Without your hands

      Йен смотрел на меня. Его лицо оставалось бумажно-белым, вместо глаз зияли чёрные бездны. Чьи-то руки тянулись к нему из темноты, заискивающе гладили плечи и чувствительную шею, но Йен не обращал на них внимания и продолжал молча смотреть на меня. Затем он начал отдаляться — медленно, но явно по собственной воле, потому что руки и не пытались тянуть его за собой. Он отступал, не сводя с меня глаз…       Я очнулся в кромешной темноте, лёжа на кровати в той же позе, в которой отключился. Даже куртку вчера не расстегнул. Несмотря на это, тело сотрясал противный озноб. Обхватив подушку руками, я зябко зарылся в неё носом. От белья до сих пор пахло Йеном.       Йен…       Его широко распахнутые глаза, когда он встретил меня на вокзале. Улыбка, шутки, почти беззвучный смех. Его пальцы, нежно рисующие узоры на моей коже. Жадные поцелуи. Тело, которое реагировало на мои прикосновения как прежде чутко. Серьёзное выражение лица, с которым он выслушивал мои проблемы и пытался меня поддержать.       И другое лицо — бледное, острое, пугающее. Горящие глаза. Напряжённая, ссутуленная фигура. Неузнаваемый резкий и хриплый голос. Человек, которого уличили в измене, обычно не ведёт себя так.       Так ведёт себя человек, которому причинили боль. Очень сильную боль.       «Вот что ты думаешь обо мне на самом деле?»       Я не думал… Я не хотел…       «Я-то, идиот, считал дни до твоего приезда…»       Считал дни?       «Если ты веришь кому угодно, кроме меня, зачем вообще тогда это всё?!»       Чёрт, что я наделал?!       Окоченевшие пальцы едва вписались в карман, чтобы вытащить телефон. Половина первого ночи. Щурясь от яркой подсветки, я быстро отыскал нужный номер и нажал на кнопку вызова. Только бы Йен не вырубил свой телефон…       Не вырубил! Гудки идут! Гудки… Гудки… Гудки…       «Абонент не отвечает. Оставьте сообщение после сигнала».       К дьяволу сообщения, мне нужен Йен! Нервно кусая губы, я перезвонил. Ждал до последнего, но результат тот же. Ничего, попробую снова — раз телефон не выключен, ещё не всё потеряно.       Снова. И снова. И снова. И ещё раз. И ещё. Ещё. Ещё. Ещё. Ещё. Ещё.       С каждым разом голова кружилась от паники всё сильнее. Йен не из тех, кто бросает телефон где попало, а раз он не берёт трубку, значит… он не хочет говорить со мной.       Не хочет говорить со мной…       Где-то на этом моменте мозг отказал окончательно. Палец заклинило: я мог лишь бездумно давить на кнопку снова и снова, без всякой надежды, просто потому что уже не был способен ни на что другое. В какой-то момент гудки внезапно оборвались не стандартной записью автоответчика, а еле слышным гулом, но я понял, что произошло, только когда увидел цифры отсчёта в углу экрана. Сердце едва не лопнуло.        — Йен! Йен, я… Ты меня слышишь?! — выпалил я. Неясный шум на фоне походил на отдалённые человеческие голоса, будто абонент находился в людном коридоре. И молчал. — Йен, нам нужно поговорить. Думаю, что… Я даже не знаю… У меня такая каша в голове. Давай встретимся утром в сквере возле твоей общаги? Я буду тебя ждать. Я хочу понять. Йен, прошу тебя… Йен? Йен, ты можешь хоть что-нибудь сказать?       Прерывистый вздох — и сброс. Как удар наотмашь.       Телефон шлёпнулся на одеяло. Озноб усилился, но не было сил даже шевельнуться. Темнота наступала со всех сторон, мешая видеть, слышать, думать.       Один раз я уже терял Йена — когда не нашёл смелости признаться самому себе в чувствах, которые испытывал на самом деле. Йен всегда видел меня насквозь, сразу заметил мою неуверенность и оттолкнул первым, не дав опомниться ни себе, ни мне. Ни за что не хочу пережить это снова. Если после случившегося он меня бросит…       Нет. Нет. Не думай об этом. Лучше напряги мозг и попробуй представить, что сказать Йену утром.       Но нужные слова на ум так и не пришли. Их просто не было.       Я заставил себя сходить в душ, просто чтобы сделать хоть что-то, а потом всю ночь балансировал на грани злости, страха и отчаяния. Подремал от силы полчаса, и то от тотальной усталости, а в семь часов уже сидел в автобусе, идущем в направлении колледжа.       Разумеется, на уже знакомом мне травяном пятачке с голыми деревьями не было никого. Я присел на скамейку, выдохнул себе под нос облачко пара и съёжился от холода. Нужно просто подождать. Йен в любом случае не явился бы в такую рань. Но так или иначе он придёт, верно? Потому что если не придёт… то это конец всему. Всему, что мы так долго выстраивали, к чему шли с таким трудом — и всё из-за мутного типа в супермаркете?       Нет, я не оставлю это просто так. Нужно хотя бы выяснить правду.       Только бы Йен позволил мне это сделать.       Сидеть на одном месте было холодно (и выматывало нервы ещё больше), поэтому я сделал пару кругов по скверу, похрустывая корочкой инея под подошвами. Ясное небо светлело, день снова обещал быть солнечным, только сегодня это совершенно не радовало.       Да где он, чёрт возьми?!       После третьего круга я плюхнулся на скамейку с такой силой, что отбил себе копчик. От холода начинало потряхивать. Если это месть, то вполне удачная. Согнувшись пополам, я зажмурился и сдавил пальцами ноющие виски, а когда вновь открыл глаза, заметил на расстоянии шага от меня пару знакомых кед.        — Йен! — Я вскочил, позабыв об усталости, раздражении и боли. — Йен, я…        — Хватит.       Бледность и тёмные круги под глазами ясно говорили о том, что ночь Йен провёл ничуть не лучше меня. Только если меня раздирало на куски от противоречивых эмоций, то его безжизненное лицо не выражало ничего, кроме вселенской усталости. Лучше бы он орал на меня, как вчера, чем смотрел так равнодушно… как будто ему уже без разницы, что я скажу. Но молчать я всё равно не мог.        — Пожалуйста, Йен, выслушай…        — Не здесь, — бросил он и, отвернувшись, зашагал прочь. На пару секунд я растерялся, затем поспешил за ним.       Нежелание Йена выяснять отношения под окнами колледжа было вполне разумно, но я понятия не имел, куда он меня ведёт. Отель вроде как в другой стороне, отпадает. Решил сразу проводить на вокзал? Не могу не признать, что заслужил, и всё же это было бы слишком жестоко с его стороны. Тогда куда?.. Но спросить не хватало смелости.       От вида ссутуленной спины Йена сжималось горло. Нагнав, я коснулся его плеча, но он резким движением сбросил мою руку. Злится. Закрывается. Не хочет, чтобы я трогал его даже пальцем. Как же это больно. Впрочем, ему нисколько не легче.       И всё же он пришёл. Возможно, у меня ещё есть шанс всё исправить.       На очередном светофоре я наконец увидел нашу цель — уже знакомый парк, который мы вчера обошли по краю. Подходящее место для трудного разговора без посторонних глаз.       Пройдя через кованые ворота, мы ступили на вымощенную камнем аллею. Здесь деревья были куда более ухоженными и высокими, чем в сквере, но без листьев выглядели так же уныло. За исключением нескольких пожилых людей не скамейках, в парке было пусто.       Господи, пусть хотя бы в этот раз мне удастся сделать всё правильно.       Йен не смотрел в мою сторону. Я мучительно пытался заговорить, но от витавшего в воздухе напряжения слова застревали в пересохшем горле. Пытаясь выдавить из себя хоть один звук, я едва не прозевал тихую фразу, которую Йен произнёс без всякого предупреждения:        — Знаю, я не самый приятный человек на свете, у меня много недостатков, и ты можешь относиться к этому, как тебе угодно, но мне и в голову не могло прийти, что в глубине души ты считаешь меня шлюхой.       От возмущения жёсткий ком в горле мгновенно рассосался.        — Это неправда!        — Разве? — вяло удивился он. — А по-моему, вчера ты искренне считал это правдой.        — Но я…        — Не ори, людей распугаешь.       — …я же совсем не это имел в виду! — Голос я понизил, но остывать не собирался.        — А что ты имел в виду, говоря, что я скучаю по общажным членам?       Я вспыхнул.        — Не напоминай!        — Это твои слова, — повёл плечом Йен.        — Я не контролировал себя.        — А стоило бы.        — Послушай. — Не выдержав, я остановился, схватил его за рукав, и развернул к себе. Руку Йен вырвал, но хотя бы соизволил взглянуть мне в глаза. Правда, от этого стало ещё страшнее, и мысли перепутались окончательно. Запинаясь, я пробормотал: — Я… Я действительно не считаю тебя… что ты смог бы… Но понимаешь, когда он начал говорить это, а ты ничего не сказал в ответ, это выглядело так, словно… словно ты не впервые слышишь такое, но тебе плевать. Как будто ты уже привык.       Йен заторможенно склонил голову к плечу. Его глаза остекленели.        — Ты удивишься, но мне и правда плевать. И да, привык, потому что он так общается абсолютно со всеми. Большую часть курса он ненавидит, а если он кого-то ненавидит, то начинает вываливать ему на голову своё гомофобное дерьмо. Недавно он так довёл до истерики сестру Джейн, сказал, что за хорошую отметку она наверняка пошарила языком под юбкой у преподавателя. Он просто конченый, поэтому на него никто уже не обращает внимания, спорить себе дороже. Кстати, меня он особенно ненавидит как раз за то, что я не реагирую на его тупые подначки. Дошло?       У меня отвисла челюсть. Всё оказалось так просто: однокурсник-придурок, считающий подобные «шутки» очень смешными и оскорбительными (подобное мнение вообще не редкость), Йен, совершенно не придающий этому значения, и я… который, напротив, воспринял всё слишком серьёзно. Как я мог быть таким слепым и упрямым? Как я мог усомниться в Йене? В Йене, который только-только начал открываться и доверять мне больше…        — Ну вот, теперь и я начал говорить шекспировскими монологами, — призрачно усмехнулся он. — Если это передаётся половым путём, то однозначно от тебя. Теперь ты мне веришь?       В глазах ощущалась унизительная резь. Таким жалким я не чувствовал себя… наверное, никогда.        — Прости, — выдохнул я. — Нужно было всё обговорить сразу, спокойно, но у меня мозг отключается, стоит только подумать, что кто-то другой… Дело не в тебе, понимаешь? Не в том, что ты можешь изменить или что-то в этом роде. Я знаю, что ты не сделал бы этого, я тебе верю, правда. Просто… С ума сводит мысль, что кто-то может оказаться к тебе ближе, чем я.        — Не думаю.        — Что?        — Не думаю, — повторил Йен сквозь плотно сжатые зубы, — что кто-то способен подобраться ближе, чем ты.       Я не ослышался? Он действительно произнёс именно это? Может быть, я не так понял, но кажется, Йен только что… признал мою значимость для него?       От потрясения я не сразу осознал, что он уже продолжил движение по аллее. Пришлось догонять. Йен по-прежнему выглядел отрешённым, но мне показалось, что его плечи слегка опустились. Только разговор ещё не окончен.        — Знаешь… Это что, озеро? — на мгновение отвлёкся я, заметив подвижный стальной блеск за невысокими перилами, показавшимися впереди.        — Угу. — Йен облокотился на стальную перекладину и уставился вдаль. Я пристроился рядом. Холодный металл обжигал ладони.        — Хм… Так вот… Я… Я… Ты помнишь Мориса? — Йен покосился на меня с недоумением, и я поспешил пояснить: — Ну, того парня, с которым ты…        — Я помню, кто такой Морис. Ты это к чему вообще?        — К тому, что я ещё тогда безумно ревновал тебя к нему, — признался я и, покраснев, стиснул пальцами перила. Обе брови Йена изумлённо приподнялись.        — Серьёзно?        — Да. Конечно, мы с тобой тогда «завязали», и формально у меня вроде как не было повода, но меня это всё равно бесило. Что ты… не со мной.        — Ну, с Морисом я точно спал. Хоть какой-то повод.       Я поморщился.        — Это всего лишь пример, не обязательно ударяться в воспоминания.        — Всё ещё бесишься? — Уголок его рта дёрнулся. Это что, месть? Ладно, заслужил. Глубоко вздохнув, я пояснил:        — Я пытаюсь сказать, что эти чувства возникают спонтанно. Как взрыв в голове: бах — и тебя уже оглушило. Мозг начинает тасовать факты, как ему вздумается, и это выглядит логично, пока не начнёшь приходить в себя. А когда приходишь… Чёрт, Йен, ты не представляешь, насколько мне стыдно, но я правда ничего не мог с собой поделать, даже не заметил, как это произошло. А ты абсолютно ни в чём не виноват.       Я накрыл ладонью его холодную руку, но его пальцы так и не сжались в ответ. Тогда я притянул Йена к себе, крепко обхватил руками и уткнулся носом в плечо.        — Ты простишь меня? Не могу обещать, что не буду ревновать тебя снова, но обещаю стараться изо всех сил, чтобы в следующий раз не повторять своих ошибок. — Не дождавшись ответа, я тихо позвал: — Йен?       Пожалуйста, обними меня. Даже если промолчишь, я хотя бы буду знать, что не всё потеряно. Просто обними, Йен. Пожалуйста.        — Всегда ценил твою честность, — тепло коснулся моего уха тихий шёпот.       Сердце пропустило удар. Пальцы неосознанно сжались, хотя он даже не пытался вырваться. Почему-то его слова прозвучали так, будто…        — Что ж, думаю, нам нужен перерыв?       Мысль тут же улетучилась. Я обомлел, застыл, разучился дышать. Это чувство, когда сердце сначала леденеет от неверия, а затем с бешеным грохотом катится вниз, унося с собой нечто безумно важное…       «Что ж, раз так, нам пора завязывать, верно?»       …слишком знакомо.       Только не это. Только не снова…       — На кофе, — добавил тихий голос над моим ухом. — А не тот, о котором ты подумал.       Чужие пальцы легонько стиснули куртку на моих боках.       Вздох облегчения отнял столько сил, что я буквально повис на Йене — ему пришлось вцепиться в меня уже всерьёз, и не то чтобы это было плохо, совсем наоборот. Я чувствовал себя так, словно пробежал без подготовки олимпийский марафон и рухнул за финишной чертой, смертельно уставший, но счастливый оттого, что наконец достиг цели. Всё будет хорошо. Будет же, правда?       Счастье потускнело в тот же миг, когда я, отстранившись, заглянул в лицо Йену. Да, его глаза перестали напоминать куски мутного стекла, взгляд слегка потеплел, но остался настороженным, а губы — плотно сжатыми. Что ж, нам обоим потребуется время.       Йен мягко толкнул меня в грудь, увеличивая дистанцию, отвернулся от озера и побрёл обратно к выходу из парка. Куда это он? Ах да… перерыв на кофе. Повезло, что хотя бы один из нас хорошо знал местность — мощный всплеск эмоций окончательно лишил меня чувства направления, и я мог лишь следовать за Йеном, не сводя глаз с его затылка. В голове по-прежнему царила пустота, но, по-крайней мере, теперь она не была окрашена в такие мрачные багрово-чёрные тона.       В ближайшей кофейне оказалось тесновато из-за утреннего наплыва посетителей, поэтому нам пришлось прогуляться до конца улицы, чтобы попасть в менее популярное, но и менее людное место. По удачному стечению обстоятельств, я даже столик у окна умудрился занять сразу, слегка опередив пару средних лет. Скандал они устраивать не стали — поворчали и отошли в другой угол.       Кофе, сэндвичи, Йен напротив — всё почти как вчера. За исключением трёх вещей: за окном утро, а не день; на Йене тёмно-зелёный джемпер вместо чёрной толстовки; на лице Йена нет и следа улыбки. Зато вид у него усталый и задумчивый, и от этого кошки на душе скребут. Что я за идиот…       Несколько минут мы завтракали в молчании. Затем Йен соизволил подать голос:        — Потрудись объяснить мне одну вещь.        — Попробую, — осторожно отозвался я. Уже не уверен, стоит ли мне вообще открывать рот.       Серые глаза чуть заметно сощурились.        — Я кажусь тебе привлекательным?       От неожиданности моя рука с чашкой дёрнулась так, что кофе лишь чудом не выплеснулся на скатерть. Это что, какой-то новый вид тупых шуток?        — Ну… Да? А это, блин, не очевидно? — выдавил из себя я, с трудом сдерживая нервный смех. Не может же он серьёзно спрашивать такие вещи!        — Хорошо, перефразирую. — Йен невозмутимо сцепил пальцы. — Настолько привлекательным, что в твоём чересчур богатом воображении однокурсники обоего пола способны бегать за мной по пятам, выпрашивая номер телефона? Ты действительно можешь себе такое представить?       Когда до меня дошла истинная суть вопроса, я честно попытался задуматься над этим серьёзно.        — Почему бы нет? Ты стал… ну, более открытым и уверенным в себе, ты умный, независимый… и вообще, у тебя куча других достоинств, — отчего-то смутился я под конец. Непривычно говорить подобное так прямо.        — Знаешь, я редко набрасываюсь на людей прямо с порога, чтобы продемонстрировать эти самые достоинства, — пожал плечами Йен и, пока я краснел от подначки (а заодно от нахлынувших воспоминаний), добавил: — А что насчёт тебя? У тебя куда больше шансов стать объектом страсти всего курса.       Меня повторно чуть не хватил удар.        — С чего это?!        — Ты неконфликтный, кажешься милым, пока не откроешь рот, а внешне ты уж точно гораздо привлекательнее меня.       Не может быть. Я сплю? Вроде нет…       Йен слегка приподнял брови, наблюдая за моим вытянувшимся лицом, — как будто не понимал, что сотворил со мной. Ага, конечно.        — Правда? — невольно вырвалось у меня.        — А разве не очевидно? — Уголок тонких губ долгожданно дёрнулся. — Так что формально у меня куда больше поводов для ревности.        — Но ты не ревнуешь, — с лёгким удивлением отметил я.        — Нет.        — Почему?       Больше хотелось спросить «как это у тебя получается?», но прозвучало бы грубовато. Йен несколько секунд задумчиво разглядывал моё напряжённое лицо, затем невинно спросил:        — Ты мне изменяешь?        — Чего?! — От возмущения я едва не поперхнулся. — Я?! Да мне и в голову не приходило!..        — Вот именно. Приглуши звук, будь добр.       Он что, решил меня сегодня добить? С трудом подобрав челюсть, я медленно выдохнул, чтобы успокоиться.        — Я с тобой скоро с ума сойду.        — Ты и до меня не отличался особой адекватностью.        — Что у тебя за вопросы сегодня? — буркнул я. Невольная обида скрутила внутренности. — Пока мы не виделись, я даже не замечал, что вокруг есть другие люди. Точнее, они были, но… не в этом смысле.        — Ты удивишься, но в обратную сторону это работает точно так же, — с какой-то горькой иронией протянул Йен и опёрся острым подбородком на кулак. — Я, конечно, не эксперт, но мне кажется, отношения — дело добровольное, и наверняка есть какие-то причины, по которым люди делают тот или иной выбор. Не знаю, где был мой мозг во время моего выбора, но я его сделал и вроде пока не передумал. А ты?        — Нет. И не собираюсь, — упрямо стиснул зубы я.       Тёплые искорки в глубине зрачков Йена вспыхнули и тут же угасли. Не нравится мне его настроение, совсем. Я потянулся через стол к его руке, но как раз в этот момент ему вздумалось схватиться за чашку. Жест выглядел естественно, но на совпадение мало походило. Хрупкое самообладание рухнуло к чертям.        — Давай вернёмся в отель? Пожалуйста, — чуть дрогнувшим голосом попросил я. Йен метнул в меня быстрый взгляд. В его глазах появилась настороженность, губы снова сжались в линию, тонкие пальцы стиснули ручку чашки. Я зачастил: — Не подумай, я не имею в виду ничего такого, но я уже скоро уезжаю, и мне… хочется побыть с тобой ещё немного. Мы столько времени потеряли… Но если не хочешь, можем просто погулять, я не против.       Кому я вру… Больше всего на свете я боялся услышать «да, давай просто прогуляемся» и провести оставшиеся жалкие часы перед отправлением поезда, наблюдая бледное лицо Йена на расстоянии вытянутой руки, но совершенно не ощущая его близости. А мне было жизненно необходимо почувствовать его рядом и, что важнее, — пробиться сквозь эту холодную стену отчуждения, показав, что и я по-прежнему хочу быть рядом с ним.        — Да нет, можем вернуться, — сдался Йен под напором моего умоляющего взгляда. — Зря, что ли, за номер платили.       Прозвучало не слишком романтично, но на тот момент рассчитывать на многое и не приходилось.       Обратный путь мы проделали плечом к плечу. Йен уже не рвался вперёд, но всё равно соблюдал дистанцию, а я не решался её нарушить.       Забавно, что каждый раз при входе в этот номер я испытывал такие разные эмоции. В первый раз это были волнение, радость встречи и безумная жажда прикосновений; во второй — гнев и разрывающее на куски отчаяние; и вот сейчас, в третий — растерянность, вина и робкая надежда. Надежда, которая стремительно таяла при виде того, как Йен нога за ногу стягивает кроссовки, вешает куртку на крючок, проходит в комнату, не дожидаясь меня, и включает телевизор. Мы почти никогда не смотрели телевизор вместе, и этот жест мог означать лишь одно.       «Я всё ещё тебя не простил».       Йен лёг ничком на заправленную кровать (моя пребывала в полном беспорядке), лицом к изножью, положил голову на скрещенные руки и уставился в экран. Я беспомощно застыл в дверях. Что делать? Спросить разрешения войти? Или наоборот, собрать вещи и молча свалить к чертям? Потому что я просто не выдержу этого…        — Клэй? — Я сморгнул мутную пелену перед глазами и поймал недоумённый взгляд серых глаз. — Ты чего застрял?       Это значит, что я всё же могу подойти? Ладно…       Приблизившись, я присел на край кровати, а потом решился лечь рядом с Йеном. Хаотично мелькающие на экране телевизора разноцветные пятна совершенно не воспринимались сознанием, так же как набор звуков. Фильм, сериал, новости — вообще без разницы. Нечто, заполняющее эту странную пустоту.       Боковым зрением я уловил движение — голова Йена склонилась набок, и теперь видна была только его макушка. Слишком близко, чтобы сдержаться.       Придвинувшись ближе, я осторожно положил ладонь на его спину. Он не вздрогнул и не отстранился. Тогда я обхватил рукой его талию и уткнулся носом в волосы. Тепло… Наконец-то.        — Я очень люблю тебя, — выдохнул я шёпотом, поглаживая большим пальцем его кожу сквозь ткань джемпера. Сердце колотилось в горле. В ответ прозвучал еле слышный вздох и совершенно неожиданное:        — Прости.        — В смысле? — вскинул голову я. — За что?        — Я тоже погорячился, — глухо отозвался Йен. — Нужно было разобраться на месте и сразу вправить тебе мозги, но я не смог. Сам не ожидал, что…       Не дождавшись окончания фразы, я нервно фыркнул.        — Господи, Йен, ты вообще не тот, кому следует извиняться в этой ситуации. И потом, мог бы просто сказать, что тоже меня любишь.        — А можно я буду говорить это, когда сам прочувствую момент, а не когда ты выпрашиваешь?        — Попытаться стоило. В любом случае, тебе не за что просить прощения, — повторил я. — Это я так испугался потерять тебя, что не подумал…        — А смысл?        — Что?        — Какой смысл бояться потерять кого-то? — Спина Йена под моей рукой напряглась. — Если человек действительно хочет уйти — он уйдёт, и ты ничем не сможешь удержать его. Только о таких вещах, на мой взгляд, стоит говорить сразу и честно, и если бы я по каким-то причинам вдруг решил найти себе новую головную боль, поверь, ты узнал бы об этом первым. От тебя я жду того же. Разве не логично?        — Ну… — замялся я. — Логика такая вещь, которая иногда отказывает.        — Да уж. Иначе нас бы здесь не было.       Шея начинала затекать от неудобного положения, и я нашёл идеальный выход, пристроив голову на спине Йена. Тёплая ямка между выступающих лопаток оказалась удобнее всякой подушки. Задержав дыхание, можно было даже почувствовать размеренный ритм чужого сердца. Раздумья и сожаления выветрились из уставшего мозга — осталось только жгучее желание провести в таком положении целую вечность…       Однако вечность закончилась через пару минут, когда тело подо мной ощутимо заворочалось.        — Куда ты? — испугался я.        — В туалет. Можно?        — Мм… А это очень срочно?        — Увы.       Пришлось невероятным усилием воли согнать себя с нагретого местечка.       Вернулся Йен с зажатыми в руках пакетами из супермаркета, о которых я успел благополучно забыть.        — Нашёл в прихожей. Кажется, мы должны всё это съесть.       Вид пакетов отозвался неприятным воспоминанием о сорвавшихся планах, но я нашёл в себе силы улыбнуться:        — Как раз сэкономим на обеде.        — Голоден?        — Пока нет. — Я протянул к нему обе руки. — Иди сюда.       Иначе отсутствие полноценных объятий меня доконает.       Разумеется, Йен подошёл вместе с пакетами. Отняв их и поставив рядом с кроватью, я притянул его к себе за талию и прижался лбом к груди, оказавшейся как раз напротив лица. Руки воровато пробрались под джемпер и прошлись вдоль изгиба позвоночника. Ладони Йена деликатно коснулись моих плеч, и лишь спустя какое-то время одна из них смилостивилась настолько, чтобы зарыться пальцами в волосы на моём затылке.       Всепоглощающего жара, как в пятницу, не было и в помине — его место заняла отчаянная, до рези в глазах, нежность, ищущая немедленного выхода. Губы ощутили твёрдость проступающих под тканью ключиц Йена, затем — нежность тонкой кожи, когда я добрался до шеи над воротником. Тепло, вкус, запах — всё такое родное, манящее… и неповторимое. Единственное. Для одного меня. Только идиот мог подумать иначе. А я, как показывает практика, величайший идиот на свете.       Самым кончиком носа я прочертил дорожку от кадыка к подбородку, заставив Йена запрокинуть голову. Обвёл пальцами острую линию челюсти и наконец добрался до губ. Лёгкие, почти невесомые касания, никакого напора. Я вновь просил о доверии — и просьба не осталась без ответа.       Щёку опалил прерывистый вздох, и я с удивлением осознал, что Йен, кажется, вообще не дышал с тех пор, как обнял меня. Его пальцы дёрнулись и сжались чуть крепче — неосознанное движение, говорившее больше всяких слов. Никто не пытался углубить или ускорить поцелуй, но это лишь повышало ценность момента. И даже почти не возбуждало. Разве что слегка.       Не отрываясь от чужих губ, я откинулся на спину, увлекая Йена за собой, и мы обмякли в объятиях друг друга, вымотанные этим нежным приступом сильнее, чем самым жарким сексом. Плечо Йена оказалось под моим затылком и, несмотря на всю его твёрдость, служило отличной подушкой, а нога, заброшенная на мою талию, — не менее отличным одеялом. Пальцы вслепую отыскали под поясом джинсов Йена хорошо знакомое местечко, на котором красовались заповедные «две полоски».        — Может, мне набить на пояснице Козерога?        — Это самая тупая идея из всех, что приходили в твою больную голову, — пробормотал Йен и добавил без всякой интонации: — Не считая той, что я шлюха, конечно.        — Будешь припоминать мне это всю жизнь? — обречённо вздохнул я.        — Я пока не решил.        — И на том спасибо.       Умиротворённый его близостью, я незаметно для себя соскользнул в уютную дрёму и очнулся лишь от пронзительной телефонной трели. Судя по тому, как дёрнулось тело в моих объятиях, Йен тоже успел уснуть.        — Что это? — хрипло спросил он.       Холодный пот выступил на лбу, когда я вспомнил:        — Напоминание. Поезд через час.       Прозвучало как смертный приговор.       Йен медленно сел, размял пальцами шею и кивнул на стоящие возле кровати пакеты.        — Тогда самое время пообедать.       На его лице вновь застыло нейтральное выражение. Мне оставалось только поражаться его выдержке.       Пообедать чипсами и колой прямо в кровати — моя давняя мечта, но её осуществление не принесло особой радости, так как в воздухе вокруг нас витала неизбежность. Мы обменивались короткими взглядами и молчали до последнего. И всё же Йену пришлось произнести:        — Пора. А то опоздаешь.       А может, к чёрту? Не хочу никуда уезжать, хочу остаться здесь хотя бы ещё на пару часов… Но чувство ответственности строго напомнило, что следующий поезд будет только после полуночи, а мне обязательно надо присутствовать на занятиях в понедельник утром. Других вариантов нет.       Поймав мой беспомощный взгляд, Йен беззлобно усмехнулся, ободряюще тронул пальцами моё колено и поднялся первым, чтобы собрать оставшийся мусор. Ладно, он прав. Нечего раскисать. И всё же теперь, как никогда, жаль впустую потраченного накануне времени.       В прихожей мы неловко, смазанно поцеловались — на большее не хватило времени и самообладания. Из-за этого возникло тоскливое чувство, что мы попрощались ещё до расставания. Я мысленно отвесил себе оплеуху и напомнил, что у нас в запасе ещё немного времени, но как-то это совсем не утешило. Наше личное пространство заканчивалось именно здесь.       На улице, как нарочно, заметно потеплело, гулять бы сейчас и гулять. Что ж, прогуляемся до вокзала, всё равно ничего другого не остаётся.       Разговор не клеился, да мы и не особо старались его поддерживать — вскоре предстояло вернуться к старому доброму телефону. Вдобавок, нас окружала довольно плотная толпа, мешающая продуктивной беседе.       Я старался не думать вообще ни о чём: ни о плохом, ни о хорошем. Сосредоточиться на чувствах и ощущениях. Не драматизировать, не заглядывать в будущее, а просто быть рядом с Йеном здесь и сейчас. Отчасти получалось, но всё же этого было недостаточно.       На оживлённом перекрёстке для пешеходов горел красный, поэтому мы остановились на тротуаре вместе с парой десятков других прохожих. Покосившись на Йена, я заметил, что он больше не держит руки в карманах, и в груди ёкнуло. Воровато осмотревшись, я осторожно потянулся к его руке; костяшки легко соприкоснулись, вызывая электрические импульсы по всему телу, после чего я стиснул холодную ладонь Йена в своей и крепко сплёл наши пальцы.       Небо не рухнуло на землю. Над нами не зажёгся голубой прожектор, прохожие не обернулись и не начали тыкать в нас пальцем. Вокруг абсолютно ничего не изменилось, но внутри меня взорвался настоящий фейерверк эмоций — настолько захватывающе оказалось держать Йена за руку посреди людной улицы. Круче только продолжать движение, не выпуская его руки.       Никогда не думал, что это будет настолько просто и приятно. Словно воображаемая нить, связывающая нас посреди равнодушной толпы, обрела физическую форму.        — Это странно, — пробормотал Йен. Его пальцы беспокойно ворочались в моей ладони, однако не вырывались.        — Странно, — подтвердил я с бешено стучащим сердцем. — Но мне нравится.       Нравится чувствовать единение благодаря лишь небольшому участку кожи. Нравится быть здесь и сейчас рядом с Йеном. Если бы только мы направлялись не на вокзал…       До отправления поезда оставалось не так много времени, и платформа была забита суетливо снующими людьми до отказа. Кто-то врезался в моё плечо и пронёсся мимо, не извинившись; Йена толкнули с такой силой, что наши руки едва не расцепились. Я подтянул его поближе к себе.        — Ты в норме?        — Сойдёт. Зато у этого типа останется пара синяков на память.       Неловкая шутка заставила меня улыбнуться, но мысль, которую я старательно гнал от себя всю дорогу, прорвалась в сознание и прочно там обосновалась, вызвав волну ледяных мурашек на затылке. Простая мысль, безжалостная и неотвратимая: «Вот и всё». Отпущенные нам двое суток пролетели как один миг. Мы как-то обходились друг без друга целых четыре месяца, но теперь, после всего, что случилось за эти два дня, я не представляю, как прожить без Йена ещё месяц до Рождества…       И у него самого, в кои-то веки, похоже, нет слов, чтобы меня утешить или хотя бы высмеять мои страхи. Когда мы остановились на более-менее свободном участке асфальта возле вагона и Йен поднял на меня глаза, я отчётливо увидел ту же самую тоску, что выкручивала мои собственные внутренности.        — Позвонишь, как доберёшься? — хриплым полушёпотом уточнил Йен.        — Конечно, — выдохнул я в ответ и положил ладони на его плечи, разрываясь между двумя желаниями — обнять покрепче и не отрывать взгляда от его лица.       Йен чуть заметно поморщился и закатил глаза.        — Тебе пора. Ещё место искать.        — Я успею.        — Что, будем стоять и смотреть друг на друга глазами Кота из «Шрэка»?        — Хочешь, чтобы я ушёл побыстрее? — готов был обидеться я. Послышалось знакомое фырканье, и Йен наконец посмотрел мне прямо в глаза.        — Любишь ты тупые вопросы задавать, Клэй.       Не помню, как именно это случилось, кто из нас не выдержал первым — просто через мгновение мы уже целовались, лишь частично отгородившись от мира капюшоном, который я машинально натянул на голову Йена.       Небо не рухнуло даже теперь. Никто не закричал: «Эй, смотрите, там двое парней сосутся, кошмар какой!» (да и поцелуй вышел совсем неглубоким, языки едва соприкасались). Зато я ощущал вкус холодных губ Йена, чувствовал его руки, комкающие куртку на моей спине, слышал гул толпы и гудение поезда сквозь громкий шорох ткани капюшона — и знал, что никогда не забуду этот момент. Когда нам вновь придётся расстаться на время, я буду вспоминать его в мельчайших подробностях, и мне станет легче. Точно станет.       Глаза Йена в тени капюшона сверкали, как звёзды. Мы обнялись напоследок, коротко и крепко, и только потом я нашёл в себе силы наконец отпустить его. Слов не нашлось — мы кивнули друг другу, и я торопливо нырнул в дверь вагона. Поезд готов к отправлению, я — почти тоже.       Отыскав своё место, я закинул рюкзак на багажную полку, с надеждой выглянул в окно и увидел фигурку в синей куртке, с убранными в карман руками — как в день приезда. Прищурённые серые глаза изучали вагон. Я замахал руками, и Йен наконец меня заметил. Слабое утешение, но всё равно приятно.       Поезд натужно громыхнул, снимаясь с места.       В тени синего капюшона мелькнула слабая ухмылка.       Я с тяжёлым вздохом плюхнулся на сиденье. Во рту стояла горечь. В кармане куртки завибрировал телефон. Вытащив его, я круглыми глазами уставился на экран, где красовалось только что пришедшее сообщение:       «Люблю тебя, идиот».        — Ты издеваешься?! — возмущённо выпалил я вслух, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос.       Женщина, сидевшая напротив, покосилась на меня с недоумением. Что такого? Я люблю Йена. Это чувство сильнее, чем горечь разлуки, тем более, что мы обязательно встретимся снова.       Но сообщать об этом попутчице я, конечно, не стал. Напишу лучше Йену — мне есть, что ему сказать.       Не успел я коснуться клавиатуры, как телефон загудел, принимая новое сообщение. На этот раз не от Йена. В нём значилось всего одно слово:       «Приезжай».       Ну привет, папа.