Фазирование лени

      Сверстники Мэдоку не любили – это было неоспоримым, непреложным фактом. И сейчас, сидя в самом дальнем углу со своей книжкой с картинками и меланхолично осматривая демонстративно игнорировавших его детишек, он в очередной раз подтверждал свои теории на этот счет. Будучи морально несколько старше в силу того, что его родители-ученые обладали крайне противоположными характерами, а также были очень и очень остры на язык и постоянно приучали сына к ряду бесконечных колких перепалок, Мэдока являл собой бешеную квинтэссенцию отборного сарказма, нездорового оптимизма, въедливой любознательности и неутомимой энергичности.       В силу того, что он был въедливым, докучливым и проявлял ненормальную активность по отношению к любому занятию, которое им предлагали воспитатели детского сада, даже если этой активностью привлекал интерес кого-то из сверстников, им быстро надоедало неприкрытое доминирование Мэдоки в их тандеме друзей, и они отдалялись, не желая больше иметь никаких связей с ненормальным мальчишкой. Мэдока в ответ лишь пожимал плечами, делая вид, что принимает глупые, нелогичные и иногда даже оскорбительные аргументы в пользу того, что им лучше перестать общаться, – и шел искать новую жертву, которая окажется способной выдержать на себе его бешеный энтузиазм.       Мэдоку Куроками не любили – он прекрасно это осознавал всем своим не по годам развитым детским умом, но менять ему вообще ничего не хотелось. Достаточно было того, что несколько раз в день он докапывался до своих сокамерников, предлагая им за разумную плату в виде пудинга на десерт, например, поставить на них какие-то свои опыты, время от времени оказывался бит за свои приставания, но скалился в ответ крайне довольно – за глаза его называли бешеным Куроками, потому что Мэдока принципиально отличался от всех остальных детишек.       На самом деле воспитатели тоже его разумно опасались – с тех пор как неугомонный Мэдока целенаправленно поджег столовую на предмет того, как хорошо она будет гореть, облив невесть откуда добытым бензином трехногую табуретку и спровоцировав плюнуться синим огнем своего одногруппника-иностранца Эвана Курои, которого он в самом что ни на есть прямом смысле этого слова дернул за драконий хвост. Столовая вспыхнула как спичка, чиркнутая об боковину коробка – благо в тот момент никого не было внутри, и случившийся пожар никого не зацепил и вскоре был потушен подоспевшей Шани-сенсей, владелицей причуды Тело-вода, но впечатление о Мэдоке навсегда сложилось как о мальчишке, за которым нужен постоянный пригляд.       Несмотря на то, что Мэдока был отнюдь не единственным ребенком, который был с придурью в голове, взрослые и дети его старались избегать – хотя бы просто потому, что понимали – или инстинктивно чувствовали, – что придурь Куроками Мэдоки была осознанной. Ситуацию осложняло и то, что причуды у него не было, но чудил он похлеще всех ребятишек со способностями.       Собственно, Мэдока являлся изгоем, однако таковым себя не считал – его куда больше привлекали разнообразные исследования, нежели попытки отыскать хоть кого-то, разделяющего его интересы и способного терпеть его странные замашки, – поскольку жил он по самостоятельно придуманному правилу «придешь – прогонять не стану, уйдешь – догонять не буду». Родители его увлечения уважали, и не просто уважали – но и всячески поощряли и спонсировали разные аспекты его экспериментов.       Признаться честно, Мэдока и сам прекрасно понимал, что поведение его матери и отца являлось не совсем адекватным с точки зрения общепринятых социальных норм, но он даже не думал о том, чтобы жаловаться.       Его все устраивало – это было самое главное.       Устраивало ровно до тех пор, пока в их детсадовской группе не оказался Мирио Тогата – позитивный блондин с яркими синими глазами и широкой беззубой улыбкой на щекастом лице. К нему тянулся каждый, кто хотел урвать хоть капельку солнца, которое тот излучал, – Мирио был ослепительно ярким, с ним хотели общаться все от мала до велика, он знал много интересных историй, был заводилой во всевозможных играх, привлекал к себе кучу внимания, демонстрировал невероятный ум для своего возраста – не чета интеллекту Мэдоки, конечно же, – вел себя открыто и дружелюбно, обладал обостренным чувством справедливости, искренне желал стать героем и был самым настоящим лидером.       Мэдока приглядывался к нему в течение двух недель, дотошно вычисляя, какой же эксперимент стоит поставить на улыбчивом блондине, прятался от какого-либо контакта и всячески уклонялся от личного знакомства – у Мэдоки было несколько точек наблюдения, в которых его заметить проблематичнее всего, и именно с их помощью он обладал уникальной способностью следить за объектами своего будущего эксперимента. Решение сделать Тогату основным участником своего будущего исследования пришло к нему совершенно спонтанно, но быстро стало идеей фикс – такой ауры позитивного превосходства он не встречал ни разу.       На пятнадцатый день Мэдоке удалось вычленить момент, когда звезда локального разлива осталась без своей свиты, – он выскочил перед ним, как черт из табакерки, и натянул на лицо приветливую улыбку.       – Привет, Тогата-кун, я Мэдока Куроками, – произнес Мэдока и по-птичьи склонил голову, выжидающе наблюдая из-под рыжей челки за реакцией объекта исследования. Сначала Тогата изумленно вскинул брови, потом задумчиво прищурился, а после озарился улыбкой – Мэдоке показалось, что эта улыбка выжгла ему глаза.       – Привет, Куроками-кун! – радостно поздоровался Тогата и аж подпрыгнул на месте от неуместного энтузиазма, с интересом заглядывая Мэдоке в лицо. – Рад наконец-таки с тобой познакомиться! Я очень счастлив, что ты все же решился подойти, потому что я сколько не искал тебя, найти так и не смог! Где ты прятался все это время?       – Это неважно, – несколько недовольно, но все еще держа маску любопытного ребенка, сказал Мэдока и сделал полшага назад, а после мысленно напомнил себе, что все это ради эксперимента, и почти искренне улыбнулся в ответ. – Тогата-кун, мне очень нужна твоя помощь. Без тебя мне не справиться.       – Конечно, Куроками-кун, я готов помочь! – активно закивал головой Тогата так, что Мэдоке показалось, что она сейчас отвалится, и выжидающе уставился на собеседника. – Что от меня требуется?       – Я провожу один опыт, – социальный опыт, добавил Мэдока про себя и тряхнул медно-рыжей челкой, а после раздраженно заправил прядь за ухо. – И, к сожалению, в одиночку его никак нельзя провести, поэтому я решил, что могу попросить тебя о помощи. Это небольно и нестрашно, но я буду очень тебе благодарен, если ты мне поможешь.       – Я согласен! – со сверкающими глазами произнес Тогата; как же легко тебя развести, с усмешкой подумал Куроками, но вслух сказал совершенно иное.       – Ты мой спаситель, Тогата-кун! – воскликнул Мэдока и преданно заглянул сверстнику в глаза, выражая фальшивую степень своего почтения. Тот повелся, смущенно пожал плечами и пробормотал что-то вроде «но я ведь еще ничего не сделал». – Что ж, тебе нужно будет зайти в одну комнату и забрать там один предмет, а после выйти оттуда. Ничего сложного, правда?       – Действительно, – отозвался Тогата с улыбкой и одарил Мэдоку предвкушающим взглядом.       На самом деле он не врал – Тогата действительно должен был зайти в комнату воспитателей, забрать оттуда график посещаемости и выйти оттуда, когда входная дверь будет заперта снаружи. Мэдоке было крайне интересно узнать связь между популярностью Тогаты у детей и степенью доверия воспитателей к нему; была ли это прямо пропорциональная или обратно пропорциональная величина, он не знал – и страшно хотел выяснить.       Что может быть лучше, чем ребенок, пойманный за кражей в кабинете, принадлежащем взрослым?       Даже если бы Тогата сразу указал на Мэдоку, у того в любом случае была бы возможность изучить реакцию воспитателей на случившийся инцидент – пусть даже на две или три секунды, но у него было время, чтобы пожинать плоды своих трудов.       – Ты уверен в этом? – с сомнением спросил Тогата. Мэдока уверенно кивнул – они стояли на пороге великого открытия – в виде двери воспитательского кабинета, если быть точнее, – и давать слабину сейчас было бы ужасно глупо, особенно когда момент был спланировал абсолютно идеально – забывчивая Цуру-сенсей часто оставляла кабинет незапертым.       – Конечно, – ответил Мэдока. – Я все просчитал. Я стою на стреме, ты забираешь вон ту большую белую папку и приносишь ее мне, я быстро получаю оттуда необходимую информацию, и мы возвращаем ее на место. Все продумано.       – Но нам запрещено заходить сюда, это все знают! – продолжал стоять на своем Тогата. Мэдока подавил в себе желание закатить глаза, но вместо этого шепотом произнес:       – Будешь кричать, нас точно услышат. Чем раньше начнем, тем быстрее закончим.       – Но… – так же шепотом попытался возразить ему Тогата.       – Не тормози! – шикнул Мэдока, и Тогата, вздохнув, неслышным шагом скользнул за приоткрытую дверь. Мэдока зловеще сверкнул глазами, одними губами прошептал «попался» и дождался, пока сообщник возьмет в руки папку и двинется обратно. Щелкнул замок, и дверь закрылась; Мэдока спрятал ключи в карман штанов и припустил по коридору, игнорируя донесшиеся до его слуха крики Тогаты.       По его подсчетам Цуру-сенсей сейчас была в главном зале; Мэдока, едва завидев ее, поднырнул под ее руку и возбужденно затарахтел:       – Цуру-сенсей, пойдемте, я вам кое-что интересное покажу!       Девушка недоуменно дернула кошачьими ушками, подозрительно щурясь в сторону Мэдоки, но тот лишь состроил умильную моську, делая вид, что он совершенно не при чем, и настойчиво потянул ее следом за собой.       Криков Тогаты слышно не было – значит, он уже успел осознать свою глупость и смириться со своей судьбой. Мэдока про себя заинтересованно хмыкнул.       – Откройте, пожалуйста, дверь, – произнес он, указывая на дверь воспитательского кабинета, и жадно впился взглядом в лицо Цуру-сенсей. Та лишь сердито нахмурилась.       – Что за фокусы, Мэдока-кун?       – Ну пожа-а-а-алуйста, – заныл он. – Один разочек. Я что, разве так много у вас все время прошу?       Цуру-сенсей тяжело вздохнула.       – Я очень надеюсь, что там нет очередного твоего сюрприза, Мэдока-кун, иначе я буду вынуждена тебя наказать, ты меня понял? – видя, как кивает Мэдока, воспитательница потянулась к своей связке ключей. Вот она провернула ее в замочной скважине, вот нажала на дверную ручку, вот толкнула дверь от себя, вот сделала полшага вперед, вот прищурилась… и с облегчением выдохнула.       Мэдока аж вздрогнул. Это совершенно не та реакция, которую он ожидал. Повернув голову в сторону комнаты, он понял, что не наблюдает там лица, которое должно было там находиться.       Мирио Тогата напрочь отсутствовал там, где, следуя плану Мэдоки, он должен был быть, и пока что последний не понимал, что должно было пойти не так, чтобы тот исчез из отведенной специально для него ловушки.       – Ну и что такого интересного ты мне хотел показать? – заинтересованно спросила Цуру-сенсей. Мэдока недоуменно моргнул и заставил себя перещелкнуть тумблер со злого гения на недалекого дурачка, растекаясь в придурковатой улыбочке.       – В том-то и дело, Цуру-сенсей, что ничего, – доверительным шепотом заверил он. – Абсолютное стопроцентное ничего.       – Что-то я тебе не верю, – вздохнула воспитатель, она заперла комнату, дернула дверную ручку на всякий случай и потрепала Мэдоку по голове. Тот уклонился от прикосновения и улыбнулся еще шире так, чтобы скулы свело – собственный провал неприятно стукнул его по тщательно лелеемому себялюбию, – однако не мог не отметить, что Цуру-сенсей была как никогда проницательной.       Когда Мэдока вернулся к своей группе, он моментально выцепил взглядом сбежавший эксперимент – Тогата был здоров, невредим и до омерзения весел, словно это не его пытались подставить. Мэдока закатил глаза и побрел к своему ближайшему пункту наблюдения, желая, чтобы его не трогали до конца дня.       Однако его чаяниям было не суждено сбыться.       – Куроками-кун! – позвал его донельзя знакомый голос, стоило только Мэдоке раскрыть книжку, к которой он так хотел вернуться. Он вскинул недоумевающий взгляд, уже зная, кого увидит перед собой – Тогата стоял перед ним и лучился своей долбанной улыбкой. Мэдока добавил в выражение своего лица еще больше растерянности.       – Мы знакомы? – решил играть дурачка он.       – Может быть, и незнакомы, – неожиданно согласился с ним Тогата и жестом фокусника выудил из-за спины ту самую белую папку, которую Мэдока заставил его выкрасть, а после вручил ее заказчику, – но это определенно принадлежит тебе. Будем дружить?       – Что? – ошалело спросил Мэдока. Он ожидал всего, чего угодно, но никак не предложения о дружбе.       – Будем дружить? – послушно повторил последнее предложение Тогата и расплылся в широкой ослепительной улыбке. Мэдоке неожиданно стало крайне неуютно, и он, прохрипев сдавленное «нет», поспешил поскорее скрыться из поля зрения ненормального сверстника.       Дома же он бухнул тем самым графиком посещаемости о кухонный стол и на полном серьезе заявил родителям во время ужина:       – Люди странные. Я подставил одного мальчика, а он мало того, что выполнил мое задание, так еще и сказал, что хочет со мной дружить. Это он хочет втереться в мое доверие и подставить меня в ответ?       – Кто знает, – меланхолично отозвался отец, не отрывая взгляд от очередного фундаментального труда по квиркобиологии. – Может, ты ему понравился.       – Или он решил тебе отомстить, – не согласилась мать, просчитывающая прямо на поверхности столешницы многосоставную объемную математическую формулу.       – А почему наш сын не может кому-то понравиться? – моментально возмутился отец, опуская полюбившуюся книгу на стопку ровно точно таких же книг, стоящую рядом с его стулом.       – А почему наш сын не может вызвать у кого-то желание отомстить ему по полной программе? – вопросом на вопрос ответила мать, сверкая в искусственном свете ламп стеклами очков и откидывая маркер в сторону раковины.       – Ну началось, – пробормотал Мэдока и под шумок смотался в свою комнату. Он до сих пор не понимал, как его родители умудрились сойтись, почему они живут вместе, и как они вообще сумели породить его, Мэдоку, а потом в очередной раз вспомнил о том, что его отцу и матери доставляло странное извращенное удовольствие спорить по любому поводу, и тяжело вздохнул.       На следующий день его жизнь превратилась в ад, потому что Тогата был, без преувеличения, везде – сидел рядом, затаскивал в игры, заваливал кучей вопросов, касался, трогал, обнимал, благо, что в туалет за ним следом не ходил. Тогата умудрился рассекретить каждый из его наблюдательных постов – даже тот, который между огромными цветочными горшками, – и на достигнутом не останавливался, кажется, поставив себе цель достать Мэдоку так, чтобы он вышел из себя.       Мэдока стал мало есть и плохо спать – ему стало казаться, что теперь их роли поменялись, и он сам стал испытуемым вместо Тогаты; несмотря на то, что у Мэдоки была раздражающая привычка время от времени докапываться до сверстников, Тогата всерьез вознамерился его переплюнуть. И ведь переплюнул же! Мэдоке от столь резкой социализации, словно невзначай проводимой чересчур активным улыбчивым Тогатой, стало не до собственных экспериментов, потому что все его мысли занимали попытки сбежать от Тогаты и расчеты этих же самых попыток, всевозможные планы, и прочая, и прочая.       У того, кажется, была какая-то звериная чуйка на него, позволявшаяся ему сваливаться как снег на голову в самый неподходящий момент – в самом прямом что ни на есть смысле этого слова, потому что его причуда, чертово Фазирование, действительно позволяла проходить сквозь предметы. Зато стоявший вопрос о том, как же все-таки Тогата удалось покинуть воспитательский кабинет, оказался закрытым.       – Ну что тебе нужно от меня? – зашипел змеей Мэдока в очередной раз, когда Тогата нашел его в кустах, где он тщетно старался от него спрятаться. – Хочешь, извинюсь? Хочешь, на колени встану? Могу пойти сдаться с повинной и вернуть воспитателям белую папку! Что угодно сделаю, только отстань от меня!       – Вообще-то мне нужно то же, что и в прошлый раз, Куроками-кун! – радостно ответил Тогата и хлопнул его ладонью по плечу.       – Какой прошлый раз? – недоуменно переспросил Мэдока.       – Ну самый первый, когда ты меня заставил зайти в кабинет воспитателей, – широко улыбнулся Тогата, и Мэдока раздраженно отвернулся, чувствуя, что его сейчас обвинят во всех смертных грехах. – Я хочу, чтобы ты дружил со мной, Куроками-кун.       – Что? – неверяще спросил Мэдока, моментально повернувшись в сторону Тогаты, который тут же засмущался от такого внимания и, кажется, даже немножко покраснел. – Повтори.       – Я хочу, чтобы ты дружил со мной, Куроками-кун, – послушно повторил Тогата, а после совершенно невинно поинтересовался: – У тебя что, проблемы со слухом?       – Дружил, – странным тоном произнес Мэдока. – Дружи-и-ил, – он замолчал на несколько минут, обдумывая мысль, а после вскинулся и прорычал: – И ради такой мелочи ты травил меня в течение месяца?!       – Почему травил? – обиженно спросил Тогата. – Я пытался привлечь твое внимание.       – Кто так привлекает внимание?! Да я чуть не поседел от твоих выходок! – неожиданно взвыл Мэдока и вцепился пальцами в воротник чужой кофты. – Дружи-и-ить он захотел, ишь какой!..       В голове билась какая-то отчаянная мысль, еще не до конца сформировавшаяся и однозначная, однако она сорвалась с губ в виде злодейского и меркантильного:       – Ладно, я буду с тобой дружить, при условии, что ты поможешь мне в одном эксперименте…