Парабеллум

      Три дня! На целых три прекрасных дня! Хотелось крикнуть «Йо-хо-хо!» и вприпрыжку с гиканьем и свистом промчаться по этажу, размахивая пиджаком над головой. Три дня выходных, честно отвоёванных, за муки в шубе Деда Мороза. И как бы Акула не хмурил брови и не издавал душераздирающие стоны, а приказ уже был подписан — можно ехать. Три дня — это спать до двенадцати, никаких костюмов и галстуков, да можно, вообще, не одеваться, жареный бекон и копчёная скумбрия с луком и пивом под хоккей, футбол, биатлон — неважно, что по телеку покажут. Это покурить в окно с чашкой кофе после секса без вида на опостылевшие гаражи, вечных шорохов в коридоре и ежедневного зрелища безруких, слепых, хромоногих, безногих, косоглазых, горбатых и так далее. Стоп! Откуда взялся секс? А почему бы ему и не взяться? У него три дня и четыре ночи, бэд энд брекфест, и почему бы ко всем тридцати трём удовольствиям не добавить старый, добрый, отвязный секс. При должном старании можно даже каждую ночь разный. Вспомнить молодость, вытряхнуть песок и продуть жабры. О Господи, как хорошо, три дня! Только зайти к Янусу попрощаться. Главный Паук нашелся в ординаторской за приёмом зачёта у насельников Дома по оказанию первой помощи в рамках мероприятий к 23 февраля. Янус, не слушая счастливое бормотание Р Первого об отпуске, ухватил его за рукав и усадил на кушетку к Стервятнику, тому не на ком было выполнять задание. Чёрный Ральф был в слишком благостном расположении духа, чтобы сопротивляться. Вожак третьей повел носом, как ищейка, учуявшая след, и подозрительно оглядел воспитателя с ног до головы. Папаша Птиц с кислой миной вытащил экзаменационный билет. — Ну, что там у нас? — спросил Ральф, улыбаясь. Три дня в его воображении переливались радужными цветами. — У вас контузия, ранение в живот и открытый перелом ноги, — расцветая с каждым словом, прочитал глава Гнездовища. — Брось меня, Стервятник, — посоветовал Р Первый, — я почти труп. — Ну уж нет, — Птица закатал рукава и взялся за бинты, — я спасу вас, потом в госпитале подлатают и пойдёте в бой. — Смилуйся, сестричка, — развлекался Чёрный Ральф. — Как же ты, такая хрупкая, меня с поля-то вынесешь? «Сестричка», ещё раз прочитав билет, злорадно прошипела, что боец в обмороке лежит — болевой шок, кишки по земле размотаны, а из голени кость торчит. «Вечер пятницы, суббота весь день и ночь, воскресенье полностью, и понедельник до вечера — красота!» — думал Ральф, укладываясь на топчан. Стервятник сноровисто накладывал ему шапочку из бинтов на голову, бесцеремонно крутя раненого в разные стороны. — Отдыхать будешь? — с легкой завистью спросил Ян, подойдя к кушетке. Стервятник царапнул шею когтями. — Шашлыки, пиво, девочки. — Сначала пиво, потом девочки, и шашлыки, если силы будут, — мечтательно вздохнул Ральф. — А контузия у него тяжелая, с судорогами и потерей дыхания, — мстительно усложнил задание Паучище и ушел в сторону крыс. Мертвец пытался забинтовать Рыжего, раненного в паховую область. Крысиный вожак вертелся ужом и хихикал, отбиваясь от настойчивого санитара, желающего осмотреть повреждения, путём снятия лишней одежды. «Контуженный» Р Первый смиренно лежал пока адепт красного креста накладывал ему шину, задрав штанину и зачем-то стянув носок с ноги. Он утешался зрелищем условно ослепшего Табаки и бешеного Лорда, пытающего оказать первую помощь, и не добить «раненого», списав смерть на неизбежные потери в бою. Предводитель Птиц сложил руки на животе, оглядел бойца и принялся расстёгивать на нём рубашку. — Это ещё зачем? — Ральф поймал ловкие пальцы, уже взявшиеся за ремень его брюк. — Ливер вам примотаю, а то как вы по девкам-то пойдёте с кишками по ветру? — язвительно пыхтел Стервятник, выкручивая руку из клешни воспитателя. — Ох и страшная ты, сестричка, — Ральф решил отомстить подлецу, ощупывающему ему брюшную полость. — Ты не смерть ли моя? — Бредит, — сокрушенно доложил Папа подошедшему доктору. Настырная Птица проехалась когтями по телу, потыкав в межрёберное пространство. — Сдурел?! — взвыл Ральф, извиваясь, как червяк, с костяною ногой. — Судороги, — удовлетворённо констатировал Стервятник, — показано дыхание рот в рот. — Я умер, — отчаянно заявил раненый заведующему госпиталем. Янус прижал два пальца к шее, выслушивая пульс, сказал, обращаясь исключительно к Стервятнику: — Сердце бьётся, но надо спешить. Действуйте, коллега. — Наберу молодых девчонок и из койки вообще вылезать не буду, — отчеканил Ральф в спину Янусу, — а когда вернусь, я у тебя на сутки пропишусь и буду рассказывать всё в красках и с ужасными подробностями. — Ногу придётся ампутировать, — задумчиво бормотал Стервятник, ощупывая зачем-то ему бедро, — гангрена. Ральфу пришлось крепко сжать зубы, потому что птичьи пальцы с безумным чёрным маникюром норовили освободить рот от возможных рвотных масс. — Вы мне завалите зачёт, — злился Стервятник. — Убери свои грязные руки, — скрипел сквозь зубы частично мумифицированный Ральф. — Я их дезинфицировал, — траурный птичий пиджак уже был скручен в валик и всунут под голову. — Только через марлечку, — скомандовал Чёрный Ральф, глядя на облизывающегося Стервятника. — Да вы что? — желтоглазая стервь подбоченилась и оскалила кривые зубы. — А пули свистят пули, — неожиданно во всё горло запел Рыжий, — солдаты сидят в окопах. — На поле танки грохотали, — добавил из другого угла Сфинкс, обклеенный пластырем зрячими руками Слепого. — Мне вас ещё за линию фронта тащить, — Стервятник достал из кармана чистейший носовой платок и демонстративно в него высморкался, — тут не до сантиментов, каждая секунда на счету. Ральф понял, что умереть ему не дадут и лучше разок перетерпеть искусственную вентиляцию легких, прежде чем они дойдут до уколов адреналина и стимулирования сердечной деятельности током или ещё чего похуже. — Один раз, Стервятник! — Вы по легенде, вообще, без сознания лежите, — Птица уже зажала пахнущими травкой и дезинфекцией пальцами нос своей жертве. Ральф даже зажмурился, но Стервятник честно дыхнул в него из своих чахлых лёгких воздуха, даже не сделав попытки побезобразничать языком или укусить за губу. «Марихуана, спирт этиловый с хвойной отдушкой и что-то ещё», — дальше определить Р Первый не успел, спаситель отстранился и критически оглядел воспитателя. — Всё? — спросил Ральф. — Я спасён? — Экий вы шустрый, — пробурчал Стервятник, — ещё пару раз и задышите. Пара раз растянулась на десяток, и с каждым вдохом усугублялась повышенным вниманием «сестрички» к ротовой полости контуженного бойца. «Зефир», — к пятому вдоху сумел определить Р Первый. — Ну, как тут наш больной? — спросил Янус, подходя к кушетке, на которой уже взмок от спасательной операции Чёрный Ральф. Желтый рентгеновский глаз с прищуром просканировал внутренности и душу несчастного «бойца» и, судя по огорченному выражению на лице Стервятника, обнаружил повреждения, исключающие здоровый и беззаботный образ жизни в ближайшее время. — Плохо, очень плохо, — доложила бледная до синевы «сестричка» главврачу. — То есть отпустить в увольнительную мы его не можем? — Янус посветил фонариком в глаз Р Первого. — Необходимо круглосуточное наблюдение патронажной сестры, — консилиум совещался над головой пострадавшего. Ральф сел с вытянутой пистолетом ногой, придерживая «выпавшие кишки» и дёргая завязочки от шапочки под подбородком. — Идите вы на хрен, — возмутился Ральф, нервно распаковывая свою ногу, из тисков самодельной шины. — У меня три дня выходных и я не дам их отравить! — Главное, — режим дня, — наставлял Янус Стервятника, — питание, послеобеденный сон, никакого пива, жаренного, копчённого и половых излишеств. Максимум, что разрешаю, красное сухое грамм сто пятьдесят — двести, для кроветворения, а лучше кефир. Прогулки в парке, кино про любовь и чтобы в одиннадцать уже был в постели.

***

Снег, подтаявший за день от яркого солнца, к вечеру подмерзал, образуя хрустящую корочку наста, но в воздухе всё равно уже чувствовалась близость весны. Ральф выгнал машину из гаража и посмотрел на тонкую угольную фигуру в тяжёлом пальто. Птица стоял у ворот, задрав голову и прикрыв глаза, вдыхая вкусный свежий воздух. Как это я согласился? Все праздники же коту под хвост! Три дня таяли в дымке разрушенных надежд. С ними, как воск на свече, оплывали видения жарких ночей, селёдка, лагер, портер и друзья однополчане. Да, вообще, мечта перестала играть красками, а превратилась в унылую дореволюционную фотографию цвета сепии. — Надо купить Каберне, — деликатно напомнил мучитель с переднего сидения, — и зефир. «А может рахат лукум, пахлаву и козинаки? — пыхтел про себя Ральф. — Бегу и спотыкаюсь! Курицу гриль самую зажаристую и разливного литра три». — Кефир ещё, — согласился он прежде, чем Стервятник открыл рот, чтобы повторить докторские назначения.