же у нас следователь. Вроде как. Пора бы уж научиться думать самостоятельно. К чести Буевича, на эту гнусную провокацию он не поддался, вступать в полемику с Винокуровым не стал — собрал бумаги и покинул кабинет. — Детский сад! — фыркнул Володя. — Ну сколько можно дуться? Хорошо хоть драться не пытается, как некоторые. Но было бы забавно. Ах, да, конечно. Недавний Женькин демарш поставил начальника отдела уголовного розыска в неудобное положение и окончательно убедил его в целесообразности разрушения их ячейки общества. Маша вздохнула. Эта глупая оперетта успела набить ей оскомину. — Как личная жизнь? Эйфория ещё не прошла? — Если я отвечу, что нет, то обману ваши ожидания, Мария Сергеевна? — Винокуров как-то вяло улыбнулся. — Тебе-то какое до всего этого дело? — Из вежливости интересуюсь, не хочешь — не говори, — Маша подхватила кружку с остывшим кофе, села напротив. — Ты не думай, я очень рада, что у тебя всё отлично. Мне Ольга нравится, и я надеюсь, что вы оба сделали осознанный выбор, а не пошли на поводу у обстоятельств. В тебя легко влюбиться, а ты… — А Ольгу я выбрал сам, — Володя неопределённо пожал плечами. — И это не было акцией протеста или чего ты себе там вообразила. Давай на этом закончим. — Хорошо, — легко согласилась Маша. — Теперь перейдём к моим проблемам, да? Что ты хочешь узнать? Володя нервно потёр подбородок, прищурился. — Вот, к примеру, доброжелатели языки чешут, что у тебя новый роман. С одним из местных бандитов. И по ресторанам он тебя водит, и ювелирку дарит, даже в прокуратуру за консультациями названивает. Бред! Но ведь нет дыма без огня… Ну вот, дождалась враждебной реакции со стороны Винокурова. И ведь не скажешь, что всё совсем не так… Володю обманывать у неё никогда не получалось, он всегда знал — знал ещё до того, как она признавалась себе, что да, действительно… — Это ты про Бородинского? Ну вот, не хочу я человека бездоказательно за решётку отправлять, совесть не позволяет. А всем заинтересованным лицам отчего-то подобное кажется фантастикой, поэтому они изобрели более понятное им объяснение: взаимная выгода, личные симпатии. Лицо Винокурова тут же помрачнело, зло сверкнули глаза. — Совесть? Маша, ты чего… Серьёзно? Нашла, за кого… Какая совесть, окстись! Он пожизненно должен сидеть, а ты хочешь его права соблюдать. Ну давай, давай, отмазывай его. Фуфло твой Барракуда гонит! А она давно не видела Володю таким… Куда пропали сдержанность, осмотрительность, лёгкая ирония, которые он неизменно демонстрировал в общении с ней в последнее время? В любом случае, тактика была выбрана верная. — Фальсифицировать доказательства, чтоб его посадить, я не позволю, — Маша намеренно подлила масла в огонь. — А в паспорте у Бородинского не написано, что он киллер. — Эта скотина… — Володя задохнулся от злости. — Эта скотина купила себе свободу за деньги! На джипаре своём бронированном по Питеру разъезжает, по кабакам шляется, деньгами сорит направо и налево, а ты, ты… Ты ему веришь? Что с тобой не так? Ну ведь не девочка уже, отчего же лапшу на уши вешать позволяешь? Тебе его жалко, что ли? А убитых им не жалко? — При чём тут жалость? Пусть Бородинский сидит за то, что он совершил. — А не всё ли равно? — Для меня — не всё равно. Профессиональная этика, Володя, для меня — не пустой звук. А для тебя? — Ты сбрендила совсем? И, не дожидаясь ответа, вскочил, сдёрнул с вешалки дублёнку, метнулся к выходу, помедлил мгновение, с досадой ударил кулаком в стену, демонстративно хлопнул дверью. Щёлкнув кнопкой электрического чайника, Маша опёрлась спиной о сейф, зажмурилась до вспышек под веками. Голова гудела, крутило желудок, сердце бешено стучало в груди. Отлично дела идут! Кто следующий будет инквизитора изображать? Ковин? — Медитируете? — раздался вдруг голос Кораблёва. — Это правильно. В нашей работе всякий фэн-шуй необходим. — Фэн-шуй, Лёня, это гармоничное сочетание жизни и смерти, — с закрытыми глазами отозвалась Маша. — Так что, безусловно, необходим. Чай, кофе? — Садитесь, сам налью, и вам заодно, — смилостивился Кораблёв. — Я пирожных принёс, корзиночки с кремом. Надеюсь, вы не на диете. Иногда я бываю учтивым и галантным кавалером. Пытаюсь загладить свою вину: был непочтителен и вообще вёл себя по-хамски. Маша воззрилась на него с весёлым удивлением. — Что с тобой, Лёня? Передумал? Кораблёв плеснул кипятка в кружки, поставил на стол коробку с пирожными. — Эмоции, Марья Сергеевна, сыграли со мной дурную шутку. Эмоции бурные, разнообразные, лишние. Простите, дурака свалял. — Виновато улыбнулся. — Оплошность я свою осознал и теперь предлагаю вам посмотреть на всю эту катавасию трезвым взглядом, а то, знаете, огород такой уже нагородили… — Ехидничаешь? — на душе у Маши потеплело. С таким Кораблёвым общаться было не в пример легче: давешняя ссора оставила мерзкое послевкусие, от которого хотелось побыстрее избавиться. — Ага, — согласился Кораблёв. — Вы, смотрю, только и делаете, что со всеми из-за Барракуды нашего ненаглядного ругаетесь, несолидно это. Картину искажаете. Винокурова, и того… он меня даже не заметил: вылетел от вас на всех парах, я еле в сторону отскочил. Довели парня до белого каления? Ну и славно, а то я уж стал опасаться, что нет у него собственного мнения. — Не надо, Лёня, — Маша качнула головой и потянулась к пирожным. — Давай к делу. До чего ты додумался, отринув эмоции? Ведь додумался же? — Додумался, — Кораблёв глотнул кофе. — У нас тут алгоритмы не применяются, но очевидное отбрасывать не хочется, поэтому цепь рассуждений логически небезупречна, однако за неимением лучшего… — Лёня, не до философии тут. Ну? — Я не тактик, Марья Сергеевна, я стратег. Поэтому для начала границы определил, согласитесь, в нашем случае это очень важно. Итак, что у нас есть? Одно убийство — огнестрел, и девушку в заброшенном бетонном колодце на кладбище нашли; муж её пропал без вести — типичная потеряшка; и, наконец, спустя полгода их общего знакомого расстреляли во дворе собственного дома — заказуха. Из всей этой неприглядной ситуации нам разрешают работать только по убою Карасёва, и в нужном направлении, а вы всё раскрутить хотите, но это, оказывается, кроме вас, никому и не нужно. Работать вам не то чтобы не дают, но смотрят искоса, за спиной шепчутся и подножки ставят — хоть и неприятно, но терпимо, вам есть с чем сравнивать. — Лёня, если бы всё было так, не отдали бы нам ничего. Когда в главке процессом руководят, до маневров дело не доходит. Я поддерживаю версию Кости: Карасёва заказал Заруцкий, и заказал некоему сотруднику ОРБ. — Если у Заруцкого есть свои люди в гнилой структурке, — Кораблёв нахмурился, — то мы можем предположить, что дорогой товарищ не убит, а сам гасится. Хотя, конечно, не стоит сбрасывать со счетов, что за ненадобностью он в болотах Ленобласти или на дне Финского залива сгинул. Вот в этом направлении нужно копать. Бодяга эта — кинцо занятное, да, но кровно в деле там никто, — он указал на потолок, — не заинтересован, не те масштабы, так, мелкая возня. А Барракуду вашего виновным назначили, потому что Карасёв его в нужный момент из тюрьмы вытащил. Будете трепыхаться в этом аквариуме? — Буду, — упрямо ответила Маша. Кораблёв усмехнулся. — «Оборотни в погонах» — тема благодатная, как ни крути. Надо использовать то же оружие. По Заруцким работал Захаров, ничего не могу о нём сказать, не замечен, не сплетничают, и вообще это дело Управления собственной безопасности, никак не ваше, но ведь может выгореть. С таким Кораблёвым Маше работать нравилось: здоровый профессиональный азарт позволял забыть о недавней размолвке, отринуть нелепые домыслы и прочую шелуху. А что до Кости, то… Лёня, словно услышав её мысли, понимающе хмыкнул: — Ну и насчёт Барракуды — на самом деле, ваши с ним отношения никому особо не интересны и уж точно никого не шокируют, разве что Ковина да Буевича, и ещё Винокуров со своими оскорблёнными чувствами… Так что не обольщайтесь… Продолжайте общение, нам это на руку.