Бездна

— Чудесный день, не так ли? — растягивая гласные, пропела Хель. — Погода прекрасная, да и наконец-то Один ушёл. Прискорбно, что его жалкая душонка сумела попасть в Вальгаллу, а не ко мне… — Не смей порочить память Всеотца своими гнусными речами, — Тор подался вперед, всё ещё ослепленный эмоциями, но я предусмотрительно придержал его за плечо. — Тебе и вечности не хватит, чтобы достичь и малой части величия Одина. Хель бесцветно рассмеялась, а по моей спине пробежал предательский холодок. В раздающемся смехе не было ни капли жизни, как в темных глазах, наполовину сгнившем лице, острой улыбке. Учтивость Хель являлась ничем иным, как фальшивой маской, что хорошенько прятала под собой могилу с вечно смердящим трупом. И я опасался, что любое неверно брошенное слово могло с легкостью развеять призрачную вежливость и вскрыть настоящий кошмар. — О, какая преданность… Похвально, — владычица царства мертвых похлопала в ладоши. — Надеюсь, дражайший отец успел поделиться своим главным секретом прежде, чем отдал себя Мирозданию? Или по старой привычке сказал многое, но совершенно пустое? — Мы не собираемся обсуждать с тобой наши дела с Всеотцом. Отправляйся обратно в свое царство, Хель, — прогрохотал Тор, воинственно выставив молот перед собой. — По-хорошему. — Братец, ты совершенно не умеешь договариваться с людьми, — женщина скучающе осмотрела длинные ногти на костлявой правой руке. — Тебе уже не одна сотня лет, а твоя логика застряла в категориях. Нужно мыслить шире, масштабнее. — А у тебя, судя по всему, мышление достаточно живое, — я не удержался от колкости в адрес Хель, за что тут же был вознагражден недовольным взглядом. Тонкие губы хотели были изогнуться в очередной улыбке, но получилось скверно: они дернулись, приоткрывая зубы нездорового желто-красноватого цвета, и замерли. Их владелица будто вспомнила, что на утёсе, помимо Тора, находился и я. Чернота глаз Хель прожигала меня насквозь, но тихий, уверенный голос в голове настойчиво твердил о крепости духа. Я должен был быть сильным, я должен был смотреть без страха в лицо смерти — и я был, и я смотрел. — Пока никто не жаловался, — ответ женщины звучал по-простому, хоть и словах присутствовало напряжение. — Едва ли кому-то в здравом уме захотелось выразить недовольство владычице Хельхейма, — я криво ухмыльнулся. Хель наклонила голову на бок, явно забавляясь моим ответом. На ее бело-темном лице появилась маска мнимого веселья, а темные бесстрастные очи впились пиявками в мой лик. Я как можно сильнее тянул время и неожиданно, будучи прикованным взором к Хели, с тревогой осознал, что она раскусила мою игру. — Верно. Нетерпеливо переступая с ноги на ногу, Тор справа от меня нервничал. Его огромная рука всё крепче и крепче сжимал Мьёльнир, и будь молот мягче, на рукояти отчетливо отпечатался бы след мужских пальцев. Состояние брата меня взволновало. Хель не входила в число легких противников, и с ней необходимо было действовать уверенно и четко — Тор же стремительно расклеивался. Внезапный уход Одина, как и неожиданное, оглушающее признание, выбило из-под могучего Бога Грома всю твердь и всадило копье в основу его убеждений. Как стекло, она покрывалась паутинкой разломов и медленно крошилась, а вместе ней готова была рухнуть и вера Тора. И это не могло не пугать. Что стало с моим упертым, излишне самоуверенным братцем-воином? Куда делась его решительность? Вопрос один за одним всплывали у меня в голове, как внезапно я кое-что понял. Тор потерял источник храбрости, ему не было за что биться. Всё, чем раньше он оправдывал свой героизм, растворилось в прахе. Сначала Тор совершал подвиги во славу Асгарда, желая быть царем-легендой, — в итоге от трона он отказался. Потом его желание биться было продиктовано стремлением защитить Фригг, оставшуюся одну после раскола в нашей семье, — совсем скоро она погибла. Тор ввязывался в конфликты ради новых друзей, Мстителей — но и они разбежались. Видя, что Всеотец стал угасать в своей божественной сущности, брат не мог не оградить и его от невзгод — и вот Один ушел. Тор не стал бы воевать за меня — скорее, против, чего тут лукавить — ибо прекрасно ведал, что я в силах защитить себя сам. Мне сражаться было за кого, и я сражался уже давно, даже будучи без магии и находясь в низшей точке жизни. Да и до встречи со своей знакомой незнакомкой я стремился к вершинам ради себя, потому что больше другого и не было. Тор обладал многим, но не тесной связью с самим собой. Поэтому потеряв то самое многое, он думал, что невероятно обнищал, когда на самом деле его богатство заключалось в том, что он просто был. И ложная вера в отсутствие чего-то стоящего подводило моего брата, стоящего перед ликом смерти. Последние напутствующие слова Всеотца обрели горький смысл: чтобы не проиграть бывшей владелице Мьёльнира, требовались уверенность и твердая рука. А Тор сыпался на моих глазах, будто песочный замок на шквальном ветру, и мне ничего не оставалось, как защитить аса. Кто бы защитил меня… Мысленно усмехнувшись самому себе, я вновь обратил внимание на Хель. Несмотря на расслабленность, она выражала само величие одной лишь позой. Но безобразность ее облика портило общее впечатление и внушало только отвращение или страх — и, думаю, Хель полностью устраивал такой порядок дел. — Тем не менее, — я продолжил разговор. — Мой брат прав: возвращайся к себе в царство. Твоя ссылка была предрешена Одином Всеотцом, и я не отменю ее. — О, государь, не прогоняй меня и не серчай, — хоть и на лице Хель засияла широкая улыбка, в темных глазах была видна лишь откровенная злоба. — Я лишь пришла за тем, что мне суждено еще с рождения. Я хочу свой трон. — Хм, а кто-то, совсем обезумев, пробрался в Хельхейм и украл престол царства мертвых? — я принял задумчивое выражение лица, потерев подбородок. — Ха! — смешок женщины прозвучал резко, как воронье карканье. — Чувство юмора никогда не было чертой Одина, и откуда оно тебе передалось? Неужели мертвая царица понатаскала в этом искусстве, м? — Хель вздернула подбородок вверх, буравя меня взглядом. — О, да, это точно была Фригг. Ну, хоть какую-то пользу принесла эта доморощенная ведьма. Кровь забурлила в моих жилах, а в груди надулся шар гнева. Кончики пальцев болезненно закололо — магия внутри меня всколыхнулась с подачи эмоций, готовясь вырваться наружу в любой момент. Осквернение памяти Фригг воспринималось мной чрезмерно близко к сердцу, буквально как личное оскорбление. Первой реакцией логичнее всего казалось нападение, но тут, перебирая в голове атакующие заклятья, я внезапно остановил себя. Меня словно окатило ледяной водой, и я невольно замер. Хель, разумеется, знала, насколько Фригг была дорога мне, — спасибо её шпионам в Асгарде, чье присутствие мы обнаружили не так давно — и подбирала слова умышленно, желая надавить на самое больное. — Соглашусь, юмор в число талантов Всеотца никогда не входил, — я, широко улыбаясь, несмотря на клокочущий гнев, развел руками. — Но иногда и ему удавалось смешить. По лицу владычицы Хельхейма стремительно проскочила тень разочарования. Она была слишком уверена, что слова подали точно в цель, и моя спокойная реакция выбивалась из ее ожиданий. — Как жаль, — промолвила Хель, растягивая каждую главную в своей излюбленной манере. — Я думала, что мой комментарий… — Умолкни! — совершенно неожиданно раздался разъяренный вопль, заставив женщину замолчать. — Закрой свой поганый рот! Проклятье. Думая о своей реакции, я и позабыл, что находился не один на этом треклятом утёсе. Я удерживал себя в руках, но при этом упустил Тора. Ошибка могла оказаться — если не уже оказалась — критичной: стремительно ухудшающее состояние моего брата сделало его пороховой бочкой, которая взорвалась мгновением ранее. У Хель моментально сменилось несколько эмоций — от недоумения и неверия до злорадного ликования. Судя по ее живой реакции, она также подзабыла о Боге Грома, концентрируя словесный яд на достойном оппоненте в лице меня. Однако желание хорошенько сцепиться языками ослепило хладнокровный расчет. На месте Хель я бы целился в слабейшее звено цепи сразу, но в любом случае удар удачно пролетел от меня рикошетом куда нужно. — Как некультурно… — владычица Хельхейма предостерегающее цокнула языком. — Где твои манеры, братец? — Я тебе не братец, — взревел Тор, а в его глазах расплескалась жгучая ненависть, которую я никогда не видел прежде. — Отказываешься от родственных связей? — Хель наигранно всплеснула руками, изображая шок. — Ну, ладно, — она стерла невидимую слезинку с синей щеки, и тут ее лицо ожесточилось. — Тогда на колени. Оба. Я опешил. — Прошу прощения? — только и удалось мне спросить. — Неясно выразилась? — верхняя губа женщины приподнялась в презрительной гримасе, оголяя желтые зубы. — На колени перед своей царицей. — У Асгарда есть правители, и ты не входишь в их число. Один Всеотец лишил тебя права наследницы, — прогрохотал Тор и предупреждающе крутанул молот в руке. Хель заметно помрачнела, услышав ремарку, и сквозь стиснутые зубы прошипела как змея. Магия, зависшая в воздухе, тревожно задрожала, вызывая у меня дискомфорт. Хоть этого и не было видно, я чувствовал, что источник возмущения энергии находился напротив: злоба Хель бурлила неистовее и разбивала ее самоконтроль. Подобная реакция поразила меня и приоткрыла дверь в закрытую крепость души правительницы мира мертвых. Хель притворялась. Обмануть Бога Лжи удается немногим, и моя новоявленная сестра не сумела войти в этот круг исключительных лиц. Однако я не мог не отметить, что ее игра действительно оказалась стоящей. Столь превосходно контролировать эмоции на лице не каждый сумел бы. Хель виртуозно играла свою роль, подобно музыканту, ловко перебирающему струны инструмента. Но иногда струны рвутся, и звучание скатывается в фальшь — именно в этот момент я и наблюдал падение владычицы Хельхейма. Возможно, сказывалась многовековая усталость, возможно, проблема была в нетерпеливости, но что бы ни случилось, Хель вышла из себя. И только Мироздание знало, к чему могло привести ее недовольство. — Трон Асгарда мой по праву крови, по праву рождения, — женщина оскалилась. — Высшие силы тому свидетели, и даже Один не сумел оспорить истинные устои. — Он уже оспорил, — возразил Тор. — И ты ничего с этим поделать не сможешь. — Слишком ты самоуверен, братец, — едко протянула Хель, и губы дернулись в блеклом подобии ухмылки. — Много бравады, мало действий. Ты так веришь в Одина, в его святость и мудрость, но скажи мне, о, могучий Тор, отвечал ли он тебе взаимностью? Долгие года Всеотец уверял, что именно ты — будущий царь, первый наследник его рода. Но вот на деле ты далеко не первый отпрыск Одина, да и царем ты не стал, — мертвецкие черные глаза буравили взглядом Бога Грома, чье лицо не выражало ничего, кроме тоски. — К чему бороться за глупые убеждения почившего старика? — Твой язык не способен ни на что, кроме желчи. Мне жаль тебя, но мое отвращение к тебе намного сильнее, — жестко ответил Тор. — Пора покончить с этим, — заключил он и бросил Мьёльнир вперед. Я ничего не успел сделать. Всё произошло за какие-то считанные доли секунды, и мне не хватило буквально мгновения, чтобы остановить аса. Осознание подошло резко, окатив прохладной волной с головы до ног. И без того напряженный воздух опять сотрясла рябь, но уже другого сорта: так чувствовалась фатальная ошибка. Не следовало нападать на нее первыми, однако всё оказалось слишком поздно. Молот, разрезая солоноватый воздух, летел прямиком в Хель. Я сражался с Тором не первый век — как бок о бок, так и против — и прекрасно знал, на что был способен самый могучий воин Асгарда. Он всегда бил крепко, прикладывая в каждый удар без исключения всю свою безграничную силу. Этот бросок Мьёльнира оказался не таким как обычно: в нем сконцентрировались слепой гнев, жгучая непримиримость и желание поразить наповал. Полет источал смерть, но возможно ли было убить уже мертвого? Молот стремительно сокращал расстояние до цели, и оставались буквально ничтожные мгновения перед тем, как произойдет столкновение. Видя всю серьезность атаки, я приготовился к последствиям: если при обычных бросках Мьёльнир выбрасывал невероятное количество энергии, то что говорить о текущем нападении. Металлический звук раздавался в воздухе, сердечный ритм отзывался в ушах — сам того не ведая, я чувствовал странное беспокойство. Однако откуда возникло это чувство, если я был готов к грядущему удару? И… удара не последовало. Хель, не сдвинувшись с места, стояла с еле заметной улыбкой, а ее правая, вытянутая вперед рука спокойно удерживала Мьёльнир. Сам молот, не достигнув цели, дрожал и брыкался, но бледные длинные пальцы-когти крепко удерживали легендарное оружие Асгарда. — Невозможно… — не веря собственным глазам, прошептал Тор. Хель, чья улыбка превратилась в волчий оскал, выглядела довольной собой. — Дорогой, для меня нет ничего невозможного, — только и ответила она и сжала пальцы. Серебристый металл тревожно зазвенел, и по нему стремительно расползались трещины. В воздухе вокруг молота, шипя и искрясь, заплясали яркие белые молнии, неприятно запахло чем-то жженым. Невольно делая шаг вперед, Тор по зову сердца хотел ринуться к женщине, но я схватил его за кисть. Как оказалось, вовремя: трещины на молоте стали глубже, и металл кусками разлетелся по сторонам. Взрывная волна с огромной силой врезалась в нас — к счастью, мы сумели устоять на ногах. От хлопка немного зазвенело в ушах, но это было меньшее из наших бед. Остатки Мьёльнира упали на землю, серыми пятнами контрастируя с зеленым ковром травы. А Хель, довольно скалясь, провела по волосам — на голове мгновенно образовался черный устрашающий шлем с изогнутыми шипами. Резкого взмаха было достаточно, чтобы в ее руках появились зачарованные обсидиановые мечи. Теперь разыгрывался ход в партии со стороны владычицы мертвых. Хель медленным, кошачьим шагом двинулась навстречу к нам. Я лихорадочно прикидывал варианты защиты, однако если она играючи разрушила молот, то насколько бы сработали против нее мои кинжалы и обезоруженные руки Тора? Мы оказались в ловушке, и искать выход нужно было быстро: с каждым шагом смерть становилась всё ближе и ближе. Стоило ли нанести предубеждающий удар? Тор уже потерпел здесь неудачу. Попробовать выставить щит? О, нет, Хель озлобилась настолько, что в порыве чувств она бы легко пробила даже самое мощное заклятье. Сбежать? Позорно, но способно выиграть время. Однако куда? Оценив неприглядные направления распутья нашей судьбы, я собрался духом и решил. — Хеймдалль! — громко воззвал я к стражу Радужного моста. — Локи, нет! Крик Тора был полон отчаяния, но ничего изменить он не мог. С неба ударил цветной столб энергии, и я, предусмотрительно толкнув брата в портал первым, отправился вслед за ним. Радужной мост нес нас стремительно вверх, и я мысленно молил Мироздание, чтобы мы оказались быстрее в Асгарде. Обычно телепортация была практически моментальной, но в этот раз она тянулась насколько медленно, что я уже был готов закричать от бессильной злобы. Оставалась надежда на Хеймдалля, который увидел нападение Хель и оповестил эйнхериев о скорой атаке на Асгард. А пока переход пестрел яркими красками, и мы с Тором были в полной власти Радужного моста. Откуда-то снизу донеслось сдавленное рычание, и я невольно опустил голову. Мои глаза мгновенно сцепились взглядом с парой мертвых очей: владычица Хельхейма успела прыгнуть в портал и стремительно нагоняла нас. Уши заложило от слишком резкого перехода по Радужному мосту, но я прекрасно услышал свирепый вскрик Хель. Лицо женщины исказила настолько страшная гримаса, что на него нельзя было взглянуть без отвращения. Резко махнув рукой вперед, Хель выпустила поочередно несколько острых черных клинков — один просвистел мимо и растворился в цветном сиянии Радужного моста. А вот второй… Он не задел бы меня, но точно угодил в безоружного Тора, идущего по проходу впереди нас. Нисколько не колебавшись, я выставил щит — клинок врезался в преграду и разорвал заклятье в клочья. Ударная волна настигла меня спустя мгновение, отбросив за пределы открытого Радужного моста. Первым, что я ощутил, была острая боль, а за ней нахлынула гнетущая тьма, и реальность ускользнула из моего восприятия. Я лишился чувств. Далее, что логично, было забытье во тьме с последующим приземлением на Сакаар. Вылазка в Мидгард, которая вначале казалась просто опасной, вылилась в настоящую катастрофу: Один Всеотец покинул мир живых, Хель вылезла из мира мертвых, а я очутился на отшибе Вселенной посреди гор мусора. Волшебно, просто волшебно. Поднявшись на ноги, я заставил себя через силу потянуться. Тело ныло после падения, и это нисколько не было мне на руку в окружении чужого, незнакомого мира. После растягивания мышцах я ощутил приятное тепло, которое притупило болезненные ощущения. Оставшись удовлетворенным результатом, я отстегнул свой зеленый плащ с плеч и принялся над ним колдовать. В мирах, скудных на магию, применять ее не шибко приятно: она ершится, с натугом идет сквозь пальцы, словно повороты ключа в ржавой замочной скважине. Очевидно, что с большим опытом в колдовстве подобная неприязнь вызывает ничего, кроме раздраженного вздоха. Хорошая практика позволяет сходу творить магию, несмотря на ее малочисленность вокруг. Однако здесь, на Сакааре, даже долгие годы тренировок не несли пользу. Пальцы неприятно кололо, словно тысячи иголок впивались мне в кожу, а заклинание неторопливо принимало нужную форму. Зеленая ткань темнела — хоть и чересчур медленно — и удлинялась. Когда обычная накидка превратилась в плащ с капюшоном, мои руки полыхали огнем. Я прислонил ладони к прохладному металлу доспеха, унимая боль, и безрадостно подумал, что пребывание на Сакааре оказалось намного хуже, чем показалось на первый взгляд. Однако когда дорога бывала легка для меня? Надев плащ, я накинул капюшон на голову и устремился в сторону города. Так начался очередной мой путь. Сакаар бурлил жизнью, и это оказалось мне только на руку. Среди толпы легко было затеряться, и в гуще разномастных личностей никто не обратил внимание на одинокую фигуру в плаще-накидке. Да и чего таить: на Сакааре процветали преступные дела, так что в этом мире подозрительных лиц хватало. Местные жители уже привыкли к таким порядкам вещей, ни за кем не следили или вообще сами проворачивали тёмные вещи. Моей первой целью было добраться до города, где я сумел бы узнать свежие новости мира. Слоняясь по улицам, пробираясь через барахолки и рынки, останавливаясь под окнами баров, я собирал по крупицам ценнейшую информацию. Так, я потратил несколько часов исследований и выяснил несколько моментов. Во-первых, все ресурсы Сакаара были монополизированы правителем мира — Грандмастером. Во-вторых, только Грандмастер разрешал покинуть планету, владея всеми космическими кораблями. В-третьих, все подчинялись только Грандмастеру, и даже местная элита имела крохи власти на Сакааре. И отсюда я выяснил одно: мой путь вёл напрямую к Грандмастеру, потому что только с его помощью я бы мог покинуть планету. Однако почему не было других выходов? Да, я умело находил тропы между мирами, а создание порталов поддавалось мне невероятно легко спустя века магической практики. И чего таить, я был женат на королеве мира, напрямую связанного с волшебными зеркалами, — достаточно одного моего клича, чтобы проход открылся через зазеркалье. В теории я обладал многими возможностями, а в реальности ситуация оказалась паршивой. Сакаар являлся ничем иным, как вселенской свалкой, и Мироздание постаралось, создавая этот чудесный уголок. Троп не было. Совершенно никаких. Через червоточины на Сакаар попадали нерадивые странники, как я, и прочий ненужный хлам, и это было путешествие в один конец. Из-за ничтожного количество магии, которым обладала планета, портал удалось бы открыть до ближайшего мира, но никак не до дома. Сил бы это затратило немало, и вряд ли мне хватило их для создания прохода уже в Асгард. Единственный вариант — использование артефакта: с его ресурсом я бы не потратил собственные силы, и путь с пересадкой был бы не таким фатальным. Однако Сакаар не обладал подобными магическими усилителями. Зазеркалье могло бы стать моим спасением. Хоть оно и не подчинилось моей воле, я бы передал весточку магу льда или обратился за советом к собственному отражению. Но и в этом случае судьба решила надо мной злобно пошутить: в Сакааре не было зеркал. По крайней мере, целых. Богатство мира заключилась в разнообразии мусора, и почти все вещи здесь были далеки от совершенства и идеального состояния. Даже космические корабли собирались из того, что жители могли найти на свалке, и работали зачастую на чистейшей удаче. Легко было догадаться, что если зеркала и попадали сюда через червоточины, то быстро разбивались о землю. Кто-то пытался чинить их, но это не удавалось: осколки могли разлететься далеко от места падения, а подбор похожих кусков занимал слишком много времени. Не имея зеркал, народ Сакаара решил проблему с помощью технологий. Использование камер и проекций позволило жителям видеть собственные отражения. Бесспорно, я всегда уважал проявление смекалки и ума, но, увы, этот случай стал для меня самой настоящей занозой. Я застрял здесь. Очень серьезно. Я не мог покинуть планету с помощью магии. Я не имел возможности позвать на помощь кого-то другого. Спустя стольких лет я опять сорвался вниз, в бездну, и очутился в совершенно незнакомом для меня месте. Однако я уже не тот Локи, который упал с Радужного моста и начал новый путь в Земле Безмятежности. Я давно не раздавленный страхами принц, никчемный лжецарь Асгарда, потерянный трикстер, завистливый младший брат громовержца, ненавидящий себя ётун. Мне известно, кто я, а свою сущность я мужественно принял. Мой путь опять отмечен знаком одиночества, но меня это нисколечко не страшит. Я всё преодолею, потому что мне есть за что бороться. Передо мной возвышалась грандиозная обитель Грандмастера, и я, ничуть не мешкая, направился ко входу. Новая партия началась.