На излёте (2006 г.)
1.
— Ну дорого-ой, — шепнула ему на ухо белобрысая вертлявая девица, тронула за плечо, — чего ты хочешь? Даже Важнов отмахивался от стриптизёрок, как от назойливых мух, Костина же душа была далеко-далеко отсюда, сознание напрочь затуманилось, хоть и трезв был как стёклышко. И вот словно током ударило. Проснулся, с небес сверзился, хмель из головы мигом выветрился; в висках заломило, замутило от ворвавшегося в уши дикого музона. И шмара эта ещё лезет, тьфу! ловим душу в сети Дёрнулся, сбрасывая с себя её горячую ладонь, поморщился с отвращением — от блондинки несло сладкой гнилью, а жирно накрашенный красный рот растянулся в глупой улыбке. Отшатнулся в сторону. Прохрипел, задыхаясь: — Слшь… кх… за… от… вжсь… — Не приставай, видишь, не в духе человек, не до развлечений. Денежку вот возьми буржуйскую, — Важнов протянул скуксившейся барышне зелёную купюру, — а теперь отвали, не смущай присутствием. — И, ухватив Костю за рукав, потянул того к выходу. — Пройдёмся, подышим… чисто покойник, право слово… На улице ему и вправду стало лучше: морозный воздух наполнил лёгкие, прекратился звон в ушах, желудок перестал выворачиваться наизнанку. В себя пришёл. Сначала осознал, где находится, и то, что не помнит ничего происходившего с ним со дня убийства Карасёва — сколько вообще времени-то прошло? — натурально, память отшибло… А потом как будто громкость прибавили, резкость навели — смысл произносимых Иванычем слов стал доходить, и тени искрящиеся вокруг больше не мельтешили, только дыхание клубилось в ледяной темноте январской ночи. — …полное отсутствие личной жизни! Куда это годится? Эй, ты меня слушаешь? — А? Студёный ветер с Невы пронизал тело насквозь, заморозил кровь в жилах, развеял плотный туман в голове. Сгинул злой морок. Костя встрепенулся, заозирался: где Важнов? Ни души вокруг. Моргнул — да вот же Иваныч, у тачки стоит, отряхивает пальто, ворчит. Закурить просит… Костя нащупал в кармане сигареты, достал зажигалку, полюбовался пляшущим живым огоньком, шагнул к распахнутой дверце — будто из проруби вынырнул. Иваныч, криво ухмыляясь, уселся за руль. — Смерть, говорю, к рукам тебя почти что прибрала, а ты и счастлив. Полюбуйся на себя: белый как мел, глазища только горят. Еле вытащил, чуть сам в ящик не сыграл… Не будь скотиной неблагодарной, Костик, не помирай раньше времени! Тем более что решить нашу проблему нужно непременно, — Важнов завёл мотор, включил радио, вытер салфеткой потёкшую из носа алую струйку. — Покатаемся пока по городу. — Глубоко затянулся и выпустил дым в окно. — Звонил я Марии Сергеевне, предложил встретиться, так она к половине девятого просила подъехать к прокуратуре. На провокацию мы поддадимся, беседу проведём, понятное дело, на нейтральной территории: на публику играть будем. Весь мир — театр! А ты в нём — реквизит списанный …На «Невский палас» в этот раз Маша согласилась, и завтракала с видимым удовольствием — румяными сырниками с джемом — Косте аж завидно стало: сам-то он, с трудом подавляя тошноту, гипнотизировал взглядом чашку кофе. Важнов, ловко орудуя столовыми приборами, расправлялся с омлетом и между делом вёл светский разговор. Слушая, как он вещает о деревенских улочках Монмартра и тамошних уютных кафе, Костя гадал, в какие же игры он играет с ним, с Машей… и почему, чем больше он обо всём этом думает, тем меньше ему хочется знать. Очень уж ему не нравилось ощущать себя полупереваренной наживкой — и не только в переносном, но и в прямом смысле. Неспроста на задворках подсознания мелькали какие-то неясные образы и муторные воспоминания. — Вову заказал Заруцкий, больше некому, — Иваныч как-то незаметно перешёл от парижских прогулок к питерским злодействам. — Думаете, он жив? — Маша склонила голову к плечу и слегка прищурилась, изучая лица собеседников. Костя замер, ощущая, как его внутренности сковывает холодом, и замедляется сердцебиение. Важнов поморщился, быстро щёлкнул пальцами — удалось перевести дух, сделать глоток воды и, наконец, оторвать взгляд от чарующей тьмы. — На тот момент Геннадий Витальевич мог быть и жив. А сейчас — сомневаюсь… Хотите знать, как было? Вернее, подтвердить свои предположения? Костик в общих чертах только… а я при этом присутствовал. Ну, вот, Марья Сергеевна, если вам угодно: Заруцкий, как никто другой, любил интриговать, натура у него такая, скользкая. Пока Генка мутил среди своих, Вова терпел. Злился, но не трогал, и другим трогать не разрешал, хоть я и предлагал свои услуги. А вот когда Карасёв узнал, что друг его закадычный с ментами связался, тут у него терпение и лопнуло. Внезапно. В «Смарагде» дело было, обедали они втроём: Вова и Генка с женой. Разразился скандал. Мариша их помирить попыталась, хорошая девочка была, добрая, только дурочка, конечно. Вова редко из себя выходил, но если уж случалось такое, голову терял, ничего вокруг не видел. Застрелил он сгоряча Маринку. И Генке же приказал тело из ресторана убрать — тот и убрал. Жену Генка любил, так что можно было не сомневаться — отомстит. В свойственной ему манере. — Кто-нибудь из вас видел Заруцкого после случившегося? — Нет. Карасёв, очухавшись, за ним посылал, конечно же, но наш приятель больше нигде не засветился. Как отбыл из ресторана в своей серебристой «Ауди», так ни слуху, ни духу. Поиски я вёл по собственной инициативе, Вова никаких мер предпринимать не стал. Чем это для него закончилось, известно. Машины глаза замерцали холодным огнём, от которого у Кости вновь сдавило дыхание. — И чего же вы хотите от меня? Важнов скрестил руки на груди: — Определённости. Не люблю я, Марья Сергеевна, с призраками сражаться. Нерационально это.2.
На мертвенно-бледного Костю Маша старалась не смотреть: её тревожил этот пустой, отрешённый взгляд, а витиеватые речи Важнова вызвали головную боль. Хотя, скорее всего, дурно ей было от интерьеров ВИП-зала роскошного отеля, и Маша, недобрым словом поминая уговорившего её на эту встречу Кораблёва, стоически терпела отравленную музейную атмосферу и скорбные фортепианные сонаты. Только ради чего? Ради ещё одной страницы в её обширном досье? Ну так заинтересованным лицам уже достаточно того, что есть. …Ничего нового Важнов ей так и не сообщил. То, что Марину Заруцкую положил в колодец муж, Маша узнала ещё накануне вечером от Буевича: оказывается, они с Ольгой съездили на Большеохтинское, обошли все ближайшие могилы и обнаружили, что в паре шагов от искомого места захоронены родители Геннадия Витальевича; вернувшись в прокуратуру, оба поспешили поделиться с ней сведениями. Петя, правда, попытался предложить и альтернативные версии, но сдался под натиском Оленькиных логических выводов: — Так что же выходит, это Заруцкий убил жену и теперь скрывается? Ольга озорно тряхнула собранными в два хвостика светлыми волосами. — В любом случае, именно Заруцкий избавлялся от тела, и если он не убийца или сообщник, значит, его заставили. Вот и вырисовывается определённая картина… На столе завибрировал мобильный: звонил Андрей. Пришлось ответить. Внезапно вспомнив, чем знаменателен этот день, Маша неискренне попросила передать бывшей свекрови поздравления с юбилеем; поинтересовалась, где ночуют дети; сообщила, что контурные карты для сына она купила; выслушала очередную порцию ироничных суждений по поводу её неподобающего — для счастливо замужней женщины — поведения, сдержалась и не стала язвить в ответ. И только положив трубку, осознала, что впервые за долгое время видит, как лицо Пети светится тихой радостью, и с Олей он общается непринужденно, словно и не было между ними размолвки. Оживлённо разговаривая, втроём вышли из здания прокуратуры и за углом почти столкнулись с Винокуровым. Маша вздохнула: и в этот раз Володя ей даже не кивнул, впрочем, его невнимание было объяснимо. — Добрый вечер, — излишне вкрадчиво поприветствовал он их. — Хорошо проводите время? — Отлично! — лучезарно улыбнулась Ольга. — Работаем, как видишь. — Я помешал? — так же мягко продолжил Винокуров, и Буевич, погрустнев, отступил назад, бормоча, что мешает как раз он, и в общем-то ему пора. — Петь, — пожалела парня Маша. — Проводить тебя? О деле заодно поговорим. — И, подхватив его под руку, потянула в сторону остановки. Оглянулась украдкой: Винокуров, обнимая Ольгу за плечи, вёл её к машине. Спектакль изрядно затянулся. …Когда Машу в начале одиннадцатого привёз к дому приметный бронированный автомобиль, Винокуров, занявший наблюдательную позицию во дворе, конечно, подобного унижения не стерпел. Не говоря ни слова, поднялся вслед за ней в квартиру, но в гостиную не прошёл, так в дублёнке и плюхнулся на стул в прихожей. — И часто Костя Барракуда тебя домой после дежурства привозит? — едко поинтересовался он, когда Маша присела на диван и приготовилась выслушать всё, что накипело у Володи на душе. Поступать иначе было бы совсем не комильфо, да и совестно как-то, только вот оправдываться перед ним она не собиралась. — Нет, не часто. У нас графики не совпадают. Может быть, шутка и вышла неуклюжей, и обстановку разрядить не удалось, однако Маша вдруг развеселилась: временное помешательство, не иначе. — Неудобно-то как! — Володя вздохнул и замолчал: возможно, хотел нагрубить, но передумал. Но Маша не успокоилась… надоело! Сколько же можно продолжать свою тактику? — Пожалуйста, я тебя очень прошу, оставь меня в покое, а? Займись своей молодой невестой! За Олечкой ведь нужен глаз да глаз. Ты же не думаешь, что она и дальше будет тобой восторгаться? Она — не Женя, метания твои душевные терпеть не будет. — Да мне плевать! — вспыхнул Володя и резко вскочил на ноги. — Не это меня волнует! Я… Как ты можешь, Маша? Не говорю о том, чего не видел, но ты… С ним! Вот так! — Разочарован? — Маша отвернулась, словно наяву ощущая, как её затянуло под лёд, и непреодолимая сила тащит в стылую глубину. Володя тяжело вздохнул, сел рядом, устало обхватил голову руками. — Я не разочаруюсь в тебе, даже если увижу, что джип Бородинского всю ночь стоит во дворе твоего дома, а сам Константин Алексеевич выходит утром из твоей квартиры. Какой смысл это отрицать? Не знаю, зачем тебе всё это нужно, мне никогда не понять… Да это и неважно. Знаешь, вся проблема в том, что я не могу перестать надеяться. С годами это не проходит… Неизлечимое безумие. Да. Полная невменяемость. Что ни делай — всё к худшему.3.
— Намаялся с тобой я сегодня, сил нет никаких, — недовольно пробурчал Важнов, рывком задёргивая занавеску на окне. — Аукнется мне ещё это геройство, мало не покажется, но что поделать? Вот ведь напасть-то какая! Увяз ты во тьме, и она в тебе увязла, это у вас взаимно. Как тут удержаться? Иди уж… «Ну хоть так», — благодарно подумал Костя, но произнести вслух не смог, только едва кивнул головой — не получилось стряхнуть с себя тяжёлое оцепенение. Пока они с Иванычем по городу колесили (только ему, окаянному, известно, зачем), было терпимо, с дремотой худо-бедно справлялся, а вот в номере отеля накатила непреодолимая усталость: глаза закрывались сами собой, ноги подкашивались. Шатаясь, словно пьяный, он рухнул на кровать и погрузился в туманную глубину. …В бездонный колодец — в её владения. Она ждала, торжествуя: все преграды исчезли. Уверилась в своей победе. Предвкушала добычу. В зыбком пространстве полусна-полуяви её дивный образ ускользал слишком быстро, и Костя, падая, только успевал поймать краем глаза лёгкую тень, но завораживающий голос уже проник в душу, убаюкал тревогу. Сопротивляться не хотелось. — А вы знаете, Константин, кого ни послушать, так у нас с вами любовь. Даже разочаровывать никого не хочется. Костя попытался ответить, но его полёт тут же ускорился стократно; в ушах зашумело, кровь застучала в висках, рёбра раздвинулись, затрещали. Обдало жаром тело: сгорал в атмосфере метеоритом. — Мария… Маша… Вы… Я… Лёгкий смех волной прокатился по сердцу. — Маша? Что ж, если так, то будь по-вашему… По-твоему. Сон ли это? Конечно. Сон о безумном желании полностью раствориться во тьме. Отдать ей всё, что у него есть. Себя. наяву — не позволит — Ты хочешь именно этого? Исчезнуть? в самом деле — Да, — выдохнул он. — Хочу. Поспешно протянул руку в льдистый туман, дотронулся до возникшей над ним призрачной фигуры. Отпрянул, ощутив пальцами нежность кожи. Тёплая. нет Призрак обрёл более чёткие очертания: засияли жадной радостью глаза, заалели бледные губы, потоки ветра подхватили тёмные распущенные волосы. Маша обняла его за плечи, вздохнула, прильнула к груди. холодно Всё ещё прозрачная, она постепенно обретала телесность; падение стало замедляться, потом и вовсе остановилось, и они зависли в бескрайней сияющей пустоте. — Светло, — тихо произнес он, боясь пошевелиться. — Ушла темнота… Ушла, рассеялась. Осталась только в её глазах — бесконечная пугающая бездна, и сил нет ей противостоять. — Закрой глаза, — потребовала она. Костя подчинился. Под веками вспыхнули огненные искры, замелькали давно минувшие, почти забытые события. «Вот оно как, — понял он. — Перед смертью-то. Лишь хорошее». Самое лучшее из детства: радость, счастье, все живы. — Спи, — шепнула Маша и поцеловала его в лоб. …А это, оказывается, больно и страшно — когда душа меркнет, истончается, шелестит иссохшим листком и вот-вот рассыплется в труху. Его подняло рывком за мгновение до развоплощения — что ни говори, удачно Иваныч трофей свой подсёк — и вышвырнуло из сна в живую реальность. Та встретила его довольной рожей Важнова и вязкой духотой в воздухе. — Проснись, Костик, проснись! Едва тебя совсем уж не опустошила, благодетельница наша, но душу-то я из-под носа увёл! Ай да герой! И, сморщив измождённое землистое лицо, засмеялся.4.
— Ты — смерть, Машка! Смерть! — торжественно заявил пьяный Шура Струмин, чмокнул её в щёчку и приложился к фляжке. — Только физиономию сделай попроще! «Давно его не видела, — подумала Маша. — Что ж так? — И тут же вспомнила: — А-а, его же пять лет назад убили». — Ну и что? — обиженно насупился Шура. — Если убили, так теперь и совсем никому не показываться, даже тебе? А ещё смертью называешься! Исчез. — Шур, да ты чего? — вырвалось у неё. — Я же не хотела, так получилось! — Каждый раз одно и то же, — Маша отчётливо услышала голос бывшей свекрови. — Нехорошо, некрасиво! — Нина Семёновна! — возмутилась она, всматриваясь в темноту, но никого там так и не заметила. — Вы-то ведь живая! — Конечно, живая, — пробурчал Андрей. — К счастью, тебе до моей мамы дела нет. И до меня тоже. У тебя всегда много работы. — И разве это плохо? — Не плохо и не хорошо, — покачал головой Важнов. — Это призвание такое… Уж я-то вас, Мария Сергеевна, прекрасно понимаю. Не надо печалиться, так всегда было, есть и будет. Вселенская гармония. Вот только Костика мне жаль, — признался он, опускаясь на колени перед телом Бородинского с простреленной головой. — Но так написана его жизнь, мне ли с этим спорить? Маша отвернулась, чтобы не видеть зияющую рану в Костином лбу, застыла в бессильном отчаянии, задохнулась в безмолвном крике… Проснулась. Голова гудела как колокол, во рту пересохло; в глаза бил противный жёлтый свет. С трудом осознав, что лежит на диване в своей кухне-гостиной и смотрит на фонари за окном, Маша села, прижала пальцы к ноющим вискам и расплакалась от переполнявших её странных чувств. Володины признания и так выбили её из колеи, а теперь ещё этот сон дурацкий… Нужно ставить точку во всех этих отношениях: она ведь действительно счастлива быть замужем за Димой, у них образцовая семья, а вся эта ненужная суета, все эти глупые страдания — зачем? Она ведь никого из них не любит. Винокуров, конечно, до сих пор на что-то рассчитывает, а Кораблёв и вовсе непредсказуем, но обоим придётся смириться, поэтому… Тишину разрезала трель телефона. Лёгок на помине. — Я тут вещи интересные узнал, хотите — и вам расскажу. — Хочу. — Я в вашей парадной. Маша поспешно смахнула слёзы, глубоко вздохнула и пошла открывать дверь, за которой обнаружился довольный Кораблёв с коробкой конфет. — Вот вы отдаёте себе отчёт в том, кто больше всех печётся о вашем душевном благополучии? Ваш покорнейший слуга, Леонид Николаевич… А вы всё с ветряными мельницами сражаетесь. Чего носом хлюпаете? Не знобит вас, нет? — Лёнь, — Маша посторонилась, пропуская Кораблёва, — давай всё же об интересном поговорим. Это насчёт Карасёва или Заруцкого? Кораблёв не спеша снял куртку и кепку, прошёл к дивану, положил конфеты на журнальный столик, достал из кармана записную книжку, полистал и только потом соизволил сообщить: — А вы знаете, что у Заруцкого был валютный счёт в питерском филиале одного симпатичного европейского банка? Маша замерла в раздумье: — В деле об этом ни слова. — И тем не менее. На момент исчезновения там лежало триста тысяч долларов. — Внушительная сумма… А сейчас, подозреваю, счёт основательно уменьшился. — Правильно подозреваете. Ежемесячно в пункте обмены валюты с карты снималось по десять тысяч долларов, за день до убийства Карасёва было снято тридцать тысяч. Выводы сами сделаете? Маша кивнула своим мыслям: — Они не рискнули сразу весь счёт опустошать. Кораблёв достал из коробки конфету, зашуршал обёрткой. — Господа из ОРБ позволили себе увеличить сумму гонорара? Действительно, зачем же скромничать? Маша озадаченно нахмурилась. — Нам нужен Заруцкий, живой или мёртвый. Без него все наши домыслы — это шаткая конструкция. Кораблёв вздохнул и встал с дивана. — Думайте, Марья Сергеевна. Привлекайте своих доверенных советников, у них ведь больше возможностей. Только без фанатизма, умоляю… хотя, по-другому вы не можете. …Размышляла она недолго: выпроводив Лёню, тут же позвонила Важнову. Тот, не дожидаясь вопроса, выпалил скороговоркой: — Если исходить из концепции единства духа и материи, то вы, Мария Сергеевна, единственный человек, который может точно определить местонахождение Заруцкого. И не спешите отрицать ваш магический потенциал, не попробовав свои силы. У Маши даже голова закружилась. Снова эти бредовые фантазии! Ну в самом-то деле, как можно серьёзно воспринимать подобные разговоры? — Проявить себя на поприще оккультных наук? А связь с инфернальным миром поможете установить? Важнов хрипло рассмеялся: — Я хоть сейчас готов к вам лететь по Невскому под двести, однако, воздержусь. Мне это категорически нельзя, уж не обессудьте. И не звоните мне больше, не отвечу. Руку вдруг больно обожгло — Маша вскрикнула и выронила телефон, а потом застыла в недоумении: что за чёрт? Тряхнула головой, прогоняя наваждение, села на пол и подтянула колени к груди. Неужто она действительно собирается это сделать? Изображать из себя экстрасенса? Смех, да и только. «Ну почему же, — отозвался её внутренний голос. — Ты ведь работала с ясновидящими, и вполне успешно. Нужно найти труп — принцип поиска тебе понятен. Только не надо этих колдовских обрядов: зеркальных коридоров и замысловатых пассов над фотографией разыскиваемого, всё гораздо проще. Закрой глаза и смотри». И она увидела.