Господин Уныние

В столовой громко звенели ложки. Омлет выглядел отвратительно, как белый плевок старой поварихи, приготовившей это бесформенное тоскливое месиво. Столовая будто поедала меня из металлической миски, по маленьким кусочкам, мучительно и медленно. Меня гложет чувство собственной ничтожности. Я хочу сбежать от самого себя, от своих мыслей. Я больше не могу. Не могу это выносить. Дети, словно стайные птицы на проводах, жмутся друг к другу из-за нехватки мест на скамейках. И этот шум, галдёж, доносящийся до меня эхом, просверливает дыру в ушах, как перфоратор. Это мерзко. Люди мерзкие. Стая собак, жадно жующая помои. Есть-то больше нечего. И медсёстры пристально уставившиеся на нас хищными глазами. А взглянуть поглубже в эти глаза — ненависть ко всем нам. Это место напоминает мне только кладбище. Загубленные души, погребённые заживо в четырёх стенах за стальными решётками, отделяющими мир безумцев от мира «здоровых» людей. Очнитесь, они живые! И я живой, к сожалению. Взять хотя бы тех девочек за первым столом. Я слышу, как они общаются. Та, что с красными волосами, заплетёнными в хвост, выглядит достаточно дерзкой. Нахальные узкие глаза, крепкое тело. Она что-то активно доказывает второй, приводя аргументы. Грустная девушка сидит позади них с безучастным взглядом. Разве они правда сумасшедшие? Разве можно держать их в таком ужасе? Кто вообще придумал запирать подростков в этой гадкой безвылазной клетке? Но была здесь ещё одна девушка. За самым дальним столом. Хрупкие ломкие волосы, выбивающиеся из хвоста, тонкие, как ветки, запястья, болезненная измождённая фигура, окутанная мраком. Она еле-еле подносила ложку ко рту, пытаясь съесть содержимое, но что-то её останавливало каждый раз, когда она делала это. Боится поправиться. Но в ней нет ни капли жира, ни одной складки, только патологическая дистрофия, пожирающая её мышцы, вымывающая кальций из костей. Эмиль и Витя, сидящие рядом со мной, кидались друг в друга кусками хлеба. Меня всё это бесит. Меня вымораживает до дрожи эта больница. Даже если бы я не убил себя, я бы заперся сейчас в своей квартире. В крепости, где царит только тишина, где шторы не дают свету проникнуть в комнату, где лежит на полу мой матрас, прикрытый простынёй. И гипсовый череп на полке, единственный собеседник, молчит вместе со мной. — Что ты съел за этот ужин? — спросила меня та отвратительная медсестра, подойдя к нашему столу с бумагой в руках. — Ничего, — сказал я, желая поскорее отделаться от неё. — Ты на листе питания, дружок. Если ты не будешь есть, то тебя отсюда не выпишут, — пропищала она со злорадством. — Но я не хочу это есть, — раздражённо прорычал я. — Это никого не волнует, ты должен есть, иначе с тобой будет разбираться врач. Ты хочешь, чтобы я позвала дежурного? — она уже тоже начинала злиться. — Нет, — огрызнулся я, запихивая в себя этот чёртов омлет. — Умничка. Чай будешь пить? Записываю? — смотрела она на меня крысиными глазищами. — Буду, — буркнул я. Она сделала пометки в листе и подошла к той худой девушке. — Что совсем не хочешь ничего? Кивни, если чай будешь, — сказала медсестра громко, будто пытаясь докричаться до девушки. Чуть подождав, она кивнула, и медсестра записала её ответ в злосчастный лист питания. — Она слабослышащая что ли? Почему медсестра так повысила голос? — поинтересовался я у Вити. Оторвавшись от весёлого диалога с Эмилем, он с готовностью ответил: «Саша не глухая, она просто не разговаривает». — А что с ней? — я с интересом оглядел Сашу, а потом Витю. — Анорексия. Говорят, после того, как её отец застрелился прямо при ней, она очень редко с кем-то ведёт беседу, — шепнул Витя мне по секрету. Забывшись, я открыл рот от удивления. Но тут же опомнился и закрыл. Кошмар. Что я, чёрт возьми, вообще тут делаю тогда? Я занимаю место того, кто мог бы лечь сюда и получить помощь. Таким, как она, лечение нужно больше, чем мне. — А кто… Эти двое? — указал я рукой на девочек за первым столом. — Это Вера и Аделя. У Веры булимия, а Аделю положили сюда из-за нарушения самоидентификации. — Аделя? Необычное имя, — сказал я. — Да, только не её настоящее, — хихикнул Витя. — А почему Аделя лежит в психушке? — перебил его Эмиль. — Врачи считают, что у неё депрессия из-за того, что родители не разрешают ей своё имя поменять. Попытка самоубийства, — с сожалением заметил Витя. — Но я не знаю, как отношусь к этому сам. В любом случае, называй её по новому имени, если не хочешь слёз. — Ладно… Я воздержусь от комментариев. — Встаё-ём, идём в туале-ет, — оповестила всех медсестра. — В следующий раз сходить можно будет только через полчаса, я не нанималась ходить в туалет каждый раз, когда вам вздумается. После приёма таблеток никому нельзя будет сходить, поняли? Ни под каким предлогом. — Она тоже вас бесит? — закатил я глаза. — По-моему, Нина Геннадьевна бесит всех, — постучал Витя ложкой по пустой тарелке с недовольным видом. Мы встали из-за стола и строем последовали за ней. *** — Звонки! — объявила молодая девушка в синей хирургичке. Внешне она напоминала мне Клементину. — Ура! — подскочили практически все со своих кроватей. — Какие звонки? — спросил я у Эмиля. — А вот такие! Просишь родителей принести телефон и звонишь им каждый вечер. Можно звонить друзьям, другим родственникам. Кому хочешь можно звонить, но только полчаса и только по мобильнику без камеры. Хотя вообще-то лучше не афишировать, что ты разговариваешь с кем-то, кроме родителей по вечерам. Все по-разному к этому относятся. Но никто не смотрит на список контактов, поэтому плевать. Я попрошу, чтобы мне дали по городскому телефону позвонить маме, она принесёт мне мою легендарную допотопную кнопочную раскладушку. — Понятно, — кивнул я. — А почему без камеры? — Потому что всё конфиденциально. Нельзя делать фотографии больницы и пациентов, это строжайшая тайна, — прислонил он указательный палец к губам. — Ясно. А моя мама даже не видела меня с тех пор, как я съехал. Я не нужен ей. Кому нужен такой ребёнок, как я? Угрюмый, загнанный в угол волчонок, который огрызается на поднятую руку, думая, что сейчас его ударят, а не приласкают. Так всегда и было. Я верил, что поднятая рука о любви, но она о ненависти. Выйдя в коридор, где стояли все пациенты, я присел на стул. Зависть оплетала мою шею, словно тугая петля. Я хотел восстановить отношения с ней, но понимал, что это невозможно. Почему именно я? Все эти дети так радостно звонят мамам и папам, увлечённо рассказывают им что-то о своей больничной рутине, мечтая выздороветь и выписаться. А что я? Одиноко стою в стороне, боясь даже представить, какой бы была моя другая жизнь. Может быть, если бы кто-то вовремя заметил моё состояние, я не был бы здесь. Со стороны ведь виднее, легче проследить изменения эмоционального фона. Урод… Что жалеешь себя опять? Опять заводишь этот внутренний диалог, где ты самая обиженная жертва? Заткнись, заткнись, заткнись! Замолчи, хватит! Сколько можно жаловаться, сколько можно всех обвинять?! Ты сам, сам во всём виноват, безмозглая половая тряпка! Ты обозлённый, гадкий, язвительный и постоянно на всех огрызаешься, считая что мир тебе должен. Эмиль был прав. Был прав. И в моей голове мелькнула вспышкой страшная картина. Я представил, что стою на улице около лужи грязи, а рядом стоит моя копия. Моё страшное искажённое зеркальное отражение со злобной нахальной ухмылкой. Он берёт меня за воротник и коленом больно ударяет в живот. Я падаю на пол, сворачиваясь в клубок, чтобы защититься от последующих ударов. Но «я», который по ту сторону зазеркалья, более жестокий и более обозлённый. Это он говорит во мне, когда я ненавижу людей, это он обзывает меня и кричит бранные слова, унижая моё достоинство, это он мой самый заклятый враг. Враг внутри меня. И он пинает меня со всей дури по спине, потом по лицу, ещё и ещё и ещё! Пока у лежащего меня не пойдёт кровь. А после первой крови, зеркальный Константин с животной яростью вцепляется руками в мои волосы и окунает лицом в грязь. «Так тебе и надо. Вот кто ты на самом деле, свинья! Вот и лежи в грязи до конца своих дней! Ушлёпок», — он злобно захохотал и грязным берцем прижал мою голову сильнее к земле. — Почему не звонишь? Не принесли ещё телефон? Я опомнился. Передо мной стояла молодая медсестра, а не мой злобный клон. Я потёр пальцами переносицу, понимая, что это всё фантазии. Мне не угрожает опасность. Это разыгравшееся воображение шутит надо мной. — И не принесут, похоже. Да даже, если бы принесли, я не стал бы звонить им. — Почему же? — удивилась она. — Как Вас зовут? — задал я ей вопрос, не желая давать ответ на её. — Екатерина Фёдоровна, — улыбнулась она. — Екатерина Фёдоровна, можно я пойду в палату. Меня клонит в сон от новых препаратов. — На звонках мы все находимся в коридоре, в палаты заходить нельзя, мы их закрываем. Все дети должны оставаться под присмотром. — Ясно. — Мам, привет! Я тут звоню с городского, меня уже перевели в общее отделение, можешь принести мобильник? — позвонил Эмиль с поста. — Хорошо, я понял. Да, я кушал сегодня, омлет был на ужин. Попроси Диму прийти ко мне завтра на встречу, если сама не сможешь, ладно? Всё, я не могу больше говорить, давай, пока! — стремительно попрощался он от недостатка времени. — Я люблю тебя, мама! Целую! — Ну как? Получится выйти покурить? — спросил я шёпотом у Эмиля. — Да, у Димы всегда с собой сижки. Только осталось подумать, как мы тебя на улицу протащим… Ты ведь не можешь на прогулки выходить без родителей, — почесал розовый затылок Эмиль. — Мда, план у тебя был гениальный. Я тут сдохну без чёртова никотина, — нахмурился я. — Не парься, что-нибудь придумаем. *** Во рту всё пересохло от лекарств, немного даже тошнит. Я стою в очереди с Эмилем на осмотр. Он сказал, что там проверяют на наличие новых самоповреждений. — Следующий! — чуть ли не взвизгнула эта гнусная Нина Геннадьевна. Эмиль с Витей зашли за дверь, где сидела медсестра. Она что-то у них спросила. Прошло секунд десять, и они вышли. — Следующий! Я зашёл вместе с парнем. — Стул был? Мылись? — протараторила она. — Был, мылся, — ответил он ей. Она поставила около его фамилии плюсики. — Снимай штаны, поднимай футболку. Ага. Рукава покажи. Вижу, — сказала медсестра. — А теперь ты. К-л-ингер, — вгляделась она в мою фамилию. — Стул был, мылся? — В первом ещё мылся. Стула не было. — Если стула не будет три дня, то мы либо клизму делаем, либо капельки даём. — О, нет, только не капельки, — сказал парень. — Всё настолько плохо? — спросил я. — Это вообще жесть, никогда не соглашайся на капли! Всю ночь будешь около белого друга бегать, — он поморщился, будто вспоминая эффект от капель. На его руке был гипс. Упал, наверное, с унитаза… — Ростик, не пугай ребёнка. Главное, что от запора спасают. А запоры при депрессиях — частое дело. — Я не ребёнок, — фыркнул я. — Лучше рукава закатай, умник, — скомандовала Нина Геннадьевна. Я продемонстрировал ей свои шрамы и незажившие ссадины с ожогами, после чего она надолго замолчала. — Идите. Мы вышли из комнатушки, и я отправился в палату. Я укутался одеялом, свернулся комочком и в надежде, что вновь попаду в Аасту, лег спать. *** Первое, что я ощутил во сне, было сильное покалывание в теле. Болела голова, хотелось пить… Окинув взглядом местность, я увидел привычную пустоту белого коридора. Я всегда попадал в это странное место, когда засыпал. Наамах стояла спиной ко мне, её взгляд был обращён к огромным окнам, ведущим всё так же… В пустоту… — За мной, — сказала она, даже не обернувшись в мою сторону. — Их ещё нет здесь, но скоро сюда явятся полчища разъярённых бесов и адских тварей, — она скрестила руки на груди. — Поторопимся. Наамах нарисовала в воздухе круг своим указательным пальцем, и он вспыхнул огнём, разверзнув объятия, превратившись в портал с человеческий рост. — Я создала пламенный цикл, ты тоже научишься этому у Чернокнижника. Таким образом мы можем оказаться там, где нужно. Но пламенный цикл — это полуживая субстанция со своим характером. Он может и вредничать иногда, — она подмигнула мне и скрылась в алом костре, языки которого ласкали её могучие крылья. Я робко шагнул за ней, глаза защипал густой дым, но я быстро оказался на лугу, вместе с Наа, шутом и волчицей. И без ноги, хотя в коридоре она у меня ещё была. Мне было так непривычно и больно, что я сразу же грохнулся на землю. — Почему мы не могли сделать этого раньше? Зачем нам нужно было переться через лес, вместо того, чтобы просто создать этот пламенный цикл и оказаться сразу у Чернокнижника? — Ты нахал, Константин, такую магию используют только в крайних ситуациях. В противном случае… Ты просто лишишься способностей. Магическую этику нужно соблюдать беспрекословно, — прорычала дьяволица. — Хорошо, тогда другой вопрос: что это за место и можно ли как-то попадать в Аасту без этих бесовских коридоров, ведь я всегда рискую потерять вторую ногу или даже жизнь? — Дело в том, что Ааста защищена порталом грёз, а его захватили бесы после того, как выбрались из ада, — ответила Клементина, заметив, что Наа скоро взорвётся от гнева, не выдерживая глупости моих вопросов. — Ясно. И что нам теперь делать? Опять пешком идти? — Нам совсем чуть-чуть осталось. Дом господина Армаэля во-он там, — подняла указующий перст Клементина. Я посмотрел вниз. Мы находились на холме, поэтому меня пугала мысль о том, что придётся спуститься. Но радовало то, что я видел дорогу, вымощенную камнем, а недалеко и город. — Наамах, я знаю, что мы друг другу пришлись не по вкусу, но помоги спуститься, пожалуйста. Иначе я покачусь кубарем к чертям, пытаясь сойти с этого холма на костыле. Мне было стыдно просить, стыдно признавать свою слабость, но этому нужно учиться. Ведь так? — Ладно, — буркнула она ядовито, но в голосе отозвалось тщеславие. Дьяволице льстило её превосходство. Она схватила меня под плечи и потащила вверх над землёй с такой скоростью, что мне стало страшно. Я видел, как с каждой секундой земля отдаляется от нас. Она хочет специально напугать меня? Наамах остановилась, а потом, сложив крылья, в свободном падении понеслась камнем вниз. И раскрыв крылья уже у самой травы, она приземлилась и скинула меня рядом с корнями коряги. Я посмотрел на неё снизу вверх. Она улыбалась одной стороной губ, мол, видишь, как я тебя сделала, таракашка безногая? Клементина с шутом уже догоняли нас, припрыгивая по кочкам. Волчица держала равновесие, помогая себе в этом руками, вытянутыми в стороны. Она могла пройти по змеящейся тропинке, но это же не так интересно, как скакать лягушкой. — Вот она, кузница, — обрадовалась Клементина. — Встаёшь, Константин? Пошли! Теперь, когда мы совсем близко, слышны характерные звуки ударов металлом по металлу. Звук был громкий и равномерный, пахло чем-то очень специфичным и огнём… Огнём… Чем ближе мы приближались к открытой двери, тем сильнее лицо обдавало лёгким жаром от кузницы. Извилистая каменистая дорожка вела прямо к двери, на которой красовался боевой топор, сияющий на жарком солнце. — Армаэль! Как давно не видела я тебя! — бросилась к нему в объятия Клементина, как только мы зашли. — Аккуратней, тут же пламя! — расхохотался огромный добряк. Господин Армаэль был гораздо выше и толще, чем я себе его представлял. Это был минотавр с большущими рогами и тремя пальцами на каждой руке. Из его ноздрей выглядывало золотое кольцо, а мощные копыта устойчиво стояли на дощатом полу. Он оказался не таким страшным, каким я успел создать в своей голове его образ. От него несло спиртным. — Мун, тащи Эль! — крикнул минотавр. — Выпьем за кузнецкое дело! Как говорится, кузнец — всему отец! — Нет, спасибо, мы очень торопимся, — сказала Наа, не пылая особой любовью к дружеским застольям. Из другой комнаты показался мальчишка с пепельными волосами. Что? Не может быть… — Здравствуй, Константин, — улыбнулся он. — Вижу, мои старания не оказались тщетными. Ты жив. Не хочешь поблагодарить меня? — Ах ты маленький урод! Это из-за тебя я попал в психиатрическую больницу? Я мечтал раскрошить тебя в щепки! Иди сюда, подлец! — рассвирепел я. — Ну-ну, раскроши меня, одноногий, — скрылся он за деревянной стеной. Клементина дотронулась до моего плеча и сказала: «Что бы он не сделал тебе, веди себя подобающим гостю образом». — Спасибо, Клементина, что воспитываешь этого мерзавца, — оглядела меня Наамах ненавидящим взглядом. — Не будем ссориться! Выпьем за встречу! — обнял Клементину Армаэль. — Господин, но ведь Вы уже выпили сегодня и немало, — обратился к нему Мун из-за стены. Я услышал, как Наа тихо выругалась, кашлянув в ладонь: «Скабрезный тартыжник!». — Выходи, Мун, не трону. Как ты, чёрт возьми, сюда попал? — крикнул я. Парень выглянул из-за стены и хитро сощурил глаза. — А ты думал, что один путешествуешь сквозь портал грёз? Тешь себя иллюзиями. Мне нравится у вас, в Фолке. А ещё я хотел героически войти в историю, как спаситель спасителя. — То есть ты вызвал скорую не потому, что хотел предотварить моё самоубийство, а потому что хотел освободить Аасту? — спросил я. — Ну, можно сказать и так. Ты мне не особо сдался, а без тебя мы не сможем победить твоего отца. — Но почему именно я вам нужен? Почему вы просто не можете дать мне спокойно умереть? — с надрывом произнёс я. — Ты знаешь, кто такой гений? Это сущность с безграничным потенциалом. И в Аасте вас всего три: Чернокнижник, Некрос и ты. Меня так тешит мысль о том, что и я теперь причастен к древним пророчествам. — Но… Я же просто сошёл с ума. Вы мне снитесь, вы мне снитесь, вы мне снитесь! — я скрестил пальцы и зажмурил глаза. Мун подошёл ко мне и ущипнул за предплечье. — Ай! Ты что творишь?! — Это не сон. Мы более чем реальны. Прими это и начни действовать. — Разве больше не существует сущностей с безграничным потенциалом? — Ну… Разве что Иоганн Себастьян Бах, тот ещё полифонический дьявол, — рассмеялся Мун. — Ладно, это всё очень мило и славно, но нам пора! — начинала сердиться Наа. — Отдайте меч, господин Армаэль, и мы отправимся к Чернокнижнику. — Шесть фартингов, Ваша милость, — На губах Армаэля мелькнула ехидная улыбка. — А Вы тот ещё лукавец! Держите, — Дьяволица вложила ему в трёхпалую ладонь звенящие монеты. — Я пойду с вами, — не сдержался Мун. — У меня тоже есть одно дело к Чернокнижнику. *** Мы покинули дом господина Армаэля, он оказался неплохим и очень весёлым пьяницей. Хотя меч он выковал просто восхитительный. Ножны были украшены изумрудами, а само оружие блестело, переливаясь перламутром. Нести его было достаточно тяжело одноногому мне, поэтому Клементина ласково попросила Муна помочь. Крыши городских домов целовали кроны деревьев, краска давно облупилась, а камни потрескались. — Константин, держи мантию, прикрой лицо капюшоном, — сказала Клементина и вытащила чёрный плащ из сумки с провизией и другими вещами. — Здесь могут гулять бесы. Я повиновался, накинул мантию и скрыл лицо. Вокруг я не видел никого подозрительного, но улицы были пустыми. Жители будто боялись выходить из домов. — Я проголодалась, — объявила Наамах. — Давайте зайдём в таверну и возьмём хотя бы эль? — А чем тебе не понравился эль господина Армаэля, он же предлагал выпить нам? — поинтересовался я. — Тебя это не касается. Тогда не хотела, а сейчас хочу, — рявкнула дьяволица. Клементина взяла её за руку. — Да, Наамах, давай зайдём в таверну, если ты проголодалась, — шепнула Клементина, смотря в алые глаза Наа. — Я знаю, здесь поблизости есть трактир «Старый Гоблин», можем зайти туда, — сказал Мун. И мы пошли за ним, петляя по средневековым улочкам, заворачивая в самые потаённые закуточки. Иногда мимо нас проходили жители, но они стремительно пытались скрыться и, охая при виде Наамах, прятались куда только могли. Остановившись около огромной пошарпанной вывески «Старый Гобли…», мы переглянулись. Наверное, буква «Н» просто отпала из-за древности заведения. В самой таверне было крайне шумно. Здесь сидели только огромные твари и… Демоны. Я сильнее прикрыл лицо капюшоном. — Наамах, Константину здесь быть опасно, мы не можем тут находиться, слишком много адских отродий, — сообщила Клементина. — Пусть только попробуют напасть, я когда выпью, любого испепелить готова, — прорычала она. — Ты готова испепелить кого угодно даже тогда, когда трезва, — кинул опасную шутку в её сторону я. — Ах ты наглец! — подорвалась Наа. — Константин, следи за языком, нам ещё вместе до Чернокнижника идти. Но такими темпами ты скоро будешь съеден, — хихикнул Мун. — Ты пожалеешь о своей беспечности, букашка, — прошипела дьяволица. Кларин выбрал место около окна, рядом с нами сидели истинные уроды. Их позвоночник был покрыт шипами, от них неприятно пахло палёными свиньями и гнилью. Запах прожигал нос. Хотя это даже запахом назвать нельзя. Настоящая вонища от мертвичины. Наамах пошла оплачивать выпивку, потому что нашими финансами распоряжалась она. Демоны чавкали, громко сопели, время от времени откидываясь назад и зловеще хохоча. Ковырялись ножом в зубах, бросали обглоданные кости под стол, плевали в тарелку и ели настолько быстро, что кусали себя за пальцы. — Фу, как омерзительно, — сказал я. — Это обычное дело для демонов. Главное, чтобы они не заинтересовались нами, а то будут серьёзные разборки, — с опаской отозвалась Клементина. Наамах вернулась с пятью огромными кружками, до краёв наполненными элем. Белые пенные шапки красовались над каждой из них. — А во сне алкоголь можно мешать с антидепрессантами? — спросил я. — С чем? — переспросила Клементина. — Это такие вещества, которые блокируют обратный захват некоторых нейромедиаторов, повышая таким образом их концентрацию в синаптическом пространстве. Бывают ещё ингибиторы моноаминоксидазы. Это фермент, который в свою очередь разрушает медиаторы, инактивируя их после нейрохимической передачи. Трициклики, тетрациклики и так далее. Клементина промолчала. — Выпьем за победу, — поднял кружку Мун. — За победу! — сказала Клементина и подняла свою тоже. Я последовал их примеру, а Кларин шевельнул губами и отпил немного с воодушевлением. — А что будет, если меня убьют в сражении? Когда мне откусили ногу, я стал прихрамывать в реальной жизни, — решил спросить я. — Ты умрёшь, — нахмурилась волчица. — Ну или сойдёшь с ума. — Я и так сошёл с ума, куда ещё? — Нет, ты неверно понял. Ты лишишься рассудка полностью и навсегда, ведь по сути здесь умрёт твоя сознательная часть, — растолковала Клементина. — Доходчиво, — я стыдливо отвёл глаза. *** Наши кружки опустели уже по второму кругу. За окном начало темнеть, на небе ярко-ярко светила полная луна. Пьяная Наа оказалась очень весёлой, постоянно шутила и довольная сидела в обнимку с Клементиной. Мун же наоборот вёл себя загадочно, он будто с головой погрузился внутрь себя, стал серьёзным и молчаливым. Кларин улыбался и внимательно слушал дьяволицу, которая внезапно стала старой доброй душой компании. — Ну я и отправила его на второй круг ада за такие грязные словечки! Пусть его там поштормит, покрутит вечность-другую, а мне хоть на душе спокойней станет, — рассказывала очередную историю Наамах, пытаясь создать вокруг себя шлейф всемогущества. Я ощутил на себе сполна, что значит не уметь пить. Формы и объём предметов хором говорили мне: «Ты маленько перебрал». Моя тошнота усилилась, и я, прикрыв рот рукой, поспешил выйти на улицу. Из меня вышел весь выпитый эль. Голова кружилась, я присел на колено. Как же дерьмово. Я больше никогда не буду пить. Взглянув на луну и вспомнив, что в Аасте она вообще-то живая, я решил с ней поговорить. — Чё смотришь, как дела? — спросил я с уверенностью в том, что она мне ответит. Луна гордо смотрела на меня свысока и молчала. Молчала. — Ты почему молчишь? Я с кем разговариваю? — пробубнил я, и меня снова потянуло очиститься. Во рту оставался неприятный сладковато-приторный вкус алкоголя и фруктов с примесью желудочного сока. — Ты в порядке, Константин? — выбежала ко мне смеющаяся Клементина. — Что с тобой? — Я… Мне… Немного перебрал… — выдавил я. У меня слезились глаза от рвоты, слюна была вязкой и противной. — Держи, вытрись, — подала мне голубой носовой платок волчица и присела рядом. — Мы собираемся уходить. Вечером здесь нам точно не место. — Ты можешь идти, я тут немного посижу. Клементина кивнула и скрылась в дверях таверны. Я снова поднял голову кверху. Мне было так плохо, меня всего выворачивало. Я не мог подняться, потому что всё моё тело шатало, будто корабль в морских волнах во время сильнейшего шторма. Но тут за стеной заведения послышался злобный рык Наамах. Я попытался встать на костыль, но меня только откинуло на некоторое расстояние в сторону. Сделав вторую попытку, я упал подбородком на деревянную перекладину костыля, а в третий раз я вскочил на ногу, хватаясь руками за воздух, как за поручни в метро, и поймал баланс. Не с первой попытки я нашёл и ручку двери, но наконец войдя в таверну, я увидел красочную картину. — Издохни, дьявольское отродье! — разносился громовой бас Наамах. — Чтоб вас всех…! Разъярённые бесы окружили её в кольцо, скаля гнилые клыки. Один из них, самый огромный и самый мерзкий, сжал кулак и твёрдым ударом снёс её с ног. Послышался глухой звук удара о стену, и дьяволица сползла на пол, склонив голову. Клементина, шатаясь, подбежала к ней, пытаясь привести её в сознание. — Клементина, сзади! — прокричал Мун, неумело формируя в руках блёклую энергетическую сферу, готовясь к магической атаке. Клементина увернулась от очередного удара, обращённого к ней. Наа вытерла кровь с губы кулаком, разглядывая её пьяным рассредоточенным взглядом. Она пыталась встать. Мун направил энергетический поток на беса, который уверенно надвигался к Клементине, но его неловкая сфера лишь немного задела чудовище, даже не сдвинув его с места. — Константин! Возьми меч! — провопил испуганный Мун. Я медленно доковылял до нашего стола и вынул меч из ножен. — Прочь от неё! — закричал я. Кларин носился по всей таверне с глазами полными ужаса. Он пытался позвать трактирщика на помощь, но тот был обыкновенным жителем Мидтена, он сам весь вечер прятался под стойкой, боясь гнева адских существ. Клементина завыла и зарычала, ей было горько за Наамах, она была готова разорвать в клочья любого, кто притронется к её подруге. Дьяволица потихоньку приходила в себя и поднималась на ноги, собирая все силы на бой, в её алых глазах пылала ярость, щёки налились жаром. Я поднял меч и замахнулся на демона, но промазал, рассекая воздух. — Ты на кого вздумал нападать, коротышка? — рявкнул демон, направляясь в мою сторону. Моё сердце замерло в ожидании конца. Он был огромен. Чем ближе он подходил ко мне, тем сильнее от него пахло дохлыми псами. Я бросил меч на пол и от страха вжался в плечи. Всё. Хотел умереть? Час настал. — Аа-аа! — Наамах с рёвом треснула его по затылку деревянной скамьёй. — Получай, чертила! Клементина рычала и кидалась на нескольких бесов сразу. Мун прямо-таки вошёл во вкус, он размахивал кулаками, попадая то в живот, то в грудь, то в шею, но этим только ещё больше злил наших врагов. Вокруг всё гремело, бились кружки с элем, и содержимое выливалось на трещащие доски, оставляя мокрый след с остатками пены. — Остановитесь! — провозгласил незнакомый мужской баритон. Я обернулся. Это был высокий молодой эльф, его передняя прядь длинных волос была заплетена в тонкую косу. Бледная прозрачная кожа, под которой виднелись кровеносные сосуды, острые уши, чёткий пронзительный взгляд. Он уверенно держал вытянутую руку, направляя её на демонов. — Я сказал, что вы должны остановиться! — повторил он, заметив, что никто не обратил внимания на его приказ. Хрясь! Наа проломила кому-то голову оружием, снятым со стены таверны. Клементина отчаянно кинула тяжёлый подсвечник в толпу бесов. В ход шли все подручные предметы, потасовка превратилась в пьяное кровавое месиво. Чьи-то копыта застучали позади меня. Я обернулся и увидел мелкого вонючего хрюнделя. От этого гада пасло так, что меня опять скрутила тошнота. Я втащил ему костылём по лбу, но в нос снова ударило тухлятиной, и желчь поднялась к моему горлу, но я ударил его ещё, целясь в глаза. Мелкий бес завизжал, как резаный поросёнок. Как жаль, что меня не вырвало на него! Он бы запомнил это надолго! Да чтоб он сдох вообще! Я вцепился мёртвой хваткой ему в шею и сжал пальцы у щитовидного хряща. Вены вздулись на руках, напряглось всё тело, я хотел задушить его, прикончить! Освободить Аасту хотя бы от одного ублюдка, от одного смрадного дерьма! Эльф не сказал больше ни слова, он закрыл глаза, пробормотав заклинание, и всё вокруг озарилось белым светом. По всей таверне разошлась энергетическая волна, сравнимая по мощности с сильнейшим взрывом. Я, ослеплённый вспышкой, зажмурился и прикрылся рукой, а когда белый шум перед глазами рассеялся, я взглянул на обеденный зал и… Все наши враги рассыпались на миллиарды крошечных частиц. Они исчезли, растворились в пространстве, на полу лишь лежали их шипы и некоторые доспехи. Столы и мебель были перевёрнуты, Клементина и Наамах стояли с пивными кружками в руках, Кларин сидел под столом, а Мун стоял в боевой стойке со сжатыми кулаками. — Фракталменус! — щёлкнул пальцами эльф. Стулья и столы поднялись в воздух и, переворачиваясь, встали на свои места, а я почувствовал, что опьянение куда-то улетучилось. — Я Валентин, — представился эльф. — От Чернокнижника. Наамах положила кружку и снова вытерла кровь, сочившуюся из губы. — Санацио, — спокойно и отчётливо проговорил Валентин. И рана тут же исцелилась. — О, господи, как же Вы вовремя! Я думала, что мы все здесь погибнем, — сказала волчица. — Вы восхищены? Чудно. А теперь нам пора. Оставьте этому бедолаге, — он указал на трактирщика. — Немного деньжат за причинённый моральный ущерб. *** — Просыпайся, вставай! Иди умываться и чистить зубы, — разбудила меня ночная медсестра. Свет больно слепил мне глаза, половину сказанных слов я не понимал. У меня в голове всё ещё дрались бесы в таверне. Я молча приподнялся с закрытыми глазами и, ненароком вспомнив о Ксении, начал этот ужасный день. — Давай-давай, я пошла других будить, — сказала она и подошла к соседней кровати, к Эмилю. Ты жив, ты в безопасности… Выдохни… Добрая часть пациентов ещё в полусне валялась под одеялом, но некоторые уже возвращались с полотенцами на плечах и свежими лицами. Прищурившись, я вгляделся в настенные часы, было всего полвосьмого утра. И вот зачем нас так рано разбудили? Можно было бы ещё поспать, завтрак же только в девять. И я упал обратно на кровать, пружины противно скрипнули. Моя борьба со сном могла бы затянуться на долгое время, если бы не повторяющиеся призывы к пробуждению со стороны ночной медсестры, маячившей вокруг меня всё это время. — Встаю, — недовольно протянул я. Я направился в уборную. Слева по коридору находились палаты, а справа были кабинеты для консультаций и процедур. В некоторых углах коридора стояли горшки с высокими растениями. Я зашёл в уборную, было очень непривычно среди такого количества людей. Открыв кран с холодной водой, я поднёс руки к струе и освежил лицо, придерживая постепенно теплеющие пальцы около глаз. — Доброе утро, Игорь хочет с тобой познакомиться, как тебя зовут? — подошёл ко мне парень с русыми волосами, собранными в хвост, касавшийся его лопаток. — Я Константин. Если этот Игорь так хочет завести со мной беседу, почему бы ему не подойти лично? — поинтересовался я, не особо горя желанием начинать с кем-либо переговоры. Утро выдалось не самым славным. — Игорь подошёл к тебе лично, он разговаривает с тобой сейчас, — сказал парень. — У тебя есть какие-нибудь претензии к мылу в душевой комнате? — Что? Что ты имеешь в виду? — нахмурился я в непонимании. — Пророк, не приставай к людям со своим мылом! — крикнула Аделя, которая расчёсывалась в коридоре. — Что ты сказала? Пророк? — переспросил я. — А он не напоминает тебе библейского персонажа с такими длиннющими волосами? У него даже стигматы есть на руках. Прижёг сигаретами. Дурак… — улыбнулась она. Я несколько по-иному представлял себе пророков. Без кариеса на зубах и без подросткового пушка над верхней губой. Да и как-то нехорошо, наверное, клички такие давать. В больнице ведь могут быть верующие. — Ла-адно, — я поспешил скрыться в коридоре — К мылу у меня претензий нет. Я спрятал руки за спиной, заметив, что на них уставилась Аделя. Мне было очень неприятно ловить на себе её взгляд, а рубашки у меня нет. Всё только больничное. — Костян! — послышался голос Эмиля у меня за спиной. — Не снились больше тебе оторванные ноги? — Если быть точным, отгрызанные. Ты знаешь, снились, но тебе вряд ли будет интересен этот бред, — предположил я. — Ну ты чё, конечно интересен. Пойдём, расскажешь, — улыбнулся он. Я подозвал его в дальний угол, где нас не было слышно, и наконец решился, глубоко вздохнув: «На самом деле, я не до конца понимаю, что со мной происходит. Со мной это случается будто наяву. Я вижу этих людей или существ, могу коснуться их, разговаривать с ними, и это не похоже на обыкновенный сон. Порой мне даже страшно представить себе, что это действительно может быть явью. Они говорят, что мой отец — дьявол, и что я должен спасти их мир от демонов». Эмиль нахмурился и с опаской немного отклонился назад. — То есть ты считаешь, что твои сны реальны? Типа вещие, да? — спросил он. — Нет, это совсем другое. Сон — это портал в Аасту, в их мир. А этот портал охраняют бесы, которые отгрызли мне ногу, — сказал я и замолчал, подумав о том, что выгляжу… Как больной шизофренией в его глазах. — Ну, это очень странно, — смутился он. — Теперь не только тебя пугают твои сны. — Ты веришь мне? Веришь, что они настоящие? Скажи, прошу, — взмолился я. — Верю, Костян… — Эмиль задумчиво почесал затылок. — Но ты бы обсудил это со своим врачом, приятель. — Нет, ты не понимаешь, ты думаешь, что я сошёл с ума, — расстроился я. — Это не так. — Ладно, не переживай. Так ты хочешь избавиться от этих снов или они нравятся тебе? — Я… Я не знаю. Я подозреваю, что последствия могут быть не такими весёлыми, как кажется. Клементина, девушка-волчица, сказала, что я могу умереть или свихнуться, если я вдруг погибну там, в Аасте, — размышлял я. — Я был бы даже рад, если бы я просто умер, но сойти с ума, оставив на плечах врачей или родителей свой искалеченный разум… Это позорно. — Это не позорно. Но ты прав, быть сумасшедшим хуже, чем быть мёртвым. Возможно, именно поэтому люди с высокой тревожностью, психотическими вспышками или другими ментальными патологиями часто сводят счёты с жизнью. Это невыносимо, когда ты не понимаешь, наступит ли когда-нибудь конец твоим страданиям, перестанет ли тебя истязать тяжёлая депрессия, покинет ли однажды тревога. Ты просто существуешь, уже не надеясь на счастье, стараешься не выпрыгнуть в окно на фоне аффекта. Я понимаю тебя и понимаю их. Это очень тяжело. Я просто хочу сказать, что ты стал для меня близким человеком за это непродолжительное время. Я слишком быстро привязываюсь к людям. Мне интересно общаться с тобой. И не заморачивайся с этими твоими видениями. Таблетки всё исправят.