моя душа рваная

      У Вени взгляд брошенной и побитой собаки, он никому не доверяет и помощь Пети воспринимает в штыки. Это взаимно в какой-то степени, у Пети тоже свои проблемы с доверием.       Пете кажется забавным тот факт, что они вообще знакомы, а все благодаря общему другу - Артёму. Артём, кстати, по совместительству бывший лечащий врач Вени и просто бывший Пети.       И такое в жизни бывает.       К слову, Хазин планировал разорвать отношения с Тёмой насовсем, но Тёма чихать хотел на все его планы. Стрелецкий вошел в роль мамочки (очень язвительной мамочки), и посчитал своим долгом следить за тем, чтобы Петя не загнулся, жил нормально и общался с людьми. И Тёма решил, что «необычный, со странностями, но неплохой мальчишка» отлично Пете подойдет.       Хазин, видит Бог, если таковой есть, сопротивлялся, пытался объяснить, что это наитупейшая идея. Хазин упирался, материл Стрелецкого, но тот буквально за шкирку вытащил его на совместную встречу.       Сначала было неловкое молчание, Артём пытался разрядить ситуацию своими шутками – еще более неловкими. Потом он отошел на «пару минут», которые оказались получасом, и Пете пришлось заговорить первым. И разговор, на удивление, пошел. В целом, все прошло не так плохо, и Хазин неожиданно для себя попросил Веню встретиться и пообщаться потом еще раз. Хазин неожиданно для себя пытался быть не таким говнюком, как обычно. Хазин неожиданно для себя осознал, что Веня его, по крайней мере, точно не бесит. Артём на это только тихо и дьявольски посмеивался, немного жутко даже.       Как итог, Петя пару раз на неделе встречался с Веней, и каждый день переписывался с ним, скидывая музыку, мемасики и узнавая о парне все больше и больше. Когда они гуляли на улице, Хазин периодически уточнял, в порядке ли Веня. Петя знает его любимый кофе, любимые книги и фильмы, дурацкие привычки и весь плейлист от корки до корки.       И вот, казалось бы, при таких достаточно теплых отношениях все должно быть просто охуенно.       Да как бы не так.       Веня улыбается так тепло, обнимает Петю при встрече и с интересом слушает его истории с работы. Он кусает губы, окидывает нечитаемым взглядом и постоянно его касается. Но при любом намеке на что-то большее тушуется и отдаляется. А у Пети выдержка и терпение не резиновые, Пете порой Веню хочется разложить на любой горизонтальной поверхности. Однако пугать парня тоже не желает,       Хазин к нему, кажется, привязался.       И осознание этого напрягает.       Петя умеет любить, на самом деле. Умеет заботиться, защищать, быть меньшим говном для своих близких. Проблема лишь в том, что таких близких у него мало, потому что Хазин боится боли. А она всегда сопутствует любви. Мама Пети старалась оберегать сына от всех напастей, но от самой главной так и не смогла – отец испоганил его жизнь, его душу, его характер. У Пети была Нина, но она ушла, не сумев справиться с чужим темпераментом. У Пети был Артём, ебанутый мужчина, подстать ему. Артём, в его защиту будет сказано, полностью из жизни Хазина не ушел. Как было сказано выше, он все еще поблизости, готов подловить, если Петя будет падать в пучину безнадеги и тьмы. Но Стрелецкий разбил ему сердце. Расстался с ним со словами:       - Я сломан, Петь, и ты со мной погибнешь. Ты можешь быть лучше, у тебя есть шанс жить нормально, даже после ебанутого папаши, но не со мной. Мы, к сожалению, не в романтическом фильме, мы друг друга не спасем. Альтруист херов, ответил тогда Петя, разъебав зеркало в ванной.       После всего этого подпускать кого-то к себе так близко - страшно, и Хазин не знает, когда упустил этот чертов момент, когда позволил Вене быть рядом. Что еще хуже, в моменты, когда Петя готов переступить через себя, Веня как-то напрягается и не позволяет перейти черту хороших друзей.       У Хазина не остается выбора, кроме как придерживаться правил этой долбаной игры. Какое же блядство. Как-то они сидели на полу около кровати, потому что так им захотелось. Веня, устроив голову у Пети на плече, сопел - вырубился после второй бутылки вина, распитой на двоих. Что собственно еще для счастья надо?       Хазин зарывался пальцами в чужие темные волосы и – как бы сказал Артём – натурально кайфовал. У него были нормальные выходные впервые за месяц, он был расслаблен, пьян и влюблен. Пускай, невзаимно, но Петя чувствовал долбанную окрыленность, слегка окрашенную тоской. Главное, что рядом, что не отталкивает, сидит вот так близко и теплым дыханием обдает шею до мурашек. Может, на его мысли действовало то самое вино и эйфория от него, ведь на утро он опять загонялся из-за неопределенности. Плевать, главное тогда было так хорошо.       В какой-то момент Хазин вздрогнул, почувствовав, как Веня ведет носом по шее. Он нехотя отстранился, замечая, что тот проснулся – дремал ли он вообще? Петя, поддаваясь непонятному порыву, провел кончикам пальцев по чужому носу, Веня зажмурился от удовольствия, как кот, а у Хазина сердце биться перестало.       Как его такого не любить?       Петя помнит, как Веня заботливо обрабатывал его ссадины, забавно ворча на неосторожность Хазина. Он дул на царапины, как маленькому, действовал максимально осторожно и сосредоточенно. Петя боролся с желанием поцеловать его прямо там. Петя помнит, как переодевался в домашнее, пока Веня сидел сзади на его кровати. Он стянул с себя свитер, хотел было натянуть футболку, но замер, ощущая прожигающий взгляд. Хазин поднял глаза и увидел в зеркале Веню, смотрящего так, боже.… Хотелось выйти, и желательно в окно. Тем временем парень встал, подошел ближе и стал водить пальцами по шрамам на спине, пояснице в отдельности, на правом боку, на предплечье.       - Откуда?       А ему бы хоть что-то сказать, из горла только судорожный вдох выдавить получается. Но он собирается и рассказывает, прерываясь, когда чужие пальцы скользили по особо чувствительным местам. Рассказывает и думает, а какого хера вообще ему все это позволяет? Петя помнит, как волновался, когда Веня позвонил вдруг и, заикаясь, пытался объяснить, где он, и просил приехать. Как Хазин тогда в аварию не попал, это, конечно, очень удивительно, зато приехал он достаточно быстро, сжал мальчишку в объятиях. И против воли у него вырвалось:       - Не пущу тебя больше никуда, засранец ты херов, я, блять, так волновался. Веня его излечил, сшил заново душу его рванную нитками прочными, дышать заново научил. И одновременно с этим он сам же режет эти нитки, убивает Хазина каждый раз, не позволяя быть ближе.       Петя проклинает Артёма за то, что тот разбивает ему сердце уже дважды, пускай в этот раз косвенно. Морду бы ему набить за такое, да с его методами лечения на нем и так скоро живого места не останется. Однако раз уж Стрелецкий заварил эту кашу, то пусть помогает расхлебывать.       Петя заявляется к нему в разгар дня, свалив пораньше с работы. По пути встречает Катю, которая при виде него смущается, хоть и пытается это скрыть. Тщетно, Хазин все равно замечает, только из вежливости не подкалывает. Нет, девчонка в него не влюблена, только симпатизирует, иначе бы, как только они с Артёмом расстались, попробовала бы попытать счастье (спасибо, Артём, что не решил нас свести, вот это, блять, было бы реально странно). Или не попробовала, понимая, как им всем некомфортно будет. Петя не знает, думать об этом не хочет, не до этого. Он хочет было зайти к Стрелецкому, но кто-то хватает его за плечо:       - Он занят, - кучерявый пацан хмурит брови, цепко удерживая. Хазин мог бы пошутить по поводу двусмысленности фразы, мог бы прикрикнуть, мог бы врезать в конце концов. Но Петя не будет, он знает причину такого холодного приема, поэтому просто аккуратно отцепляет чужую руку и спокойно встречает чужой пронзительный взгляд, только ухмыляясь.       - А у меня на это время записано, - Хазин скрещивает руки на груди, а Катя напряженно кусает губы и стучит черными ногтями по поверхности стола. Он пытается снова сделать шаг в сторону двери, но его опять хватают, удерживая на месте – откуда силы-то столько в мальчишке?       - Нельзя, там пациент.       Петя цокает от раздражения, скидывает руку и осматривает Матвея – вау, даже имя его вспомнил. Ревность в его поведении отслеживается четко, да вот только кого из Стрелецких он ревнует? А может обоих? Не повезло парню, в любом случае. С этой семейкой связываться – себе дороже. Он-то не понаслышке знает.       Петя хочет, что-то сказать, но дверь в кабинет Артёма раскрывается, откуда выбегает женщина, явно в гневе, чуть не задевая самого Хазина.       - Больной какой-то, - шипит она и хлопает дверью. Петя усмехается. Ничего нового, уже проходили.       Быстро заскочив в помещение, он закрывает дверь. На всякий случай.       - Хазин, - Артём улыбается хитро, с прищуром, действие Пети никак не комментируя, - с чем пожаловал?       - С проблемами. Личного характера, - он усаживается на стул напротив, закинув ногу на ногу. В этом кабинете ему чертовски спокойно и комфортно, оно и понятно: Хазину часто приходилось заявляться сюда, когда Стрелецкий ночевал в офисе.       - О, так ты ко мне как пациент? – Артём оглядывает его этим всезнающим взглядом, и Петя закатывает глаза.       - В какой-то степени. Как очень недовольный пациент. Впрочем, тебе не привыкать.       - Я слушаю, - он переплетает пальцы в замок, устраивая на них подбородок. Петя немного залипает, затем зажмуривается, стараясь не вспоминать, что он этими пальцами делал. Чувства к Стрелецкому может и утихли, зато воспоминания живы и периодически отдаются болью в сердце и возбуждением в паху.       - Это по поводу Вени. Я походу в него влюбился, - слова слетают с языка на удивление легко, возможно, потому что он говорит с Тёмой, а это для него единственный человек, с которым можно так легко и откровенно разговаривать. – Но я не знаю, что делать с этим.       - С чувствами? – Тёма резко становится очень серьезным и пододвигается чуть вперед, показывая, мол, внимательно слушаю.       - И с ними тоже. Но по большей части с самим Веней. Он будто боится меня, хотя сам тянется. Я не хочу его пугать, но играть в друзей уже невыносимо. Мне порой кажется, что я вижу в его глазах что-то большее, чем желание просто общаться. А порой у меня ощущение, что я все надумал, и…блять это реально невыносимо, - Петя трет лицо ладонями в отчаянье, замолкая.       Отдаленно он слышит чужие приближающиеся шаги, и выходит из транса, только почувствовав прикосновение к своим бедрам.       - Петь, у меня есть для тебя решение, но оно не очень тебе понравится, - Артём стоит перед ним на коленях, устроив свои ладони на его бедрах и слегка поглаживает. Петя бы пошутил, да ситуация не располагает. – Во-первых, пойми, что Вене тоже страшно и сложно. У него были не самые приятные события в жизни, и ему тяжело довериться кому-то. И тебе надо признаться и поговорить. Уверить в серьезности своих намерениях. Честно, Петь, но ты не выглядишь, как человек, готовый к серьезным отношениям, - Хазин усмехается на его слова, согласно кивая головой, и Тёма улыбается в ответ. – Если что, я поговорю с ним, но первоначально это должен сделать ты сам.       - С тобой было проще, - невесело хмыкает Петя. – Почему ты так поступил? Бросил, а потом познакомил с замечательным мальчишкой, зная, что я влюблюсь.       - Я не бросал тебя, - тихо говорит Стрелецкий, а в глазах у него тоска какая-то невыносимая. Стекло, разбитое, впившееся в сердце. – Я всегда рядом, на твоей стороне.       Петя улыбается, вымученно немного, и в голову приходит одна непрошенная, но навязчивая мысль. Ощущается она максимально правильно, поэтому Хазин обнимает ладонями его лицо, оглядывается, убеждаясь в отсутствии чужих глаз, и целует. Ласково так, нежно, без капли пошлости. Артём отвечает, зарываясь одной рукой в уложенные волосы, взлохмачивая, другой обнимая за талию. Петя гладит его большим пальцем по щеке, прижимается ближе, осознавая – прощается.       С ним, с несколькими годами их отношений, с чувствами. Раз и навсегда.       Он отстраняется, напоследок касается губами лба, шепчет «спасибо за все» и уходит быстро, только это уже не побег.       Артём смотрит на закрывшуюся дверь, смаргивает слезы. Он игнорирует боль в груди, там, где должно быть сердце, только вместо него израненное, растоптанное, кровавое нечто. Артём наконец-то сделал своего близкого счастливым, и это главное.       Даже если он обрекает себя на вечное страдание.

***

      Петя заявляется к Вене неожиданно, еще на эмоциях после разговора со Стрелецким. Уже стучась, он понимает, как это глупо – вдруг его нет дома? К его счастью, Веня открывает дверь, удивленный, но с привычной улыбкой.       - Что Родина-мать сегодня отпустила раньше? – он отходит, пропуская Хазина в дом, и, навалившись плечом на стену, складывает руки на груди.       - Я отпросился, надо было уладить некоторые проблемы, не связанные с работой, - Петя небрежно скидывает дорогие ботинки и вешает любимое пальто на крючок.       - Уладил? – спрашивает Веня, уже уходя на кухню, включить чайник.       - Нет, еще улаживаю. Вот прямо сейчас, - вдогонку сообщает ему Хазин, устраиваясь на диване в гостиной.       - А у нас проблемы? – Веня непонимающе хмурится, входя в комнату и усаживаясь рядом с Петей.       - Да и мне очень надо с тобой поговорить, - Хазин привычным жестом ерошит волосы, разворачиваясь всем корпусом к парню.       - Тогда, может, я принесу что покрепче? – Веня наклоняет голову в бок.       - Сигарет будет достаточно, - просит Петя, и парень понимающе хмыкает, уходя на балкон. Возвращается он уже через минуту, протягивает сигарету. Хазин тянется за зажигалкой в карман джинс, но Веня опережает его, за секунду оказываясь так близко, что Петя чувствует его дыхание на щеке, и подносит зажигалку, помогая прикурить.       - Так лучше? – он отстраняется, и Петя сдерживает разочарованный вздох.       - Намного, - он улыбается, затягивается, но заговорить какое-то время так и не решается.       Они сидят в тишине, курят, бросают друг на друга нечитаемые взгляды и улыбаются. Хазин чувствует себя школьником, смущающимся от того, что самая красивая девочка параллели взглянула на него, и пытается собраться с мыслями.       - Ты напряжен, - замечает Веня и, кажется, напрягается от этого сам. Пете нечего сказать, он только докуривает сигарету, тушит ее об пепельницу, стоящую на кофейном столике – хозяин квартиры поставил ее сюда, когда Пете стало слишком лень тащиться на балкон, чтобы покурить. Веня еще шутил, что весь дом пепельницами заставит, чтобы он мог курить, где захочет.       - Я сейчас много чего скажу, не факт, что это будет все складно и понятно, но ты послушай меня, пожалуйста, - наконец начал он, и Веня кивнул, подбирая под себя одну ногу и обращая все свое внимание на Хазина. Выглядел он достаточно сосредоточенно и спокойно, только немного подрагивающие руки выдавали его нервозность.       - Ты мне очень нравишься, Веня, - начинает сразу с главного Петя, и Веня, наверное упал, если бы не сидел, после такого вот заявления. – Мне очень трудно говорить такие слова, обычно я предпочитаю действовать, но с тобой это не прокатило. Я не знаю, что у тебя произошло, почему ты не можешь мне поверить, но я готов доказать, что мои чувства – это…это правда. Если, если, конечно, это вообще взаимно, потому что, может, мне просто показалось. И если это действительно так, не отталкивай меня, пожалуйста, позволь быть рядом, а я больше не позволю себе ничего лишнего, только…       Веня резко дергает его за воротник рубашки, прижимаясь губами настырно, страстно, чувственно, и у Пети от такого напора срывает тормоза. Он сразу же перенимает инициативу, проникает языком, переплетая, прикусывает нижнюю губу, тут же зализывая. Растерянность от такой внезапности перекрывает желание и осознание, что вот сейчас видимо можно.       Петя не любит, когда его перебивают, но Вене он может простить это, особенно когда он выбирает такой метод, пускай и клишированный. Какая к черту разница.       Какая к черту разница, когда мальчишка стонет, перебирается на его колени, попутно стягивая с себя свитер. Хазин притягивает его за бедра ближе, сжимает ягодицы, переходя поцелуями-укусами на шею. Ему мало, ему хочется всего и сразу, он наконец-то дорвался. Хочется целовать, облизывать, кусать, касаться везде и любитьлюбитьлюбить.       Он широко мажет языком под подбородком, пока Веня дрожащими пальцами расстегивал пуговицы на рубашке. Хазин отвлекается на секунду, рассматривая трепещущиеся ресницы, лихорадочный блеск в темно-зеленых глазах, улыбку шальную. Веня ловит его взгляд и опять целует, наконец справляясь с последней пуговицей и сдергивая рубашку с чужих плеч. Петя неожиданно валит его на диван, из-за чего тот неловко ойкает, затем нависает сверху, хищно ухмыляясь. Веня сглатывает от этой ухмылки будто в страхе, но не тушуется. А Хазин продолжает истязать шею, его рука скользит ниже, под резинку домашних спортивных брюк и нижнего белья. Веня захлебывается стоном, откидывает голову назад, открывая шею еще больше, что Пете только на руку.       Он оставляет много следов, будто себе же доказывая – теперь мой, мой и ничей больше. Хазин вдыхает глубоко чужой запах – пот, одеколон и что-то хвойное – в самые легкие, можно было бы, только им и дышал бы. Он двигает ладонью по всей длине, ловит губами стоны, второй рукой опираясь на подлокотник дивана, около головы парня, пока Веня не целует его за ухом, ведет языком по раковине и шепчет томно так, невыносимо пошло:       - Сними их, - и, скользнув ладонью между ног, сжимает, вызывая практически скулеж.       Петя повинуется, стягивает с себя брюки с бельем, Веня проделывает то же самое, и тянет за бедра Хазина обратно к себе. Тот имитирует толчок, не сдерживая хриплого стона в чужой рот, а Веня ведет языком по губам, царапает ногтями спину.       Кожа к коже, губы на губах, переплетенные ладони.       Блять, это действительно происходит – проносится в голове у обоих.       Веня как ни странно не смущается, он опытен, знает, где лучше надавить, где прижаться губами, где укусить. Пете это чертовски нравится. Веня открытый, чувственный, полностью отдается и с готовностью принимает.       Привязать бы его, да не отпускать уже никуда, только целовать.       В какой-то момент они меняются местами, Веня оказывается сверху, он целует шею, грудь, живот, слегка прикусывает кожу на внутренней стороне бедра, облизывает, дразнит. Хазин зарывается рукой в чужих волосах, чуть сжимает и оттягивает, Веня понятливо берет глубоко, но медленно, почти методично, мучая, срывая стоны. Он помогает себе рукой, подстраиваясь под ритм, и Петя только и может, что срывать голос, шептать чужое имя и извиваться под ним, подбрасывая бедра. Веня – чертов искуситель. Где-то в процессе раздается звонок телефона, но стоит Вене сделать малейшее движение в сторону мобильного, Петя удерживает его, одними губами произнося: «пошли они все». Веня довольно улыбается.       Периодически он кусает его тазовые косточки, затем насаживается ртом глубже, и Хазин неразборчиво шепчет что-то очень грязное, пошлое и еще более заводящее. А Веня смотрит глазами своими невозможными, и уже от этого взгляда кончить хочется.       - Блять, - выстанывает он в очередной раз, оттаскивает парня за волосы, и тот отстраняется, доводя Хазина до разрядки только рукой. Петю трясет, он чувствует себя пьяным без вина и просто не представляет, как встать с кровати, как вообще хоть куда-то двинуться. Бодрости добавляет Веня, слизывающий семя Пети с руки.       - Мне не принципиально было, если честно, - и хитро глазами стреляет.       - Учту, - отвечает Хазин и, заметив что-то за спиной Вени, ухмыляется, но, когда тот делает попытку обернуться, цепляет пальцами за подбородок, целуя.       Петя встает с дивана, не прерывая поцелуя, ведет Веню куда-то спиной вперед, и тот доверчиво подчиняется. В итоге он упирается разгоряченной кожей в холодную поверхность зеркала и крупно вздрагивает, пытаясь отстраниться. Но Хазин довольно мурчит в губы, одним движением разворачивает его, прижимаясь грудью к спине. Он ведет кончиками пальцев по груди, затем по татуировке на лобке и усмехается:       - Расскажешь?       - Обязательно, только в другой раз, - Петя хмыкает в ответ, сжимает у основания, и Веня откидывает голову ему на плечо. Хазин ведет рукой также медленно, в отместку, заставляя Веню вбиваться в ладонь. Он кусает его лопатку, ведет носом по затылку и добивается-таки, чего хотел:       - Пожалуйста, - скулит парень, и Петя не может отказать. Он ускоряет темп, и хватает его за горло, несильно сжимая. Веню ведет от этой властности, от силы, исходящей от Хазина. Он смотрит на их отражения и запоминает все до мельчайших подробностей.       Глаза Пети черные практически, ухмылка эта его любимая, бледная рука на его загорелой шее, другая рука, ласкающая внизу, растрепанная челка.       То, как идеально они смотрятся вместе, практически гармонично. Как бедра Вени двигаются в такт ладони Хазина. Как естественно смотрятся засосы на его коже.       Веня доходит до пика, с его именем на устах, опирается руками на зеркало, запачканное теперь всем, чем только можно. Петя придерживает его сзади, не давая упасть, позволяет отойти от оргазма. Как только Веня может стоять самостоятельно, он ненадолго отходит за салфетками. Вернувшись, вытирает сначала его, затем себя.       Приходят в себя они окончательно, лежа на кровати, друг напротив друга, с переплетенными руками и ногами. Петю порядком уже клонит в сон, но он пересиливает себя, чтобы спросить:       - Почему ты не подпускал меня к себе?       Веня слабо улыбается, гладит тыльную сторону его ладони.       - Не мог разобраться в себе, в тебе, в твоих мотивах…все еще не разобрался, на самом деле.       Хазин смотрит на это недоразумение (на теперь его недоразумение, - поправляет себя он), чувствует, как раны на душе затягиваются. Кажется, окончательно. Он чувствует, как может дышать полной грудью, как тепло разливается по телу, как счастья пузыриками от шампанского бурлит в сердце.       Боже, неужели все будет? Как долго?       - Что ж, - Петя усмехается, уже закрывая глаза и будучи в полудреме, – у нас много времени, успеешь еще, - и чувствует ладонь Вени на своей груди, прямо на сумасшедше бьющемся сердце.       Будет. Ближайшее всегда.