Гранатовый сок

Фива замерла в ожидании желанного силуэта, который вот-вот должен был появиться из-за белокаменной колонны. Она слышала его низкий бас, тихий смех. Девичье сердце трепетало всё сильнее и сильнее. Девушке казалось, что она сейчас потеряет сознание от такого избытка волнений, что сейчас переполняли её хрупкое тело. — Проходите, брат, дядя, — Аполлон пригласил в свой храм богов. Настал момент истины. Перед смертной появился повелитель Подземного царства. Аид совсем не изменился с момента их последней встречи. Такое же бледное лицо обрамляли длинные тёмные волны волос, его ярко-алые глаза, казалось, всё так же видели девушку насквозь. На её губах застыло любимое имя. Фива боялась не то что отвести взгляда, даже моргнуть! Бедняжка думала, что стоит ей закрыть глаза, как её возлюбленный снова исчезнет в непроглядной тьме и больше никогда-никогда не вернётся. — Знакомьтесь, это Фива, моя… — начал было юный бог, присев рядом с красавицей. — Хорошая подруга. — закончила вместо Аполлона девушка, продолжая поддерживать так необходимый ей зрительный контакт с повелителем Подземного царства. Аид усмехнулся. Его маленькая пташка изменилась. Она стала намного смелее, раз не побоялась гнева бога Солнца, сына самого Зевса, и решила дерзнуть ему. Грозный бог чувствовал холод в словах Фивы. Значит, в её отношениях с его племянником пошли трещины. Аид ликовал. Он до последнего был уверен, что его крохотная пташка образумится и превратится из желторотого птенчика в прекрасную орлицу и гордо улетит от пустоголового бездельника. Фива дрожала. Она дрожала от невыносимого страха перед Аполлоном, дрожала от внезапного прилива смелости. Смертная смогла дерзнуть богу. Последствия теперь могут быть не самыми лучшими, однако правда всё равно будет не на стороне юного бога. Смертная изначальная принадлежала повелителю Подземного царства и останется только его женой и большей ничей. — Подожди, Фива! Что ты такое говоришь? Разве ты забыла о тех прекрасных днях, когда мы были счастливы? — встревожился юноша, взяв подружку за руки, однако та резко вырвалась из его хватки. Девушка бросилась к ногам Аида. Она не боялась удивлённого взгляда Диониса, который чуть не выронил корзинку из рук. Фива смирно сидела на коленях, боясь поднять взор на мужа. Она ожидала любой его реакции, даже самой жестокой. Внезапно её дёрнул за плечо Аполлон, но Дионис потянул за собой брата. Вместе они покинули храм. — Ты совсем идиот! Она ведь жена самого Аида! И,причём, законная! На небесах тебя и так не жалуют из-за разгульной жизни, так ты решил ещё и в интрижку влипнуть! — ругал бог вина юношу, который продолжал оглядываться назад. — Можешь встать, — раздался голос Аида, когда братья полностью исчезли с поля зрения. Несмело смертная поднялась, выпрямилась словно тонкая струна. Грозный усмехнулся. Его любимая жена похорошела: на её некогда бледных щеках горел румянец, губы покраснели словно сочный гранат, её фигура стала более женственной. Белоснежный хитон с золотистыми геометрическими узорами подчёркивал медленно расцветающую красоту. — Ты всё так же прекрасна… — прошептал повелитель Царства мёртвых, прикоснувшись холодными пальцами к обжигающе горячей румяной щёчке. — Я… Я скучала… — еле выдавила из себя сквозь слёзы, которые горячими ручейками потекли по её лицу, смертная. — Прости… Прости меня.

***

Как же приятно теперь было оказаться в Подземной царстве! Фива думала, что она сейчас может узнать каждый камешек, каждую трещинку на тёмных стенах. Она жадно вдыхала сырой воздух, не произносила ни звука, чтобы насладиться шумом бушующей Стикс. Это жуткое место было её домом. Единственным домом. Аид шёл следом за очарованной женой, которая снова и снова прикасалась к каменным стенам, его чёрному трону и даже несколько раз заглянула в их спальню, словно не могла поверить в то, что она снова вернулась сюда, к любимому мужу. Фива легла на широкую кровать, покрытую чёрным шёлком, сжала в руках приятную на ощупь материю. Нет, это не сон. — Может быть, теперь-то ты пойдёшь в мои объятия? — спросил грозный бог любимую жену, которая не долго думая, бросилась к нему и прижалась к широкой мужской груди.