Шестнадцатая
9 августа 2020 г. в 01:40
Я бы могла снова использовать причуду. Остановить время и сбежать, начать жить заново. Но вместо этого сижу в комнате для допроса и жду чуда.
Точно уверена, что никто меня спасать не будет. Им это не выгодно, да и друзей у меня как таковых не имеется. Кенджи уже провел доскональный опрос и обвинил меня во всех грехах.
Слив информации.
Организованное похищение несовершеннолетнего.
Оскорбление должностного лица.
Попытка побега.
Хакерство.
Вспоминая последнее, смеюсь. Загрузка видео на сайт не является хакерством, тем более с моего аккаунта, но объяснять что-то им бесполезно. Я использовала на сотруднике полиции причуду, а это дорогого стоит.
Поднимаю голову и смотрю в дверной проем. Вздрагиваю, когда на металлический стол с громким хлопком приземляется книга. Узнать детский альбом не составляет труда и руки сразу дёргаются в его сторону, шумя цепями. Меня пристегнули наручниками к столу на цепь, которая длинной около тридцати сантиметров.
— Вы рылись в моих вещах, — вопрос звучит больше, как утверждение.
Сотрудник садится напротив. Складывает руки на груди и вздергивает бровь. В его взгляде и поведении четко читается превосходство, а когда он заговорит произойдет полный нарциссизм.
Из-за того, что мне не отвечают, предпочитая молчать, злюсь ещё больше. Скрежещу зубами, сжимая пальцы в кулак с такой силой, что ногти впиваются в кожу.
Сижу так минуты три от силы, после чего тяжко выдыхаю, разжимаю ладони и облокачиваюсь на спинку металлического стула. Сотрудник все ещё молчит, предпочитая прожигать меня взглядом.
Вот глупый.
Неужели думает, что вытянет таким образом из меня хоть что-то?
Наивный придурок.
Фыркаю и кладу руки на стол перед собой, вытягивая их вперёд и пытаясь дотянуться до альбома. Хоть краешек.
— И как долго мы будем играть в молчанку, а, товарищ полицейский? — оставляю попытки дотянуться до заветной книги и смотрю на мужчину, усмехнувшись.
— Ты знаешь, где сейчас находится Лига Злодеев? — мотаю головой. Брюнет наклоняется вперёд, ставя локти на поверхность стола. — Мы проверили твой телефон и восстановили некоторые файлы, но, к сожалению, ничего в нем не нашли. Ты хорошо постаралась, стерев все данные. И нас это совсем не устраивает.
Жму плечами и опускаю взгляд. Натыкаюсь на большой палец левой руки. Лак я сгрызла пару дней назад, а сам ноготь по длине стал короче остальных, вокруг появились маленькие заусенцы. Начинаю их ковырять, увеличивая в размерах.
— Ты являлась решающим звеном между Лигой и Якудза. Ты хоть знаешь, что произошло после того, как Кая Чисаки поймал отряд полиции? — молчу, подцепляя противный засунец, который начинает немного болеть. Кая Чисаки, Востановителя, арестовали и посадили в ТарТар. Это известно всем. — Лига злодеев перехватила полицейский конвой и лишила Чисаки рук.
Рука дёргается и заусенец отрывается к чертовой матери. Палец начинает кровить и нещадно болеть, от чего боль отдается во всей руке. Засовываю фалангу в рот, обсасывая.
Я не знала об этом, хочется сказать, но молчу. Резко вспоминается недавний поход к Лиге, где Томура хотел поговорить, но не вышло. Хотел ли он сказать об этом мне или нет? А что на счёт Даби? Он ведь тоже принимал в этом участие.
— Также они украли пули, что стирают причуды, — тем временем продолжает мужчина. — У них на руках опасное оружие, армия Ному и огромное желание спасти своего босса. И в последнее время с ними контактировала только ты. Так расскажи нам, где они, чтобы предотвратить развитие хаоса в стране.
Поднимаю взгляд, мотаю головой и, не вынимая палец изо рта, невнятно бурчу:
— Я не фнаю.
Вздрагиваю от громкого хлопка и удивлённо смотрю на подлетевшую книгу. Со стороны зеркального окна постучали и брюнет, кинув на меня суровый взгляд, вышел и громко хлопнул металлической дверью.
Фыркаю и вытаскиваю палец изо рта, рассматриваю. Сильных повреждений нет, если не считать то, что сковырнула заусеницу я до мяса. Длина ранки составляет примерно полтора сантиметра, а ширина — три миллиметра. Заживать будет долго, вероятность стопроцентная.
Проходит немало времени, когда дверь вновь открывается и на пороге появляется двуликий. Раскрываю глаза и рот от кратковременного удивления, но быстро прихожу в себя.
А этот тут что забыл?
— У тебя есть десять минут, потом ее отведут в одиночную камеру, — Тодороки кивает и за ним закрывают дверь.
Парень не спешит проходить вперёд. Продолжает стоять у стены, сложив руки на груди, и смотрит безо всякого участия. Фыркаю и сажусь ровно, придвигаясь к краю стула и стола, вновь вытягивая руки и пытаясь дотянуться до книги. Вид у меня сосредоточенный: глаза прищурены, кончик языка высунут и прикусан зубами. Когда у меня почти получается и я мысленно начинаю ликовать, книгу просто-напросто забирают.
Зло смотрю на незваного первогодку и гадаю, зачем он пришел. Так просто бы его не пустили на «разговор» с преступником. А это значит, что за нами наблюдают ещё пристальней, чем обычно. Поджимаю губы и бегаю глазами по комнате.
— Расскажешь, что это такое? — Шото, не дожидаясь ответа, открывает и начинает его листать.
— Если ты такой тупой, то поясню. То, что ты листаешь — это альбом. Детский. С детскими фотографиями. Из моего детства.
Слишком много однокоренных слов.
Тодороки кидает пустой взгляд и продолжает смотреть фотографии, останавливая свой взор на одной из них. Смотрю туда же. Фотография, сделанная через год после ухода из приюта, сохраняет память о первом дне рождении вне его стен. На ней я сижу на коленях у отца и задорно смеюсь, не подозревая, что меня снимают. В моих руках фигурка черепашки-ниндзя с голубыми повязкой на голове и пятном на панцире. Высотой игрушка была не более сорока сантиметров, а мечи Дайто, которыми славился Лео не превышали половины его роста. Тот день был самым счастливым в жизни, не считая дня, когда Чизоме забрал меня из приюта, назвавшись моим Леонардо.
Донателло мне нравился намного больше. Он не такой тупой, как Лео.
— Ты говорила, что он не твой отец. Но на всех фотографиях он присутствует.
— Да, он не является моим кровным отцом. Чизоме забрал меня из приюта, — закусываю внутреннюю сторону щеки.
— Зачем ты это сделала? — через пару минут спрашивает двухцветный и закрывает книгу. Не совсем понимаю о чем он.
— Я много, что делала.
— Зачем выложила видео, — уточняет.
Фыркаю и жую нижнюю губу.
— Согласись, неприятно, когда твои заслуги присваивают другим, верно?
— Это было необходимо…
— Да. — Соглашаюсь. — Это было необходимо полиции, чтобы не упасть в грязь лицом. Только представь их досаду и разочарование, когда вы, трое школьников на первом году обучения, совсем ещё зелёные, поймали столь опасного злодея, в то время, как они — профессиональные герои — не смогли этого сделать на протяжении двадцати лет. Обидно, правда? Для них, — дёргаю уголком рта, кивая в сторону зеркального окна.
Студент сжимает ладони в кулаки, но смотрит мне в глаза. Я продолжаю с все той же лёгкостью и пренебрежением:
— А насколько обидно тебе, когда фактически твою победу присвоили твоему отцу, который ничерта не сделал? — вздергиваю бровь. — Даже не смог спасти твоего одноклассника Мидорию от лап Ному. А мой отец спас. Он мог потратить последние силы на побег, но спас Мидорию. А что насчёт твоей матери? Как она? Все в порядке?
— Не делай вид, что тебе интересно.
— Ее ведь туда твой отец отправил. Он постоянно на протяжении двадцати лет издевался над вами всеми. А Чизоме нет. Он спас меня, вытащил из приюта и подарил новую жизнь. Так, кто, по-твоему, заслуживает звание героя и клейма «злодей»?
— Пятно убивал людей, а Старатель спасал.
— Он убивал героев, которые потеряли свою гордость и шанс на жизнь, ради тщеславия и денег. Старатель, твой отец тоже был в его списке. И хочешь раскрою секрет? — заговорщицки улыбаюсь и наклоняюсь вперёд, после чего громко шепчу. — Он возглавлял этот список.
— Прекрати! — вскакивает и отталкивает от себя стол в мою сторону.
Незаметно вздрагиваю, после чего смеюсь. Громко, заливисто, запрокидывая голову назад. Через пару минут прекращаю и серьезно смотрю на паренька.
— О’кей, зачем ты пришел сюда? Если господа полицейские хотят узнать через тебя всю информация, то они сильно ошибаются! — под конец предложения кричу, чтобы по ту сторону меня услышали. — Я ничего не знаю, — говорю уже спокойно.
Шото Тодороки садится обратно на стул и долго смотрит на меня. Я не выдерживаю подобного взгляда и быстро сдаюсь. Всплеснув руками, тем самым звякнув цепями, отвечаю на давно поставленный вопрос:
— Я выложила видео, чтобы все знали правду. Все это время я вас троих ненавидела. Как только я вас видела на горизонте, во мне сразу просыпалось отвращение, а картины вашего боя с отцом проносились перед глазами. Я не могла вам отомстить или как-то навредить, но я хотела, чтобы все узнали, на что вы втроём горазды.
— На счёт летнего лагеря…
— Это тоже я. Но я ни в коем случае не хотела, чтобы кто-то пострадал. План заключался лишь в том, чтобы забрать Бакуго Кацуки, бе лишних жертв, но… передовой отряд Лиги решил сделать все по-своему. Я в этом не виновата, так же не виновата при первом и втором набегах злодеев на академию. Я в этом всем не участвовала, лишь говорила Шигараки про замыслы учителей. Не больше.
Тодороки младший кивает, а через пару минут уходит. Лишь только после его ухода осознаю, что всё-таки выдала некую информацию, которую они и так знали. Отец бы меня поругал за такое расточительство информации. Вновь слова отца вспоминаются слишком поздно.
Тринадцатое правило: ни при каких условиях не раскрывать информацию, если попал в плен.