Фазирование лени

      Изначально ленивый, безразличный Мэдока вдруг стал проявлять куда большее усердие и активность к учебе, тренировкам, саморазвитию. Не сказать, что Мирио это не нравилось, хотя его все же уязвлял тот факт, что слова и увещевания не возымели никакого действия, он старался утешать себя тем, что они тоже послужили ступенькой к осознанию. Наоборот – взбодрившийся и получивший невесть откуда взятый заряд бодрости Мэдока поражал воображение паранормальной энергичностью и огромным количеством острот и ядовитых слов, срывающихся с его губ.       Мирио мог понять, почему язвительность Мэдоки значительно выросла в размерах – она была прямо пропорциональна усилиям, которые он прикладывал для того, чтобы не давать лени задавить себя и снова уложить полежать, посидеть, поплевать в потолок.       Последний раз, когда лучший друг был столь активен, было еще во время, когда причуда Мэдоки не проявилась; Химэ с ними не было, зато маленький Мэдока, выросший в семье с достаточно странными нравами, имел в попе моторчик, который гнал его на всякие разные свершения и заставлял творить такое, что нормальному ребенку не пришло бы в голову. Именно эта сумасбродность привлекла Мирио еще в детском саду – Мэдока выделялся на фоне остальных сверстников, а вот чем именно, Мирио смог понять только сейчас. Еще тогда, в детстве, Мэдока обладал нездоровым оптимизмом и дурной любознательностью, что вкупе с его развитым сознанием давало убойную смесь, способную сшибить с ног любого, кто не был готов к тому факту, что смесь эта может в любой момент рвануть.       Ну, Мирио всегда считал, что он достаточно крепок, чтобы переносить последствия взрывов, – возможно, именно поэтому его и потянуло в сторону жирной надписи «ОГНЕОПАСНО», висящей над головой мальчишки с очень взрослым взглядом.       Со временем серьезный, цепкий взгляд, пробирающий до самых костей, затмился мутной дымкой – с появлением Химэ в их жизни Мэдока сильно сдал и не пытался бороться с проблемой лени. Его все устраивало, Мирио, соответственно, тоже – пока Мэдока был доволен своей жизнью, Мирио готов был согласиться с любой его придурью, даже самой непонятной и иногда, откровенно говоря, дикой.       Из плюсов: Госпожа Болотных огоньков была сильной боевой причудой, обладавшей в перспективе огромным потенциалом, который можно было развивать сразу в нескольких направлениях. Более того, она имела собственное сознание, сопоставимое по уровню с сознанием достаточно умного человека, и обладала потрясающей склонностью к саморазвитию. Из минусов: побочным эффектом даже не от использования способности, а просто от ее наличия была безграничная лень, в прямом смысле этого слова сбивающая с ног, и премерзкий характер этой самой причуды, понабравшейся от Мэдоки без разбору и плохого, и хорошего, что часто выходило тому боком.       Мирио нравилась Химэ, несмотря на все ее недостатки: она действительно была верным помощником Мэдоки, не раз выручавшим его в сложных ситуациях. Пусть эти двое постоянно ссорились, дрались, обзывались и ругались, Мирио знал, что в любой момент они смогут прийти друг другу на помощь.       Одного он не мог простить Госпоже Болотных огоньков: она делала его лучшего друга равнодушным к миру в целом.       Нельзя было винить Химэ – никто не мог знать, что побочным эффектом окажется именно лень, превращающая Мэдоку в индифферентную амебу, беспокоящуюся только о том, где бы ей поудобнее лечь. Более того, после смерти матери Мэдока стал практически невыносим – помимо потрясающего воображение безразличия он приобрел необоснованную жестокость, купировать приступы которой мог только Мирио. Он честно пытался заставить друга прийти в себя – тащил его на пробежки, выставки, старался найти ему хобби, способное растормошить, но тщетно; он понял, что, пока Мэдока не додумается сам, что ему пришла пора что-то менять в этой жизни, повлиять на него будет никак нельзя.       В такие моменты Мирио ненавидел себя – та самая ядреная смесь, когда-то давным-давно бурлящая на дне изумрудных глаз, испарялась с завидным постоянством, а он, Мирио, мнящий себя лучшим другом Мэдоки, ничего не мог с этим поделать. Перед поступлением в Юуэй он почти опустил руки – видеть, как гаснет самый дорогой для него человек, было невыносимо; глаза Мэдоки были безразличными и мутными, без единого проблеска на дне зрачков, и это било по Мирио куда сильнее, чем случайно пропущенный апперкот или джеб.       А потом случился начальный тест причуд, Мэдока оказался на последнем месте и… внезапно зажегся такой злостью, что Мирио, давно не видевшему такого спектра эмоций, на мгновение стало дурно, но сердце, глупое, безнадежное сердце встрепенулось с робкой надеждой – Мирио знал где-то в глубине души, верил, что новая обстановка пойдет Мэдоке на пользу, но увидеть возрождение друга для него все равно стало полнейшей неожиданностью.       Потому что мутное бутылочное стекло глаз Мэдоки превратилось в изумрудную весеннюю зелень.       Неизбежно ведущая к воспламенению горючая смесь, когда-то привлекшая Мирио, исчезла, заменившись не менее притягательным сухим льдом, к которому добавь воды – и он разразится плотной туманной пеленой.       Конечно, это тоже имело свои причины и следствия, – например, Мэдока больше не имел ни минуты свободного времени, зато обладал тщательно расписанным графиком того, что он обязан делать, и обширным списком наказаний на случай невыполнения своих обязанностей. Мэдока наверстывал все то, что упустил за все годы своей непомерной лени, – в ускоренном темпе перечитывал и читал учебники средней и старшей школы, постепенно переходя на университетскую программу, учил два жестовых языка, беспрерывно тренировался, грамотно чередуя отдых и нагрузку, и, кажется, позволял себе лениться только в те минуты, когда засыпал в своей постели, но и тут Мирио не мог быть уверен.       Мэдока создал очень жесткий, строгий график, по которому у него попросту не оставалось времени на лень, а каждая попытка ничего не делать сурово каралась и самим Мэдокой, подходящим к наказанию крайне осознанно, и немилосердной Химэ, взявшейся за «воспитание» своего нерадивого хозяина со всем усердием. Мэдока, получивший заряд бодрости из-за собственной покалеченной гордости, казался Мирио каким-то высшим божеством, готовым положить всего себя на алтарь ради одной-единственной цели.       У этого Мэдоки не взгляд, а оптический прицел – через такой обычно хищно смотрят снайперы на свою цель, чтобы чуть что – выстрелить и попасть своей жертве прямо между глаз. Это не расстрел, нет, ни в коем случае, это хладнокровное убийство – да только профессиональный снайпер в лице Мэдоки промазал и попал Мирио прямо в сердце. Прибить бы засранца, да рука не поднимется – это же Мэдока, старый, добрый Мэдока с кучей тараканов в голове и хрипящим задыхающимся смехом, наждачкой проезжающимся по ушам.       И теперь этот Мэдока стоял на арене напротив Мирио и высокомерно на него смотрел, отмахиваясь от вьющейся вокруг ужом Химэ, с которой он время от времени перекидывался парой слов. Если бы Мирио не знал Мэдоку достаточно хорошо, то подумал бы, что Мэдока и вовсе не принимает его за соперника – это подтверждали и голоса комментаторов Спортивного фестиваля, и возмущенный гул зрителей, – но Мирио знал Мэдоку куда лучше, чем кто-либо мог себе представить. Он видел в изумрудных глазах тот самый туман от сухого льда – несмотря на внешнее равнодушие, Мэдока был готов к сражению за выход в четвертьфинал и был настроен исключительно только на победу.       – Я не буду жалеть тебя, Мэдока! – выкрикнул Мирио и широко улыбнулся. Он знал, что Мэдока поймет посыл, который был направлен только на него; знал он и то, что Мэдока ответит в своем репертуаре:       – Ну и пожалуйста, ну и не нужно, ну и очень-то мне нужно!       Я рад, что ты нашел в себе силы измениться, Мэдока.       Спасибо, что не оставил меня, Мирио.       Химэ покрылась боевой броней – она уже умела покрывать аж пятьдесят процентов своего тела – и встала в стойку; Мэдока ласково погладил свои пистолеты-шокеры и вскинул на Мирио шальной взгляд, а после залихватски ухмыльнулся так, что сердце Мирио пропустило удар.       Прозвучал сигнал к началу боя, и все трое сорвались с места; Мирио знал, что для того, чтобы победить, нужно выпихнуть за пределы поля Мэдоку, минуя Химэ, служившей основной атакующей силой, защитой и поддержкой в одном лице. Для боевой двойки, начавшей сражаться вместе сравнительно недавно, они держались более, чем достойно, их общая сплоченность действительно поражала – Мирио знал, что у Мэдоки была ментальная связь с Химэ, но он никогда не думал, что с ее помощью можно добиться таких фантастических результатов. Вот уже действительно где неразлучные хозяин и причуда казались одним целым – они дополняли друг друга, продолжали друг за другом действия и кооперировались прямо на ходу, меняя планы в случае чего.       Мозг Мэдоки успевал анализировать колоссальный объем информации за короткий промежуток времени и учитывать огромное количество факторов, способных оказывать влияние на дальнейшие его действия, а Химэ была идеальным исполнителем, подчиняющимся прямым приказам, не чувствующим боли и усталости, зато обладающим нечеловеческой силой и выносливостью.       Мирио готов был поспорить, что в будущем Мэдока станет первоклассным героем.       К глубочайшему сожалению Мирио, в конечном итоге Мэдока проиграл, не успев увернуться от подсечки и моментально последовавшего за ней удара в корпус; как бы умен и целеустремлен ни был Мэдока, ему все еще не хватало боевого опыта и специфических знаний, набрать которые можно было только с годами тренировок. Химэ не успела принять атаку на блок, а после и подхватить Мэдоку, не давая ему отправиться за границы очерченного поля боя, и Мэдока вылетел за его пределы, как пробка из бутылки, а после прокатился по земле кубарем и затих. На овации Мирио было совершенно плевать, потому что он насмерть перепугался за друга; судя по перепуганному лицу Химэ, снявшей боевой покров, она тоже испытывала точно такие же чувства, и они наперегонки рванули к неподвижному Мэдоке.       – Мэдока! – встревоженно воскликнули они в один голос, и тот издал протяжное «м-м-м», неспешно поворачиваясь на бок.       – Это, черт возьми, было больно, – проворчал он, с трудом приподнимаясь на руках и садясь по-турецки; Мирио почувствовал облегчение, осознав, что Мэдоке досталось не так уж-то и сильно, как он изначально ожидал. – Научишь меня? Я уже примерно знаю, как можно отработать этот прием и в какую серию атак его включить…       Мирио ошарашенно замер, не веря своим ушам, а после искренне рассмеялся, замечая, как на воодушевленном лице Мэдоки расплывается намек на тонкую улыбку.       – Разумеется, Мэдока! – заверил Мирио, и Мэдока довольно кивнул, поиграв бровями, что в переводе с его языка означало что-то наподобие «я и не сомневался в твоем ответе».       – Придурок, – проворчала Химэ и небольно пихнула Мэдоку в плечо, и тот сморщился, потирая ушибленное место. – И не притворяйся, что тебе больно! Я думаю, что ты прекрасно знаешь сказку про мальчика, который кричал: «Волк!»       – Мальчик глупым был, а я умный, – скорчил рожу Мэдока и скривился – попытавшись встать, он столкнулся с болью и подняться самостоятельно не смог. – Химэ-э-э?.. – жалобно протянул он.       – О, нет, вот тут есть Мирио, его и проси о помощи. Что обо мне подумают друзья, если я буду таскать тебя на руках? – возмущенно вспыхнула Химэ, высокомерно хмыкнула и исчезла в клубах зеленого дыма.       – Вот засранка, – прошипел Мэдока, перевел взгляд на Мирио и принял наиболее невинный вид. – Мирио-о-о?.. – не менее жалобно протянул он и умильно хлопнул глазами.       – Да-да, Мэдока? – якобы непонимающе хлопнул глазами Мирио в ответ, и Мэдока прыснул, ухмыляясь.       – Помоги мне встать, пожалуйста, – уже серьезно попросил он и поджал губы. – Кажется, ты что-то мне сломал, но я пока не могу понять, что именно.       Мэдока протянул ему руку, и сердце Мирио гулко стукнулось об ребра. Мэдока смотрел на него прямо, без каких-либо ужимок, и взгляд его был чистым и ясным, без той самой осточертевшей мутной пелены, на которую теперь не было даже намека.       О чем еще Мирио мог мечтать?..       – Конечно, Мэдока! – радостно оповестил его Мирио. – Моя вина, признаю, но соревнование есть соревнование!       – Я и не спорю, но кто будет платить за лечение? – притворно охнул Мэдока.       – Думаю, банан с радостью поможет тебе вылечиться, – отбрил Мирио, и Мэдока тут же скривился.       – Как некрасиво с твоей стороны играть на моих слабостях, – проворчал Мэдока и дернул поднятой рукой. – Подними меня уже и пошли отсюда. Мы привлекаем слишком много ненужного внимания. Об оплате поговорим позже.       – Разумеется, – ответил Мирио, чувствуя, как уголки его губ расползаются в улыбке, и нежно, предельно осторожно принял протянутую ему руку.       Ладонь Мэдоки была сухой и горячей.       Он улыбался.