When the clouds cover the sky

В Хогвартсе я всегда чувствовала себя неуютно. Знала, что многие студенты считали это место своим домом, были привязаны к однокурсникам больше, чем к семье, но со мной так не получилось. Огромные коридоры, многочисленные лестницы, обилие шума, невозможность побыть в одиночестве - всё это давило на меня, и я жила от каникул до каникул, не представляя, как некоторые ребята остаются на Рождество и едва ли не со слезами на глазах уезжают на лето. Я старалась больше погружаться в книги, чтобы отстраниться от реальности и иногда мечтала о домашнем обучении, что, впрочем, было только несбыточной мечтой – отец работал в больнице Святого Мунго и постоянно пропадал там, а мама работала в лавке магических ингредиентов. Учить меня дома было некому, и я смирилась, что домашний уют будет окружать меня очень редко. Возможно, другие дети чувствовали мою отчужденность, моё неприятие происходящего, и поэтому не стремились особо со мной сближаться. Я не была изгоем или стеснительной одиночкой, у меня были приятельницы, с которыми можно поболтать, посплетничать, узнать задания, если пропустила занятия, но особой близости у меня с ними не было. Они не приглашали меня к себе домой в праздники (словно понимали, что я откажусь), не беседовали по душам, если я замыкалась. Но меня это не расстраивало, у меня всегда был Барти. Мы познакомились, когда я училась на втором курсе, а он на третьем. Я, конечно, видела его и раньше, но, во-первых, он был слизеринцем, а я училась на Рейвенкло, а во-вторых, мне казалось, что кроме учёбы его вообще ничего не интересует. Худой, темноволосый, с привычкой вечно прикусывать нижнюю губу, он выглядел выше всего происходящего, и в то же время так, будто что-то изнутри постоянно его тревожит. Я сталкивалась с ним в библиотеке, в бесконечных школьных коридорах, но у меня не было ни причин, ни желания с ним знакомиться. Мы могли бы вот так прожить бок о бок все эти годы и не заговорить, если бы однажды, в погожий осенний денёк, ко мне не пристали скучающие пятикурсники, пока я сидела возле пруда с книжкой. Я пыталась, как могла, быть крайне неинтересным объектом для дурацких шуток, но всегда была довольно чувствительной и через несколько нелепых вопросов про мои очки, содержание книги и мою успеваемость на мои глаза навернулись слёзы, которые получалось сдерживать очень плохо. Я смотрела в сторону, давилась слезами, запихивая книжку в сумку, и книжка, как водится, именно в тот момент никак туда не помещалась. – Эй, малыш, не плачь, это же шутки. Мальчики любят шутить с девочками. – глупая фразочка с пошловатым оттенком породила громкое гоготание среди компании подростков. – Гербифорс! – я услышала в стороне мальчишеский голос и краем глаза увидела, как мелькнула красная вспышка. – Ай! Терри, что у тебя на башке такое?! – Макс, это чёртовы ромашки, кто это... Эй, это ты? Иди сюда, поганец мелкий! Я не могла не обернуться, и сделала это не зря – с холма к пруду спускался мальчик, примерно моих лет, с палочкой в руке. Улыбнувшись краем рта, он поднял брови. – Какие-то проблемы? – Слизеринский говнюк! – парень покрупнее полез за палочкой. – Правильно, целой компанией, пятикурсники, очень смело. Начнёте сразу с Непростительных или разогреемся чем-нибудь попроще? Он вёл себя не на свой возраст. Я думала об этом позднее и не представляла другого тринадцатилетнего мальчишку, который будет так провоцировать подростков постарше, ещё и упоминая заклинания, о которых ему вовсе не полагалось знать. В выражении его лица было нечто подсказывающее, что он не блефует, он даже хочет, чтобы они напали. И парни это почувствовали. – Чокнутый! Думаешь, тебя папаша отмажет? При упоминании об отце губы мальчика презрительно скривились. Он с готовностью взмахнул палочкой, но я больше не могла безучастно сидеть и смотреть, как на моих глазах разворачивается эта сцена. Я рванула с места, уронив и сумку, и книгу, и встала между ним и зачинщиками. – Проваливайте, или я позову учителей! – сердце стучало в груди как набат, а лицо стало горячим от прилившей крови. Давно я не была такой смелой, аж... никогда. – Да пошли вы, сопляки, – тот, что был ростом поменьше дёрнул здоровяка за руку. – Оставь этих психов в покое, посмотри, он же бешеный, и девчонка такая же! Они ушли, пытаясь на ходу вернуть волосы в нормальное состояние, и показывая нам неприличные жесты. Тяжело дыша, я повернулась к своему спасителю. – Спасибо. Это было... Очень вовремя. – Не за что. Было забавно. – он ухмыльнулся. – Мне не особо. Кстати, я Меди. – я протянула ему руку. – Бартемиус. – он слегка сжал мою кисть своими пальцами. – Ого, так официально? – Зови меня Барти. В следующий раз мы встретились опять случайно, в библиотеке, я заметила его с учебниками по алхимии, что было удивительно: это не относилось ни к какому из предметов и я не помнила, чтобы у нас был такой факультатив. Я присела рядом с ним, чувствуя исключительную неловкость, не зная, стоит ли спрашивать и зачем я вообще решила завязать с ним разговор. Да, он помог мне, но не было похоже, чтобы этот слизеринец нуждался в каких-либо друзьях. – Это моя инициатива. – его тихий голос прозвучал очень неожиданно в тишине библиотечного зала. – Что? – вздрогнула я. – Ты наверняка хотела спросить про книгу. Многих это удивляет, я привык. – Прости, если я тебя отвлекаю... – я вцепилась в сумку, всем видом показывая, что уже собираюсь уйти. – Меня сложно отвлечь, если я не хочу. – отвечая мне, он успевал делать пометки на своём пергаменте. Я молча кивнула, не зная, что сказать. Хотелось убежать, но я оставалась рядом. Тогда я ещё не знала, что буквально через несколько лет это состояние будет сопровождать меня постоянно. – Ты уже решила, какие предметы возьмёшь на третьем курсе? – Ещё нет, но думаю об этом, – я с облегчением ухватилась за эту тему, только чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Не могу выбрать между древними рунами и магловедением. А какие предметы у тебя? – Все. – он поднял голову и подмигнул мне. – Но это невозможно! Как ты... – Для меня, – он выделил местоимение голосом, – возможно. – С ума сойти! – я действительно была поражена. Мне сложно было поверить, но я почувствовала, что он не лжёт. – Ты просто невероятный! Видимо, мне стоит взять у тебя автограф прямо сейчас, пока есть возможность. Он рассмеялся, было заметно, что ему приятно моё восхищение. – Я оставлю за тобой право на автограф, возьмёшь, когда захочешь. – Я им воспользуюсь, непременно. А чем ты хочешь заниматься? Такие способности нужно применять не только на экзаменах. Твой отец, кажется, из Министерства, ты пойдёшь туда? Он фыркнул. – Министерство – кучка придурков, выживающих из ума. Я найду себе занятие получше. – Ты не очень-то дружен с отцом? – я второй раз видела, какое впечатление производит на него упоминание родителя, и не могла не обратить на это внимание. – Тебе что, меня жалко? – его глаза сощурились, и я поняла, что ступила на запретную территорию. – Нет, нет, просто... У меня тоже не очень гладко в семье... И я подумала... Прости, я зря это спросила, это было бестактно. – я посмотрела на носки своих ботинок, мечтая провалиться сквозь землю. – Знаешь, если тебе так любопытно, – теперь он говорил резким, звенящим голосом. – Я терпеть не могу своего отца. И уверен, что это взаимно. Вот так. Хотела это узнать? – Барти, я не пыталась тебя задеть... Просто я помню твоё лицо, когда... те придурки упомянули его... – Давай, давай, скажи сейчас всё, что я уже сто раз слышал. Что он меня любит, что я не должен так говорить, что я неблагодарный, зажравшийся... – Нет! Барти, я не собиралась говорить ничего... – Студенты! Соблюдайте тишину! – грозный голос библиотекаря призвал нас к порядку, и я перешла на сбивчивый шёпот. – ... ничего такого. Ты не обязан выдавливать из себя любовь к отцу. Я... тоже своего не люблю. – сказав это, я сглотнула образовавшийся в горле комок. Он вопросительно сдвинул брови к переносице. Я наблюдала, как из его карих глаз исчезают красные отблески. – Почему? – наконец спросил он, глядя на меня так, словно пытался проникнуть куда-то внутрь, чтобы увидеть ответ, а не только его услышать. – Потому что он ужасный муж. Он пытается быть хорошим для меня, но ему наплевать на маму, он говорит ей гадости, издевается над ней. – Вы с мамой не можете жить отдельно? – Она не захочет. Ей кажется, это очень стыдно. – я ощутила как защипало глаза и одновременно, как рука Барти касается моей руки. – Я тебя понимаю. Наши пальцы переплелись. Позднее я узнала, что причины наших проблем в общении с отцами были очень похожи и при этом противоположны. У обоих они были связаны с отношением отца к матери, но в моём случае мама постоянно страдала от упрёков, хамства и пренебрежения, а Бартемиус-старший безумно любил жену. Ему не был нужен сын, только жена. Он позволил ему родиться только для того, чтобы продолжить чистокровный род Краучей. Всю жизнь, начиная с рождения, мой Барти был недостаточно хорош для отца: не заслуживал его внимания и всю жизнь он пытался его заслужить. Ненавидел, но старался проявить себя, чтобы отец понял, как недооценивал его, осознал свои ошибки. По крайней мере до того момента, пока не нашёл другой объект, для доказательств своей талантливости и необыкновенности. Лорда Волдеморта.