Свобода на улицах Готэма

Холодный ночной воздух наполняет легкие, холодит щеки даже сквозь слой грима, ерошит отросшие с Аркхэма зеленые волосы. Здесь, на крышах большого города всегда так холодно и так близки звезды, которые прячутся за светом неоновых огней. Босые ноги быстро переступают по настилу, сами собой избегая острых стеклянных осколков. Толчок. Сердце наполняет полет, поднимается откуда-то снизу легких и устремляется выше, когда тело начинает падать, захлестывает горло и срывается с губ смешком. Внизу на долю секунды проносится далекая-далекая улица, игрушечные микро-машинки, которые замерли в светофорном заторе, а другие несутся куда-то по своим сумасшедшим делам. Приземление на следующую крышу. Два шага гасят инерцию прыжка. Бег продолжается. Без оглядки. Без остановки. Сердце знает, чувствует, ликует от ощущения чужого присутствия за спиной. Родного присутствия. Его присутствия. Джокеру не нужно оборачиваться, чтобы видеть черную тень, не нужно прислушиваться, чтобы слышать невесомо-тяжелые шаги, не нужно дышать, чтобы чувствовать ночной тревожно-живой кожисто-летучий запах. Все это и так окружает его, догоняет, наполняет, несет вперед. Просит замереть и не останавливаться одновременно. И Джокер бежит дальше - не раздумывая, не останавливаясь перед очередным прыжком, отдаваясь безумно-сладкому ощущению погони, которое сродни чувству давно известного тебе танца. Танца на крышах Готэма. *** Но вот очередная улица слишком широкая. Прыжок слишком долгий. Смешок превращается в безудержно льющийся поток, который невозможно остановить, даже когда сам Джокер замирает и оборачивается назад. На той стороне из теней возникает такая знакомая, до боли в самой безумной сути, до рези об осколки памяти, фигура. Джокер весь сжимается где-то внутри, не шевелясь, и одновременно полностью устремившись к Бэтмену через взгляд и разливающийся по крыше смех. А потом счастливо раскидывает руки, словно приглашая Мыша прыгнуть ему в объятия. Бэтмен тяжело-грациозно прыгает через широкую улицу Готэма, взмахивая плащом, словно крыльями летучей мыши. Но Джокер уже разворачивается и бежит дальше. *** Теперь их погоню сопровождает смех, льющийся словно с той, внутренней, грани безумия. Окружает, захлестывает, несет на себе подобно попутному ветру. И окружает, обнимает защитой от уже наполняющих воздух мышиных теней, шороха крыльев, смешанный с шелестом плаща. Смех заглушает звонкие шлепки босых ног и почти беззвучный топот ботинок с мягкой подошвой. В какой-то миг Джокер поскальзывается в небольшой луже после недавнего дождя. Нога сбивает ногу. Он летит вперед неловким кувырком, разбивая в кровь костяшки пальцев, катится пока не ударяется о парапет. И тут же встает, неверно держась на ногах, еще оглушенный падением, которое сбило смех, сейчас толпящийся за его зубами и разбитой в кровь губой. Темная тень плаща опадает вокруг Летучей фигуры, только что приземлившейся на эту крышу. Во внезапной темноте шаги ботинок звучат отчетливо беззвучно. Джокер хихикает и ловит смех ладонью, пытаясь затолкать его обратно, но тот уже льется из глаз, сотрясая ресницы, подтекая каплями расплавленного грима. *** Пистолет оказывается в руке сам собой, словно выпал из ниоткуда. Он сам не знал о его существовании до этой секунды. Или знал и забыл. Рука вскидывается словно независимо от него. Он держит смех, а не руку. Бах! Тень прижимается к крыше, плавно-тягуче накрываясь плащом, растекаясь и группируясь дальше. Черная перчатка обхватывает бледное запястье, вскидывая вверх пистолет с флажком - "I (***) U". Смех срывается с губ неудержимым потоком и течет вниз - к его ногам, на крышу, на город. Джокер устремляется вверх и вперед, прочь от льющегося вниз смеха, ближе к украшенному маской лицу, к родному запаху, знакомому ощущению силы и защиты. - Бэтс! Стальная хватка черной перчатки выворачивает руку, прежде чем он коснулся пальцами второй его груди. То ли хруст, то ли скрип тонет во все еще льющемся смехе. Но сам Джокер выворачивается следом за рукой. Прижимаясь плечом к сильной груди. В безумие смеха смешиваются счастливые отголоски. Голова запрокидывается, глаза заглядывают в узкую щель черной темноты под маской, не ища ответа, но устремляясь в родную ЕМУ тьму. Босые ноги отталкиваются от крыши, рука выворачивается под невозможным углом, нос тычется в уголок маски, вдыхая единственный в своем роде аромат живой тьмы. В следующий миг Джокера опутывает плащ, обхватывая тягучими волнами, в которых тонешь, из которых невозможно выбраться, которые подвластны только своему повелителю и несут погибель для остальных. Джокер падает в них. В них и в смех. Сейчас бесконечно долго. Вечно. Позволяя появившимся из этой тьмы сильным рукам подхватить его, удержать, поймать. - Тебе пора возвращаться. Тихий нечеловеческий голос перекрывает для Джокера все - и собственный снова хлынувший смех, и звучавшие где-то далеко внизу сирены машин.