Морской пеной

Упрямство слепит, не так ли, Один? В горле комок гордыни, не так ли, Гил? Вы точно стоите друг друга.

Гил пытается заснуть, игнорируя сопение Мэгги. Эта девчушка поражала его своим рвением стать последовательницей ТИТАНа, но так ли она искренна? Он уже ей едва ли верит. А как ловко игнорирует он её льстивые намёки! Марверде сам себе завидует. Гил устало смотрит на шоколадку с яблочным вкусом, любезно оставленную Одином. Что-то его в ней беспокоит. Или не в ней? Марверде проглатывает слёзы нервно, вот только бесполезно. Всё рухнуло. Всё. Всё. Его мечты и надежды на перспективное будущее, дорога домой. Дорога назад, дорога вперёд, дорога куда-либо. Ничего нет. Сгорело всё, как главный штаб ТИТАНа. Сгорело в руках какой-то огненной девчонки. А он что может? Смотреть и убиваться? Молиться? Молиться. Единственный выход, праведный и верный. Молиться. Гил молится, когда на мольбы его Неви приходит. Неви. Как Богиня, в белом наряде, красивая как жемчуг морской, ласковой рукой его гладит, как мама в детстве. Гил молится, когда на мольбы его Неви приходит. Не ТИТАН, что другом старым зовётся, а Неви. Такая мудрая она сейчас, будто точно знает всё и помнит. Сон сладкий на него наводит, а он и рад сбежать, провалиться в него, лишь бы не в реальности быть. Лишь бы не здесь. Должно быть, Марверде с ума сходит. Иначе почему рядом с ним, как в старой сказке, на песке, рядом, принц лежит? Он такой красивый сейчас, когда спит. Гил осмеливается рассмотреть его. Принц глаза приоткрывает. Тёмные такие, фиолетовые. Будто цветы диковинные. Марверде сглатывает. Это Один ведь? Беглец, Преступник, Принц. Принц, из сказки словно сошедший. Принц, из сказки той, про русалёнка. Выходит, Гил. . . ? И попал же ты, Гил. Он руки его касается. Нежно так, тепло, по доброму. И никого больше рядом нет, ну, Гилу так кажется. Он в глазах его тонет, внутри его цветок такой же тёмный расцветает, когда Один над ним склоняется. И мысли все прочь летят, к чёрту. Они ему нужны ещё? Гилу всё равно. Сейчас есть только он, только он и Один. И цветы тёмные, что рядом с ними прорастают. Гил всё ещё помнит как Неви растеклась морской пеной, превратившись в тысячи маленьких жемчужин. И помнит недопонимание Одина, который, разумеется, ничего не знал. Знал бы он, во что вляпался Гил. Знал бы он, как последователь душой рвётся к греху, хотя казалось бы, куда уж дальше. Знал бы он, что Марверде сам вот-вот растечётся такой же морской пеной. Знал бы Один, как это - в оковах рамок праведных жить, а потом греха испить. Это чувство неправильно, омерзительно и ненасытно. Ведь как он - Марверде Гил, смеет преступника возжелать? Смеет, тем не менее. Это чувство склизко-сладкое, в груди как тёплое море жарким летом разливающееся. Как кокон, с головы до ног укрывающее. И такое правильное, верное. И только оно верным кажется. К чему все эти истины надуманные, в книгах и учебниках написанные? К чему этот Райский сад обетованный, когда тебя тепло тёмных глаз укутывает? К чему это? Гилу отряхнуться хочется. Голову в ледяную воду окунуть и продержать так, пока все мысли грешные не пройдут. Или пока он не захлебнётся вовсе, в воде ледяной, в чувствах своих. Одина образ, словно змей вокруг души его обвивается. И не отпускает, плод Райский вкусить предлагает. Но не Рай это, нет! Рай там, где друг его названный. Его Бог, его покровитель, его защита. Но там ли Бог? И Бог ли он? Ведь не чувствовалось бы тогда, что этот самый Бог лежит рядом с тобой, и спит так сладко. И знал бы этот Бог, что Гил вот-вот пеной морской растечётся.