***
Солнце никогда не подводило его, сияло ярче обычного, звезды водили его по миру, оставляя карты в небе, а море всегда поддатикавало, ластилось к борту родного судна и пело свои песни. Казалось стихия была благосклонна к нему или дело было в его душе, нашедшей личный покой, который поняли бы далеко не все? Хонджун сильно изменился за последние года, Юнхо прекрасно видел очевидно очерченную ответственность в его глазах, пришедшую с возрастом. Порой можно было даже предположить — а не сгинул ли тот лихой жестокий охотник, который зачастую плевал на многое ради достижения цели? Нет, определённо не сгинул. Такого, к сожалению врача, не произошло. Юнхо оторвался от своего же дневника, почти самого первого, что он перечитывал стоя чуть впереди штурвала и мимолетно глянул вниз, где капитан сходился в отчаянной схватке полной жестокости, но тем же временем колких шуточек и свободы чувств. Хонджуну было почти тридцать один — все еще удивительно мало для капитана, и много для того, кто был в море почти с самого детства. Юнхо слышал парочку баек в портах о Короле Пиратов — бессмертном, страшном призраке, что явился бы по вашу душу и сотворил ужасное, что только можно было вообразить. Мужчина усмехнулся, переворачивая старую страничку дневника, и вздохнул. Когда-то и он сам считал Кима чудовищем, монстром и старым призраком, засевшим на корабле. Капитан навряд ли был монстром или призраком, однако баек становилось все больше, а Королевства, чьи судна зачастую попадались под руку разбойникам, начинали настоящую охоту на пиратов. У Кима было три судна. Юнхо помнил каждую сделку, почти каждую драку в тавернах или на борту и совсем не помнил чужих смертей и лиц — все стало пропадать, перестало обжигать, оставлять болезненные следы, тёмные синяки на душе. Такова была жизнь — бери или отдавай. И брать было выгоднее, уж кому не знать. У Кима было три судна, каждое из которых носило разные названия — Аврора, любимица пирата, всегда оставалась при нем, Звезда, совсем не в честь брата — в честь любимого, так был назван второй корабль с пока ещё чистыми парусами, и легко — Бабочка — летящее название самому быстрому судну. Юнхо каждый раз волновался, что кого-то из дорогих ему людей отправят на другой корабль или вовсе оставят в захваченном порту, чье название было — Дельн, недалеко от не такого знаменитого, как Тортуга пиратского порта Нассау. Но и Сонхва, вместе с Саном и Уеном — больше вовсе не мальчишкой, хоть Чхве и продолжал так называть его, оставались служить на Авроре. За почти половину десятка лет на корабле сменилось множество лиц, в Дельне сменилось множество вещей. Юнхо перечитывал дневники, пропуская в них свои тогдашние и казалось безутешные терзания. Он вспоминал сам захват Дельна — то еще зрелище. Высокие каменные стены, привычный теплый оттенок океана, светлый привлекательный песок по всей линии берега и пальмы, волны, залпы огня, запах пороха. Сейчас все казалось уже совершенно привычным, а остров с Дельном — домом. Ярким, цветущим домом — он мечтал остаться там, мечтал уговорить Хонджуна не выходить в море, довольствоваться тем, что было у него, что было у них обоих, но капитану море было дорого также сильно, как родные ему люди. Хонджун просто не мог спокойно представить себя отсиживающимся где-то в крепости и отрешенно попивающим вина, словно он становился тем, кем боялся стать — отцом, восседающим на собственных сокровищах, прячущимся за камнями, пусть и совсем не на краю света. И все же. Безуспешное дело — убеждать убежденного в своем деле упрямого пирата в чём-то обратном. Оставалось лишь следовать за ним, достигать чего-то уже недостижимого, ставить цели каждый раз перепрыгивающие все их головы, но таковой оттенок обрела жизнь. И море само благоволило ему. Юнхо усмехнулся, выпрямляясь, и продолжил изучать свои записи, где даже подчерк стал будто бы чужим. В порту отца, к слову, они не пробыли долго. И кого еще Чон пытался переубедить? Если даже там, на краю света, где они были близки, как никогда, где само солнце купалось в море, пират не захотел остаться, не смог высидеть там и больше месяца — душа Кима кажется порой рвалась к самому небу, и иногда ей даже удавалось ощутить теплоту небесных объятий. Врач старательно вырывал душу пирата из обманчиво мягких объятий, ведь навряд ли Хонджуну грозило хоть что-то, кроме колючих, противно — горячих, адских объятий смерти и живых, трепетных, любимых ласк врача. Все сложилось так, как того желала Судьба. Наверняка она хотела подарить Юнхо хоть что-то светлое, а Хонджуна жестоко проучить. Возможно Чон сделал неверный выбор, и тогда Судьба решила наказать и его, кому ли знать это? Сейчас солнце все также ярко озаряло путь, Юнхо лениво листал дневник, Уен помогал Чхве, изводящему себя ревностью и думами о несправедливости, а Сонхва одиноко восседал в своей каюте, прокладывая путь домой, пока очередной ответственный правитель не решил отправить их небольшой флот на дно. Одиноко — это точно. Чон приподнял брови, снова оглядывая капитана с пугающей улыбкой пинающего ногой парня перед собой прямо в грудь. Соперник закашлялся, скривив лицо в груди от боли, но перевернувшись на бок живо поднялся обратно — силе воли, храбрости, ловкости и хитрости этого парня можно было лишь завидовать. У него были светлые короткие волосы, сродни оттенку прядей самого капитана, внешность совсем не подходила под стандарты красоты в столице, какую Юнхо уже позабыл. Острая линия челюсти, по началу почему-то напоминающая Чону месяц, резкие черты лица, тонкие губы, искривленные в неком подобии ухмылки и хищный взгляд голубых глаз, настолько пугающий, что мог посоперничать с капитанским. Он не заплетал косичек и никогда не тратил свое золото в портах, как то делали другие. Это был их новый старший помощник — скорее он состоял на испытательном сроке, в отсутствии Есана, который длился уже почти два года. Из-за чего Сонхва стал одиноким по собственному желанию, Есан — возглавлять другое судно, идущее позади, а Сан — весь изводиться, уже давным давно переключив внимание с врача на нового «старшего помощника», чью должность и внимание капитана он считал, заслуживал, как никто другой. Юнхо не признавал себе, потому что не хотел быть ревнивым идиотом, который сомневается в своем любимом, что разделял мнение Чхве Сана в коем-то веке. Ровно до того момента, пока не понял, что капитан видит в парне себя и готовит приемника для своего не такого уж и скромного дела. Видимо даже отважную до безумия голову капитана посещали мысли о том, что когда-то ему, врачу и Паку придётся оставить все это в молодости и отдать дорогую Аврору, флаг с песочными часами и штурвал в другие опытные руки. Врач закрыл дневник, облокотившись на перилла, и с замиранием в сердце, каждый раз, когда чужой, самый настоящий и блестящий клинок проходил чересчур близко к его капитану, наблюдал за поединком, как и треть команды, любопытно выстроившаяся у фальшборта. Старший помощник напирал вперед, расплывался в ухмылке, как ни в чем не бывало, и даже стоя наверху, Юнхо ощущал холодок, бегающий по спине, пусть и самого парня он не шибко боялся. Этот юноша привлекал к себе уйму внимания, иногда вдохновлял, определённо отлично справлялся со своими обязанностями и кажется почти вся команда опасалась его, готова была идти за ним, из-за чего Юнхо вечно боялся бунта. Парень же был подстать Киму, таким же невысоким, но быстрым, из-за чего, когда они сливались в поединке было так страшно и увлекательно одновременно. Даже когда Хонджун фехтовал с Паком, это было не столь же эффектно. — Черт возьми! — выкрикнул Ким, отбив чужую саблю от самого лица и расправил плечи, быстро облизав нижнюю губу, уже разбитую в кровь. Они не на шутку разошлись — снова, а когда старпома дважды повалили на палубу со стороны матросов раздалось подбадривающее: «Соберись, Эван!», тогда то врач понял, что этих упертых пиратов пора останавливать. Чон, не страшась ничего и никого, оставил дневник на периллах, кинув Минги за штурвалом кратко о том, чтобы Сон не волновался, и сам сбежал вниз. В свои почти что двадцать пять он был старше Эвана всего лишь на три года и чувствовал расцвет своих сил еще даже очень отчетливо. Юнхо осмелился обнажить свой клинок, ввязавшись в разъярённый бой на том моменте, когда на полу оказался капитан с вызовом в глазах посмотрев на своего старпома, приподняв правую бровь. В движениях Чона читалось больше элегантности, нежели резкости присущей пиратским сражения. Он отбил чужой клинок от капитана, прикладывая к движению уйму сил, и, встав вперед Кима, мягко улыбнулся парню. Может быть матросы были не рады окончанию шоу, а может быть и рады, кто их знает, но зашивать кого-то после обычного поединка еще раз врачу не слишком хотелось. — Остынь, — еле слышно бросил он парню, на что тот замахнулся на самом деле не всерьёз, лишь сделав пару пробных раундов, которые врач легко мог отбить и даже суметь напасть в ответ. Шаг за шагом, они поменялись местами, пока парень не поддался, а Юнхо не опустил одним из движений чужой клинок вниз. — Это ничья, я не буду помогать вам, если покалечитесь. Эван смягчился в лице, перехватив рукоять шпаги, и быстро убрал ее в ножны, ни за что в жизни не решившись бы напасть на судового врача, рискуя доверием самого капитана, доверием врача, который заботился о людях, как то он умел. — И правильно, — звонко раздалось со стороны матросов, после чего и сам Чонхо, прихрамывая, оторвался от фальшборта, честно объявив ничью в долгом поединке, где каждый из пиратов успел обвалять палубу как только смог. Юнхо продолжало радовать уважение к нему со стороны матросов, он заслужил его тяжелым трудом, а не словами, как и любой здесь, кто имел звание. Пусть отголоски страха все еще отдавались где-то на самом краю сознания. Врач вздохнул, убрав и свое оружие в ножны, и обернулся, встретившись взглядом с все еще неуспокоившимся капитаном, не слишком аккуратно вытирающим кровь с больно саднящей губы. Пираты на удивление мирно на этот раз, но чересчур крепко пожали друг другу руки, после чего все трое удалились в капитанскую каюту, ожидая обеда, пока Юнхо все же пришлось слегка подлатать обоих. Хонджун оживленно и уже мирно беседовал с парнем, обсуждая дальнейшие планы и хлопая его по плечу, мешая Юнхо обрабатывать порез на шее младшего, грозящий в случае его игнорирования плохими и неприятными последствиями. Они отобедали как обычно, в почти тихой обстановке, после чего Эван отправился к Сонхва, с которым ему было довольно тяжело найти общий язык в силу разницы больше десятка в возрасте, и Юнхо даже понимал его желание остаться с капитаном или вовсе ночевать в трюме с командой, выпытывать из Чхве Сана — достойного война, почему он такой угрюмый и вредный с ним. И Сан бы мог очень дословно объяснить ему, что же не так, но и сам Чхве не дурак, чтобы чем-то рисковать. Эван в отличии от него не был безродным мальчишкой — он был беглецом от светской жизни, образованным, обученным всему необходимому, уважаемым среди матросов наравне с Саном– на вес золота, а не матрос. Да и мнение капитана играло большую роль и то, о чем Ким думал в своей голове было известно только ему самому. Может быть Ким считал Чхве все еще чересчур импульсивным, может не подходящим на роль мыслящего холодно, может не мог простить каких-то промахов, может быть этот чертов Эван ему нравился больше, чем все остальные… Последнее бред — Юнхо выпинывал подобные мысли из головы, стараясь рассуждать также непредвзято, как делал это Сонхва. В конце концов, Чон даже не мог знать, как сильно кричал квартирмейстер на Чхве и как Ким угрожал Кану о том, что его должность вдруг может стать свободной когда-то. Наверняка бойня в Тортуге, все эти погони, все драки, засады создали паранойю, тогда Хонджун хотел бы видеть рядом с собой кого-то нового, такого же хитрого, упрямого и со всей отдачей горящего его же идеями — похожего на него. В таком случае Чон не хотел себе представлять, что будет с их старпомом, если он оступится, разочаровав капитана. А впрочем, как бы Юнхо не сочувствовал пареньку, отдыхать от всего и ото всех вместе с капитаном нравилось ему куда больше сопереживания. Чон не спеша протер спиртом серёжку в своем левом ухе, приобретенную совсем недавно по собственному желанию из-за чего она все еще сильно болела и беспокоила его, тем не менее он надеялся на ее скорейшее заживление. Хонджун уже без задних ног валялся в постели, сменив рубаху на чистую и умывшись перед сном — через пару дней они должны были дойти до дома, отдохнув там сполна, загрузить один из кораблей добычей и отправить его к Нассау. Все как обычно и по накатанной. В каюте слабо танцевали свечи, капитан думал о чем-то своем, крутя в пальцах аккуратное кольцо, совсем не изменившееся, не утерянное с годами. Юнхо обернулся к окнам, ночь сегодня обещала быть яркой, тихой и почему-то, парню казалось ласковой. Он опустил рукава свободной рубахи, поправив их, и довольно быстро оказался возле небольшой пиалы с холодной водой. Умывшись, как и всегда, он еще раз обратил свое внимание к горизонту, прежде чем потушить почти все свечки, мешающие ему заснуть. Врачу от чего-то было грустно, вязкая печаль расползалась по спине, забираясь сквозь позвонки к самому сердцу. Он поспешил оказаться в постели, прижав к себе пирата и по привычке оставив поцелуй чуть выше чужих губ. — Все в порядке? — заметил капитан, тут же поднявшись и устроившись выше младшего. Юнхо вздохнул тяжелее обычного, опустив голову на грудь мужчины и с присущим ему волнением вслушался в размеренный ритм его сердца. — Останемся в этот раз, Хонджун, — на одном дыхании почти взмолился врач, несильно сжав в руках ткань пиратской рубахи. Но капитан лишь ответил все так же уверенно и непоколебимо: — Мы уже обсуждали это, прекрати. — Если просить у судьбы так много, она разлюбит тебя. — Юнхо, ты прекрасно знаешь, что я думаю о… — Просто останемся, — перебил младший, приподнявшись и заглянув в глаза капитана. — Если они не хотят, это не важно, мы вдвоём. — Это важно. Я сказал тебе, что в ближайшие года я не буду пасти тупых коров, — в раздражении выдал пират, уж точно преувеличивая о последнем, но наверное так он и видел жизнь вне моря, сражений и постоянных игр со смертью. — А когда? Один, два года? — не успокоился Чон, крепко схватив капитана за ворот рубашки. — Они все справятся без тебя, а я — нет. — Успокойся, прошу. Я очень устал, поговорим завтра, Юнхо. Врач поднялся на руках, недобро посмотрев на капитана, с сожалением, с тревогой в глазах — в который раз он попытался образумить пирата, но тот не слушал. Хонджун только быстро развернулся к стенке лицом и замер, не желая продолжать разговор. За морскими разбойниками начиналась настоящая охота — Чон слышал все это в портах. Их вешали, казнили, рубили головы и сжигали тела, хоронили в безымянных могилках или вовсе кидали в какую-нибудь канаву. У врача сердце сжималось так сильно, что кололо в груди иглами, резало лезвиями и может быть ревело от боли, от странного ощущения тревоги. Нужно было остаться вдали ото всех, заставить мир забыть о пиратстве, о Короле пиратов и его любимом враче, с которым он так любил танцевать ночами. Время пиратства уходило, и Юнхо страшился не петли для себя, он не хотел увидеть на эшафоте Кима. Ни Пака, ни Чхве, ни Минги, ни юного Уена, ни бедного Чонхо, который Юнхо уверен, бросился бы за борт быстрее, чем его бы поймали в твердой решительности погибнуть в море, в своей стихии, ни даже этого смельчака Эвана, ни безмолвного Томаса и ни холодного старпома Кана — он даже не желал представлять такую смерть для них. Жизнь странная штука, все бывает переворачивается так, как мы того не хотим, как угодно лишь судьбе. На врача надавили чувства, мысли, полные решимости — хоть привязать упрямого капитана к пальме в Дельне. Оставалось подождать пару дней, а если Ким все равно не согласится залечь на дно, пока не пройдут эти гонения и охота, то Юнхо останется в порту один — крайний метод, который точно должен был заставить Кима задуматься. Юнхо уснул, прожигая в спине старшего не одну дырку, и поднялся посреди ночи от ужасного кошмара. Обычно то, чего мы боимся больше всего, сами же и притягиваем в свою жизнь. Врач присел, оглядываясь на мирно спящего капитана, а после накрыл лицо ладонями, пытаясь смахнуть с ресниц тот ужас, что он увидел в мире грёз. В каюте было душно, будто бы гроза витала близко. Чон не смог успокоиться, накручивая себя лишь сильнее в темноте комнаты. Он поднялся, спешно затянул на торсе пояс и словно тихий кот вышел из каюты, подлетев к периллам на капитанском мостике очень быстро. Паруса шумели от ветра, колыхались, как и черный флаг, который нужно было черт возьми опускать, не испытывая судьбу лишний раз, который лишний раз. Небо этой ночью и правда было светлым, звезды рассыпались по нему словно драгоценные камни, и сама луна охраняла их, но даже замерев так, врач не смог унять своих чувств, как и увидеть обещанную душнотой грозу. Холод и сырость деревянных досок расползлись по рукам, он облокотился о перилла, заглядывая вниз, во тьму ночного моря. Словно и сверху и снизу стелилось беспроглядное звёздное небо. Слезы тонкими, горячими дорожками побежали по щекам, но Чон не обронил и звука, желая поскорее выпустить все свои чувства и отпустить их, забыть сны и тревоги, пришедшие в его жизнь и оказаться в миг дома, в порту, где его было тяжело достать. Где им было безопасно. Юнхо вытер щеки, усмехнувшись себе же. Похоже он становится старым, размышляя о безопасности и о жизни. Он и вправду пытался понять, почему Хонджун не может смириться с окончанием своих великих похождений. У них было предостаточно всего для хорошей жизни, но увы. Юнхо и вправду был другим, размышлял иначе, но был и чертовски привязан к капитану. Любовь живет всего лишь три года, но спустя пять, Чон все еще не мог представить себя без него. Уже давным давно ничего не казалось странным, ни одно прикосновение и ни один поцелуй — Хонджун должен был поклясться ему, что останется на суше и смирится со своим положением. Юнхо опустил голову к рукам, сложенным на периллах и как бы он не старался вдохнуть спокойно, все равно получилось весьма судорожно. Десять или тридцать минут, возможно целый час — Юнхо не сможет сказать, сколько он простоял, размышляя о своей жизни. Почему-то хотелось подумать о ней, ухватиться за собственные воспоминания, понять, почему мысли и сны так сильно путают его, будоражат и тревожат до дрожи. Захотелось спуститься к Сонхва, еще раз обсудить с ним дом, принять совет о том, как следовало поступить или просто выпить. А может быть хотелось посидеть с мальчишкой, Уеном точнее, сообразительным юношей, ловким пиратом и умелым помощником, посидеть с ним за рисованием, послушать его чудные мысли или жалобы на кого-нибудь из команды. Идти обратно в постель ему почему-то не хотелось, тревожить чужой сон своими волнениями, тревожить себя своими думами. Хонджун наверное тоже винил себя за то, что так нетерпимо отзывался на любые разговоры о суше, не хотел думать о том, что штурвал, что его каюта перейдут кому-то другому. Нет, он оставил бы Аврору только себе, пусть она пылилась бы и гнила у берега от прилива до отлива, пусть бы дерево ссохлось, и паруса совсем пожелтели — душа болела за корабль, но глубоко внутри даже он понимал неизбежность своей отставки ради жизни, ради Юнхо в конце концов. Киму тоже было нелегко, он также сильно метался внутри, не понимая как лучше поступить. Со спины послышался неприятный треск, заставивший Юнхо тут же смахнуть с лица вновь появившиеся слезы, и выпрямиться, как то должно было уважаемому офицеру. К нему шли не спеша, не гремели цепями и не звенели кольцами друг о друга — не Хонджун. Юнхо вдруг охватил страх, сам он не понимал почему сегодня чувствовал такую сильную тревогу, в голове возникали только не слишком лестные сравнения себя с теми же коровами, которые, как говорят, чувствуют близкую смерть, когда хозяин еще только решает зарезать их, сидя в своем сарае. — Не спится, Сэр? — шепотом раздаётся из-за спины. Врач оборачивается через плечо, замечая знакомые, но не слишком приятные очертания. У старпома в темноте словно сверкают голубые глаза, на секунду Юнхо даже задумывается о Есане, но тот сейчас наверняка спит без памяти в скромной капитанской каюте Звезды. — Что-то случилось? — Эван придает своему голосу больше волнения, замечая настроение судового врача и медленно подкрадывается поближе, точно также опираясь на перилла. — Не спится, как и тебе по всей видимости, — также тихо отвечает Юнхо, краем глаза разглядывая чужой профиль с острым носом и устремленным вперед, к самой луне, взглядом. На шее парня все еще красовался опухший порез и Чон бы высказался на тему таких бессмысленных затей, но убеждать убежденного… Да, бессмысленно. — Вы правы, впрочем, странное предчувствие. — Младший грустно улыбнулся, разворачиваясь спиной к периллам и оперся о них, вскидывая голову к небу. — Луна сегодня не дает уснуть. — Возможно, — согласился Юнхо, еще раз оглядев парня в темноте прикидывая на него роль капитана в шляпе с широкими краями. Наверняка ему бы тоже пошло, разве что теперь модны треуголки. — Но нам все равно лучше поспать. — Не спорю, Сэр, но нам не спится. Эван пожал плечами, прикрыв глаза, и все же опустил голову, скрестив ноги и принимая такое уязвимое положение у перилл, что его можно было бы довольно просто свалить вниз парой сильных и ловких движений. Юнхо тяжело вздохнул, опрометчиво в чужом присутствии накрыв ладонями лицо, на что парень тут же начал: — Вы наверняка устали быть в море. — Вовсе нет. — Можете врать кому угодно, мистер Чон. Мы оба лишились прошлого, но в отличии от вас, — ухмыльнулся парень, после чего поджал губы, отвернувшись от врача. — Я выбрал этот пусть сам. Юнхо вдруг от чего-то хохотнул, опустив голову, и прижался поближе к периллам. — У вас тяжёлая жизнь, мистер Чон. — Ты решил, что доверия капитана тебе не достаточно? — одернул парня Юнхо, будучи не в настроении, пока тревога в груди разрасталась лишь сильнее. Пусть он и знал, что младший заслуживал доверия, звания, но при всем уважении Чон не хотел бы, чтобы хоть кто-то тыкал ему во что-либо личное. — Вовсе нет. Просто странное предчувствие, еще и вы здесь стоите… Плачете. Юнхо ужасно смутился, разозлившись не на шутку, но виду не подал — теперь уже бессмысленно. Этот парень сам как будто был призраком или Чон так сильно был зарыт в себе, что не услышал его приближения, но сейчас отрицать, стыдиться и скрывать свои слезы было бы хуже, чем признать их. — Знаете, когда мне доводилось спасать свою шкуру от служивых, ощущение было похожее… Я теперь даже гадаю, что может тревожить вас, разве что кроме команды. Эта ноша тяжела. Можете сказать, что я еще ничего не понимаю, как то утверждает мистер Ким, — вновь усмехнулся Эван, не замечая того, что врач прекратил вслушиваться в его слова. — Но все-таки думаю вы меня понимаете, я хотел бы чтобы вы мне доверились, боюсь вы это не так… Эван поднял голову, наконец оглядев озадаченного уже чем-то другим врача. Рассвет обещал прийти через час, не меньше, но на горизонте виднелись огни. Они не плыли кучкой, были на расстоянии от друг друга — корабли. — Корабли, — само слетело с губ Чона, пока он продолжал щуриться, пытаясь понять, не играет ли с ним свет луны или что еще другое. Очевидно, это были корабли, не меньше трех посудин — казалось Юнхо. — Нужно разворачиваться, — без размышлений объявил старпом во весь свой голос, пугая врача такими резкими переменами. — Подожди. — Нельзя медлить, мистер Чон, ну же, посмотрите, — в миг парень принял серьёзный вид, а в его голосе послышались стальные нотки, присущие настоящему офицеру. — Боюсь я не понимаю, — даже более чем взволнованно отозвался врач, снова забывая о прежних чувствах и о том, как парень кажется пытался подлизаться к нему по своему. Эван наверняка считал, что был готов к более ответственной роли, а Хонджуна без Юнхо и Юнхо без Хонджуна было уже невозможно представить, значит нужно было начинать рыть свой путь с более слабого звена — с врача. Только дурак не заметил бы тоски в глазах Чона и тревоги. Врач бы с радостью остался на суше, а вместе с ним и капитан — все просто. Но сейчас кажется стало не совсем до этого. «Полдесятка чужих кораблей стоит на пути в наш порт, как вы думаете, что это, черт возьми, может значить, мистер Чон?» — читалось по глазам старпома, но сам он озвучил лишь короткое: — Будите капитана, я оповещу мистера Кана, не медлите. Эван резко унесся вниз так, что Юнхо видел лишь его сверкающие глаза напоследок и напряженные плечи, скрывающие во тьме палубы.Что?
Врач зажмурился в который раз накрыв лицо ладонями и пару раз ударил себя по щекам, пытаясь понять, какого черта происходит в его голове или наяву. Именно так влияла на него усталость и терзания собственными размышлениями, но поскольку несильная боль от собственных ладоней ощущалась прекрасно, должно быть все это не было сновидением. Он собрался, смирившись с мыслью о том, что кажется им предстоял очередной абордаж, ведь капитан вряд ли захочет уходить от пути к своему же порту. Юнхо вскинул голову к парусам, пытаясь разглядеть в «вороньем гнезде» вахтового матроса, но тот по всей видимости спал и не следил в общем-то ни за чем. Ветер словно переменился, направив судно в сторону к кораблям на горизонте, и заставил Юнхо пошатнуться вместе с Авророй. Он замер, ощутив невероятной силы страх в груди, что подкашивал ноги — что-то ужасное приближалась к нему, возможно стояло прямо сейчас за спиной и дышало в затылок. Врач проморгался и поспешил вернуться в капитанскую каюту, принявшись будить своего любимого.***
Конец подзорной трубы в металлическом ободке неприятно холодил кожу, но был так сильно прижат к глазу, что могла возникнуть даже самая настоящая боль. — Пять кораблей, Сэр. Флаг английский, я думаю… Хонджун резко и в невероятном раздражении поднял ладонь, пихнув тут же замолчавшего Эвана в плечо, и одёрнул от лица руку с подзорной трубой. — К нам идут, сукины дети, — выругался пират, развернувшись к офицерам, что встретили его наисерьезнейшими выражениями лиц. Сан нахмурился, опустив взгляд, Сонхва смотрел вперёд беспристрастно и спокойно, а Юнхо взволнованно маячил рядом, готовый в любую секунду предложить уйти от сражения всевозможными способами. Пять кораблей на три, один из которых уступал бы в силе — казалось, понятное дело проигрыш. От таких мыслей сводило судорогами ноги и хотелось взмолиться богам о спасении, но Чон лишь покрепче сжал ладони за спиной и выжидающе уставился на Пака, надеясь услышать от него план отхода. — Уходить бесполезно, пойдём к северу, они быстро нас догонят, если попробовать обогнуть их — тоже встретимся. В любом случае догонят, — разбивая все надежды врача, отрапортовал Пак, чему согласно закивал старпом. — Они идут быстрее, чем мы, нужно хотя бы попытаться дать бой, — добавил Эван, после чего выпрямился подобно врачу рядом и сжал руки в замок перед собой, словно демонстрируя свою готовность умереть в каких-то двадцать. — Мы можем уйти к Тортуге, Сэр. Там дадим им бой вместе с другими, Есан прибудет раньше нас, они будут готовы, — все-таки вмешался Юнхо, всем своим сердцем не желая сегодня испытывать судьбу. Солнце начинало вылезать из-за горизонта, играть лучами с чуть неспокойной волнах, а на Авроре повисло молчание, пока квартирмейстер еще раз прикидывал расстояние между ними и врагами вместе со скоростью, с которой двигались каждые. Это было бесполезно, глупо уходить. — Не успеем, нагонят нас раньше, чем доберемся. — И у вас нет гарантий, Сэр. — Эван чересчур надменно протянул обращение, по всей видимости совсем не разделяя идей судового врача. — Что в порту будет хоть один стоящий корабль, в состоянии помочь нам. Юнхо нахмурился, сжав ладони в кулаки, и был готов продолжить вот-вот начавшийся спор, как Хонджун сделал шаг вперед, прогремев саблями на боку и кивнул Паку. — Он прав, нам не уйти, поднимайте всех сейчас же, готовьте орудия, ближе к обеду мы встретимся с ними. Держи прежний курс, пока мы… Дальше Юнхо уже не слышал, все поплыло, как в тумане. Хонджун приказал оповестить Есана вновь, а после так быстро убежал со своими офицерами обсуждать тактику боя, что Чону не оставалось ничего, кроме как накручивать себя в одиноком ужасе, наблюдая за мигом ожившим судном. Он залетел обратно в каюту, хлопнув входной дверью так сильно, как только мог, так, что это должен был услышать Ким.«Нет гарантий, Сэ-эр»
А как же! Нет гарантий! Нет гарантий, что три корабля смогут разбить целых пять, полных подготовленных людей! Вот где точно не было шанса чёртовых гарантий Глупо и обидно до боли в груди за то, что капитан так быстро согласился на бой. Да, возможно врач не так уж и хорошо понимал в этом, как тот же Сонхва, но плыть в лапы к самой смерти — что тут нужно было еще понимать? Юнхо облокотился о стол, уставившись на бумаги капитана в полутьме. В голову полезли тысячи картин того, что будет после боя, дай судьба им выиграть. Только запахи крови, противного пороха, оседающие прямо на языке и словно душащие, пробирающиеся в глотку из-за чего Чона даже затошнило. Не им всем приходится наблюдать за чужими смертями, не им всем приходится слушать чужие стоны, крики и страшные предсмертные слова, не им всем приходится выбирать, кого же спасать первым, не им всем… Юнхо, как врачу, что логично, не разрешалось даже вылезать из каюты — он не должен был драться и рисковать собой. Но смотреть на все это был должен? Деревянный стол под его напором заскрипел, после чего врач не смог сдержаться, несколько раз ударив о него кулаками, до белых бликов зажмурив глаза, но не издав и звука, пока боль от сжатой челюсти разошлась по всему черепу, а грохот застыл в ушах. Дыхание сбилось, он опустился на стул, ощутив, как с чувствами его накрывает то ли усталость, то ли страх. По ногам пробежала дрожь, а в каюту тот час постучались — этого еще не хватало. — Мистер Чон, можно войти?! — обеспокоенно раздалось по ту сторону, а Юнхо выпрямился, зачесав пряди, выбившиеся из хвоста за уши и одернул себя, коротко ответив согласием. — Что-то от меня нужно? — Капитан попросил посидеть с вами, — не стесняясь ответил вошедший Уен, мило улыбнувшись врачу, так словно не им через несколько часов предстояла смертельная схватка. А Юнхо на это заявление лишь закатил глаза, нервно усмехнувшись, и понаблюдал за тем, как Уен поднял со стола свечу и пробежался по каюте, зажигая остальные. — Вы в порядке, Сэр? Парень удивительно осторожно опустился рядом, наверняка впечатлившись шумом из капитанской каюты. Обычно Юнхо не позволял себе такого поведения, да и не всегда хотелось придаться ярости, стать похожим на них всех, вспоминая ожесточенные драки. Тем не менее сейчас Юнхо точно был не в порядке. Один корабль, два, три. Но не пять, никак не пять. Кажется они все были обречены. Чону от всего сердца захотелось сказать многое Хонджуну, Сонхва и еще не менее десятерым членам команды, но кому сейчас будет дело до прощальных слов. Пак в этом деле был молодцом — ему нечего было сказать, кроме одного незамысловатого предложения разве что, может поэтому он был относительно подготовлен к такому, хотя бы морально. — До порядка мне теперь далеко, Уен, — вздохнул врач, в душе решая, стоит ли выпить бокал рома или совсем не стоит. — Не печальтесь сильно, Сэр, я вот знаю, что Сан справится, — смело заявил паренек, дотронувшись до чужого напряженного плеча и мягко улыбнулся старшему, не побоявшись опуститься к нему и приобнять, что было все еще не свойственно пиратскому кораблю. Юнхо ответил, пару раз хлопнув младшего по спине и попытавшись подумать о чём-то хорошем. Глупо — но может тогда они хотя бы умрут все вместе в один день, как в какой-нибудь печальной сказке.***
Сидя на постели словно на иголках, Юнхо стучал ногой по полу, слушая, как пираты за пределами каюты во всю готовятся к сражению. Он даже не решался ещё раз выглянуть в окно и увидеть там пять кораблей его величества с белоснежными парусами и яркими флагами, чистыми корпусами и даже красивыми кормовыми фонарями — новенькие. И куска не лезло в рот, врач лишь выпил бокал рома, слушая успокаивающие и утешающие слова Уена рядом, пока его капитан наверняка целиком и полностью придавался оживленной подготовке и размышлениям о важности стратегии. Юнхо не представлял себе, как они хотят отправить на дно целых пять трёхмачтовых посудин из-за чего сидел и прогонял свою жизнь то взад, то вперёд, изредка даже не улавливая слов своего помощника. Солнце было уже почти в зените, англичане наверняка сидели на хвосте или пираты сейчас обходили их — казалось голова взорвется от такого потока мыслей. Юнхо сжал в пальцах ткань своих брюк заодно царапая кожу, что по задумке должно было хоть слегка притупить его душевные волнение, но все было бестолку. Чон старался не смотреть и на Уена. Пусть сам парнишка выглядел более менее уверенным, но его обычно веселые глаза с нотками задортсва сейчас открывали правду вместе со всеми переживаниями, что он испытывал на самом деле. — Уен, — вдруг начал старший, будто бы услышав, как кричат чужие люди снаружи. — Если вдруг со мной что-то случиться. — Мистер Чон, — грустно улыбнулся парень. — Я даже представлять не хочу такого. — Но если. Забери все мои тетради себе, понял? И карандаши и чернила, все забери. Хонджун не должен быть против, я знаю. — Сэр, — младший поджал губы будто бы от неудобства и тяжело вздохнул на серьёзный взгляд врача. — Я понял… Но лучше бы вы сами рисовали ими. — Лучше бы. Юнхо откинулся назад, вновь закрыв глаза. О какие боги бы знали, как сильно он мучался сейчас, как сильно хотел бы провалиться куда-то вместе с дорогими людьми, вместе со всем судном, как бы не хотел участвовать сегодня в этом неизбежном сражении. Врач вздрогнул, когда дверь в каюту резко отварилась — без сомнений так их открыть мог только хозяин каюты. Уен вскочил со стула, кивнув капитану головой, и вышел наружу, пока Ким не так уверенно, как прежде, пошел навстречу к врачу. — У нас не больше двадцати минут, — без особых эмоций оповестил пират, останавливаясь рядом с постелью и разглядывая лицо врача, что продолжал мучиться реальностью даже с закрытыми глазами. Хонджун как можно спокойнее и тише вздохнул, опустившись на кровать, и прилег рядом. Он не опасался гнева врача, Юнхо вовсе не злился, парень лишь готов был расплакаться снова и выдать капитану свою обиду. Бесполезно, впрочем. По крайней мере сейчас уже совсем бесполезно. Пират зарылся ладонью в чужие волосы, привычно стянув с них шнурок, который держал их в хвосте, и врач поднялся, тут же сев и распахнув глаза. Его не слишком волнистые волосы легли на плечи, пара косичек с жемчужинами стукнулись о шею, и младший застыл вновь. В его взгляде читалось столь многое, что капитан на самом деле растерялся, поднявшись за ним, а после все-таки обнял, прижавшись головой к его плечу. — Прости, — еле слышно прошептал капитан «За вчера» застряло где-то в горле, пока он вслушивался в скачущий и казалось совершенно нездоровый ритм любимого сердца. — Клянусь тебе, что это последний раз, останемся, как ты хочешь, — искренне поклялся Ким, закрыв глаза и ухватившись за младшего посильнее. Даже в пиратской душе заиграла тоска с волнением и проклятая совесть, сильнее злости и желания победы. Хонджун отпрянул, повел ладонями по все еще напряжённым плечам, осторожно убирая волосы младшего за его спину, и увлек его в нежный поцелуй, вложив в него все свои чувства, что он только мог. Как будто не было этих ушедших лет, и любовь цвела только ярче, обрела крепкие корни и вырвать ее из сердца уже вряд ли бы получилось. Старший выпрямился, остановив врача, и провел ладонью по его щеке. Они встретились взглядами, прежде чем Хонджун расплылся в грустной улыбке, не опустив свою руку. — Не выходи, Юнхо, — приказал он и живо поднялся, словно боялся, что и сам не сможет выйти задержавшись на лишние секунды. Чон с силой схватил его за руку, не дав даже развернуться в сторону дверей, и прижался лбом к его торсу, в который раз зажмурив глаза. Тревогу было уже не унять ничем, но сама мысль о предстоящей битве будто бы опустошала, убивала мимолетно и беспощадно. Врач хотел бы отдать все, что у него было, есть и когда-то могло бы быть за то, чтобы оказаться сейчас посреди высоких зелёных пальм, белого песка и голубого теплого моря с ярким солнцем. Хонджун провел ладонью по его волосам, опять прижав его ближе к себе, и задержал дыхание, прежде чем опустить вниз, еще раз поцеловать младшего в макушку и уйти наконец на встречу смерти, судьбы или простым англичанам, как знать. То навязчивое опустошение ощутили оба еще до начала боя, боль, от собственных мыслей, возможно сожалений и никому уже ненужной вины.***
Смерть — конец это или лишь начало? Возможно все это не имеет значения и дальше не ждет ничего, кроме пустоты без верха и дна, без стенок и без света — совершенное ничто. Что есть это «дальше»? А возможно это ничто и дальше не имело смысла, если рядом уже не было той золотой души — сокровища не иначе. Зачем все это тогда, для чего и для кого, почему в конце концов? Юнхо казалось, что сами небеса рвались в клочья от залпов огня, что тучи, подобно разодранным парусам свисали с синевы над головой, а мир вокруг просто исчез. Зажимать уши ладонями было бесполезно, крики, звон клинков и тот самый противный запах, которого он ожидал — от них не спрятаться. Аврора сумела ловко обойти чужие судна и хотя бы сравнять шансы на пару с Бабочкой, что наперед шла быстрее и могла легко обстрелять хотя бы пару чужих кораблей. Само судно тряхануло так, что все книги смогли перепрыгнуть ограждение на полках и с грохотом упасть на пол. Уен сидел рядом, поближе к стене, к середине каюты — одно «удачное» попадание и им обоим конец. Англичане правда больше целились вниз, в нос судна и в мачты, в надежде сбросить скорость разбойников. Юнхо молил всех богов дабы не услышать знакомых криков, но кажется он бы и не распознал среди этого хаоса хоть что-то родное. Сердце места не находило в груди, падало вниз, билось о ребра, будто птица в клетке наравне с истерзанной душой. Хонджун был занят чем-то похуже внутренних терзаний и положение его было не лучше. Два корабля уже пошли ко дну, они пристали к третьему, пока Звезда напротив уходила все глубже с огромной брешью по правому борту и со сбитой грот-мачтой, но никак не сдавалась, продолжая палить по врагам. Ким был в бешенстве, самолично взявшись за оружие, и, высунувшись за фальшборт, метился в противные красные мундиры, в желании отправить на дно как можно больше солдат. Кто был здесь прав, а кто нет? У каждой стороны есть своя правда, какой бы она не являлась. Звезда отправилась на дно вместе с третьим английским флагом, Ким мельком смотрел на то, как ее уносило все ниже, загораясь лишь сильнейшей яростью, которая была видна искрами в его глазах. На правый борт прилетело сразу несколько ядер, Аврору снова тряхануло, щепки разлетелись по сторонам, Хонджун упал на колени, прикрыв голову свободной рукой, и услышал лишь, как Сонхва в самой пугающей его манере кричит что-то команде. Ким приоткрыл глаза, голова начинала жутко ехать, крики его людей, чужих солдат сливались в нечто единое вместе с песнями клинков и орудия. Хонджун не знал, где Есан, где Юнхо, и погибли ли все, кто был на борту Звезды. Мужчина постарался подняться, пока с его камзола осыпался пепел вместе с раздробленным в крошки деревом, когда в голову вновь ударила сильнейшая боль, сопровождаемая бликами перед глазами. Потянувшись к виску, он в еще большем ужасе обнаружил на руках собственную кровь. Крик Эвана выбил капитана из захвативших его мыслей, и сам он повалился на палубу, не успев развернуться и совсем не ожидав того, с какой силой на него набросится парень. Ядро казалось пролетело прямо над головой, не задев мачту, как того наверняка хотели солдаты. Сам парень тут же болезненно простонал, пока Хонджун пытался выбраться из-под него и в что ни на есть настоящем страхе желал ухватиться за все происходящее. Молодой старпом повалился на спину, держась за левый бок, пока его пальцы все сильнее пачкались в крови, а голубые глаза сливались с таким же чистым небом. Ким судорожно вздохнул, осторожно приподняв чужую голову и просто замер, вглядываясь в чужие черты лица. Кого угодно, но не самых близких, кого угодно — эгоистично крутил он в голове, подобно сумасшедшему. Все снова слилось в одно целое, рвущее реальность на мелкие частички. Капитан наплевав на все, схватил парня под руки и, не жалея себя, доволок его до носа корабля, оставив лежать там, пока матросы отбивались от англичан. Эван что-то неразборчиво прошептал, прежде чем пропасть во тьме сознания с еле бьющимся сердцем в груди. Корабли подошли вплотную, какой-то дурак с английского судна открыл огонь от чего пострадали обе стороны и чужая мачта затрещала, завалившись на бок. Минги с трудом держал штурвал, который вело в сторону так сильно, что казалось ему вот-вот переломает руки. Он успел только опрометчиво поднять голову на треск, как прямо в лицо с силой прилетели деревянные щепки. Сон завопил во весь голос, по инерции отпустив штурвал, и схватился за лицо, загоревшееся адской болью. На секунду ему показалось, будто он не может дышать, пока в спину и правда не прилетела круглая пуля, вырвав из груди пирата судорожный вскрик. Штурман повалился на палубу, ближе к лестнице с капитанского мостика и почувствовал лишь, как корабль ведет в сторону, а чужая мачта цепляется за их словно какая-то змея. Пак больше не мог размышлять холодно. Есан либо ушел, как то полагается капитану вместе со своим судном, либо выбрался, Хонджун отбивался от чужих офицеров, заметно отчаявшись, Сан, как бешеный пес рвал все на своем пути, звонкие крики Чонхо из трюма резали собственный слух, а Минги, казалось, медленно отправлялся к богам или в то самое никуда. Сонхва не хотел видеть его окровавленного лица из-за чего просто ухватился за беспорядочно крутившийся штурвал, приложив почти все силы для того, чтобы выровнять его. Чужое судно отшатнулось, мачта вновь затрещала, окончательно разломившись и солдаты принялись брать пиратский корабль на абордаж от безысходности. Квартирмейстер следил за тем, как почти нетронутая Бабочка заходит с обратной стороны, давая огонь по врагам, отчего оба судна сильно трясло. Как Пак ввязался в драку, упустив штурвал, он бы и не вспомнил. Англичан было больше и намного, Сонхва не считал скольких убил, скольких ранил и скольких бесчестно опрокинул за борт — в голове, как и у многих здесь, осталось лишь одно единственное — колючая ярость. Юнхо не мог усидеть на месте, а желание выйти, понять, что же там происходило и помочь, увеличивалось с каждый секундой. Когда он увидел в окне Звезду, что утаскивали воды на глубину, тогда то он и решил для себя, что умереть, не увидев напоследок лица своего капитана будет до адского ужаса обидно и несправедливо, чем умереть, проиграть с дрожащим под боком всё тем же мальчишкой. — Уен. — отрешенно позвал он, перекрикивая грохот орудий. — Если тебя схватят, скажи им, что ты врач! Младший Чон во все глаза уставился на Юнхо, казалось еще сильнее уменьшившись в размерах и схватил его за руку, отрицательно помотав головой. — Уен! Скажешь им, что ты врач, понял?! — еще раз вскрикнул старший, взамен сжал в ладонях чужие плечи и не медля вскочил на ноги, обнажив свой клинок. Все равно в живых вряд ли бы оставили двух врачей. Да и кем бы он был, отсиживаясь во время боя, словно какая-то дама, и зная при этом, что дорогие ему люди отдают свои жизни. Уж точно не смелым пиратом. Врач выскочил на палубу, быстро оценив обстановку. Звезда упала на дно, всего лишь два. Два с половиной английских флага были еще на воде, а Бабочка своеобразно порхала вокруг, обстреливая врагов по мере возможностей и кажется пытаясь встать ближе к другому судну и взять его на абордаж. Звон клинков заполнил всю голову и металлический запах крови забился в легкие и осел на языке, пока Юнхо перебегал поближе к периллам на капитанском мостике. За штурвалом никого не было, а внизу дрались так, словно повсюду не было десятков трупов. Парень развернулся, слегка пригнувшись, всеми силами пытаясь найти капитана или не дай бог его светлую голову среди мёртвых тел. В ужасе он узнал в человеке у лестницы вниз Минги. Чон не забывая о том, где находится, медленно подкрался ближе, проверив пульс и испачкав свои пальцы в чужой крови — штурман был жив, хотя почти и не дышал. Слишком много крови и чрезвычайно великого риска. Юнхо поднял голову на топот, приближающийся к нему, и даже очень умело отразил несколько атак настоящего солдата. Парень быстро настроился на бой за свою жизнь, а не на обычные тренировки. Убивать людей на самом деле было очень тяжело, однако когда дело касалось твоей собственной жизни, рассуждать на такие темы времени не оставалось. Чон сумел отбиться, насмерть зарубив чужого солдата, и, не обращая внимания на то, как он корчился в муках последние секунды, наконец заметил внизу Хонджуна, что чудом не спотыкаясь о чужие тела, фехтовал с крепким мужчиной старше его самого. Бой был не то чтобы равным, особенно учитывая тот факт, что Ким выглядел ужасно вымотанным. У Юнхо перехватило дыхание, когда он заметил, как со спины к капитану уверенно двигался еще один солдат, по чести видимо ничем не отличавшийся от простых бесчестных разбойников. Он ринулся вниз, перепрыгивая через бездыханные окровавленные тела и уворачиваясь от чужих клинков, норовивших задеть его. В голове болезненно отдавалась давно забытая сцена собственного пленения, подпитываемая запахами. Чон не успел добраться до капитана, ввязавшись в еще один бой, пока злость окутывала его сердце наравне с болью и безысходностью. Ким не смог среагировать столь быстро и его крик, казалось, отпечатался в сознании врача навечно. Бессовестная тварь в красном мундире пронзила бедро Кима насквозь. Он завыл так громко, что обернулся даже задыхающийся от усталости Сонхва, чудом избегая лезвия своего противника. Юнхо хватило всего этого на то, чтобы в полной мере воспользоваться своей силой, пнуть человека напротив себя в грудь, не страшась смерти, и ударить наотмашь, окрасив чужую грудь густой кровью. Хонджун рухнул на колени, а чужой офицер перед ним был готов заявить о том, чтобы пираты сложили оружия и прекратили это кровавый бой, когда врач, совсем на себя непохожий, подло вонзил клинок со спины солдата, одного из окруживших его капитана, что причинил ему такую боль. Ким оскалился, отбросив свою саблю, и, дёрнувшись вперед, подбил мужчину под ноги, набросившись на него словно чудовище, нежели человек, пока Чон вытаскивал из чужого тела свое оружие. Хонджун крепко держал рукоять своего кинжала в приступе ярости раз за разом вонзая его в тело офицера, пока боль, расползшаяся от бедра по всему телу заставляла его держать при себе непроизвольно накатившие слезы. За плечо потянули с опаской, а сам Ким еле успел остановить себя от удара по инерции. Душа замерла, когда Хонджун понял, кто стоит перед ним. Сколько злости, волнения с дрожью по всему телу и адской боли, не прекращавшейся ни на секунду он не испытывал никогда. Юнхо показался грубым, так быстро и резко потянул на себя, казалось прекратив замечать бой вокруг себя. — Что ты здесь делаешь?! — вскрикнул пират, когда врач опустился перед ним впритык, озабоченный чужой серьёзной раной. — Юнхо, спрячься, черт возьми! Парень поднял на него глаза, полные обиды, и резко затянул на чужой ноге быстро найденные среди тел ремень, из-за чего старший вновь зашелся в крике, откидываясь на спину со сбитым напрочь дыханием и головой, ехавшей кругом. Чон выпрямился, не забывая о правильной и крепкой стойке, оценивая ситуацию вокруг себя ещё раз. Вновь раздались залпы, Юнхо видел, как у второго их судна напрочь сносит одну из двух мачт, что с пугающим треском повалилась вниз и перевесилась за борт, чудом удерживаемая канатами. Все словно замерло, пепел в небе застыл на месте и четвертый английский флаг слетел вниз, пока корма чужого корабля начинала уходить под воду и загораться огнем все сильнее. Пламя забралось на белоснежные паруса, жар от него принесло будто бы ветром, Юнхо разомкнул губы, понимая, что у противника остался всего лишь один корабль, как и у них Аврора. Здесь должно было спасти только чудо. Сонхва скомандовал абордажной команде следовать за ним, когда на Авроре почти не осталось солдат. Чон видел только, как знакомые ему матросы вместе с квартирмейстером оказались на соседнем судне и бились, что не назвать никак, кроме как насмерть. Ничьей здесь быть не могло. Все вокруг горело, кроме двух их кораблей, повсюду кричали люди, совсем не человеческими криками, и паруса лежали на воде, доски не тонули, разбитые бочки и верёвки змеями плавали в воде. Само море окрашивалось в красный, маня к месту бойни хищников, а Хонджун терял сознание, со всей головой утопая в боли и панике, охватившей его полностью. На миг Юнхо показалось, что у них есть реальный шанс победить. Потерять почти все, но остаться в живых. Сонхва хорошо справлялся с оставшимися солдатами, намериваясь зарубить их капитана, Чхве Сан кричал что-то матросам — Чон даже смог подумать о том, как хорошо было Уену не лицезреть этого ужаса. Он успел только выпрямиться, приготовившись поднять капитана, когда грудь прострелила боль, ничему впрочем не подобная в его жизни. Ребра словно разломились внутри, плоть противно протрещала, на несколько секунд Юнхо даже почувствовал, как она разрывается, сопровождаясь сильнейшими страданиями, душащими посильнее всех этих едких запахов. Он поднял голову от окрасившейся в красный рубахи, увидев знакомое лицо на соседнем корабле у их капитанского мостика. Мужчина удерживал в руках ружье, отводя его от глаз ненадолго, после чего казалось было собрался пристрелить еще и без того полуживого капитана, как до него добрался один из матросов. Юнхо судорожно вздохнул, боясь пошевелиться. Правда за себя ему было не столь страшно, как за всех тех, кто сейчас так нуждался в нем. Чон оступился, споткнулся о весь мусор на палубе, попятившись назад, и находясь уже на грани жизни с замирающим сердцем, оглянул Хонджуна. Фальшборт всегда казался не таким уж высоким, даже, когда Юнхо пытался сбежать когда-то давно, забравшись на него, а уж когда в нем красовались дырки от ядер говорить про его высоту было нечего. Парень не почувствовал боли, от того с какой силой ударился о деревянные края разорванного фальшборта, все тело ослабло, как по одному щёчку. Небо врач запомнил хорошо, оно все ещё было чистым, успокаивающим и наверное, сочувствующим по-своему. Удивительно, он никогда бы не подумал, что в тот самый последний момент, когда вся жизнь уже пробежала перед глазами, когда дыхание остановилось, в голове не останется совершенно ничего. Никаких сожалений, мыслей о том, что он хотел бы еще сказать, чего не успел и чем мог гордиться. Совершенно ничего, разве что кроме родной улыбки, согревающей последние секунды жизни. Тело врача перевалилось за борт, Хонджун подумал, что ему это лишь кажется, прежде чем он осознал произошедшее. Пират превозмогая свою боль, поднялся на ноги, одним движением добравшись до фальшборта, повалившись обратно на палубу и повиснув на нем. Он приподнялся на руках, раня ладони об острые щепки, и попытался заглянуть вниз, когда его душу в своих когтях беспощадно сжала судьба. Ким никогда в жизни не позволил бы себе реветь в голос, до потери сознания и кричать что-то, чего он даже не запомнил. От ран, потери крови и изнеможённости он свалился обратно на палубу, больно ударившись затылком о нее, так и не сумев разглядеть своего врача внизу. Будто в приступе начавшейся болезни, невыносимой температуры, Ким пропал где-то меж мирами, забывая обо всех боях, обо всех жизнях и тревогах. Голубое небо замерло и в его глазах, весь грохот застыл, как и дыхание в груди, а само сердце разорвалось, как от настойщего клинка. Словно и он сам погиб там, как то подобало храброму капитану, как то следовало любящему сердцу, запертому навечно в прочных прутьях вины.***
Хонджун подрывается с постели, судорожно ища хоть кого-то живого рядом, теплого и с бьющимся сердцем в груди, но простыни встречают его холодом, постель своей пустотой, а стены каюты склизкой теменью, сползающей с них.Глупец
Глупец
Поддакивала темнота, пока Хонджун метался взглядом по каюте, пытаясь ухватиться хоть за одно движение. У стола появилась тень, высокая, прямая, полностью состоящая из вины, которую Ким не замечал. Он видел лишь его, будто бы живого, настоящего. Почти безликий Юнхо уселся бесшумно прямо в кресло капитана и закинул ноги на стол. С его стороны повеяло сыростью, холодом, пронизывающим всего мужчину, и короткий смешок добежал до пирата. Врач по-хозяйски крутанул чужой глобус, Ким услышал лишь, как шар на металлической стойке прокрутился с характерным звуком и остановился. Наверняка это было что-то иное, вовсе не его врач, но порой он шептал ему такие вещи, о которых никто кроме Чона и знать не мог. Хонджун молча наблюдал за его тенью, пока собственная голова не потяжелела, упрашивая капитана заснуть обратно. Врач прохрипел что-то отвратительное, пугающее как и обычно, дёрнул головой, из-за чего страшно щелкнули позвонки в его шее. Хонджун замер не в силах пошевелиться и даже закрыть глаз. Чужая тень нависла над ним, он мог поклясться всем своим добром, что чувствовал, как это нечто трогает его своими тонкими пальцами, гладит по груди, пока не добирается до шеи, сжимая ее и заставляя пирата задыхаться. Ты дурак, Хонджун.Ты такой дурак.
Раздалось сверху. Хонджун вскочил с постели во второй раз и закашлялся так сильно, словно горло продолжали сжимать ледяные пальцы. В темноте каюты стало страшно до ватных ног и трясущихся ладоней, а бедро будто охватывало фантомной болью, преследующей его уже словно вечность. Будто бы под кожей, в костях или в самой плоти копошились страшные твари и призраки того самого дня, напоминающие. Напоминающие ему ежесекундно о том, что так глупо, как пират считал, он потерял. Глупец.Глупец, ты капитан глупцов.
Нескончаемые сны во снах, мучения в страданиях и дни среди ночей. Каюта стала обманчивой сценой театра, где кажется не планировались антракты. Киму казалось, будто он не спит. Может быть он спал? Может быть он мог проснуться и горячее дыхание любимого согрело бы его дрожащие руки вновь? Сущий бред беспощадно кидал его из стороны в сторону, но все это было реальностью. Мужчина зажмурился, накрыв лицо ладонями и с силой впился после пальцами в волосы. Такую боль еще нельзя было спутать со сном, голод и жажду, противные слезы и желание подняться на ноги — это был не чертов сон. Хонджун вздрогнул всем телом, когда в углу каюты что-то стукнуло о пол. Страх заполнил всю голову, он хотел бы выбежать наружу, но тело было тряпичной куклой от представлений того, что могло ждать его еще и снаружи. Пират всего лишь развернулся к стенке, прижавшись к ней поближе, повернул его подушку к себе и обнял ее, поджимая ноги к себе. Он не видел, как тень вновь нависла над ним, улеглась сзади. Хонджун лишь почувствовал чужие ладони, все такие же мокрые, ледяные, наверняка страшные. Они поползли по предплечьям — он буквально игрался с ним, перебирая пальцами, добираясь до груди и прижимая к своему бездыханному телу. Ким не видел даже смысла сопротивляться, не видел смысла бороться с собой, с этим чертовым проклятьем. Весь он был сырым и холодным, снова будто вылезшим прямиком из океана, вернувшимся с самого гнилого дна. Хонджун давил в себе слезы, покрепче сжимая в руках подушку, пока его все сильнее пленили совершенно не родные руки. Какой же ты бессовестный дурак, капитан.Какой же дура-а-ак.
По спине пробежались мурашки, а в распахнутых глазах застыл ужас. Голос Юнхо он повторял в точности, каким его помнил Ким, каким он был на самом деле. Хонджун опустил взгляд чуть ниже, борясь с желанием оттолкнуть от себя этот ужас, когда заметил на синеющих запястьях поблескивающий браслет из жемчуга.***